***
Дома. Он вернулся домой. Туда, где его ждали. Самое лучшее место на свете. Бинхэ уже переоделся в чистое зеленое ханьфу, волосы были стянуты лентой в цвет одежды. Он шел по дорожкам горы Цинцзин, ища глазами учителя. Когда Шэнь Цинцю не оказалось в бамбуковом домике, ученик запаниковал. Разве в это время учитель не должен быть у себя? Бинхэ, чуть ли не бегом поспешил проверять все известные ему места. Шицзуня нигде не было. Но зато он столкнулся с Нин Инъин. Она очень обрадовалась ему и едва не бросилась на шею, но Бинхэ поспешил осадить девушку. — Шицзе, я не могу найти учителя! Где он сейчас? — А-Ло, пойдем, — сестрица взяла его за руку и куда-то потащила. От волнения Бинхэ не вырвал руку и дал себя вести. Они остановились на ровном плато. С края обрыва открывался впечатляющий вид на городок у подножия горы. — Он сейчас на совете горных лордов. Уже скоро вернется. И только она это сказала, как в небе показались маленькие точки, которые быстро приближались. Бинхэ не терпелось запрыгнуть на меч и полететь на встречу. Он еле сдержался, чтобы так не сделать, его остановило лишь обещание учителю быть сдержаннее на людях. Но ровно стоять и ждать Бинхэ тоже не мог и радостно замахал рукой, широко улыбаясь. Едва Шэнь Цинцю подлетел ближе, стало видно, что его губы тоже растянулись в улыбке, которую он пытался спрятать за неизменным веером. Сзади летел Лю Цингэ с сердитым выражением лица и Юэ Цинъюань. Похоже, у них был серьезный разговор, раз даже после собрания эти двое сопровождали учителя. Когда все приземлились, Шэнь Цинцю, вопреки правилам приличия, оставил лордов позади и сделал несколько шагов на встречу Бинхэ. Ученик понял, что ему все можно и, больше не сдерживаясь, побежал к шицзуню и чуть не сбил с ног. От их столкновения Шэнь Цинцю покачнулся, но Бинхэ крепко схватил его и не дал упасть. Руки ученика так и остались на талии учителя, крепко сжимая худое тело. Бинхэ с упоением прижался лицом к груди шицзуня, вдыхая родной запах. Шэнь Цинцю не только позволил ему это, но и сам зарылся рукой в непослушные волосы ученика и гладил его по голове. За их спинами недовольно зашипел Лю Цингэ. От чего Шэнь Цинцю будто очнулся и легонько стукнул ученика веером по голове. — Бинхэ, мы не виделись всего пару дней, а ты так сжимаешь мои кости, будто прошла вечность. Отпусти уже этого учителя. Ученик недовольно выдохнул, но подчинился. У них еще будет время все наверстать. Потом нагнулся к шицзуню и клюнул его в щеку, не позволяя себе большего. — Как ты себя ведешь, животное! Это же твой учитель! — раздался грубый голос Лю Цингэ. Бог войны подошел к ним и потянулся рукой, будто собираясь оттащить Бинхэ за волосы. Но Шэнь Цинцю ударил его веером по ладони и развернулся так, чтобы юноша оказался у него за спиной. — Это мой ученик, шиди. Не смей его трогать, — голос был непреклонен, в нем звенел металл. Казалось, если понадобится, шицзунь возьмет в руки меч и вонзит лезвие в любого, кто попытается их разлучить. Бинхэ почувствовал, как внутри разлилось тепло от этих слов. Учитель на его стороне. Всегда. — Заведи себе своего и воспитывай, как хочешь, — договорил Шэнь Цинцю. Лю Цингэ весь красный стоял и хватал ртом воздух, не находясь с ответом. Шэнь Цинцю грациозной походкой пошел прочь, не оглядываясь. Бросив самодовольный взгляд на шишу, Бинхэ поспешил вслед за учителем. Догнав его, он потянулся рукой к ладони шицзуня и сжал ее. Его руку сжали в ответ. Крепко. И хотя длинные зеленые рукава скрывали от всех людей их переплетенные пальцы, но ткань не могла утаить сам жест. Бинхэ боготворил эти рукава. Когда он был младше, он не единожды брал одежду для стирки, а сам вместо этого бесстыдно зарывался лицом в пропахшую шицзунем одежду и мастурбировал, стирая пальцы до мозолей.***
Они вошли в бамбуковый домик и закрыли дверь, Бинхэ снова прижался к учителю. Тот притворно вздохнул, смирившись с прилипчивостью ученика, и прижал к себе. Когда рука шицзуня невесомо коснулась лица Бинхэ, последний замер и поднял голову. Теплые губы легко дотронулись его губ. В это мгновение счастье наполнило Бинхэ, он готов был расплакаться. Шицзунь был с ним. Шицзунь принял его. Глаза учителя смотрели на него с заботой и любовью. С таким теплом. Они оба улыбались. И Бинхэ снова поймал шицзуня в объятия. Соединившись, они простояли долгое время. Бинхэ, думал, что никогда не сможет выпустить учителя из рук. Уютную тишину нарушил мелодичный голос Шэнь Цинцю: — Бинхэ, ты не хочешь умыться с дороги? — А шицзунь? Пойдет со мной? Когда Шэнь Цинцю согласно кивнул, Бинхэ отпустил его из рук и в приподнятом настроении пошел собирать принадлежности для омовения. На самом деле, он уже умылся, так как не смел бы показаться учителю в грязи и пыли. Но не мог упустить возможности побыть наедине в особенной атмосфере. Вскоре они добрались до горячего источника. Это был уединенный пруд, личное место лорда Цинцзин; обычным ученикам вход сюда был воспрещен. Ло Бинхэ привычными движениями помог учителю раздеться и аккуратно сложил одежду. После одобряющего кивка Шэнь Цинцю он разделся сам. Шицзунь уже с наслаждением сидел в воде. Бинхэ взял губку и мыльные шарики и вошел в воду. Учитель всегда так довольно улыбался, когда ему мыли голову, что от одного вида его улыбки, ученик сходил с ума. Бинхэ очень любил умываться с учителем. После себя Шэнь Цинцю помог умыться ученику. И они оба свежие и обновленные наслаждались теплой водой. Бинхэ посадил шицзуня к себе на колени, и тот разгоряченный и расслабленный прислонился к нему. Так доверчиво и открыто. Бинхэ аккуратно коснулся спины шицзуня. — Учитель, можно? Шэнь Цинцю не ответил, но подался касаниям навстречу. Приняв его молчаливое согласие, Бинхэ потянулся рукой за флаконом с маслом, который предусмотрительно оставил поблизости, и густо налил себе на пальцы. Чистой рукой перекинул длинные влажные пряди со спины на грудь учителя и принялся массировать, втирая ароматную эссенцию в открывшееся тело. Шицзунь никогда не говорил, но Бинхэ знал, что учитель обожает массаж. Он с нескрываемым наслаждением встречал каждое прикосновение. Руки Бинхэ свободно гуляли по разморенному телу. Шицзунь был такой доступный. Такой открытый перед ним. Такой искренний, без всякого стеснения принимал ласку. Бинхэ поддался чувствам и застонал «шицзунь», наваливаясь грудью на спину Шэнь Цинцю, обвивая его талию руками, вдыхая родной запах. Когда пальцы замкнулись в замок на животе учителя, Бинхэ почувствовал, как что-то твердое, большое и гладкое коснулось его пальцев. Учитель уже возбужден? Учитель так тосковал по нему? Бинхэ заглянул через плечо и посмотрел вниз. Аккуратный пенис величественно возвышался. Бинхэ закусил губу. Шэнь Цинцю ласково коснулся его лица, развернул к себе и поцеловал. Ученик подался навстречу и с готовностью ответил. Они с упоением исследовали рты друг друга, цепляясь и толкаясь языками. Бинхэ был так счастлив, крепко сжимая в объятиях дорого человека. Он не закрыл глаза, не мог оторвать взгляда от прекрасного лица. Наблюдал, с какой самоотдачей учитель целовал его, как дрожали его ресницы. Смотрел и никак не мог налюбоваться. Он купался в чувстве тепла, которое на него так беззаветно изливали. Неужели он заслуживает такого счастья? Учитель расцепил его руки, и взял одну в свою ладонь. Их соединенные руки поползли вниз. — Учитель? — выдохнул Бинхэ. Шэнь Цинцю еле заметно кивнул. Ученик, ведомый чужой ладонью, взял возбужденный член в руку. Они вместе медленно задвигали вверх-вниз. — Бинхэ, я скучал, — голос шицзуня надломленный и низкий, с нотками нахлынувшего возбуждения. Бинхэ не мог выговорить и слова в ответ, его переполняли эмоции. Быть любимым, чувствовать тепло чужого тела, как же от всего кружилась голова. Свободной рукой ученик провел около чувствительного разгоряченного ануса Шэнь Цинцю. Мягко обвел тонкую морщинистую кожу у входа. — Шицзунь, ты позволишь? — прошептал Бинхэ. — Я хочу, — хрипло отозвался Шэнь Цинцю, его голос слегка дрожал. Всегда сдержанный учитель становился таким пылким во время секса. Ученик с восторгом наблюдал, как происходили изменения. Бинхэ незамедлительно потянулся за флаконом. Еще немного поиграл намасленными пальцами у входа и, когда шицзунь начал нетерпеливо ерзать, ввел сразу три внутрь. Они проскользнули без всякого сопротивления в расслабленный натренированный сфинктер. Дырочка была такая разработанная и податливая от ежедневных занятий любовью. Такая привыкшая принимать в себя большой член. Такая гостеприимная и любвеобильная. Бинхэ едва держал себя в руках. Внутри было очень влажно и хлюпало от каждого движения. Шэнь Цинцю расставил ноги шире и жадно подавался навстречу. Они двигались в унисон, как единое существо: один вводил пальцы, другой насаживался на них. Небесная гармония. Когда Шэнь Цинцю начал хрипло стонать, не сдерживая вожделение, Бинхэ убрал пальцы и подхватил его двумя руками, заставляя приподняться. Демонический член уже давно крепко стоял, из головки вытекала жирная густая смазка. Бинхэ огладил его рукой, размазывая выделения по всему стволу. Ему было стыдно за свой размер. Нанизывать прекрасного как небожитель человека на чудовищную жадную дубину было слишком. Но то с какой готовностью и самоотдачей учитель принимал его, смывало всякий стыд. Между ними не было границ и условностей. Шицзунь обхватил свои ягодицы руками и развел их в стороны. Бинхэ, направляя член рукой, приставил головку к раскрытому входу и слегка надавил, раздвигая кольцо мышц. Шэнь Цинцю нетерпеливо насадился. Когда головка полностью вошла, он дал себе время привыкнуть и продолжил опускаться на толстый фаллос, пока тот не вошел полностью, заполняя пустоту внутри. Бинхэ застонал от ощущений. Его любили, его так искренне хотели. Здесь и сейчас он чувствовал себя нужным. Желанным. Это все, о чем он когда-либо мечтал. Он стонал и плавился, пока шицзунь самозабвенно насаживался на его ствол, опускаясь и поднимаясь. Бинхэ обхватил рукой член Шэнь Цинцю и задвигал. Возбужденный голос учителя вторил ему в такт. Волны расходились по поверхности пруда и ласкали кожу. Гибкое тело учителя двигалось в воде с легкостью и изяществом. Спустя множество толчков Шэнь Цинцю замер, глубоко насадившись на фаллос, вонзив ногти в расставленные под ним ноги. Они были так близки и откровенны между собой, так часто занимались любовью, что Бинхэ понял жест без слов. Обеими руками он обхватил шицзуня за талию, поднял и посадил лицом к себе. Их возбужденные пенисы терлись друг о друга, зажатые между двух тел. Бинхэ подался вперед и опустил голову на плечо шицзуня, отчаянно прижимая его к своей груди. Как будто его бросят умирать одного, если он не будет крепко держать. Какое-то время они не двигались. — Бинхэ, посмотри на меня, — тишину прервал голос Шэнь Цинцю. Ученик поднял голову, упираясь взглядом в затуманенные черные глаза. — Ты… — выдохнул шицзунь и провел рукой по его щекам. Собирая слезы? Бинхэ хотел отвернуться или спрятать лицо, но учитель обвел его губы кончиками пальцев, приблизился и накрыл рот своим, затягивая в нежный глубокий поцелуй. В это же время узкая ладонь Шэнь Цинцю обхватила член Бинхэ и плавно задвигалась. Длинные изящные пальцы умело массировали набухшую чувствительную плоть. В ответ рука демона накрыла пенис шицзуня, лаская его в едином ритме. Двое с упоением дарили друг другу любовь. Бинхэ рвано стонал и поскуливал в рот учителя. Ощущения переполняли! Когда оба оказались на грани исступления, Бинхэ подхватил учителя и одним толчком насадил на свой член до самого основания. Но не глубже. Не в этот раз. Хотя узел уже набух и просился войти. Шэнь Цинцю крепко вцепился в его широкие плечи. Бинхэ поддерживал учителя за спину. Оба кончили через несколько минут, наполненных быстрыми и мощными движениями. Их громкие стоны оглушали. Демон мог продержаться дольше, но ему доставляло особое удовольствие срываться за грань эйфории одновременно с учителем. — Я люблю тебя, так тебя люблю… шицзунь, шицзунь, — бессвязно бормотал Бинхэ. Измученный, Шэнь Цинцю распахнул глаза. На секунду Бинхэ увидел в них алое пламя, но спустя мгновение, они снова были черными и невозможно глубокими. Расположившись на излюбленном гладком камне около воды, который, от их частых соитий уже пропитался соками, они снова предались любви. Шэнь Цинцю лежал на спине, широко расставив ноги, держась руками за камень, и беззаветно отдавал всего себя. Бинхэ вылизывал его розовый припухший бутон, оголенный и беззащитный перед ласками. Раздвигал языком нежные уязвимые стенки ануса. Они тесно обхватывали и давили. Погружался языком глубоко внутрь, доставая самым кончиком до спермы, которая еще была внутри. Пальцами помогал расширять проход. Края дырочки расходились в стороны под давлением, выпуская остатки семени и естественной смазки наружу. Жидкости густо стекали вниз по разгоряченной чувствительной коже. Шэнь Цинцю, зажмурив глаза, мягко гладил ученика по голове. Бинхэ возбужденно дрожал под касаниями шицзуня. Похвала и поощрение учителя — все чего он хотел. Все к чему стремился. Бинхэ набрал полный рот спермы, щедро текущей из ануса, и забрался на распростертое тело. Он влил все шицзуню в голодные губы и проследил, чтобы ни капли не пролилось мимо. Шэнь Цинцю жадно проглотил; он охотно отдавал и охотно же брал все, что ему давали. Бинхэ снова уткнулся лицом в пах шицзуня, жадно вдыхая запахи тела. Его уносила эйфория. Хотелось похоронить себя между этих бедер. Под старательным языком ученика Шэнь Цинцю трепетал, не в силах унять дрожь. Его ноги разъезжались в стороны, лишая баланса. Он закинул их на плечи Бинхэ, подтягивая его ближе к себе. Тот с упоением вылизывал промежность Шэнь Цинцю, прошелся языком по аккуратным яичкам, заглатывая каждое по очереди. Покрыл пенис слюной до самого кончика. С причмокиванием насадился на головку. Шицзунь хватал и дергал его за волосы, заклиная взять глубже. Бинхэ с блаженством отвечал на молитвы своего божества. Идеальная картина поклонения друг другу. Оба потеряли счет времени. Но это было только прелюдией к основному действию.***
Уже дома, после ужина, они, наконец, дошли до кровати. Все еще разгоряченный и сегодня особенно жадный до внимания Шэнь Цинцю скинул с себя одежду и без предисловий встал на четвереньки. Откровенное приглашение. Бинхэ надавил ему на поясницу, заставляя выгнуться, приподнять зад. И вставил один палец в анус, смазанный в своей же жирной смазке. Долго и тщательно массировал простату, пока дырка не начала сильно подтекать, образуя лужу под ним. Шэнь Цинцю уже ненасытно скулил, напрашиваясь на большее. Бинхэ каждый раз задыхался от восторга, когда шицзунь так самозабвенно отдавал себя. Было очень жарко от напряжения в паху. Грубые движения пальцами заставили Шэнь Цинцю упасть на локти. Он задрал зад еще выше, прикусывая простыни. Бинхэ приставил головку и медленно ввел член до половины. — Глубже, Бинхэ! Глубже! Ученик не мог игнорировать отчаянные просьбы и вставил до конца. Шэнь Цинцю сразу подался на встречу, задавая быстрый темп. Бинхэ вцепился в нежные бедра, жестко удерживая их на месте, и начал вколачиваться в зад резкими движениями. Кровать ходила ходуном. — Бери меня! Еби меня! Сильнее!..еще сильнее! — рвано выкрикивал шицзунь. И он брал. Быстрее, сильнее, чаще, глубже. До синяков на коже. До черных пятен перед глазами. До безумия в голове. — Выеби меня крепко! Да, да…да, еще, — командовал шицзунь, истекая смазкой. Его уже несколько раз накрыли волны оргазма. Сперма Бинхэ наполняла его зад и выплескивалась наружу с каждым толчком, стекая по разведенным бледным бедрам. — Еще, еще, не останавливайся! — изливался стонами Шэнь Цинцю. Бинхэ в бешеном ритме двигал бедрами и погружался в нирвану, наслаждаясь музыкой своего жадного бога. — Больше…я хочу еще больше! Под жалобный скулеж шицзуня Бинхэ вынул из ануса вымазанный в смазке и сперме член. И тут же заполнил дырку пальцами. Три. Четыре. Пять. Они входили до костяшек и выходили обратно. Бинхэ, не жалея, смазал маслом обе руки, и уже восемь пальцев, прижатых друг к другу, раздвигали тесные, но эластичные стенки. Шицзунь подмахивал и насаживался на встречу. Он хотел, чтоб его заполнили. До самого конца. Анус с охотой поддавался растяжению. Бинхэ быстро поочередно засовывал ладони, прокручивая то одну, то вторую, разводя мышцы в стороны. Наконец, почувствовав, как легко раздвигаются стенки, Бинхэ медленно ввернул одну ладонь до конца. Кисть полностью погрузилась в раскрытую дырку и утонула внутри. Бинхэ задвигал рукой, перебирая внутренности. Шэнь Цинцю умирал. Выл и умирал от экстаза. Когда Бинхэ вынул мокрую склизкую руку из расшатанной и опухшей дырки, самодовольный бог снова принялся командовать и умолять, истекая желанием. Бог требовал поклонения. Бог жаждал. Бог хотел всего. — Бинхэ, вставляй его! Чудовищный уродливый узел, уже распухший и болезненный, еле втиснулся в горячий анус. Растягивая мышцы до невозможности. Заполняя собой все. Причиняя боль? Шицзунь плакал, уткнувшись лицом в простыни. Но это была желанная боль, рожденная из сумасшедшей жажды. И Бинхэ хотел причинить эту боль. Его собственное желание брало над ним верх. Когда Бинхэ начал двигаться внутри, перед глазами у него все вспыхнуло, затапливая красным. На пике наслаждения демоническая сущность выходила из-под контроля. Он весь горел. Волны демонической энергии заволокли все вокруг. Поглощая. Подчиняя. Порабощая. Овладевая им и человеком перед ним до последней капли. Человеком, которого он так отчаянно хотел. Человеком, который принял его всего: полностью и без остатка. Его сущность Первого. Его узел. Его наследие. Его сущность демона. Его жажду обладания. Его любовь. Его ненависть. Ненависть? Что-то нехорошее вспыхнуло на дне утекающего сознания. Бинхэ потянулся рукой к учителю и, схватив за волосы, повернул к себе лицом. Невыносимая боль затопила голову. Злоба, отвращение, агрессия. И, да, ненависть. Небеса, как же он ненавидел этого замкнутого человека! Этого паршивого учителя! Эту эгоистичную злобную тварь, которая понятия не имеет, как дарить тепло! Выродка, который сбросил его в Бездну! Самодовольное отродье, ненавидящее всех и все! Вспышка ярости погасла через секунду так же внезапно как началась. Когда помутнение схлынуло, Бинхэ с ужасом понял, что в его руке остался спутанный клок волос Шэнь Цинцю, нещадно выдранный в момент срыва сознания. Ему тут же стало так плохо, так больно, так стыдно. Как он мог поднять руку на свое божество? — Учитель, — жалобно зашептал Бинхэ, — вы в порядке? — Еще. Бинхэ с недоумением и недоверием посмотрел на учителя. Ему послышалось? — Еще! — требовал жадный голос. — Схвати их снова, сдави сильнее. Повисло молчание. — Ну, же! Чего ты ждешь? Бинхэ поймал толстую прядь в руку и оттянул назад. Шицзунь в ответ довольно застонал. — Положи руку мне на шею, — томным низким голосом заговорил Шэнь Цинцю. — Да, да, вот так. Теперь сдави ее. Бинхэ в нерешительности слабо надавил на шею. Она была такой хрупкой. Нажав во всю силу, он мог переломить ее. Или удушить. — Давай! Сильнее! Я хочу почувствовать твою силу! Алчущие подстегивания шицзуня будили звериные инстинкты. И Бинхэ сдавил сильнее. Грубо, до синяков. Оттягивая волосы на себя. Его член пульсировал внутри ануса и изнывал без разрядки. Узел набух до невозможности, распирая внутренности так, что очертания наверняка были видны под тонкой кожей живота. Было так приятно держать в руках жизнь учителя. Заполнять собой все его существо. Доминировать над недостойным богом. — Двигайся во мне! Трахай! Но Бинхэ больше не требовалось указаний. Дикое желание охватило его. Он бы никак не смог остановиться. Даже если бы это грозило обрушением небес. Бинхэ вколачивался в тело, выбивая из него всю жизнь. Нещадно вгрызался в плоть, не прекращая сжимать горло Шэнь Цинцю. — Еще! Еще! Глубже! Заполни меня всего! Заполни пустоту! Тело под монстром не прекращало орать и кричать. И звуки этого голоса вышибали все пробки из больного разума. Исчезли все мыслимые запреты. Двое переступили за грань. — Убей меня! Слышишь, тварь, убей меня! — Умоляю…убей меня! — Быстрее! Я так хочу этого…хочу… — Убей! Убей! Бинхэ сдался, не выдержав напора страшных слов. Под траурную музыку злобного бога он забился в судорогах и тяжело навалился на тело под собой, придавливая его к кровати. Бесконечно извергая сперму, заполняя все внутри. Узел пульсировал и ныл. Его еще долго нельзя будет вынуть. Простыни под ними промокли насквозь, пропитавшись потом и спермой. Бинхэ развернул к себе лицо шицзуня. Оно было мокрым от слез и измазано в крови, вытекавшей из прокушенного рта. Не открывая глаз, Шэнь Цинцю шептал одними губами «убей меня…убей…пожалуйста». Бинхэ слизал влагу с кожи и впихнул язык в полный скверны рот. В попытках заткнуть бессвязный шепот. Шепот, что так мучительно резал слух и причинял боль за гранью физической. Шэнь Цинцю слабо отвечал на поцелуй, в его теле не было никаких сил. Он был выжат и изможден до предела. Вся энергия вытекла из него. Когда они оба начали задыхаться, Бинхэ выпустил рот учителя. Слезы и слюни текли по замученному, но прекрасному лицу. Ресницы шицзуня задрожали и распахнулись. Красные холодные глаза уставились на Бинхэ. Безжизненные. Стеклянные. Пустые. Они лежали какое-то время молча, смотря друг друга. Две пары красных глаз. Неожиданно Шэнь Цинцю плотоядно улыбнулся и со звериной яростью набросился на рот Бинхэ, будто желая его растерзать. Ученик попытался отстраниться, но попал под гипноз алых глаз и сдался. Они кусались, бесились, терзали друг друга, разбрызгивая слюну. Это была грязная борьба между тварями, лишенными человеческого облика. Внезапно Бинхэ затрясся от мучительных ощущений. Вернулась дикая головная боль. Бинхэ сдавил виски, в попытках ее заглушить. Бесполезно. В голове все свербело, стучало, звякало, молотило. Адская какофония. Хотелось оторвать себе голову. Он попытался закричать, чтобы облегчить боль, но из горла не вырвалось ни звука, лишь хриплые нечеловеческие стоны. Перед глазами все помутнело, последнее, что он видел — красные скачущие пятна. Он лишился зрения. Тело начало терять чувствительность. Пустой, вялый член выскользнул из ануса. Он еле ощущал свои конечности. Но он все еще мог слышать голос злобного бога, который выкрикивал свои проклятия прямо в его голове. — Еще! Мне мало! Я хочу еще. Бери меня еще. Люби меня еще. Люби меня! — кричал незнакомый рот голосом шицзуня. — Что ты остановился?! Возьми мое тело! Возьми меня снова! Вознеси молитвы своему богу! — Люби меня! Желай меня! Убей меня! Поглоти меня! Съешь меня! Голос никак не затыкался. Голос был источником боли. — Я твое желание! Покажи мне, как ты меня хочешь, Бинхэ! Покажи мне! И тогда я отдам тебе все. Все на свете будет твоим! Наполни меня, разбей вдребезги, вознеси, убей и съешь. Это твоя судьба. — Я твоя судьба! Сломи меня! Соединись со мной! Бинхэ казалось, что он целую вечность слушал эту чарующую страшную музыку, уступая влиянию. Когда хозяин голоса почувствовал, что ему поддаются, боль немного ослабла. Бинхэ, превозмогая все, попытался вспомнить, а что было до сегодняшнего дня. Было ли что-нибудь вообще? И он вспомнил. Как его взяли учеником на пик Цинцзин. Как он радовался своей удаче. Как он был счастлив, увидев впервые лицо своего учителя. И как горько плакал, будучи им отвергнутым в первую же встречу. Как его унижали. И как он ненавидел его. С какой страстью учитель издевался над ним, с каким чувством поносил. И как Бинхэ раболепно принимал каждый укол, сносил каждое оскорбление. Как купался в чужой ненависти. И как Бинхэ хотел его. Как хотел властвовать над ним. Как хотел и дальше чувствовать на себе ядовитое и болезненное желание учителя. Как хотел купаться в яростной боли темного невозможного божества. Как наслаждался чужой разрушительной силой, направленной на него. Как принимал и давился ею. А потом вспомнил последний день до падения в Бездну. Как открыл в себе силу Первого. Как осознал, что человек рядом с ним — его. Животное удовлетворение от проснувшейся уверенности в безграничной власти над этим человека. Он в праве его взять! И пусть его ненавидят — он будет ненавидеть в ответ. Уничтожая друг друга в обоюдном чувстве. Он вспомнил вкус губ их первого поцелуя за миг до падения. И он вспомнил, как дрожащие слабые руки толкнули его вниз. Он вспомнил нестерпимую боль от падения. Он… Как же захотелось увидеть, услышать, почувствовать своего единственного настоящего учителя. Встретиться с его опаленным злобой взглядом, ощутить на себе его жесткие немилосердные, но такие искренние прикосновения. И чем больше Бинхэ думал о шицзуне, тем лучше ему становилось. Вернулось зрение и осязание. Боль поутихла. Мантры об учителе возвращали сознание. В реальность. Если таковая здесь была. — Бесполезно, мальчик. Это Бездна. До твоего бога далеко. Тварь с незнакомыми красными глазами на до боли родном лице лежала рядом и тянула к нему длинные руки. Ласкала его, ластилась к нему. Взывала. Душила. Мучила. Требовала! — Ты хочешь меня. Я знаю, ты хочешь. Я чувствую твое желание. Так возьми меня! Растопчи меня. И я наполню тебя в ответ. Слова болезненно давили, слова опаляли. — Убей меня. Сломай. Уничтожь. Отдайся мне. Поддайся мне. Тварь заползала под кожу. Тварь насиловала разум. Тварь алкала! Тварь плакала и молила. Тварь хотела его жертвы. Тварь говорила, говорила и говорила. И он мечтал лишь о том, чтобы она заткнулась. Бинхэ не знал, было ли здесь понятие времени, и сколько прошло. Только что он слушал голос, который неотвратимо извращал рассудок, который будил в нем худшее. И вот он уже забылся сном. Прекрасным сном про шицзуня. Ужасным сном про шицзуня. Учитель был таким веселым, таким воодушевленным, таким одухотворенным, таким свободным. И так громко стонал под руками какого-то мальчишки! И сладко звал юнца учителем. Так невозможно сладко! Он не может быть настоящим Шэнь Цинцю! Нет, этого не может быть. Но сны сменялись снами. И в каждом образе он мог различить своего учителя. Это все-таки был он. Правда, Бинхэ знал наверняка — что это были лишь сны Шэнь Цинцю. И ни в одном он не видел себя. Сны мучили, тварь продолжала сверлить его голову. И все-таки образ учителя отвлекал от постоянной боли. Тварь невольно помогала ему бороться. — Бинхэ, подойди сюда, — манила тварь с лицом шицзуня, подражая интонациям учителя. Она сидела и обмахивалась веером на том самом гладком камне у воды, на котором он с учителем никогда не предавался любви. И он шел на голос. Такой знакомый голос. Он не мог отказать этим требовательным интонациям. — Посмотри в воду, Бинхэ, — тварь схватила его за шею, заставляя силой нагнуться к воде источника. — Смотри внимательно. Они оба согнулись над краем пруда. Их волосы, переплетались между собой и каскадом струились в воду. Рябь на воде разошлась, открывая видения. Шэнь Цинцю в разодранной одежде, опустошенный и без сил, лежал на земле. Тяжелое тело давило сверху. Чужие руки собственнически проходились по его коже, оставляя синяки. Чужие губы оставляли засосы. Чужие метки расцветали на его собственном теле. Сердце Бинхэ екнуло. Он никогда не видел своего учителя в таком отчаянном положении. Да что там! Он вообще не видел, чтобы кто-то мог сравниться с его великолепным блистательным шицзунем. Не то что сломать и сломить его. Лю Цингэ! Да как он посмел! — Это не сон, — зашептала тварь. — Сейчас ты видишь действительность. Смотри, мальчик, и плачь от своей ничтожности и никчемности. Ты ничего не можешь сделать. Ты здесь, ты мой. Ярость и негодование захватили Бинхэ. И еще жгучая, сносящая все ревность. — Но я на твоей стороне, Бинхэ. Я помогу тебе, — сладко шептала тварь томным голосом. — Хочешь туда? Бинхэ сглотнул, он никогда так не хотел оказаться рядом с учителем. — Я пущу тебя к нему. Бинхэ напрягся, ожидая, чего потребует тварь. — Но мне нужна твоя помощь. Прими мой дар, Бинхэ, — стонала тварь. Секунду назад она была рядом с ним, и вот уже снова восседала на камне. Грациозный, величественный Шэнь Цинцю внимательно смотрел на него черными глазами. — Бинхэ, этот учитель ждет тебя. Бинхэ испытал облегчения при виде родного взгляда. Он подошел к шицзуню и встал перед ним на колени, уткнувшись лицом ему в руки. — Чего ты хочешь? Шэнь Цинцю потянулся к своему поясу и взял в руки меч. Оружием был не верный Сюя, но незнакомый, устрашающей силы, очень мощный темный артефакт. — Познакомься, Бинхэ, это Синьмо. Зло, сокрытое в сердце. Вырежи мне сердце этим мечом и съешь его. И у тебя будет достаточно сил, чтобы выбраться ненадолго из Бездны. Но только в реальность сновидений. Отдайся Синьмо, накорми его своим желанием — и ты выйдешь из Бездны насовсем. Заботься о Синьмо — и у тебя будет все, что ты пожелаешь. Бинхэ в ужасе смотрел на меч. Он не мог даже подумать о том, чтобы вырвать сердце своего учителя, пусть и ненастоящего. От меча исходила угрожающая, порочная, жадная аура. Скверна. Он не мог взять его в руки. — Чего ты ждешь? Ты разве не хочешь проведать своего учителя? Бинхэ отвернулся от твари. Он знал, что если согласится, то что-то в нем непоправимо сломается. Он больше не будет собой. Сможет ли он в таком виде показаться учителю, даже если удастся выйти из Бездны? — Мальчик, ты меня утомил, — тварь щелкнула веером, и Бинхэ опять погрузился в видения. Его учителя терзали снова и снова. Пытка продолжалась до тех пор, пока Ло Бинхэ не выдавил из себя вымученное «хочу». И слова были очень искренними. Но, к своему горячему стыду, чего сейчас хотел Бинхэ — это грязно удовлетворить свои постыдные желания. Завладеть учителем. Пометить его. Утвердить свое право на него. Синьмо просто находясь рядом уже начал пускать свои черные корни в сердце Бинхэ, будя в нем самое низкое. — Порадуй своего учителя, — издевалась тварь, скидывая с плеч ханьфу, оголяя грудь. — Убей меня нежно, Бинхэ. Он и не заметил, как в его руках оказался дьявольский меч. Лезвие было наставлено прямо на сердце Шэнь Цинцю. Нет. Это было выше его сил. Он не мог причинить ему вред. Даже ненастоящему. Даже, чтобы увидеться с ним. — Слабак, — зашипела тварь и насадилась на лезвие меча. Шэнь Цинцю разрезал себе грудь и прокрутил лезвие, расширяя дыру. Бинхэ был весь в его крови, которая стекала по лезвию. — Жри! — выкрикнула тварь, запихивая Бинхэ в рот сердце, вырванное из груди шицзуня. — Давись своим желанием! Поглоти его! Растопчи своего паршивого учителя! Бинхэ мутило, его рвало, но чужие руки насильно пихали в него плоть. Он давился, жевал и снова давился. Маленькие куски мяса падали изо рта, и тогда истекающая кровью тварь подбирала их с земли и длинными пальцами заталкивала ошметки глубоко ему в глотку. Когда он доел все, его лихорадило и знобило. — Теперь трахни меня. Выеби меня! Овладей своим учителем! Утверди свою власть раз и навсегда, — булькала и хрипела тварь. Шэнь Цинцю лежал на камне весь в крови и с чудовищной дырой вместо сердца. Жизнь вытекала из него потоком. Он был прекрасен как умирающий бог. У Бинхэ встал. В голове, наконец, просветлело. По венам потекла новая неведанная ранее опьяняющая сила. Он церемонно положил оголенный меч около ног Шэнь Цинцю, высвободил свой набухший ствол и раздвинул полы одеяния шицзуня. Бинхэ щедро измазал анус в крови, той, что стекала по его рукам, и вставил член. Медленно и нежно двигался внутри, тихо нашептывая «шицзунь». Бинхэ плакал перед безжизненным лицом. Когда он кончил, то навалился вперед на остывающее, распятое и опороченное им тело, и прижался к израненной груди. Целуя в губы мертвого бога. Меч в ногах радостно мурлыкал. Бинхэ сидел и баюкал тело шицзуня. Пока он держал его в руках, опьяняющее сумасшествие, которое начало захватывать его сознание, отступало. Но тело истлело прямо у него на глазах. И пришло животное безумие. И удушающая ревность. И неудовлетворенное желание, которое он сдерживал всю свою жизнь. И дикая злость — на себя, на учителя, на судьбу, на все! Вот чего хотела Бездна. — Мальчик, ты готов, — сказал голос в голове. — Я держу свое слово. Прыгай в воду. Бинхэ прыгнул. Тварь не обманула, там его ждал сон настоящего шицзуня. Его невозможно прекрасного, такого желанного учителя! И он был в той же изодранной одежде, что и в момент нападения. — Я же сказал, что найду, шицзунь. А вы, вижу, не скучаете.***
Бездна, гребаная сраная тварь! Так мало времени дала побыть с учителем. Но ничего, он скоро выберется отсюда, он скоро завладеет учителем целиком, завладеет всем. Он рожден владеть всем! Он хочет себе все! Он хочет! Хочет! Он разрушит все, что встанет на пути! Он разнесет по кусочкам этот мир, если он будет ему мешать! Он разрушит Небеса, если потребуется! — Мальчик, забыла добавить. Теперь тебе предстоит главное испытание, перед тем как ты сможешь уйти, — торжественно сказала тварь голосом шицзуня. Потные изможденные они лежали в кровати и жадно обнимались после разнузданной случки. Бинхэ внимательно следил за тварью. — Не сойди с ума. Если справишься с собой и выживешь — выйдешь из Бездны. Если нет — он тебя пожрет, а мы подождем другого. Синьмо охотно вибрировал, соглашаясь с каждым словом твари. Он был голоден. И Бинхэ справлялся. Как ему казалось. Он чувствовал себя так хорошо, таким могущественным! По комнате были разбросаны части тела всех, кто когда-либо заговаривал с шицзунем. Даже в письмах. Сам же учитель помпезно лежал на каменном пьедестале, закованный в цепи и залитый спермой. — Мальчик, никуда не годится, — протянула тварь, звякая цепями. — Если ты выйдешь в таком состоянии, то сразу же разрушишь себя. Синьмо тебя убьет. А нам опять воспитывать нового преемника. Бинхэ выл, он готов был лезть на стены. Его душило бешенство, в глазах все было алым. Он не справлялся. И время тянулось бесконечно медленно: перемежая разнузданные сношения с тварью-учителем, приступами неконтролируемой агрессии и моментами полного беспамятства. Бинхэ думал, что уже никогда не сможет вернуть себе контроль. Его тело не подчинялось, его рассудок не подчинялся. Он больше не мог возносить молитвы светлому божеству. Его образ был опорочен, растоптан и будил лишь ярость и агрессию. И невозможную тоску, которая вместо светлого чувства, перескакивала на грязные образы осквернения мертвого божества. Он проклинал себя. Все изменилось, когда однажды он услышал чистый голос в голове. Это был не голос Бездны, не голос твари, нет, это была чарующая трель. Волшебная музыка. Такая знакомая, такая родная. И Бинхэ осознал: где-то там, в бесконечно далекой реальности, шицзунь молился ему! Голос звучал так часто, так успокаивающе. Голос нес свободу от неконтролируемых эмоций, прогонял бешенство. Голос стал его спасением. Бинхэ ждал его, цеплялся за него, как путеводную нить к реальности. И голос вытащил его на свет.***
— Бинхэ, ты смог обуздать себя. Наши поздравления, — тварь смеялась. — Теперь ты готов. Хорошо заботься о Синьмо и вовремя корми. Давай, наполним его вместе в последний раз! И они снова занялись любовью. Нежной, ласковой и томительной, как в первый раз. — Мальчик, спой мне оду! Помолись Пустоте! Помолись своей создательнице! Заполни Пустоту! Обмой своим семенем прародителя. Будь моим здесь и сейчас. Заверши цикл начала и конца. Будь моим навсегда, мой Первый. Двое сплелись друг с другом, озаренные светом. Свет проникал везде и все ослеплял. Все, кроме черной тени, которая жадно подбиралась к Бинхэ. Тот ничего не замечал. Он был поглощен наслаждением. Тень обняла его сзади, тесно прижимала к себе. Бинхэ глухо вскрикнул, когда темные щупальца заползли ему в рот. Пучок извивающихся нервов толкался ему в губы. — Не сопротивляйся мальчик, прими его! Откройся прародителю! — трепетало тело перед ним с широко разведенными ногами. Тень ласкала его тело, затмевая прикосновения твари под ним. Тень взбиралась голодными щупальцами по бедрам, подбиралась к ягодицам, пыталась развести их в стороны. Смазывала, давила, просилась. Бинхэ дернулся, он хотел вырваться, но голос Бездны парализовал его. — Прими прародителя в себя добровольно! Он это ты. Не отвергай себя. Отныне вы будете едины. И Бинхэ сдался. Тень на удивление легко вошла в него. Ее было все больше и больше. Она лезла во все отверстия в теле. И постепенно заполнила собой нутро, не оставляя свободного места. Его вздох — стал ее, его желания — стали ее, его тело — стало ее. Бинхэ и Синьмо слились в единое существо. Сила желания кипела внутри. Бинхэ чувствовал голод Синьмо. И они утолили голод, зарывшись между бедер ослепительного божества девятых небес.***
Необузданное слияние зажгло звезды и осветило Бесконечную Бездну. Синьмо, он же божественный Альфа, омылся соками любви Эфирной Омеги, осветился внутренним светом и прорезал тьму вещей. Путь на свободу был открыт.***