*****
Я сидела на поваленной колонне в кинотеатре и болтала ногами, вслушиваясь в глухой стук обутых пяток об камень и бездумно разглядывая свои колени, в итоге все же оказавшимися затянутыми в болотно-зеленую ткань штанов. Где-то за пределами моего временного убежища слышались взрывы и звуки ударов, чьи-то крики – кажется, команда Десятого Вонголы продвигалась более, чем просто успешно. Мукуро и Чикуса вернулись около десяти минут назад с условной разведки и теперь о чем-то переговаривались между собой, наблюдая за сражением из стеклянного окна. Прозвучал выстрел. Даже не глядя на улицу, я догадалась, что Аркобалено Солнца наконец-таки использовал свою особую пулю, единственную, которая оставалась у него на руках – мелкий Наследник вступил в бой против Ланчии, которого ему было не победить без использования своей предсмертной воли. Последний член семьи Нери переборол контроль Мукуро, сбросил с себя подчиняющие путы, сковывавшие его разум, и освободился, причем, что самое непонятное, уже неделю как. Близнецу было интересно и весело – он выжидал, как хищник в засаде, когда же наконец Ланчии сорвет резьбу, и он попытается раздавить кого-нибудь своим излюбленным шаром. Я испытывала перед бывшим наставником огромное, всепоглощающее чувство вины – совсем одно, оставить за своей спиной мертвых друзей и убитого собственной рукой возлюбленного, и совсем другое – каждый день лицом к лицу встречаться с человеком, которому мы сломали жизнь. Лицо Ланчии было искажено печатью скорби. Я была уверена, что, поставь нас рядом друг с другом, мы особо сильно отличаться в этом плане не будем. Мне все еще было очень и очень плохо, хотя я постоянно держала боль и отчаяние на короткой привязи, но кто мог знать об этом, если даже от братца я научилась шифроваться так, что он не мог пробить мой ментальный блок? Последний из рода Нери, когда я сталкивалась с его чистым, незатуманенным взглядом, смотрел на меня с бесконечной печалью и горем – в его глазах не было не единой капли ненависти ко мне, хотя Мукуро, Кена и Чикусу он, кажется, был готов придушить прямо на месте. Сам того не осознавая, Ланчия понимал меня гораздо лучше, чем кто бы то ни было, потому что мы разделяли одну трагедию на двоих, и притворялся – отвратительно притворялся, надо сказать, – подконтрольным моему близнецу только потому, что таким образом мог хоть краем глаза приглядывать за мной. Я совсем не считала, что заслужила подобное отношение к себе. Чикуса метнул иглы из своего йо-йо с пронзительным свистом; где-то на улице, как следствие, оглушительно завопил Наследник. Глухо куфуфукнул Мукуро. Я равнодушно отвернулась и с силой стукнула пяткой по колонне. Друг коротко, но уважительно поклонился братцу и, блестя стеклами очков, прошел мимо, даже не взглянув на меня. Сердце болезненно дернулось в груди, но я силой запихала ненужные слова себе обратно в глотку. Чикуса был сильно ранен, и любое его движение, обычно плавное, заканчивалось рвано, практически некрасиво, но он шел драться за будущее, которого у нас, по сути-то, больше не было. Не после всего того, что мы натворили. Не после всего того, что мы еще собирались натворить. Не после всего того, что нас еще ждало. Близнец в несколько шагов оказался рядом и протянул ко мне руки, я послушно скользнула по колонне вниз, в его объятия, обвила его шею и всем телом прижалась к нему. Мукуро ласково прикусил мочку уха, чмокнул меня в висок и прошелся горячими ладонями по моим ягодицам и бокам, игриво поглаживая пальцами оголившуюся полоску кожи на пояснице, скользнул по губам беглым поцелуем. – Вообще-то ты скоро сражаться будешь, – заметила я ворчливо, бережно обнимая брата за талию, отворачивая голову так, чтобы ни один из его поцелуев больше не достиг цели, прекрасно зная, что это только распалит его еще больше – в конце концов близнец цепко, но аккуратно схватил меня за подбородок, склонился надо мной, внимательно заглядывая в глаза, и припал к моим губам на удивление нежно, почти ласково, словно боясь порвать некую тонкую нить между нами, ища сопротивление с другой стороны и не находя его. Я рвано выдохнула, приглашающе приоткрывая рот, и Мукуро углубил поцелуй, стискивая меня в объятиях так крепко, как будто бы хотел вплавить мое тело в себя, навеки становясь единым целым. Ноги слегка подкашивались, но я упорно цеплялась за пиджак братца, не желая демонстрировать свою слабость. Он отстранился, но я успела куснуть его за нижнюю губу прежде, чем он успел это сделать – близнец ойкнул от неожиданности и посмотрел на меня удивленно. – Почему ты постоянно меня обижаешь, Триш, – полувопросительно пробормотал Мукуро и прижался лбом к моему лбу, по-прежнему не выпуская меня из кольца объятий. Я невпопад угукнула, беззастенчиво наслаждаясь теплом чужого тела, и почувствовала, как меня привычно обволакивает Пламя Тумана, но не для того, чтобы подтвердить в очередной раз мою принадлежность к братцу, а для того, чтобы наложить на меня иллюзию. – О, и как я раньше не догадалась о таких причинах проявления нежности, – язвительно протянула я, дергая нахала за особо длинную прядь волос в непосредственной близости от его лица. – Ты ведь в курсе, что с ним будет Аркобалено, с которым не пройдут твои фокусы? – По крайней мере, ты будешь укрыта от глаз Наследника, – отрезал близнец, – и лезть в сражение ты тоже не будешь. – Муро, я готова поспорить, что Проклятый ребенок все равно увидит меня сквозь твою иллюзию и сможет разоблачить, и я не думаю, что ему понравится, что я сижу в засаде, выжидая удачный момент! Если я хотя бы буду на виду, но не буду вмешиваться, это вызовет у него определенно меньше негативных эмоций, нежели твой вариант. Наследник и так меня видел – не думаю, что что-то изменится в нашей жизни, если он увидит меня еще раз. Мукуро ничего не сказал, лишь тяжело вздохнул. Пряный запах апельсина и шоколада, окружающий меня, пропал – близнец признал свою неправоту, и я облегченно выдохнула вслед за ним. – Пойдем, – шепнула я первая, ласково и благодарно погладила брата по щеке и потянула его за собой. Он переплел наши пальцы, стиснул мою ладонь и пошел следом, первый сел на потрепанный диван, усадил меня рядом и откинулся назад, на спинку – я расслабилась немного позже, продублировала позу Мукуро и положила голову на костлявое плечо. Дверь в наше убежище открылась. Мы одновременно подняли глаза на вошедшего и светло, радостно улыбнулись.Глава 8. Осознавая и ожидая
4 декабря 2019 г. в 10:00
Несложно догадаться, что мне устроили ошеломительный разнос. Даже если внешне Мукуро был совершенно спокоен, пусть он и разговаривал со мной, как с умственно-отсталой, Пламя Тумана, сгустившееся вокруг его тела и жадно накрывшее меня с головой плотной, практически иссиня-черной пеленой, выдавало его истинные чувства. Близнец был зол, чертовски зол, и я не смела двинуться в его крепких объятиях, сдавливающих мои ребра до боли, пока он размеренно и ласково отчитывал меня и гладил нежно по волосам, перетянутым резинкой в хвост.
Мне было страшно, и я даже не знала, от чего испуга было больше – от того, что я по полной программе спалилась перед чертовым Аркобалено, или от того, что брат был чертовски, просто ужасающе зол, и его ярость, просачивающаяся по мысленной связи, сначала по капле, а после – стремительным потоком, заставляла меня жаться к нему ближе в попытках успокоить и одновременно доказать, что вот она я, пережившая встречу с Проклятым ребенком, здесь, рядом и никуда не делась. Моя неподдельная покорность и робость, а также признание собственной вины свели на нет весь негатив брата, а потому уже через десяток минут я, узнавшая о своей дурости и жажде приключений много «хорошего», слушала его успокаивающий голос и чувствовала мягкое тепло чужих ладоней на плечах и спине – колотить от пережитого стало немножко меньше, и ко мне даже вернулся трезвый рассудок.
– Теперь ты меня никуда не выпустишь, да? – проворчала я, ворочая головой на чужой груди; Мукуро откинулся на спинку продавленного дивана и перетянул меня повыше, давая мне возможность устроиться поудобнее, и насмешливо поинтересовался:
– А ты как думаешь, Триш?
Не то чтобы мне сильно хотелось биться против представителей Вонголы, но свою семью бросать мне не хотелось. Однако сейчас выступать против Мукуро я не могла, даже пусть он и хотел запереть меня в клетке, а ключ от свободы забрать с собой. Я была готова поспорить, что от меня было бы больше толку, чем от той же самой М.М. или фетишиста-Птичника, которые не выглядели хоть сколько-то толковыми бойцами – навскидку, даже будь я на голову слабее, чем я была сейчас, я запросто могла раскатать по полу и одну, и второго. Да только кто бы разрешил мне вмешиваться? Сиди, Триш, на заднице ровно, потому что шаг влево, шаг вправо, лишний вздох – расстрел моральным давлением. Простой, незамысловатый и очень действенный способ напомнить, кто в доме хозяин.
Все, что мне оставалось делать – это латать незначительные ранения Кена и Чикусы, приходящих со своих рейдерских вылазок под покровом ночи, вполголоса интересоваться у них подробностями прошедших избиений младенцев и время от времени чморить М.М., знатно раздражающуюся от одного лишь вида моей улыбки, выполненной в стиле Мукуро, и насмешливого «ху-фу-фу», внаглую украденного у него же. Близнец на наши перепалки смотрел сквозь пальцы, но я-то знала, на чьей стороне он всегда находится.
На что еще хватало моего авторитета, так это на то, чтобы украденный нами Фуута де ла Стелла имел возможность поесть, попить и поспать. Бедный ребенок, безропотно подчиненный жестокой воле моего брата, первые несколько дней безликой тенью ныкался в углу кинотеатра со своей извечной Книгой Рангов, бывшей по размеру чуть ли не больше, чем сам мальчик, и в ускоренном темпе терял силы, и мое сердце не выдержало – я мстительно устроила Мукуро головомойку (надавив, конечно же, на «а если тебе понадобятся еще какие-нибудь рейтинги, а взять их будет неоткуда? Рейтинговый Фуута теряет свою Волю, ты чем думал?»). В итоге моя душа добилась своего, получив под свою ответственность мальчишку, которого нужно было кормить, поить и укладывать спать на одинокий жестковатый матрас, который единственный сохранился в разрушенном мебельном магазине на втором этаже.
Гладя его, измотанного, находящегося вне контроля чужой Воли, по спутанным, грязным волосам, я шептала на грани слышимости, пока находилась в компании бессознательного ребенка и пока не чувствовала чужого присутствия, бесчисленные извинения и признания в собственном горьком бессилии.
Я не хотела подобной судьбы ни Фууте, которого мы использовали в своих грязных целях, ни Десятому Вонголе, тело которого мы хотели захватить, ни его Хранителям, которые должны были быть убиты, да толку-то от меня практически не было.
Я поняла, что конфликт с Наследником перешел на новый уровень, когда к нам в Кокуё-лэнд заявился ошеломительно сильный пользователь Пламени Облака. Хибари Кёя, номер один в рейтинге бойцов-подростков Намимори, настоящее чудовище, помешанное на битвах – по моему мнению, они с Мукуро друг друга стоили. Он ввалился в кинотеатр, щедро искупавшийся в крови школьников старшей Кокуё, источая всем своим видом такую концентрированную ярость, которая у неподготовленного человека заставила бы неконтролируемо трястись поджилки – насыщенная фиолетовая аура, мигом наводнившая зал, и сцепилась с пронзительно синей аурой Мукуро.
У нас было время накопать на вонгольских малышей столько информации, сколько было возможно получить за промежуток в две недели, поэтому я не удивилась, когда надо мной неожиданно раскинула цветастые изящные ветки роскошная сакура. Нос уловил бумажные, тонкие нотки с едва чувствующейся горчинкой, сменившиеся тяжелым металлическим запахом крови, когда раненый Хибари Кёя медленно опустился на одно колено, испепеляя Мукуро ненавидящим взглядом зверя, попавшегося по собственной опрометчивой глупости в расставленные предусмотрительным охотником силки. По Связи пронеслось опасное предвкушение – близнец любил издеваться над своими жертвами и в этот раз не собирался изменять своим привычкам. По мне скользнул свирепый, агрессивный взгляд, но я даже ухом не повела, отстраненно разглядывая наполовину обвалившийся потолок кинотеатра, а после и вовсе слабовольно развернулась на сто восемьдесят.
Едва уловимый глухой стон. Свист чего-то длинного и тяжелого. Хруст. Звук упавшего тела. Хруст. Удар. Удар. Удар.
Тишина.
– Посмотри на меня, Триш, – неожиданно раздался голос Мукуро в считанных сантиметрах от меня, и я спешно вскинула на него глаза, встревоженно рассматривая его бледное лицо, заляпанное кровавыми брызгами – братец никогда не скупился на силу, даром что по факту, как туманник, должен был иметь слабое тело. Его Пламя всколыхнулось довольно и привычно потянулось ко мне, жадно обхватывая меня за плечи, спину и бедра, когда я первая ласково погладила его по щеке и обвила его второй рукой за шею, вплетая пальцы в неровно остриженный хохолок на затылке. Меня без лишних усилий перекинули с дивана на колени, прижали боком к худому торсу и нежно прикоснулись сухими губами к виску. Я устало ткнулась носом в выступающую острую ключицу и мстительно ее куснула, вырвав из груди близнеца невольное «ой».
– За что? – обиженно поинтересовался Мукуро, несильно дергая меня за хвост.
– За все хорошее, – пробурчала я в ответ и крепче стиснула грубую ткань его пиджака. За то, что издеваешься над теми, кто слабее тебя, за то, что не уважаешь своих союзников, за то, что уничтожил нашу Семью, за то, что подчинил своей воле Ланчию, за то, что сходишь с ума и сводишь меня заодно, за то, что не считаешься с моим мнением, за то, что строишь дурацкие, самоубийственные планы – это было то ничтожное, что я могла сделать, чтобы хоть как-то выместить свою злость на корне всех моих – и братских тоже, – проблем.
Близнец хохотнул и стиснул меня в объятиях крепче, словно улавливая мое желание взглянуть на поверженного врага и не давая мне ни единой возможности пошевелиться и посмотреть туда, где лежало бездыханное тело Хибари Кёи. Я для виду поборолась еще немного, поерзала на коленях Мукуро и успокоилась только тогда, когда он предупреждающе щипнул меня за бок; Связь зазвенела, натягиваясь стальным тросом, и я послушно отступила, расслабляясь в самых родных руках на свете.
Я осознавала, что тоже не была особо нормальной, раз не только не сопротивлялась своему влечению к родному брату, но и с радостью поддавалась ему – возможно, всему виной был мой статус как Якоря для сильного, неукротимого Тумана, находящегося на грани безумия, и его хождение по лезвию я волей-неволей оттягивала на себя, добровольно разделяя с ним нелегкую ношу иллюзиониста, видящего мир в совершенно ином свете и цвете. Моя душа была спайкой двух частей, двух меня-из-прошлой-жизни, и посему я-из-нынешней-жизни представляла собой гармонирующую смесь из качеств и стремлений двух людей.
Игра во всесильных преступников подходила к своему логическому финалу, оказаться победителями в котором мы могли только в одном случае из ста.
Через пару дней Чикуса пошел на вылазку, а вернулся полумертвый – я едва успела его словить прежде, чем он рухнул лицом в пол.
– Да помогите же вы мне, идиоты, – зашипела я на глазеющих Мукуро и Кена, пытаясь удержать нелегкое бессознательное тело, но с места сдвинулся только последний, небрежно подхватывая друга под другой бок и забрасывая искалеченную руку себе на шею; Чикуса коротко, болезненно простонал, и я сорвалась на низкий рык: – Осторожнее, Кен, твою же мать, это тебе не мешок с картошкой!
– А выглядит очень даже похоже, можно его съесть? – захихикал парень и в шутку потянулся к окровавленной щеке Чикусы, но встретился глазами с моим бешеным взглядом и затих. – Да ладно-ладно тебе, молчу.
– Он сам виноват, – послышался позади голос близнеца; я была готова поспорить на все свои немногочисленные пожитки, что он улыбался своей хитренькой лживой улыбочкой, которую носил на своем лице постоянно. – Если бы он был сильнее, то подобного бы не случилось, но Чикуса оказался слишком слаб – и за это он теперь расплачивается собственным здоровьем.
Пламя внутри протестующе взревело, остервенело облизывая пульсирующую, еще не закостеневшую нить мертвой Связи и просясь наружу, чтобы выбраться и накостылять ублюдку, посмевшему говорить нечто подобное о своей, черт подери, единственной Семье, и я собиралась уже было открыть рот, чтобы произнести резкую отповедь, как худые израненные плечи дрогнули, и следующий шаг чужие ноги ступили уже самостоятельно. Все распри тут же были забыты, и я взволнованно поинтересовалась вполголоса:
– Как ты?
Чикуса не ответил, лишь дернулся, высвобождаясь из кольца поддержки в лице меня и Кена, и сам угрюмо поковылял вперед, не обращая внимание на ни что и ни на кого. Я провожала его взглядом до тех пор, пока он не скрылся из виду, и только после развернулась, в пару скачков преодолела расстояние, разделявшее меня и Мукуро, и угрожающе нависла над ним, внимательно и зло всматриваясь ему в глаза.
– Теперь-то ты доволен? – едко поинтересовалась я, сердито щурясь, и оскалилась, когда братец изящным жестом подхватил выбившуюся из моего хвоста прядь и поцеловал ее подобно заправским героям-любовникам, нахально ухмыльнулся; возможно, в другое время я бы и сочла это достаточно милым, но в конкретный момент я была взбешена до предела, и это действие вызвало во мне лишь очередную вспышку ярости, поэтому я на волне злости со всей дури треснула обивку дивана рядом с его бедром, агрессивно на него зыркнула и вылетела из разрушенного кинотеатра, любимого места обитания братца.
Я привычно сцапала аптечку, собранную с моей смелой подачи и с миру по нитке, и побежала по коридору в ту сторону, куда ушел Чикуса, попутно оглядывая все помещения и темные углы, в которых он мог заныкаться. Мне повезло на шестой раз – сквозь разбитую витрину с разбросанными голыми манекенами на ней я увидела мужской силуэт, сидящий на обвалившемся куске потолка.
Под подошвами захрустело стекло, и я, подходя ближе к другу, отстраненно сделала себе в голове пометку позже проверить туфли на наличие осколков в резине. Равнодушное Пламя Дождя, окружавшее Чикусу плотной, почти непроницаемой стеной, даже не колыхнулось, когда я вошла в область Ледяного Ливня, но мне в один момент стало максимально неуютно, и это с учетом того, что парень даже не пытался сконцентрироваться на мне как на источнике угрозы. Эстранео сделали из очищающего, успокаивающего Дождя настоящую катастрофу, потоп, загоняющий людей в свои убежища и заставляющий их пережидать ненастье там; умиротворяюще это Пламя действовало только непосредственно на своего носителя, но если он не использовал его на себе, то находился в состоянии перманентного ужаса. Поэтому Чикуса был почти безэмоциональным – Ледяной Ливень смывал с него все чувства, что в нем были.
Я осторожно коснулась плеча парня, внимательно и настороженно наблюдая за моментально подобравшимся Дождем, готовым чуть что обрушиться на мою голову миллиардом колючих капель, и негромко протянула:
– Чикуса, мне нужно обработать твои раны.
Пламя замерло на мгновение, а после резко вдарило по тому месту, где я только что стояла – радиус действия Ледяного Ливня был небольшой, но результат никогда ничего хорошего не приносил. Выйдя из зоны поражения, я обеспечила себе безопасность, пусть и временную – главным условием было не походить ближе, но когда еще я бы стала соблюдать правила, которые сама же для себя и определила?
– Чикуса, – произнесла я снова, но уже гораздо мягче, – я понимаю, что ты чувствуешь. Ты огромный молодец, выполняешь очень сложную работу, но не получаешь никакой отдачи от того, для кого ты стараешься. Мукуро у нас такой, к сожалению – я уверена, что в глубине души он тебя ценит, просто не хочет…
Я вздрогнула и невольно отступила назад, когда Пламя около предплечий и головы друга сгустилось, словно готовясь к атаке, и только потом, отключив Взгляд, увидела бешеные темно-серые глаза, почти черные от ярости; все же я умудрилась ляпнуть что-то неправильное, ох, черт бы побрал мой длинный язык. Солнце напряглось где-то в районе грудной клетки, растеклось по венам жидким огнем, готовясь принять атаку, но ее не последовало.
– Ни черта ты не понимаешь, Беатриче, – равнодушно сказал парень так, что лучше бы уж ударил, чем говорил подобным тоном; как бы безэмоционален он не был, оттенки его чувств можно было различить, если знать, где и зачем их искать. Дело, кажется, обстояло не очень хорошо – и сам Чикуса, и его Дождь в конкретно взятый момент меня ненавидели со страшной силой. Что было еще хуже – я не могла понять, почему.
– Не понимаю, – согласилась я осторожно, переступила с ноги на ногу, не сводя ненавязчивого взгляда с измотанного, бледного лица Чикусы. Вопреки неозвученным претензиям, повисшим в воздухе, мое беспокойство только усиливалось, однако я не думала, что в данной ситуации мне следует рискнуть здоровьем и влезть в клетку к тигру, чтобы дернуть его за усы.
В конце концов, я сама взвалила на себя негласную обязанность потихоньку-полегоньку разбираться с проблемами в нашем крохотной семье, и эту обязанность старалась выполнять; больше никого не интересовало, что у кого лежит на душе. Мы словно жили порознь, существовали лишь отдельно мы с Мукуро, состоящие в отношениях, сильно отличающихся от отношений между разнополыми близнецами, отдельно Кен, отдельно Чикуса. Мне было очень грустно осознавать, что для братца двое других парней были просто инструментом для исполнения его прихотей; Муро из детства, любимый брат, самый сильный герой, который пел мне колыбельные, баюкал меня в объятиях, не спал ночами, разделяя со мной послеоперационные боли, больше не существовал.
Мукуро был бойцом всю свою жизнь, и сломать его было не так уж-то и просто. Однако Эстранео совершили свою первую и последнюю ошибку, когда решили проверять на прочность именно моего брата.
Чертовы ученые сломали не близнеца, а замок, закрывавший тяжелые двери, за которыми мирно спало чудовище, терпеливо ожидающее своего часа.
Сломали – и выпустили наружу монстра, идущего по чужим головам ради достижения невыполнимой цели.
Мне было страшно представлять, каким может стать Мукуро, если он все же сможет войти в свою полную силу до того момента, как нас прихлопнут, как надоедливых мух. Сейчас ему было всего пятнадцать, но он на голову превосходил по объему большую часть носителей Пламени, которых я когда-либо встречала. Его Пламенная аура, развернутая в полную мощь, могла заполнить большую часть разваленного кинотеатра и, кажется, с каждым днем продолжала все расти и расти. Про уровень контроля и говорить не стоило – Абеле всегда гордился успехами близнеца на этом поприще.
Как бы силен не был братец, какой бы регенерацией я не обладала, каким бы стратегом не был Чикуса и каким мобильным бы не был Кен, это не отменяло того факта, что в мафии мы были изгоями, и лучшее, что нас могло ожидать после нашего бунта в конечном итоге – это пожизненное заключение в Вендикаре.
Все прекрасно знали это, но бояться уже не было сил.
– Объяснишь мне? – аккуратно поинтересовалась я у Чикусы, предусмотрительно не подходя к нему ближе, чем на пять метров; аптечку я по-прежнему держала при себе, готовая чуть что ринуться вперед. Товарищ выглядел неважно – он тяжело дышал, придерживая висящую плетью руку целой рукой, и смотрел на меня немигающе, словно одним взглядом хотел прострелить мне голову, а после моего вопроса уронил тяжело и веско, кидая каждое слово, как камень:
– Мукуро-сама бережет тебя, как не бережет никого из нас. Тебе не понять, что значит подвести его. Не оправдать ожиданий. Оказаться слабее, чем казалось на самом деле. Проиграть в битве, которую не мог проиграть. Ты живешь припеваючи и не видишь всей сути вещей, и тебе, кажется, вообще наплевать на то, за что мы боремся. Мукуро-сама ведет нас вперед, а ты пытаешься всеми силами оттянуть его назад, и я не могу понять, почему он позволяет тебе это делать. Ты балласт, бесполезный и беспомощный, пытающий играться в семью, когда ты не достойна даже ботинки его целовать. Так ответь же ты мне, много ли ты понимаешь, Беатриче?
Я молчала. Я могла бы многое сказать Чикусе, но не стала. Как бы обидно мне не было, в конце концов я пришла сюда не для того, чтобы доказывать ему свою точку зрения. Я опустила аптечку на пол рядом с собой и, круто развернувшись на пятках, вышла за пределы магазина, где друг находился.
Злобное Пламя внутри свирепствовало, предлагая пролить кровь наглеца, но я приказала ему заткнуться – едва ли оно выполнило мой приказ, поэтому лучшим выходом стало попросту не прислушиваться к самой себе.
В груди расползалась ядовитая обида, пока я неслась сломя голову по коридору, пытаясь очистить разум от боли и злости, затмевавших ум. В понимании Чикусы я являлась что ни на есть самой белой вороной, грязным пятном на светлых целях в их будущем, и, вероятнее всего, точно так же считали и остальные члены нашей разношерстной компашки. Я-то знала, на каких позициях стою и к чему хочу прийти в конечном итоге, но это не означало, что все остальные станут прислушиваться ко мне хотя бы даже в самых малостях.
Я глубоко надеялась на то, что Чикуса все же переступил через себя и обработал свои раны самостоятельно.