"Миим"

      — Помню вонь от нашей мочи. Она стояла везде в клетки, хотя запах мочи, не был так ужасен, как запах поноса моего мертвого товарища, — Акане слушает бывшего солдата. Мужчина средних лет сидит в растянутом свитере и потрёпанных штанах. Его побритая голова опущена, и от того его сложно слушать. — Ему что-то подсунули те ублюдки в еду. Мы с Курами его уговаривали ничего не есть, но парень был молодой и к голоду не привыкший, он и съел ту капусту, — девушки здесь неуютно, вокруг неё люди с мертвыми глазами, у большинства из них психопаспорт уже находится выше позволенного. Она видит у одного из них синие вены и огромные синяки, он пытается длинной кофтой закрыть следы от уколов. Здесь у большинства серые и растянутые вещи, отчего Акане выделяется своей сине-красной клетчатой рубашкой. — Он умер через несколько дней от дизентерии. — Её сослуживцы, тоже умерли, однако, не таким способом. Она поминала, как погибла её милая первая соседка по палатке. Её, кажется, звали Мишель, она любила, есть арахис и часто угощала Акане. Мишель встала на мину, и её полностью разорвало на части, а её чудесная голова подлетела прямо к ногам Акане. — Через месяц заточения, поняв, что так от нас ничего не разузнать такими действиями, решили пытать, — Возможно, Акане повезло, но в плен она ни разу не попадала, хотя однажды её хороший товарищ по имени Рин оказался в плену. Когда его освободили, Акане сначала не узнала парня, только, увидев его любимый браслет, она поняла, кто пред ней. Рин еле мог дышать. Акане увидела его глаза, умолявшие его убить. Девушка вытащила нож и, не встретив сопротивления, аккуратно перерезала артелью на шее. — Они нас перевели в холодную комнату, с темными стенами и запахом гнили. Первым начали пытаться Курами, его жгли. А я сначала и не догадывался, что с ним делали. Я учуял запах горелой плоти, так и понял. — Акане вспоминал обычай индусов, сжигание тел возле реки Ганг. Её раздражал безумно запах горелой плоти, благоговений и звук пения. Ей не был понятен весь этот процесс. Возможно, Дзёдзи, её куратор, увидев её недовольное лицо, объяснил «Возможно, нам это непонятно и для нас дикарство прошлого века, но для них — это обычай и традиция. Считай, что для них это некая связь с предками». — Потом, когда они закончили с Курами, один из них двинулся ко мне. Я не помню его лица, только глаза: красные и безумные. Он поднес к моему лицу нож и воткнул в глаз, — у мужчин дрожал голос, а он поднял голову, и Акане увидела стеклянные глаза — имплантат, значит. Дальше бывший солдат не продолжил свою историю и отпустил голову, рассматривая свои руки. Психолог, их так называемая «кружка», хотела уладить минуту молчание. — Акане, может, Вы нам расскажите какую-нибудь свою историю? — однако, у девушки прозвенел браслет. — Извините, но мне пора идти, — Акане, даже не попрощавшись, побежала к выходу. Ей бы не хотелось делиться своими воспоминаниями.

***

      Гиноза не любил водить машину, но вот давать руль Когами он точно не хотел бы, да и не особо доверял автопилоту. Сегодня он был ещё, нервнее, обычнее. Может, поэтому его товарищ не доставал его и просто смотрел в окно, покручивая в пальцах сигарету? Нобутике не нравилось все это. Дело, полученное ими, было явно нечистое и довольно опасное, и это была несмертельная опасность, а, скорее, социальная. Информация поступила из богатого района. И ещё одна из тревог Гинозе — новенькая. Ладно, если бы обыкновенный человек, однако, она из «Миим», ему уже одного рыжего бедствия хватает. Гиноза считал, от неё будет много проблем. На первом её задании он убедился в своей правоте. Девушка толкнула Когами с огромной силой в стену, отчего Шинья потерял сознания, а потом ещё пролежал в больнице около недели. Её следовало было уволить — так думалось Гинозе. Но, увы, не он решает. Начальство потребовало лишь объяснительную записку, а Когами просто подшучивал над Акане. А Акане просто никак не реагировала, лишь извинилась перед Шиньей. Гиноза не мог понять своего товарища, никогда не мог. На свое ранение от новенькой, он лишь ответил: «Она просто хотела, спасите девушку, вот и все». Нобуку безумно бесило недоговорённость Шиньи: Когами будто-то всегда хотел, чтобы другие догадались о чем, он думает. Гинозе хотелось обсудить с Когами новенькую, но он понимал, лучше промолчать, сегодня у обоих не было настроения спорить. Главного следователя многое беспокоило касательно новенькой. Больше всего его удивлял её чистый паспорт для человека, прошедшего войну в столь раннем возрасте. Например, Когами после смерти Сасаяма проходил лечение целых два раза, и то, кажется, ещё немного, и он снова сорвется, а следующие лечение будет последние, и после третьего, если снова психопаспорт выйдет за норму, Когами отправляют в «Эдем». — Кажется, вот она, — Гиноза увидел шатенку, сидящей на ступеньках.       Акане привыкла к «гробовой» тишине, поэтому ей в некоторой степени было сейчас уютно сидеть на заднем сиденье и не разговаривать со следователями, а просто смотреть в окно. Однако оба следователя чувствовали себя неуютно из-за шатенки и её молчаливости. Может поэтому Гиноза заговорил с ней? — Вы, кажется, иностранка? — Акане давно не имела «необыкновенную внешность», как любили выражаться многие её знакомые. Свои серебряные волосы она красила в черный, но, увы, её родной цвет поглощал, а от того волосы получались каштанового цвета. И девушка давно уже носила карие линзы. Можно сказать, что она выглядела, как обыкновенная японка, но браслет на запястье выдавал. — Да, — девушки не хотелось сегодня разговаривать, не такое настроение, если бы срочно не вызов, то она точно его провела дома за чаем и «Проклятыми королями»*. — Где Вы родились, если не секрет? — видимо, ей посидеть в тишине не получится. Она помнила разговор с одной из военных медсестер: «Ври всем, что ты кореянка, сейчас они с японцами союзники, поэтому к тебе будут уважительнее относиться. Не говори никому, что ты китаянка, да, я знаю, ты не помнишь, кто ты, просто не говори, что ты китаянка. У японцев и китайцев вражда идет уже несколько столетий, только вспомнить Нанкинскую резню*. — Я кореянка, — она слышала выдох Гинозы, и увидела в зеркало заднего вида серо- голубые глаза. Акане поняла, Шинья догадался о лжи. Её завораживал и пугал взгляд мужчины. Нет, она не испытывала к нему сексуального влечения, скорее, оценивала как союзника или врага. Когда Акане понимала, что человек превосходит её умом или силой, она начинала его анализировать, у неё такая привычка была с детства. В Гинозе она не чувствовала опасности, пока.       Данный район среди жителей Токио прозывали Богемским потому, что здесь живет большинство актеров и певцов. Поэтому Гиноза и взял только Когаме и Акане. Первого потому, что в некой степени доверял, а «Миим» из-за вероятности использования физической силы, если придётся, да и девушка явно молчаливей, чем Кагари. — Здесь уютно, — приметил Гиноза. Квартал отличается от многих других атмосферой. Люди здесь откровеннее одеты, вокруг растения и открытые кафе, и везде ярко сияет теплым светом обычных фонарей, а не неонами. Здесь вообще нет вывесок и голограмм. Гиноза ощущает себя белой вороной среди «ярких» людей, да и их компания здесь сильно выделяется. Они быстрее направляются в сторону дома сообщенным им.       От дома исходит запах алкоголя и ещё один, сладкий. «Марихуана» — вспоминает Акане. Во время войны от многих вражеских солдат исходили эти запахи. Здесь будто-то стены дома пропитаны ими. Она ненавидит подобные ароматы, ей сразу вспоминаются люди, убитые ею. Акане прячет нос за воротником. — Неприятен аромат? — Когами протягивает её платок, причем не бумажный, а тканевый. Забытая вещь, а кажется такой знакомой, будто-то ей раньше кто-то давал много таких тканевых платочков. — Да, — она берет платок из его рук, и прикрывает нос. Акане ощущает запах мужских духов. Слишком много звуков и запахов, девушки неуютно от них. — Нам звонили из квартиры 366, — Гиноза стучит в дверь, и ему открывает дверь женщина средних лет, явно в нетрезвом состоянии. — Добрый день, мы из Бюро, Вы нам звонили сегодня. — Да-да, точно, — разбитые губы женщины окрашены в ярко-алый цвет, а темные тени выделяют глубокие морщинки возле глаз. — Моя соседка напротив, Акурне, два дня назад я слышала крики из её квартиры, и после этого я её ни разу не видела. Я подумала, может она поссорилась со своим любовником, и он её избивал. Однако, мы всегда с утра пересекаемся — Акурне не любит опаздывать на репетицию. Она, как и всякий начинающий айдол боится потерять свой успех, да и турне у неё начинается в следующем месяце. — Акане, Когами, осмотрите квартиру, — Гиноза остался расспрашивать соседку. Ключ было нового типа, отчего с помощью кода, Шинья смог открыть его. В нос ударил запах тухлятины, Акане прекрасно знала значение данного аромата. Она помнила трупы, которые по нескольку дней не хоронили. В комнате стояла невыносимая жара. — Закрой дверь, чтобы женщина ничего не увидела, — Акане выполняла приказ Когами. Они пошли на запах, и зашли в спальную комнату. Вот и их пропажа лежала. Акане ближе прижала платок Когами к носу, и медленными шагами приближалась к трупу, Шинья подошел уже раньше. В его глазах, девушка заметила лишь отвращение и жалость. И Акане понимала, почему у Шиньи такой взгляд: с лица девушки сняли кожу, и на месте прежнего лица были обрубки мяса и торащиеся глазницы. — А где лицо? — Акане не видела вокруг кожи девушки. — Вполне возможно, у преступника.