shoot me if you can

Cane Hill — Kill The Sun

Юнги, откровенно говоря, понятия не имеет, где искать этого чёртова неуловимого призрака. У него нет никаких идей. Совсем нет соображений. Он не знает, в какую локацию Ланса лучше всего податься, и не понимает, почему разработчики вообще решили сделать некоторое оружие настолько сложным для получения. Он может выбить любую пушку из любого босса: даже рейдовые на хайлвле выносятся им в одно лицо с минимумом усилий, но поймать самого особого, который точно живёт своей собственной жизнью, для Юнги почти так же сложно, как признать, что у него всё в порядке с внешними данными. Поговаривают, что призрак не просто призрак. Ходят слухи, что он был добавлен в игру после смерти одного из разработчиков, и именно так компания его увековечила. В этом едва ли есть нечто плохое — многие так делают, — но то, что в дроп к нему добавили самые желанные для самых отбитых задротов пушки — невероятно кощунственно. Призрак появляется в мире абсолютно рандомно на максимально короткое время. У него нет отличительных паттернов поведения. Для него не написано ни единой тактики: малочисленные игроки, которым посчастливилось с ним встретиться на чистой удаче, так и не смогли его убить, предполагая, что нужны какие-то особые действия. Его невозможно отследить намеренно. Невозможно предугадать, где и в какое время он покажется. Каждое здание в Лансе может быть его временным пристанищем. Каждая улица, переулок и подворотня его сцена, но перед ней редко когда бывают зрители. Он неуловим. Непредсказуем. Словно шутка, над которой могут посмеяться лишь самые отбитые. Юнги это бесит. Юнги бесит любая ситуация, в которой абсолютно беспомощен. Он стоит сейчас с биноклем на самой высокой точке первой локации для новичков с абсолютно бесстрастным лицом, внимательно и медленно осматривая каждый доступный для обзора закуток, но внутри разгорается лютейшее негодование. Ложью будет утверждение, что он взял отпуск именно для этого. Юнги хотел выследить призрака за максимально короткое время сразу же после того, как возьмётся за него с самыми серьёзными намерениями, чтобы после пинать хуи с банкой холодного пива на какой-нибудь крыше небоскрёба, наслаждаясь прекрасным ничегонеделанием, но вот время первого дня уже идёт к ночи, а он не добился абсолютно ничего: только нашагал несколько километров по всем двадцати локациям. Юнги зашёл в ШаР утром ещё. Проснулся с хреновым настроением, выхлебал бутылку холодной воды, отмок под душем, отвёз воняющий алкоголем костюм в химчистку и заехал в магазин за провизией. Видеть белый свет было трудно. Трудно было переварить всё то, что случилось с ним вчерашним вечером. И слова Тэхёна, которые хотелось забыть и выкинуть за ненадобностью, всё крутились в голове вихрем, устроив внутри самое настоящее бедствие. Он не хотел признавать очевидного. Юнги намеренно отрицал, что может этому поехавшему идиоту всерьёз нравиться, но разговор в баре всё расставил на свои места: Тэхён влип в Юнги. Влип серьёзно и прочно. Увяз в нём полностью. Он не врёт и не врал с самого начала, хоть и не хотелось верить ему до последнего. Всё это, впрочем, не стало для Юнги большим откровением: в глубине души он знал, что этим их недолгое соперничество и закончится. Когда-то он должен был принять не поддающиеся объяснению тэхёновы чувства. Когда-то должен был осознать, что нет ничего странного в том, что всё ещё может привлекать чужое внимание не только игровыми навыками. Просто это было странно. Дико. Как-то неправильно. Даже сейчас Юнги всё ещё не видит в этом ничего хорошего, ведь чувства — вещь мимолётная: сегодня они есть, завтра под сомнением, а послезавтра к бывшему объекту обожания уже вовсю разгорается самая настоящая кислотная ненависть. Люди непостоянны. Они сотни и тысячи раз могут менять своё мнение. Это пугает Юнги больше всего. Он терпеть не может всю эту типичную человеческую ветреность. Перед сном его сознание разделилось надвое: одна пьяная часть, брызжа слюной, утверждала, что совершенно точно стоит попробовать, даже если прошлое повторится с тем же сценарием, а другая, которая всё ещё сохраняла трезвое здравомыслие, держала в руках кипу воспоминаний и заверяла, что это будет лишь ещё одним шагом над пропастью. Юнги их не слушал. Юнги закрыл уши и душу, но в процессе понял одно: глупо продолжать уверять себя в том, что Тэхён ему не нравится. Он ему нравится. Нравится настолько, что стало практически невозможно контролировать внутреннее, но он не может позволить себе уйти в омут с головой, ведь прекрасно знает, чем всё закончится. Ему снова сделают больно. Его снова оставят один на один с низкой самооценкой, которая, честно сказать, совсем недавно по независящим от него причинам начала всплывать со дна с чертовски медленной скоростью. Он боится неизвестности. Неопределённости. Ему до безумия страшно снова заводить отношения. И ладно бы всё ограничивалось только виртуальной реальностью, в которой он самый сильный игрок на сервере, но всё это не имеет совершенно никакого смысла, если он не сможет ощутить тепло Тэхёна там. В том мире, в котором ему всё время холодно. Поэтому Юнги твёрдо для себя решил, что будет Тэхёна игнорировать. Он сам отвернёт его от себя. Сделает всё, чтобы этому идиоту надоело бегать за ним по пятам, пусть он и сказал, что даже полугодовалые попытки Хосока вытащить Юнги на откровенный разговор не испугали его. Когда-нибудь ему надоест стучаться в закрытую дверь. Когда-нибудь он увязнет в ком-то другом и забудет о лучшем снайпере в игре, которая даже не самая популярная. Он обязательно уйдёт, если ему так важно забираться на все эти бессмысленные рейтинги. Долго Тэхён здесь не продержится. ШаР — не для него. Для него какие-нибудь VR файтинги: вот там он — Юнги уверен — будет чувствовать себя в своей тарелке полностью. Он не разбирается в оружии. У него такие себе стрелковые навыки. Пушки ему идут — с этим спорить бессмысленно, — но Тэхён точно должен знать, что его место не здесь. Здесь он белая ворона: чрезмерно выделяется. Это решение далось Юнги не без труда, и признаваться в этом слегка болезненно. Он много думал ночью. Много рассуждал. Понял, что будет сложно разорвать уже успевшую протянуться меж ними нить привязанности, но если смириться с тем фактом, что люди лишь приходят и уходят, оставляя после себя пепел и блёклые воспоминания, будет не так болезненно отказываться от возможного будущего. Он не привык о нём думать. Оно всегда для него туманное. Может, он завтра съедет на машине с моста, врежется в какое-нибудь здание, не справившись с управлением, или вообще на город внезапно нападут пришельцы и высосут его мозги запястными иглами. Не стоит загадывать. Не стоит строить планов, которые почти всегда остаются невыполненными. Он не хочет ничего менять, даже если всерьёз об этом задумывался. Ему хорошо одному, даже если иногда хочется уткнуться в чьё-нибудь плечо и позволить всему чёртовому миру рухнуть в преисподнюю. Раздосадовано цокнув, Юнги убирает бинокль в инвентарь и усаживается на холодный пол вышки в Начальном городе. Вытаскивает из кармана небольшой блокнот с карандашом, немного отлистывает и оставляет ещё одну заметку о том, что призрака на локации в определённое время не обнаружено, прекрасно понимая, что это бессмысленно. Он может появиться в подсобном помещении какого-нибудь магазина, в любом офисе и любой комнате. Он может быть в кабинке туалета, на крыше, посреди улицы или на лестнице. Предсказать его появление реально невозможно: Юнги честно пытался подобрать хоть какой-то алгоритм, но у него на данный момент слишком мало информации. Можно, конечно, положиться на теорию вероятности и остаться прямо здесь, пока его не выкинет из игры с предупреждением, но у Юнги не так уж и много времени. Неделя пролетит незаметно, а тратить её всю на просиживании задницы в одном месте совсем не хочется. Юнги знает, что ничего в этом мире не достаётся просто так, и знает, что нужно прилагать усилия, чтобы получить желаемое, но стоит ли его отпуска снайперская винтовка, которая привлекает только тем, что самая дальнобойная? Он правда хочет её. Хочет побить собственный рекорд по дальности выстрела и проверить, можно ли поразить цель с четырёх километров именно здесь, потому до сих пор не отчаялся. Он провёл много времени на разных локациях до этого. Неподвижно сидел на небоскрёбах, вышках, перед кострами и в разнообразных укрытиях, но ещё никогда не встречался с призраком. Ему всегда казалось, что это выдумка. Казалось, что кто-то просто решил потроллить комьюнити, но разработчики сами подтвердили эту информацию. Призрак существует, и из него дропаются пушки, которые не получить никакими другими способами. Есть смысл прочёсывать по периметру каждую локацию, заползая к крысам в подвалы, чердаки и канализацию. Попросить помощи у других игроков, пообещав за информацию щедрое вознаграждение, смысл есть тоже, но можно в процессе начитаться пессимистических насмешек и совсем опустить голову. А ещё Юнги ничего не мешает оставить поиски иголки в стоге сена, учитывая стремительно уходящее в ноль настроение, но он слишком упёртый, чтобы бросить на полпути начатое. Он всё же найдёт чёртова призрака, даже если придётся убить на это весь отпуск, прерываясь только на сон и прочие базовые потребности. Это просто дело принципа. В конце концов, он лучший снайпер сервера, а лучшему требуется лучшее, даже если Nemesis — она точно Юнги простит — полностью его устраивает. В Начальном городе, в котором совсем нет ничего примечательного — кроме огромного подготовительного центра с инструкторами по каждому вопросу, — солнце уже медленно опускается за горизонт, раскрашивая высокое небо спокойными пастельными красками. Юнги тяжело вздыхает, поднимаясь на ноги, прячет блокнот обратно в карман и собирается в следующую локацию. Сегодня он начал не по порядку: сначала обошёл самые знакомые места, а уже потом решил взяться за дело обстоятельно, когда понял, насколько глуп был в своих предположениях. Он раздражён сейчас. Ему немного горестно. Его бесит неимоверно, что приходится настолько заморачиваться, но это помогает отвлечься. Помогает не думать о том, что какое-то время назад казалось инородным и неправильным. А ещё его никто не трогает. Он слышит редкие выстрелы, взрывы, крики и тихие разговоры поблизости, но всё это не имеет к нему никакого отношения. Никто не бежит к нему с трёхэтажным матом или сопливыми объятиями. Отряхнув брюки на заднице, Юнги ещё раз окидывает лисьим прищуром Начальный город, попутно насладившись закатом, и идёт к лестнице. Время летит незаметно. Вечер перетекает в ночь, которая на каждой локации разная. Юнги оставил позади ещё два низкоуровневых города, отыскав в них только пару тайников с лансобаксами да дополнительные квесты, о существовании которых даже не догадывался. Дошло до того, что он начал приставать к случайным игрокам с вопросами, но все они, как и он сам, ничего не видели, а ещё Юнги узнал о себе много нового и интересного, но за пистолет хвататься не стал, стоически проигнорировав гнусные оскорбления от потенциальных суицидников. Юнги, на самом деле, устал. Он полностью выдохся и выебся. У него болят ноги, пухнет голова и совсем нет никакого желания продолжать поиски, но есть во всём этом упорстве даже нечто приятное: спаться точно будет слаще, хоть в реальности его тело всё это время просто лежит на постели без всякого движения. Четвёртая локация самая за сегодня интересная. Солнечный город, в котором ночь — нечто из разряда фантастики, представляет из себя необъятные поля сельскохозяйственных культур, в которых ничего не стоит легко потеряться и долго блуждать в поисках выхода. Юнги этот город нравится. Ему нравится вдыхать удивительно свежий запах спелой пшеницы и зелёных початков кукурузы. Нравится ощущать себя этаким фермером где-нибудь на задворках Америки прошлого столетия, а ещё он просто без ума от растянувшегося на несколько километров поля огромных подсолнухов. Они реально гигантские: у них навскидку четырёхметровые стебли и тяжёлые цветы размером со среднюю пиццу, кажется, и если такой цветок случайно упадёт на голову, точно вызовет серьёзное сотрясение. Среди них чувствуешь себя неожиданно крошечным и полностью беспомощным перед силой природы, осознавая, что она с человечеством просто играется. Название города в самую точечку: солнце пригревает землю двадцать четыре на семь и лишь изредка скрывается за тяжёлыми тучами, позволяя дождю напитывать исключительно плодородную почву прохладной влагой. В такие моменты Юнги чертовски жалко подсолнухи: они понуро опускают прекрасные янтарно-жёлтые головы и терпеливо в тихом томлении дожидаются, пока их любимое солнце покажется вновь, чтобы устремиться к его ласковым и тёплым лучам. Чтобы купаться в них. Он находит это очаровательным. Завораживающим. Иногда они напоминают Юнги людей, которым тоже жизненно необходимо собственное солнце, за которым хочется следовать, но это всего лишь эмоциональная зависимость. Привязанность. Ничего романтичного. Минус в Солнечном городе только один: тут жарко. Жарко просто катастрофически. Не то чтобы Юнги не привык к подобному летом в Сеуле, когда серьёзно хочется утопиться в чане с патбинсу, но больше предпочитает отсиживаться в прохладной тени, а здесь, посреди бескрайних полей, в ней от солнца не спрячешься. Зато кое-кто другой в этих полях успешно прячется: прячется так, что заметить даже поблизости задачка та ещё. Поначалу Юнги не понимал, каких мобов вообще можно поместить на подобного рода локацию, но потом, когда впервые в стелсе добрался до фермерских домиков и забрался на высокий зерновой элеватор, чтобы знать, с чем придётся иметь дело, был не очень-то приятно удивлён: там были знаки. Знаки на полях. Загадочные круги, которые часто связывают только с пришельцами. Сразу вспомнился один старый фильм. Сразу захотелось убраться подальше, ведь Юнги ещё никогда не приходилось сталкиваться лицом к лицу с чёртовыми иноземными тварями, поджидающими меж кукурузы, пшеницы и подсолнухов, но интерес тогда всё же победил настороженность. Юнги было весело. Чертовски весело было с винтовкой наперевес тихо ступать по скользкой после дождя земле и практически не дышать, выслеживая занятную добычу, которая должна была быть хищником. Он испытывал самое настоящее наслаждение, когда всаживал пулю в лоб серой безобразной образине с огромными глазищами, и чувствовал себя освободителем. Адреналин в крови здесь зашкаливал. Юнги ощущал одновременно и страх, и трепет, и предвкушение, ведь поле обзора было чертовски ограничено: всегда существовала вероятность, что сливающийся с окружением пришелец выскочит в самый неподходящий момент, когда немного замешкаешься. На какое-то время Солнечный город стал парком развлечений для Юнги. Он топил его в склизкой чёрной крови мобов ежедневно, постепенно приспосабливаясь к самым хреновым условиям, и это дало вкусные плоды: он прокачал реакцию даже без очков опыта. Сейчас с мобами связываться лень и в целом не хочется. Сейчас Юнги обходит самые подозрительные места, следуя по памяти к небольшому двухэтажному амбару, с которого поле вполне сносно просматривается, и совсем не надеется на успех: призрак здесь будет далеко не иголкой. Песчинкой. Издевательством над Юнги, который привык выслеживать цель в прицел снайперской винтовки, но именно здесь он абсолютно бесполезен: можно разве что попробовать улавливать каждое подозрительное движение меж стеблей и листвы, надеясь, что призрак всё же осязаемый. Продвигаясь вглубь, задрав голову кверху, Юнги видит перед собой лишь подсолнухи и наслаждается тем, как прекрасно это зелёно-жёлтое небо с чёрными вкраплениями. Становится невообразимо душно. Солнце напекает голову. Остановившись, скинув с плеч чёрную толстовку, Юнги прячет её в инвентарь, утирает с висков пот и достаёт уже начищенную до блеска Nemesis: он занялся ей ещё на первой локации, пока ломал голову над тем, как напасть на след призрака. Будь она живой и говорящей, думает Юнги, наверняка осудила бы за попытку найти ей замену, когда они великолепно сработались, но она молчит, а совесть Юнги совсем не мучает. Его мучает жажда. Ему чертовски хочется где-нибудь сесть и немного передохнуть. Самым подходящим местом для отдыха всё ещё является амбар, но он в паре километров, что бесит Юнги просто до невозможного. Обычно он остаётся спокойным и собранным. Обычно ему плевать на любые сложности, но в последнее время многое действовало ему на нервы, и теперь он никак не может успокоиться, тщетно пытаясь подавить жуткую раздражительность. Сигареты не помогают. Алкоголь не помог тоже. Даже дрочка не справилась с упавшим на плечи напряжением. Неладно что-то в королевстве Мин Юнги: оно постепенно разваливается. Иногда ему кажется, что земля уходит из-под ног, а иногда небо падает на голову. Он чувствует себя каким-нибудь старым ворчливым дворфом, который совсем не понимал наземников и точно не собирался выползать на поверхность из уютного каменного жилища, но ему пришлось из-за жуткого подземного землетрясения. Только оно у него душевное. Призрачное. Неосязаемое. Его нельзя почувствовать телом. Нельзя увидеть разрушительных последствий глазами. Всё только в голове Мин Юнги, которая до боли сейчас нагрета: солнце к нему безжалостно. Стебли справа подозрительно шевелятся. Юнги вскидывает снайперку, прислушиваясь к едва различимому знакомому утробному клёкоту, разворачивается на пятках, чуть прокатываясь на влажной земле, и даже не смотрит в прицел, стреляя на выдохе в зелёную пустоту, которая непонимающе выкрикивает что-то на своём инопланетном и ощутимо падает, заставляя подсолнухи мерно покачиваться. Шумно выдохнув, Юнги убирает палец со спускового крючка, опускает дуло Nemesis и просто идёт дальше с ней в руках, надеясь, что больше никакому пришельцу-смертнику не захочется отведать его кипящих мозгов: сейчас они слишком токсичны, чтобы без последствий их переварить. Юнги, на самом деле, около телепорта мог взять квадроцикл или большую сельскохозяйственную технику типа трактора, чтобы добраться до амбара за ничего времени, но так велика вероятность спугнуть призрака, да и мобов агрить совсем не хочется. Поэтому он не жалуется, обливаясь потом. Лишь проклинает упёртость, стараясь не сбиваться с пути, а для этого нужна какая-никакая концентрация, которой сейчас нет вообще. Честно сказать, Юнги даже рад, что в Солнечном городе не бывает ночи точно так же, как в Неоновом не бывает дня: в этом они самые исключительные. В реальном мире солнце уже давно зашло, отдав Сеул на растерзание сумраку, и если это внезапно случится здесь, обычный шутер резко превратится в хоррорный выживач. Шорохи в полной темноте могут свести с ума. Паранойя съедает изнутри. Враг подбирается со спины, резко хватая за ногу. От него можно отбиться. Можно достать пистолет, даже если винтовка от испуга выпала из рук, но как потом найти дорогу назад? Как сориентироваться там, где никаких ориентиров нет? Как избежать ещё одной встречи с тварью, что пускает слюни за подсолнухами в паре метров, а впереди лишь чернильная пустота? Юнги, к слову, совсем не пугают все эти хорроры, оружие в которых руинит атмосферу на корню, но хоррор в VR дело другое. Здесь стоит всерьёз беспокоиться за сухость своих штанов. Амбар близко. Юнги стряхивает с оголённого предплечья упавшую с подсолнуха мелкую букашку, отодвигает стволом винтовки высокие стебли и выходит к очень старой на вид деревянной постройке, которая точно сложится внутрь от малейшего подземного толчка. Здесь всё точно так же, как он запомнил в прошлый раз. Не изменилось совершенно ничего — странно надеяться на изменения в игре, которая эти изменения откатывает через сутки назад, — и весь этот скромный пейзаж вызывает лютую ностальгию по старым дням. Юнги помнит, что в амбаре прохладно. Он точно знает, что там можно прилечь и отдохнуть на мягком сене, а ещё пришельцы туда не забредают, явно чего-то побаиваясь. Райское в Солнечном городе место. Старые ворота истошно скрипят под минимальным напором. Внутри пахнет тем самым недавно скошенным сеном и иссушенной солнцем древесиной; маленькие пылинки хаотично танцуют в проникающих меж досок тонких лучах света. Недалеко от ворот стоит старенький трактор, на котором угадываются запёкшиеся капли чёрной крови, а рядом с ним лежат ржавые, но довольно острые на вид вилы, заляпанные тем же. Амбар может рассказать свою историю: по лору местные фермеры, которых почти не осталось, собрались вместе, чтобы дать отпор инопланетным захватчикам, но в итоге лишь послужили для них кормом, и теперь некому работать на полях, стихийно разрастающихся всё дальше. Юнги живо это видит: вот перед ним проносится мужчина в соломенной шляпе с перекошенным от ужаса лицом, а за ним, держа наготове мозговысасывающую трубку, несётся пришелец, но фермер резко собирается с силами и насаживает его на вилы. Он вопит от боли. Вопит истошно, призывая других тварей, и теперь мужчина загнан в угол на втором этаже, лестница на который сломана в нескольких местах под их напором. У него не остается оружия и никакой надежды, и он спрыгивает из большого обзорного окна, к которому Юнги сейчас подходит, пытаясь затеряться в поспевшей кукурузе, отмахиваясь от бьющих по лицу початков руками. Спастись, к сожалению, не удаётся: его мёртвое тело медленно превращается в удобрение под палящим солнцем. Прогнившие доски опасно хрустят под ногами. Свежая прохлада скользит по коже. Поставив Nemesis у большого тюка сена, Юнги плюхается рядом; острые стебельки сухой пшеницы неприятно щекочут спину. Протяжно выдохнув, он несколько секунд обдувает себя подолом футболки, а после снимает кепку и взъерошивает влажные от пота волосы, небрежно зачесав их назад пятернёй. Открыв инвентарь, достаёт бутылку тёплой воды и присасывается к горлышку, как пиявка, позволяя жидкости стекать с подбородка в ключицы. Она царапает глотку, да и в целом на вкус противна, но Юнги этого не замечает, пока не осушает всё до последней капли. Утеревшись тыльной стороной ладони, он запрокидывает голову назад, позволяя костям отдохнуть, и медленно остывает в тени амбара, пока солнце подбирается к носкам тяжёлых ботинок. Вероятность найти призрака на локации минимальна. Юнги едва понимает, зачем вообще сюда припёрся, если всё равно не сможет его заметить — даже если он бродит где-то рядом, — но решает, что ему это было необходимо. Здесь спокойно. Умиротворяюще тихо. Кажется, время остановилось. Кажется, оно не властно над этим местом, напоминая Юнги что-то из детства, когда он приезжал к дедушке на небольшую ферму, и когда взрослая унылая жизнь казалась чем-то таким, что никогда его не настигнет. Мысли медленно затихают в голове. Сердце больше не выламывает рёбра от непривычной нагрузки. Дыхание становится ровным. Юнги втягивает носом пьянящую прохладу и расслабляет плечи, наблюдая за тем, как под потолком большой и наверняка ядовитый паук медленно пожирает попавшую в липкую паутину крылатую жертву. Юнги, наверное, тоже застрял в паутине. Но он не трепыхается. Не пытается выбраться, напрасно надрываясь. Он просто смиренно ждёт, пока его перемелют острые жвала, и тогда, быть может, душевная боль полностью исчезнет. Пока исчезает лишь боль в ногах. Пока он закрывает глаза, прислушивается к шелесту ветра в окруживших амбар подсолнухах и даже, кажется, дремлет, но механики сна в ШаР как нет, так и не было изначально. Зачем кому-то сон в виртуальной реальности? Зачем себя настолько ограничивать? Юнги хоть и любит хорошенько выспаться, но теряет при этом бесконечно много полезного времени, которое можно потратить на то, чтобы… На то, чтобы что? В основном он только работает. Ещё больше работы счастливым никого не делало. Он может валяться на мягком сене целую вечность, бесцельно втыкая в потолок, но мысли из самых глубин сознания снова просыпаются. Ему бы снять голову с плеч. Просто открутить от шейных позвонков и положить куда-нибудь под стекло, чтобы она там сама по себе думала, но вместо этого Юнги отстраняется от тюка и берёт в руки Nemesis. Подниматься на ноги не хочется, но он поднимается. Выходить под палящие лучи солнца тоже нет никакого желания, но он не вампир и сгорать вроде как не собирается. Подобравшись к высокому прямоугольному окну без стекла, Юнги кладёт ствол винтовки на проеденную насекомыми раму и наклоняется к оптическому прицелу, удобно устраивая приклад у плеча. Сверху ярко-голубое небо без единого облачка. Снизу зелёно-жёлтое море огромных подсолнухов. На горизонте, чуть дальше, причудливой формы внушительный инопланетный корабль словно из закалённого чёрного стекла, в котором совсем ничего не отражается. Неосознанно растянув губы в милейшей кошачьей улыбке, Юнги ощущает себя главным героем фильма от известного сценариста, смешавшего в фантазии всё самое атмосферное, и снова собирается стать кровожадным охотником. Временами подкручивая прицел, Юнги внимательно осматривает всю доступную глазу территорию и различает меж толстых стеблей мобов и игроков, которых обычно всегда мало в Солнечном городе. Он на любителя. Он даже с бесконечным днём безмерно для некоторых пугающий. Юнги же чувствует себя здесь дома. Жара, правда, значительно доканывает, но плюсов явно больше, и самый главный — вид, от которого перехватывает дыхание. Тысячи маленьких солнц пылают внизу. Тянутся к солнцу побольше, но могут лишь неотрывно за ним наблюдать, умирая и возрождаясь под его сжигающим теплом. Есть в этом нечто прекрасное. Есть что-то инородное примерно в километре от Юнги. Присматриваясь, ловя в перекрестье расплывчатую призрачную фигуру, он совсем не уверен, что это не проделки его воображения, но поглаживает пальцем спусковой крючок, пытаясь как следует прицелиться, да только целиться не во что: фигура бесформенная. Она расплывчатым миражом парит над покрывалом из подсолнухов. Быстро смочив губы с языка, Юнги собирается выстрелить в эфемерное нечто, неглубоко вдыхая нагретый пыльный воздух, и очень некстати чувствует, как сзади обхватывают чьи-то крепкие руки. Чувствует, как горячие ладони проскальзывают по талии. Проигнорировать внезапное вторжение в зону комфорта хочется, но не получается: он неожиданно для себя крупно вздрагивает, вспоминая случай на ивенте; прицел ожидаемо сбивается. Некто уже собственнически приобнял его за живот, легко прижавшись к спине, но Юнги всё же старается не обращать на это никакого внимания, ведь возможный призрак прямо здесь, прямо перед ним с необходимой ему винтовкой, о которой так долго мечтал, но… Он исчез. Расплывчатой фигуры больше нет над подсолнухами. Разочарование и злость накрывают холодными волнами. Кто посмел его отвлечь? Кому всадить пулю в пустую голову? Юнги уже догадывается. — Я так чертовски сильно по тебе соскучился, Юнги, — до боли знакомый голос сладким шёпотом с томным придыханием льётся в чувствительное ухо. Тело снова предаёт разум, прогнав мурашки по позвоночнику. — Зато в Аду скучать не придётся, — скрипя зубами, скрежещет Юнги грозно, прекрасно зная, какому смертнику понадобилось испоганить его прекрасную фермерскую идиллию. Гнев разливается по венам маслом слишком стремительно. Оно закипает. Сейчас прольётся чья-то кровь. Обязательно. Резко убрав приклад от плеча, Юнги разворачивает винтовку спусковой скобой вверх, хватается за ствол и по плечу толкает её назад, надеясь выбить неугомонному идиоту несколько зубов, но он стремительно отстраняется. Оседает вниз, убрав руки с талии, и отшатывается, пока Юнги поворачивается и заносит снайперку для ещё одного удара в челюсть: иногда она служит неплохой битой, если выстрелить не получается. У чёртова Тэхёна в глазах самая настоящая паника, смешанная с липкой вязкой дрянью, которую Юнги уже успел лицезреть ранее, на вишнёвых губах ядовитая усмешка, а ещё у него совсем нет совести. Он уворачивается. Ныряет под руки в самый последний момент, когда приклад почти выбивает всю дурь из прекрасной черепушки, и снова уходит за спину. — Мой маленький лис настолько не рад меня видеть? — притянув Юнги к себе так, что у него перед глазами вспыхивают звёздочки, горячо выдыхает Тэхён в изгиб плеча, плотно сцепив руки в замок на животе. Винтовка оказывается отброшенной. — Мне казалось, что ты совсем не против побыть в моих объятиях, раз никак не среагировал на приближение. Или ты не заметил, как я подошёл? Удивительно. — Прекрати называть меня лисом. Раздражает, — Юнги не вырывается, выравнивая сбившееся дыхание. Лишь хрипит леденяще и тихо кипит от злости, прекрасно понимая, что из-за этого придурка упустил возможного призрака. Просто потому, что не заметил его из-за полной концентрации. Просто потому, что солнце сильно напекло голову. Или он больше не считает, что Тэхён представляет для него хоть какую-то опасность? Юнги расслабился. — И вообще, как ты тут оказался? Опять вынюхивал? — Уже забыл, что добавил меня во френдлист ночью? — спрашивает Тэхён с долей обиды, явно обворожительно надувая щёки, а Юнги хотелось бы лопнуть их. Всадить в каждую по огромной толстой обувной игле и наблюдать, как он вопит от боли, пытаясь их вытащить. — А лисом называть тебя точно не перестану, ведь похож же, ну. Разве что хвоста пушистого нет, но это можно легко исправить пробкой, — обида в голосе тут же сменяется заискивающей сальностью. Тэхён в своём репертуаре. Ничего не меняется. — А ты забыл, о чём я просил вчера? Или у тебя память, как у рыбки в аквариуме? Если я сказал, что искать меня не нужно, то, блядь, не нужно, понимаешь? — у Юнги перед глазами плывёт. Ранее сдерживаемые эмоции срываются с цепей и смешиваются в один бурный поток, который очень сложно контролировать. — Тэхён, я же сейчас снова тебя пристрелю и буду делать это до тех пор, пока ты не поймёшь, как важно слушать других людей, чтобы потом не огребать от них. — Я совсем не против немного поумирать от твоих рук, но разве ты сможешь вырваться из моих? — шепчет с лёгкой насмешкой Тэхён, кончиком носа прочерчивая от сонной артерии до мочки уха непрерывную линию. Юнги передёргивает. Ему сейчас точно не до этого. Он так старался. Целый день потратил на то, чтобы добиться хоть чего-нибудь, но возможность ускользнула прямо из его рук лишь потому, что какому-то долбаному идиоту понадобилось поприставать к нему. Почему именно сейчас? Почему он не мог подождать ещё хоть пять долбанных минуточек? — Постой так со мной немного, пожалуйста, — насмешка сменяется успокаивающим гладким бархатом. Он точно закрыл глаза. Юнги это чувствует. — Знаешь, я ведь и вправду чертовски по тебе соскучился. Понимал, что ты занят важным для себя делом, но просто не выдержал. Ты странно влияешь на меня. Заставляешь сходить с ума на ровном месте. Беспокоиться. Я постоянно думаю о тебе. Как ты там? Что делаешь? Может, тебе нужна помощь? Или ты хочешь выговориться? Мне интересно всё о тебе. Как спал? Чем завтракал? Какие сигареты куришь в реальности? Со стороны, наверное, всё это пугающе, но я и сам не понимаю, что со мной. Со мной ещё никогда такого не было. Я ещё никогда не бегал за парнем просто из-за того, что так отчаянно хочу быть рядом. Хочу касаться тебя. Хочу чувствовать, как бьётся твоё оцифрованное сердце. Представлять, чем пахнут твои волосы в реальности. Ты ведь тоже в этом виноват. Ты не оттолкнул меня, когда следовало, но я не прошу взять ответственность. Просто прости меня за слабость, ладно? Не сердись. Злость не красит твоё лицо. Юнги прекрасно знает, что виноват. Виноват в том, что добавил Тэхёна в друзья ещё в лифте, когда тот тащил его до номера, но даже предположить не мог, что это встанет ему боком. Не думал, что Тэхён забьёт на самую обычную просьбу и будет его преследовать с настолько идиотской отговоркой о мнимом на нём помешательстве. Всё это бесит. Раздражает просто до ужаса. Тэхёна хочется разорвать на куски. Хочется расчленить по каждому суставчику за все эти абсурдные слова, почему-то отдающиеся в голове его успокаивающим шёпотом, и раскидать по всему Лансу, чтобы не собрался воедино на кладбище. Сердце бьётся в ушах набатом. Дыхание снова сбивается. Его кроет: концентрированная злость заменяет в венах кровь и теперь бурлит вулканической лавой, заставляя Юнги нехотя вспомнить всё, чему его учили в армии. Тэхён продолжает прижиматься к нему. Продолжает крепко сжимать бока, водить носом по взмокшей шее и зарываться в волосах, чуть касаясь губами кожи под, явно наслаждаясь его беспомощностью, но скоро это закончится. Юнги поднимает руку. Сгибает в локте и заносит для удара назад, попадая точно в висок, так, что Тэхён неосознанно разжимает замок из пальцев на животе и ощутимо немного отшатывается. Этого хватает, чтобы со всей дури наступить ему на ногу. Хватает, чтобы развернуться, схватить его за ворот леопардовой рубашки и запястье, резко потянуть на себя, крутануться и перекинуть тяжёлое тело через плечо, уперевшись в крепкое бедро задницей. Теперь Тэхён растянулся на хлипком полу, заваленном мягкой соломой. Теперь он смотрит с восхищением и лёгким непониманием, держась за голову, а Юнги, не отдавая себе никаких отчётов, седлает его бёдра, щёлкает кнопку сзади на кобуре и вытаскивает пистолет, передёрнув затвор. Дуло через секунду упирается в тупой тэхёнов подбородок. Палец лежит на спусковом крючке. Юнги выстрелит, если Тэхён дёрнется. — Не ожидал, что ты сможешь так просто бросить меня через плечо. Впечатляет, — Тэхёну явно больно, но он старается держать хорошую мину при плохой игре, растягивая губы в лёгкой ухмылке. Юнги сжимает его бёдра своими крепче, опасно сощуриваясь. Он совсем не в себе. Сейчас вместо него кто-то другой управляет телом, выжидая вместо того, чтобы просто пристрелить прекрасного идиота на месте и выдохнуть с облегчением. — И, чёрт, я готов прямо сейчас кончить от того, как горячо ты выглядишь на мне с пушкой. У меня снова сносит крышу. Я снова хочу тебя. — А я хочу, чтобы наконец-то честно рассказал, зачем и почему продолжаешь донимать меня, — Юнги неинтересно. Юнги плевать. Он обещал самому себе, что будет игнорировать Тэхёна, что попытается отвернуть его от себя всеми возможными способами, но вместо этого разводит на разговор, пытаясь залезть в душу. Зачем он это делает? Чего добивается? — Только не говори, что реально запал за две недели, когда ничего обо мне не знаешь. Я совсем не такой, каким ты меня видишь, Тэхён. Ты разочаруешься, если сильнее со мной сблизишься. Во мне нет абсолютно ничего примечательного или исключительного. Я самая обычная серая посредственность. Шуга — просто маска. Ничего более. — В твоей голове реально есть настолько дерьмовые мысли? — Тэхёну, кажется, всё равно, что под его подбородком дуло пистолета, но в этом нет ничего удивительного: страх оружия давно здесь обесценился. Он убирает руку от явно саднящего виска, тянет её к запястью Юнги и легко его обхватывает. Сердце под рёбрами бьётся ощутимо быстрее. Юнги озадачен. Что Тэхён делает? — Ты моё солнце, Юнги, а я чёртов подсолнух, который беспрестанно к тебе тянется. Только я не буду наблюдать за тобой со стороны, нет. Я сделаю всё, чтобы дотянуться до тебя и не сгореть дотла. Меня не волнует, насколько внутри ты отличаешься от того, что я вижу снаружи, и мне наплевать на твою очевидную низкую самооценку, которая заставляет думать о всяких глупостях. Почему кто-то не может запасть на тебя за две недели? Мне хватило одного взгляда, чтобы всё для себя понять. И сейчас, когда смотрю в твои бездонные лисьи глаза, от одного взгляда которых колени подкашиваются, понимаю, что ты тоже всё понял, но сдерживаешься. Голоса всё ещё тебя отговаривают? Всё ещё твердят, что я — ошибка? Мы можем заткнуть их сами. Просто отпусти себя. Ты свободен. На твоих запястьях нет кандалов. Там только мои пальцы. Смотри. Тэхён под Юнги искренен и пленителен. Он смотрит пристально, в самую глубь, а его кофейные радужки снова становятся обжигающе угольными. Поглаживая Юнги по руке подушечкой большого пальца, чуть подтягивая её на себя, Тэхён зачем-то плотнее вдавливает дуло Steyr в подбородок и дышит чуть сбито, облизывая пересохшие губы, слегка покусывая их. Его кадык привлекает взгляд, вспарывая соблазнительную карамельную кожу, когда он отчаянно сглатывает, ожидая смерти или милости от человека, который для него сейчас Дьявол и Бог в одной ипостаси. Тэхён с благоговением примет всё, что Юнги сможет ему дать: он будет в восторге от пули в черепе или восславит его, если он над ним сжалится, оставив вариться в желании на медленном огне. В его глазах слепое обожание. Влажный восторг. Тэхёна хочется приласкать: провести дулом пистолета от чёртова кадыка к стояку. Хочется дать ему всё, о чём он просит без слов, но… Но что? Что Юнги сдерживает? Зачем ему отказываться от человека, для которого яркое солнце? От человека, что видит дальше, чем кто-либо ещё? Тэхён не отвернётся от него при любом раскладе. Он всё равно добьётся своего. Всё равно сделает Юнги своим, а он даже не заметит этого. Не осознает момент, когда тоже станет им одержим. Или Тэхён уже это сделал? Кажется, так и есть. Кажется, Юнги и вправду снова может кому-то принадлежать, вот только… А вдруг Тэхён уйдёт, если Юнги позволит это понять? Вдруг в этом весь его коварнейший план? Стоит проверить, чтобы развеять подозрения. Стоит встать и уйти. Сбежать, больше не позволив подобраться к себе, или послушать здравый смысл и пристрелить паршивца прямо здесь и сейчас стоит тоже, но Юнги устал от всей этой кутерьмы. Он пиздец как устал убегать. От Тэхёна. От своих желаний. От самого себя. — Ну так что, Юнги? — бархатный голос Тэхёна ощутимо дрожит. Он смотрит с вызовом и вторую руку кладёт на бедро, сжимая кожу сквозь плотную ткань чёрных брюк. Горячо. — Ты выстрелишь или мы займёмся чем-нибудь поинтереснее? Не знаю, заметил ли ты, но у тебя вообще-то стоит. — Ненавижу тебя, — сквозь зубы скрежещет Юнги и отдёргивает пистолет назад, явственно чувствуя, как гнев в крови вытесняется обжигающим вожделением. Он больше не может терпеть. Больше не может держаться в рамках, которые сам для себя воздвиг. Сейчас он позволит себе сорваться с цепей. Хуже ведь никому не будет, правда же? — Я так сильно тебя ненавижу, но до безумия хочу. — Сегодня мой день рождения? Или рождество? — тихое ликование в тёплом бархатном баритоне заставляет непонимающе наклонить голову. Тэхён на секунду закатывает глаза и кусает губы. Его соблазнительная шея покрывается мурашками: он явно в восторге от услышанного. Юнги забыл, что ему точно не стоило этого произносить. — Больше всего от тебя я хотел услышать именно это, Юнги. Чёрт, знаешь, счастье в этом мире и вправду есть. — Забавно, — Юнги не может оторвать от лица Тэхёна взгляд. Не может больше игнорировать то, что вязкой тьмой клубится глубоко внутри. — Забавно, что для счастья тебе нужно так мало. — Ещё мне нужен ты целиком и полностью, но пока можно довольствоваться и тронувшимся льдом, — низко шепчет Тэхён с томным придыханием, чуть приподнимаясь над полом, чтобы скользнуть ладонью по бедру Юнги вверх. Steyr выскальзывает из ослабевших пальцев, с глухим стуком падая на сено. Юнги резко подаётся вниз, вжимая Тэхёна обратно в пол, ставит руки по бокам от его головы и припадает к чёртовым невозможным влажным губам, зверем вгрызаясь в них. Он целует грубо. Остервенело. Так, что Тэхён не поспевает за его языком. Так, что он растерянно мычит, больно вплетает пальцы в мятные волосы на затылке и широко раскрывает рот, явно позволяя делать с собой абсолютно всё. Юнги хотел эти блядские губы. Хотел ощутить их на своих ещё с того первого внезапного поцелуя, закончившегося ничем, и теперь он тоже может Тэхёна удивить. Тоже может быть мудаком, которому плевать на чужие чувства, который без зазрения совести воспользуется положением, даже если человек под ним растерян и беспомощен, но Тэхён явно не жертва. Он не сопротивляется. Не отстраняется. Не отталкивает от себя. Он подхватывает темп, сплетясь с Юнги языком, и не даёт возможности на короткую паузу, когда слюны слишком много, чтобы просто её проглотить: она тонкой струйкой стекает с уголка тэхёновой губы на шею и капает на тыльную сторону ладони Юнги. У него всё плавится и пылает внутри. Каждый орган скручивается в тугую спираль. Внизу живота нестерпимо ноет, и хаотичный поцелуй с привкусом крови из целенаправленно прокушенных губ не утоляет жуткую жажду, лишь подбрасывая в воображаемый костёр больше дров. Юнги не понимает, что с ним происходит. Он в душе не ебёт, почему к Тэхёну так невообразимо влечёт. Он словно специальный для него яд. Словно биологическое оружие, разработанное только за тем, чтобы свести одного маленького и незначительного Мин Юнги с ума. И он точно едет крышей. Машет рассудку, уезжающему на спортивной тачке в закат, пока вылизывает пухлые губы Тэхёна так, будто на них баснословно дорогой эльфийский мёд. Но этого мало. Хочется ещё. Хочется попробовать на вкус его смуглую кожу, надавить на каждое чувствительное место, снова услышать, как он будет безобразно низко стонать. Тупая животная страсть выбрасывает все противоречивые мысли из воображаемого окна. Юнги с трудом отрывается от припухших мягких губ, съезжает лёгкими касаниями по горячей щеке вниз, оставляя на ней алый след, и прижимается к тэхёновой груди своей, различая безумный стук сердца, резонирующий с давно разбитым его. Шумно выдохнув, опалив кожу, что напоминает оттенком солёную карамель, ведёт языком по шее к уху и засасывает аккуратную мочку, так явно ощущая пробежавшую по телу Тэхёна дрожь. Он чувствительный. Он не такой, как все эти каменные глыбы, в прошлом попадавшиеся на пути. Он реагирует на каждое прикосновение, каждый вздох и невесомый поцелуй. Он пленительно закусывает окровавленные губы и легко отстраняет Юнги от себя за плечи, потому что взятая им роль — не его. Юнги не разграничивает мир на активов и пассивов, но любит, когда доставляют удовольствие именно ему, а Тэхён, кажется, любит быть сверху, но и совсем не против показать слабую сторону перед человеком, которому готов отдать тело, душу, ключи от квартиры и даже ту мягкую игрушку из детства, с которой любил в обнимку спать. Юнги тонет в его смольных радужках, когда он меняется с ним местами, вжимаясь задом в ноющий пах. В них нет ничего от прошлого Тэхёна, которого он успел узнать: там что-то пугающе восхитительное. Там мечется из стороны в сторону тот самый паршивый койот. Он хочет растерзать забравшегося на его территорию лиса. Хочет перегрызть ему глотку, вспороть брюхо и вываляться в тёплых кишках, но лис очень хитрый: он утопит койота в глубоком озере, искусно наврав о том, что отражающаяся от водной глади луна — вкуснейший сыр. Тэхён хищно облизывается, с особым удовольствием слизывая их смешавшуюся кровь. Он наклоняется, ведёт ладонями по футболке вниз, пробирается кончиками пальцев под, словно специально нащупывает оставшийся от своей пули шрам, нежно обводит его по кромке и снова, как в тот раз, издевательски медленно скользит вверх, не отрывая от полуприкрытых глаз Юнги цепкий внимательный взгляд. Только сейчас его ничто не остановит. Здесь нет камер. Нет зрителей. Никто не сможет им помешать. Дышать становится труднее: Тэхён опускается к шее, прикусывает ванильную кожу и словно высасывает из Юнги жизнь, оставляя автограф. Самое очевидное напоминание о том, что Юнги теперь полностью принадлежит ему одному, но так — неправильно. Юнги не позволит сделать себя послушной размазнёй, душа в зародыше хриплый стон, когда Тэхён съезжает задницей по бёрдам, задирает футболку и прикусывает чувствительный сосок. Тело пронизывает мощный электрический разряд; разум затуманивается; глаза закатываются сами по себе. Тэхён облизывает, оттягивает, кусает вновь и вновь, удерживаясь на одной руке, а второй крепко сжимает каменный стояк Юнги сквозь брюки и точно больше не может ждать. Для долгих прелюдий они слишком распалены: поцелуи и ласки отходят на второй план. Юнги шумно сглатывает, когда Тэхён прекращает играться, отстраняется, щёлкает пряжку его ремня и не может перестать смотреть на это чёртово божественное лицо. Волосы Тэхёна хаотично растрёпаны; длинная медовая чёлка падает на взмокший лоб. В томно прикрытых глазах возбуждение цвета vantablack смешивается с неуёмным желанием Юнги обладать. На губах, как чистейшая роса, всё ещё выступает тёплая кровь. Он прекрасен, когда теряет себя в тяжёлых предвкушающих выдохах. Он заразительно безумен, когда хочет Юнги так, что его длинные пальцы начинают мелко дрожать. — Ты красивый, Юнги, — шепчет Тэхён горячо, расправляясь с ремнём. — Ты так дьявольски красив. Идеален. Невозможен, когда смотришь на меня вот так. — Ошибаешься, — Юнги всё ещё сопротивляется и точно не может принять этих слов. Он не такой. Он уродлив. Он не заслуживает Тэхёна, но не может сейчас отступить. — Ты так крупно ошибаешься, но кто я такой, чтобы тебя останавливать? — Я остановлюсь, если захочешь, — Тэхён уже подобрался к пуговице брюк. — Мне сделать это? — Не смей, — звучит унизительно жалобно, но Юнги наплевать. Он крупно вздрагивает: звонкий звук, с которым расстёгивается ширинка, пробирает до самых костей. Ему вдруг кажется, что он лежит на углях. Кажется, что Тэхён — заранее подготовленный для него бензин. Но что станет зажигалкой для их костра? Что сожжёт их в этом прогретом солнцем амбаре дотла? О, Юнги точно знает. Он ощущает это каждой клеткой оцифрованного тела, когда Тэхён запускает руку под резинку трусов и крепко сжимает налитый кровью член. Его ладонь чудовищно горяча. Его движения резки и грубы. Томительно прикусив губу, он больше не церемонится, приподнимается и дёргает брюки Юнги с бёдер вниз. Теперь он беззащитен перед ним. Теперь Тэхён больно давит на уретру подушечкой большого пальца и тянется к своей пряжке ремня, но у Юнги другие планы. Он на удивление всё ещё может адекватно соображать. — Сегодня в моей заднице нет места для твоего члена, — хрипит Юнги издевательски, прекрасно зная, что тот ещё мудак, и с вызовом смотрит в тэхёновы затуманенные глаза. Сможет ли он остановиться после такого? Думает ли сейчас Тэхён лишь о себе? — Я ведь уже говорил, что ты пиздец как жесток ко мне? — Тэхён шумно горестно вздыхает и отдёргивает руку от ширинки, но всё ещё продолжает сжимать член Юнги. Его оргазмический баритон на секунду превращается в чёртов фантастический бас. На лице выражение чистейшей детской обиды, но даже так он безмерно горяч. — И что мы будем со всем этим делать? Неужели остановимся на полпути и просто разойдёмся по углам? Твой член в моей руке явно не согласен с таким сценарием. — Делай со мной всё, что захочешь, но оставь маленького Тэхёна в штанах, — у Юнги плохо получается играть полную сволочь, но он старается. Ему интересно. Что Тэхён сделает? Возьмёт его насильно? Или придумает что-то ещё? — М-м-м, — тянет Тэхён сладко, задумчиво покусывая стенки щёк. Его смольный взгляд внимательно исследует окружающее пространство и через несколько секунд останавливается на собственных бёдрах. В голове точно вспыхивает дельная мысль. — Тогда как насчёт моего ствола? Думаю, Desert Eagle прекрасно подойдёт. — Звучит заманчиво, — Юнги совсем не врёт, выдыхая слишком горячо. И вправду заманчиво. Такого ему ещё никто не предлагал. — Пусть будет Desert Eagle. — Знал бы ты, насколько я от тебя без ума, сам бы крышей тронулся, — на губах Тэхёна вспыхивает опасная ухмылка, пока он упоительно покачивает из стороны в сторону головой, прикрыв глаза. Он явно в восторге от этой идеи, даже если непосредственно ему никакого удовольствия она не принесёт. Об ощущениях, что испытывают от секса в ШаР, Юнги знает только со слов других. Он ещё не трахался здесь ни с кем. Он даже себе не дрочил, а сейчас понимает, что ему горячо от прикосновений Тэхёна к члену, но от реальности это ощущение достаточно далеко. Ему интересно. Интересно понять, каков здесь обычный трах на вкус. Говорят, что это просто приятно. Говорят, что с оргазмом в реальном мире оргазм здесь и рядом не стоит, но что будет, если вместо члена использовать пушку? Будет ли она ощущаться, как член? Юнги знает, что многие игроки промышляют этим. Знает, что они трахают друг друга не только пистолетами, наслушавшись в Вегасе всякого грязного дерьма, и это дерьмо сыграло с ним жестокую шутку. Он тоже хочет попробовать. Всегда хотел. — Поднимись, — с придыханием просит Тэхён, сползая с Юнги на пол. — Честно сказать, понятия не имею, как трахнуть тебя стволом, но что-нибудь придумаю, раз ты этого хочешь. Для тебя я сделаю абсолютно всё. Юнги покорно слушается. Быстро подтягивает штаны, чтобы смешно не барахтаться перед Тэхёном, пытаясь подняться без них, и резко встаёт, чуть качнувшись назад. Тэхён ловит его за талию. Крепко вжимает в себя, выбивая из лёгких весь кислород, и глубоко сжигающе целует, толкая Юнги назад. Он упирается во что-то спиной, смачно матерясь в поцелуй. Он чувствует, как Тэхён проскальзывает ладонью меж их бёдер. Чувствует, как щёлкает кнопку нужной кобуры. И холод пистолета оголённой кожей он чувствует тоже, когда Тэхён вытягивает его и неожиданно нежно ведёт дулом от уха по шее к ключицам, закусив кончик языка. Низ живота пылает. Мурашки проносятся по разгорячённому телу прохладной волной. К Юнги ещё никто не прикасался пушкой. Это оказалось так охуенно. Он хочет ещё. Тэхён отстраняется, грубо оттолкнув Юнги в стог. Его взгляд слишком пристальный. Его глаза слишком горят. Он касается стволом щеки Юнги, касается дулом пухлых алых от крови губ. Дрогнувший выдох обжигает; пальцы уверенно сжимают рукоять. Его это забавляет: Тэхён в восторге от того, как Юнги проникает языком в дульную часть ствола. Он чувствует на рецепторах масло и порох. Чувствует смерть. От ярких воспоминаний подкашиваются колени. Юнги прикрывает от упавшей на плечи эйфории глаза и полностью обхватывает ствол губами, смачивая его слюной. Тэхён, кажется, ревнует. Тэхён явно не хочет, чтобы Юнги брал в рот всякую дрянь, но отрицать очевидное не станет: такой Юнги доставляет ему больше, чем любой другой. Юнги не замечает, как оказывается прижат к стогу сена грудью. Не замечает, что во рту уже нет ствола. Тэхён плотно вжимается в него сзади: его стояк под голубыми джинсами упирается в бедро. Он дышит тяжело и обжигающе в затылок, прихватив за живот, и прогибает Юнги в спине, вновь дёргая его брюки вниз. Кожи задницы касается влажная сталь, когда Тэхён отходит немного назад. Юнги не видит его лица. Юнги не видит, как он смотрит на него, жадно пожирая глазами каждый изгиб, но ему всё равно, что он похож сейчас на прожжённую жизнью шлюху. Ему поебать, что будет выебан стволом, который даже брезгует держать в руках. Он просто хочет почувствовать: ощутить, каково это, когда внутри тебя пистолет. Тэхёнов член, говоря откровенно, он хочет тоже, но для этого будет другое время. Не сейчас. — Тебя надо разрабатывать? — густо шепчет в ухо Тэхён. Этот низкий шёпот сводит с ума. — Здесь нет такой механики, — сбито выдыхает Юнги. Его радует, что Тэхён даже в игре заботится о таких важных вещах. — Можно запихивать в себя всё, что влезет. В пределах разумного, конечно, чтобы ничего внутри не порвать. — Скучаю по старой доброй реальности, — Тэхён пускает лёгкий тёплый смешок, отстраняясь. Прохлада амбара уже не кажется такой вожделенной. Тепло тела Тэхёна лучше в сто крат. — Надеюсь, это хотя бы приятно. — Я тебе потом расскажу об ощущениях, не переживай, — издевательски хрипло кидает Юнги, но с него резко сходит вся спесь, когда ствол Desert Eagle вдруг скользит по копчику вниз. Тэхён пристраивается сзади, ещё чуть прогибая Юнги в спине. Раздвигает упругие ягодицы, по явной привычке сплёвывает на ложбинку, растирает слюну и приставляет к анусу неожиданно ледяное дуло, заставив вздрогнуть и закусить губу. Юнги застывает в томительном предвкушении; сердце останавливается вместе с ним; тихий восхищённый выдох Тэхёна ощутимо дрожит. Проходит секунда, прежде чем Тэхён с силой надавливает на вход. Проходит две, прежде чем кромка дула исчезает в напряжённом теле Юнги. Он чувствует себя невероятно непривычно и странно, так отчётливо ощущая, как медленно внутрь проникает холодный ствол, а ещё ему не слишком приятно: предварительно не снятая мушка больно царапает стенки, вызывая жуткий дискомфорт. От Тэхёна больше нет никаких звуков: кажется, он полностью заворожен, пристально наблюдая за тем, как желанное тело поглощает чёрную сталь. Юнги понятия не имеет, насколько это зрелище возбуждает по шкале от одного до десяти, но сам он словно в трансе. В голове звенящая пустота. — Завидую этой пушке, — вдруг тихо подаёт Тэхён чуть дрогнувший голос. И как же восхитительно он сейчас звучит. — Может, прекратишь надо мной издеваться? Знаешь же, что я охуеть как хочу быть в тебе. — Ты не заслужил, — Юнги наконец-то позволяет себе выпустить из лёгких ядовитый углекислый газ. Ему немного стыдно. Он спасительно сжимает сено в кулаках. — А она заслужила? — в вопросе удивление и лёгкая обида. Горячие пальцы поглаживают бедро. Тэхён прикасается к Юнги очень трепетно. Он и вправду им дорожит. И как только терпит? После явно стоит его похвалить. — Заслужила, — Юнги шумно втягивает носом амбарную прохладу и закрывает глаза, понимая, что стыдиться здесь нечего. Тэхён уже видел всё, что можно здесь показать, — она подарила тебе поражение. Она помогла мне, поэтому все почести сегодня достанутся только ей. Тэхён пускает лёгкий задорный смешок. Ему весело. Юнги неосознанно тянет саднящие губы в улыбке, совсем забыв, что в нём пистолет, вот только… Desert Eagle резко напоминает о себе, с болью врываясь по самую спусковую скобу; Юнги широко распахивает слезящиеся глаза, открыв в немом крике рот, а Тэхён кладёт подбородок на его плечо, скользит ладонью по торсу вниз и нащупывает подушечками пальцев дуло, уткнувшееся в стенки живота. Юнги дурно от осознания, что всё это происходит с ним прямо сейчас: колени подкашиваются, голова кружится, моральных и физических сил нет даже на вдох, но реалистичность происходящего заставляет кровь в венах бурлить, не позволив упасть. Тэхён издевательски нежно оглаживает пистолет сквозь ванильную кожу, прижимаясь так тесно, что кажется, будто может проткнуть каменным стояком, и явно по-настоящему сходит с ума, пытаясь уместить в голове одну единственную мысль: в Юнги его чёртов ствол. Ствол — не слишком длинный, но очевидно в обхвате большой — заполняет полностью и до самых краёв, но Юнги почему-то хочется чего-то ещё. Не хватает тепла. Не хватает привычного телесного контакта, когда кожа о кожу и ощущения горячей плоти внутри, но всё это стремительно отходит на второй план, когда Тэхён справляется с разрушительной для разума мыслью и вновь начинает двигать пушку рукой. Он делает это издевательски медленно. Он, едва дыша, словно наслаждается тем, как Юнги сейчас мелко трясёт. Тело реагирует так, как должно: телу приятно. В кровь впрыскивается эндорфин, а Юнги неожиданно для самого себя бесстыдно низко выстанывает на первый серьёзный толчок. — Можешь сделать так ещё раз? Я просто только сейчас осознал, что означает выражение «так хорошо, что хочется умереть», — Тэхён восторженно шепчет и останавливается на секунду, кажется, пытаясь это переварить. — Могу только послать тебя нахер, — от смущения огрызается Юнги, неосознанно сжимая ствол стенками: он отчётливо чувствует мушку, планку Пикатинни и каждый острый уголок. Тэхён начинает вводить Desert Eagle быстрее. По амбару разносится лишь влажный от слюны хлюп. — Если я пойду нахер, мне придётся прекратить, — Тэхён тоже умеет издеваться, но Юнги такой расклад точно не устроит. Он стонет. Стонет ещё раз просто потому, что хочет постичь местный оргазм. Юнги падает в невероятный диссонанс: ему одновременно и больно, и хорошо. Система делает своё дело. Система заставляет тело испытывать по доступной информации абсолютно одинаковое для всех ощущение, но что-то явно идёт не так. Мушка царапает сильнее с каждым глубоким толчком: она разрывает Юнги изнутри. Он точно знает, что у него идёт кровь. Он чувствует, как она смазывает стенки и вытекает из дырки по стволу прямо на тэхёновы длинные пальцы, но он не останавливается и заворожённо молчит, продолжая вбивать в него Desert Eagle. Сталь теплеет от температуры тела и крови: она на удивление легко скользит внутри. Юнги не находит никаких точек соприкосновения с сексом в реальности, но ему нравится ощущать в себе нечто столь инородное и опасное. Нечто, что забрало тогда жизнь Тэхёна. Нечто, что спасло Юнги от проигрыша. Нечто, чем он оставил Тэхёна рядом с собой. Юнги вновь крепко хватается за сено; дышать становится тяжело. Он всеми силами старается громко не стонать, но Тэхён делает неожиданное, опускаясь на колени, чтобы взять в свободную руку его льнущий к животу член. Боль и удовольствие смешиваются в один пьянящий коктейль; по бёдрам ощутимо течёт; толчки становятся глубже и резче; стенки щиплет от крови. У Юнги внезапно дрожат колени: Тэхён начинает ему дрочить. Сложно стоять на ногах и вообще себя осознавать. Чуть развернувшись к большому окну, чтобы хоть как-то себя спасти, Юнги влажным затуманенным взглядом смотрит на бескрайнее поле подсолнухов, что поворачивают янтарно-жёлтые головы вслед за мерно перемещающимся по искусственному небу светилом, и понимает, что лишь Тэхён добился своего. Он приблизился к своему солнцу, но всё ещё не сгорел. Горит сейчас Юнги. Горит заживо и зачем-то живо представляет, как Тэхён нажимает на спусковой крючок, пока ствол всё ещё в нём, и эта странная больная фантазия приближает не менее странный виртуальный оргазм. — Есть нечто необычайно прекрасное в том, как эта штука исчезает в тебе, — Тэхён явно тот ещё любитель потрепать языком. Или как ещё объяснить то, что он не затыкается даже в такой момент? — Кровь, правда, немного лишняя. Не подумал о мушке, прости. — Тебе обязательно нужно меня смущать, да? — Юнги готов провалиться под землю, ощущая, как стыд снова берёт своё, но до пика осталось совсем чуть-чуть. Ещё немного. Он справится. Он не пристрелит Тэхёна за испорченный момент. — А тебе обязательно быть таким горячим? Мне пиздец каких огромных усилий стоит держать сейчас член в штанах, — Тэхён не останавливается, продолжая надрачивать и двигать стволом внутри. Его шёпот обжигает копчик. По спине снова пробегает колючая дрожь. Почему-то хочется видеть тэхёново лицо. Почему-то хочется позволить ему тоже получить удовольствие, но… — Да заткнись ты уже, — бросает Юнги хрипло и закатывает от странных ощущений глаза. Сложно поверить, что его трахают чёртовым Пустынным Орлом. Сложно переварить, что это делает блядский V-Тэхён, ничего не требуя взамен. Юнги не понимает, как докатился до жизни такой. Он не знает, почему вообще позволил всему этому произойти, но задирает голову к высокому потолку, размыкает губы и отстраняется от стога, буквально всасывая в себя пистолет. Он теперь сам двигает бёдрами. Сам насаживается на ствол. То, что он испытывает, не похоже вообще ни на что, но ему нравится. Он хочет ещё. Ещё грубых толчков. Ещё боли и крови. Ещё тэхёновых цепких пальцев по собственному стволу. Юнги точно поехал. Он тронулся. Его уже не спасти. И от оргазма ему не скрыться тоже: он настигает неожиданно, резко ударяя в мозг. Юнги выгибает в тэхёновых руках. Он кончает с ощущением, которое невозможно никак описать, абсолютно бесстыдно хрипло выстанывает, припав обратно к стогу, и дышит очень тяжело, чувствуя, с каким трепетом Тэхён вынимает из него Desert Eagle. Кровь по бёдрам течёт тонкой струйкой: Юнги теряет около тридцати процентов HP. Умереть от секса? Теперь это кажется реальным. Теперь реально и то, что Юнги всё же сдался и позволил Тэхёну себя взять. Так тоже считается. Так ещё более постыдно, чем просто тыкать членом в живого человека, да? Так неправильно и грязно, но сейчас Юнги наплевать. Ему хочется одеться. Хочется закинуться таблетками, чтобы остановить внутреннее кровотечение, но совсем не хочется, развернувшись на ватных ногах, пристально и с интересом наблюдать, с каким восторгом Тэхён смотрит на изящные руки: на одной сперма, похожая на молоко, а на другой алая кровь. Интересное сочетание. Ещё интереснее, когда Тэхён пробует эти жидкости на вкус кончиком языка. — Тебе подрочить? — Юнги почему-то не хочет быть эгоистом, предлагая без задних мыслей. Он, натянув обратно трусы и брюки, оседает по сену на пол и достаёт из кармана пачку сигарет. В голове туманная пустота. Внутренние голоса молчат. — Да как бы… — голос Тэхёна слишком тихий. Он выглядит немного смущённым, когда переводит взгляд с рук на Юнги. — Ты знал, что можно кончить, вообще не прикасаясь к себе? Со мной такое впервые, но оргазм здесь… В реальности чувства острее. Юнги, прикурив, удивлённо приподнимает бровь и, шумно выдохнув сизый дым, опускает глаза с озадаченного лица Тэхёна на его пах, замечая на узких джинсах мокрое пятно. Он совсем не знал, что так можно в ШаР. И не знал, что именно сейчас начнёт обо всём произошедшем жалеть.