А могло быть по-другому?

«Привет, дневник. Узнали бы, что Егор Крид ведёт дневник, то засмеяли. Сегодня двадцатое августа и я не знаю, что делать. С той роковой аварии прошло около двух недель. Тимур так и не очнулся. Врачи пожимают плечами. Симона зашла сюда три часа назад, села на стул, взяла Тимура за руку и больше ничего не делала. Медсестра попросила ее пойти отдохнуть. Она ответила: «Это мой сын, я должна быть здесь». «Привет, дневник. Сегодня двадцать второе августа. Я не могу уснуть из-за постоянного напряжения. Тимур все ещё в коме, но я молю Бога, чтобы он очнулся. Сегодня врачи предложили Симоне отключить аппарат искусственного дыхания. Я не буду говорить, что мы почувствовали с ней. Кричала она очень долго, и я не отставал. Черт. Тимур сильный, он справиться. Он каждый живет в этом жестоком мире и держится. Заходили Алена и Алиса. Девочка спросила: «очнётся ли папа?» Я ответил, что он обязательно очнется, это же ее папа. Но, черт, врать ребёнку в лицо, это официально самое ужасное, что я делал. Я плачу от того, что не могу повлиять или забрать к хренам всю боль главных людей в жизни Тимура. Я как-то это сказал Симоне. Она ответила: «А кто заберёт твою боль?» Егор дописал и устало откинул голову на спинку твёрдого больничного стула. Сегодня двадцать третье августа и писк аппарата все ещё слышен и не прекращается ни на минуту. Симона все так же сидит возле Тимура. Алена и Алиса спят на стульях в углу. Все спокойно, пока не слышится стук. Егор жестом останавливает женщин и сам идёт открывать дверь. Этого человека точно никто не ждал здесь. Решетова прошла в палату, взглянула на Тимура, затем на Симону, Алису и Алёну, поставила апельсины в пакете на стол. —  Ты прекрасно знаешь, что у него аллергия на цитрусовые, — говорит Симона. — Это вам, — отвечает Решетова и уходит. Егор встаёт и выходит из палаты. Пройдя один пролёт, он нагоняет девушку. Ее руки находятся за перилами, а сама она стоит лицом к парню, большой живот очень выделяется на фоне ее миниатюрной фигуры. На лице девушки была издевательская ухмылка. Егор понял: она знает. — Я все думала, как быстро ты прилетишь защищать Тимура. Этим самым ты мне и подтвердил все догадки. Ты спросишь давно ли я знаю, и я отвечу: «Да, давно». С того дня, как в нашем доме появилось кольцо. Взглянув на его, я сразу поняла размер, девятнадцать. Я подумала, может Тимур ошибся размером? Но нет, он молчал и ничего не говорил. Играть ничего не понимающую дуру было легко, ведь половина из вас так думают про меня. Но я сразу поняла по поведению Тимура. Ну что, Егор? Нравилось целовать Тимура, а вы ведь спали? Он хорошо ублажал тебя, Егор? Соскучился по папочке? — Слушай сюда. Говори кому хочешь. Тебе не поверят, а знаешь почему? Потому что у меня связи везде, и они слишком любят свою репутацию, особенно журналисты. Кто попробует это написать, лишится работы, — Егор несколько секунд наблюдал, как девушка стоит ступором, а затем начал подниматься по лестнице. — У меня правда! — в отчаянии крикнула Решетова. — А у меня деньги. Кто из нас прав? — Егор взглянул на растоптанную девушку из-за плеча, он быстро поднялся и скрылся в коридоре. Тимур падал и захлёбывался в воде. Водоворот чужих голосов мучал его уже несколько часов. Если ад существует, то он готов поклясться, что это он и есть. Тимур бежит, но дорога никак не заканчивается. Он спотыкается и ударяется головой о землю. Надо найти свет и идти на его. Но что делать, если всю жизнь ты лишь вредил и не знаешь, где свет? Когда приходилось выходить из палаты, это очень трудно, ведь они могли сидеть там хоть вечность, главное, чтобы Тимур очнулся. Егор долго смотрел на своего мужчину, такого спокойного и равнодушного ко всему, когда его родные рвут глотки пытаясь докричаться до него. Парень подходит к койке. — Тимур, открой глаза, — Егор оставляет лёгкий поцелуй на лбу и выходит из палаты, закрывая дверь. Тимур продолжал блуждать пока сквозь толщу незнакомых голосов, он не услышал знакомый голос. Егор. Тимур нашёл свет, он должен идти.