shoot me if you can

Foreign Air — Monsters

Наполовину полный стакан воды чуть слышно поскрипывает под узловатыми пальцами. Юнги стоит в туманной задумчивости на кухне в маленькой квартирке, облокотившись на барную стойку, и дырявит лисьим прищуром настенные часы, умоляя время бежать побыстрее. Его выкинуло из игры десять минут назад. Он провёл в ней практически целый день, не выходя, и сейчас отчётливо понимает, что не должен находиться здесь. Его место там. В слишком реальной виртуальной фальшивости, что стала дороже настоящего, Юнги чувствует себя самим собой, а посреди скромной кухоньки он всего лишь хладный полутруп, продолжающий дышать лишь потому, что иначе больно и страшно. Потому, что так делают все. Он не чувствует себя пришельцем из другого мира, нет. Понимает, что две этих кардинально разные реальности смешивать ни в коем случае нельзя, но почему ему так холодно, когда там было бесконечно тепло? Тэхён пел, пока он прятал лицо на его широкой груди. Пел тихо, интимно почти, отдалённо знакомую Юнги песню, которую точно слышал в какой-то другой игре, всё ещё продолжая нежно поглаживать по кроваво-мятным волосам, а потом у Юнги перед глазами стало темно. Сначала он подумал, что всё же умер от кровопотери. Подумал, что впервые за долгое время очнётся на кладбище, но сверху оказался лишь знакомый потолок. Система точно беспощадна. Система испортила столь прекрасный момент, что был для Юнги чуть ли не лучшим за последние несколько лет. Тэхён утешал его. Понимал. Принимал. Тэхён сказал, что у Юнги теперь есть человек, который «всегда» будет рядом с ним, и то тепло, что разлилось по венам в тот момент, было таким мягким и пушистым, как шёрстка маленького котёнка, что в будущем вырастет в огромного свирепого кота. Он совсем не думал, что ещё хоть когда-нибудь услышит эти слова. Не думал, что будет настолько внутренне счастлив, когда они ласково коснутся его ушей. Юнги всегда считал, что одиночество самый лучший для него друг, ведь оно точно никогда не сделает больно и не предаст, но так вышло, что в этот день он предал его сам. Так вышло, что совсем неожиданно появился человек, что честно и открыто хочет быть с ним. Тот, у кого болит за него сердце. Тот, кто готов рвать за него глотки так же свирепо, как голодный койот. Тэхён снова сделал Юнги нужным и значимым. Сделал так, что он больше не хочет считать себя грязной обёрткой от мороженого на обочине дороги, которую побрезговали бросить в утиль. Впрочем, всё только начинается. Впрочем, ещё не подошёл к концу даже их первый день. Они сделали сегодня много всего: стали парой, трахнулись на чёртовом колесе, расслабились под мерное потрескивание костра и выкупались в чужой крови с головы до ног. Воспоминания, что всё ещё живы и словно стоят прямо перед ним, захлёстывают нарастающими волнами, а самая высокая погребает под собой обжигающей лавой, принуждая свободной рукой дотронуться до живота в поисках раны от предназначенной не ему пули там, где беззастенчиво трогал его Тэхён, да только Юнги слишком поздно понимает, что всё это существует только на другой стороне. Здесь живёт лишь его длинный и усталый вздох, разрывающий тонкую вуаль скользящей по коже осенней прохлады, затекающей внутрь из открытого окна, и он сам, у которого всё ещё никого и ничего. Его тянущийся к тусклому солнцу подсолнух остался в строках кода. Тут его нет. Нет его бесконечно особенной улыбки, что согревает изнутри. Нет преданного взгляда тёмных пытливых глаз в обрамлении длинных ресниц, что так отчётливо трепетали, когда он осыпал едва уловимыми поцелуями его щёки и лоб. Нет влажных и немного грубо очерченных пухлых губ, что сладки на вкус там, но здесь должны быть слаще в сто крат. Нет невозможного низкого голоса, от которого мурашки и почти что оргазм, заразительного громкого смеха, лукавства на дне зрачков-угольков, тепла крепкого тела и той свирепой безжалостности, от которой встрепенулось всё нутро. Тэхён был невероятен в тот момент. Он был настолько бесконечно великолепен и красив с окровавленным ножом в руках, что Юнги на тот короткий миг забыл совсем обо всём. Они не были в подвале одни, но казалось, будто больше никого нет вокруг. Юнги яростно отстреливался и уворачивался от пуль, не сделав ни единой ошибки, но видел перед собой лишь Тэхёна, и такой Тэхён без труда поднял его член даже в момент, когда на лицо брызгали чьи-то мозги. Если бы не та пуля… Если бы Юнги не охладил свинец, увязший в кишках, он мог бы завалить Тэхёна прямо там: посреди рек крови и трупов сектантов, чтобы он ещё раз и со всей страстью его отодрал. Юнги вдруг становится невыносимо жарко. Юнги чертовски непривычно сейчас ощущать те чувства и эмоции, что в панике бьются друг об друга в тщедушном теле, пока он пытается держать их в узде, схватившись за столешницу так, будто в любой момент может её сломать, но всё тщетно: алый румянец качественно и густо заливает почти обескровленное лицо. Понимать, что в свои двадцать восемь он краснеет, как юная девица, которая только что получила первый невинный поцелуй, достаточно странно, но щёки разгораются лишь сильней. Он пытается потушить внутренний пожар водой, что под жаром его пальцев в стакане стала тёплой и мерзкой на вкус, да только одна мысль порождает другую, а другая бьёт прицельно чуть ниже пупка. У Юнги скручивает внутренности. Нарастающее возбуждение плетёт из кишок длинную косу. Взгляд размывается влагой, выступившей на уголках глаз просто из-за того, что стало трудно дышать. В домашних шортах внезапно становится тесно, а головка некстати налившегося кровью члена обжигает и льнёт к низу живота. Юнги чертыхается очень громко и резко зажмуривает глаза, стараясь схватить наваждение за шкирку и выбросить его в окно, да только делает себе хуже, когда снова видит перед глазами залитое кровью тэхёново лицо. Он снова понимает, что смешивать два его мира в одном шейкере категорически нельзя. Прекрасно понимает, что те вещи, что с упоением и ядовитой ухмылкой делает там, должны оставаться лишь в ШаР, иначе его лишат жизни быстрее, чем он сделает это сам, но от одной крохотной мысли, что так можно — нет — и здесь с Тэхёном за спиной, Юнги прошивает по позвоночнику упоительная дрожь. Ему нужно немного успокоиться. Выдохнуть. Охладиться. Отдохнуть. Смять тэхёновы вишнёвые губы в мокром поцелуе с привкусом железа. Оставить на шее в кровавых подтёках следы зубов. Вылизать дочиста глубокие ключицы под алой футболкой, спуститься лёгкими прикосновениями подушечек пальцев к ширинке брюк, медленно потянуть замок вниз, опалить нежную плоть горячим выдохом и взять внушительный член в рот, чтобы ощутить на языке собственный вку… Всё снова идёт не по плану. Снова идёт не так. Ногти шумно скребут по столешнице. В груди пылает чистейший синий огонь. На головке выступает прозрачный предэякулят. Юнги не хочет сейчас дрочить. Не хочет прикасаться к себе сам. Он, возможно, сходит с ума и точно путает реальность с игрой, а ведь обещал самому себе не переносить из неё ничего, что запрещено, да только как ему не перенести Тэхёна? Как забыть всё то, что происходило с ними буквально час назад? Это за гранью возможного и слишком жестоко, но ещё более жесток тот факт, что Тэхёна здесь нет. Он где-то там: может, всё ещё в игре и ждёт, когда Юнги вернётся назад на его колени и в сильные, но нежные руки, а может, надумал лишнего и тоже вышел из ШаР. Думать об этом внезапно больно. Понимать, что к Тэхёну тянет настолько непреодолимо, что хочется прямо сейчас схватить со стола ключи от машины и поехать к нему неизвестно куда, больнее вдвойне. Юнги спешит. Юнги дорвался до того, о чём давно забыл, и теперь все эти выжигающие здравый смысл чувства рвут его изнутри на куски. Дышать всё ещё тяжело. В груди бушует инквизиционный костёр, но на нём корчится не страшная ведьма. На нём медленно догорает то, что было Мин Юнги до сегодняшнего дня. Хочется скулить. Выйти из дома и во всю глотку завыть на луну, но тогда соседи точно организуют ему горячую путёвку в один конец до психиатрической лечебницы, ведь и так смотрят косо просто из-за того, что в их глазах он нелюдимый, пугающий и холодный, как наступающая на Сеул ночь за окном. Мало кто знает, какой он на самом деле. Почти никто не в курсе, каков он внутри. Он тоже может краснеть, кусать губы, смотреть в пол и теребить чуть подрагивающими пальцами подол длинной оверсайзной футболки, под которой всё ещё не упавший ноющий стояк. Тоже может быть мягким, податливым и таять от прикосновений, как меж подушечек пальцев молочный шоколад. В нём много граней: и острых, и тупых. В нём столько всего, что бежит и льётся за края, и так жаль, что некому подставить ладони, чтобы всё это бережно собрать. Может, Тэхён не откажется? Может, он всё ещё его ждёт? Юнги шумно выдыхает, открыв глаза. Он сильный, даже если всё время думает, что это не так. Он может и должен держать себя в руках. Ему нельзя терять чувство реальности. Нельзя уходить в фальшивую с головой. Он здесь. Его настоящие тело здесь. И тут он не снайпер. Тут он не лучший. Тут он просто айтишник, живущий в маленькой квартирке на крыше, и вместо винтовки у него ноутбук. От этих мыслей становится чуточку легче: перед глазами больше нет укутанной в кровавый туман высокой фигуры, которую хочется крепко сжать в объятиях и никуда не отпускать, а в шортах уже не так тесно, как минуту назад. Теперь можно поставить на столешницу только чудом не треснувший в руке стакан. Можно потянуться к пачке сигарет, вытянуть одну зубами, раскусить ментоловую капсулу и подождать, пока Тэхён даст прикурить. — Да твою-то мать! — взрыкивает Юнги хрипло в пустоту и отвешивает себе лёгкую пощёчину; щёку начинает отрезвляюще жечь. — Приди уже в себя, чёртов идиот. Он чувствует себя таким безгранично жалким, но ничего не может с этим поделать. Чувствует себя бездомным побитым псом, увязавшимся за первым, кто бросил ему вкусную мясистую кость, да только Тэхён далеко не первый: многие до него пытались к Юнги подкатить. Тогда он отшивал всех. Отталкивал, посылал к чертям, ввязывался в драки и едко язвил — этого хватало, чтобы любой, заинтересованный в нём, тут же отступил. Только Тэхёну не хватило. Тэхён настойчиво продолжал провоцировать его на близость, разгадав, что Юнги практически беспомощен перед ним, и он просто не смог устоять. У него получалось с другими, но не получилось с ним. Тэхён и вправду волшебник. Быть может, да, даже варлок, что наложил на него проклятие и теперь только и ждёт, когда оно разъест его плоть до костей. Он разотрёт эти кости в пыль и проглотит, а Юнги даже не сможет ему помешать. Он и не хочет. Он хочет только к Тэхёну. Обратно в ШаР. Юнги больше не собирается ни о чём думать: устал. Вытащив зажигалку из пачки, он наконец-то прикуривает, втягивает в себя никотин и запирает его в лёгких, явственно чувствуя, как он тщетно пытается протиснуться через толстые прутья воображаемой тюрьмы. Юнги дарит ему свободу, когда ощущает лёгкое головокружение. Выпускает не впитавшиеся в мясо остатки дыма с искусанных губ и поднимает влажные глаза на часы. Полчаса почти прошли. Ему нужно умыться и пойти обратно в кровать. Отлипнув от стойки, точно зная, что на заднице остался от неё длинный след, Юнги затягивается так глубоко, как только может, и понемногу расслабляется, согнав напряжение с плеч. Они не слишком широкие, да и в целом он не настолько большой, как Тэхён, и осознание этого, пока Юнги разглядывает в зеркале ванной чуть смазанное по краям унылое отражение, почему-то совсем не печалит, ведь он, признаться честно, всегда хотел, чтобы кто-нибудь его подавил: просто взял в руки и полностью накрыл собой. Тэхён так сможет в реальности, если ни в чём не соврал. Тэхён, наверное, даже в первый раз порвёт его вни… Мысль теряется в стекающей с лица холодной воде, когда он открывает кран. Возбуждение сбегает в канализацию; член опускается совсем. У Юнги, вероятно, и вправду тоже беды с башкой. Они друг друга стоят. Интересно, Тэхёну сейчас так же хреново, как и ему? Закончив, Юнги тушит сигарету о раковину и сразу же идёт в спальню, а стынущие капли с его подбородка шумно капают на паркет. На постели небольшой бардак: смято покрывало, разбросаны подушки и кусок простыни бережно накрывает пол. Похмыкав, вспомнив, что он вообще-то немного вспылил из-за того, что не успел дослушать вторую тэхёнову песню, катаясь по постели волчком, он чувствует себя ещё большим идиотом, но особо не заморачивается с уборкой, просто падая на мягкий матрас. Едва ли его сейчас волнует хоть что-то, кроме ШаР. Едва ли он хочет быть в реальности, в которой до сих пор под боком нет даже кота. Здесь холодно и неуютно, а там, посреди жестокости, насилия и рек крови, ему просто пиздецки как хорошо. Там его настоящий дом, да. Только там сейчас есть Тэхён. Надев и включив нейропривод, Юнги мысленно отсчитывает с десяти. Сознание закручивается в вихре чернильной пустоты и втекает в другое тело, что выше и крепче, чем реальный он. В тело из полигонов, что всё ещё неудобно сидит на куче хлама и тряпья посреди удушающего смрада металла и гнили, пропитавшего весь подвал. Юнги почему-то страшно открывать глаза. Почему-то он боится не найти рядом Тэхёна, которого тоже могло выкинуть из игры, но все эти мысли и переживания вдруг становятся абсолютно неважными, когда сильные руки внезапно ставят на ноги и сжимают крепко-крепко, так, что рёбра почти начинают надсадно трещать. Юнги машинально хочется заехать бесцеремонному паршивцу по челюсти с кулака, но он с явным облегчением выдыхает в тэхёново ухо и рассыпает беспорядочные поцелуи по массивной шее, а сердце его бьётся настолько хаотично, что кажется, будто вот-вот проломит грудную клетку и падёт к тэхёновым ногам. Теперь всё правильно. Всё на своих местах. — Тебя просто выкинуло, да? — шепчет Тэхён сбито и горячо, а в меру чувствительная кожа Юнги под его губами горит огнём. — Я сначала подумал, что пел настолько хреново, что ты попросту не выдержал и сбежал, а потом осознал, что у тебя совсем не было времени выйти из игры даже на пару минут. — Эти тридцать казались мне вечностью, — Юнги совсем не врёт, неестественно для себя поглаживая Тэхёна по широкой спине. Наверное, со стороны они выглядят очень странно, но ему наплевать. Он так долго не получал объятий, так долго не купался в человеческом искреннем тепле, что сейчас просто не может его упустить. — А поёшь ты бесподобно. Я бы послушал ещё. — Сейчас мне будет неловко. Момент уже не тот, — Тэхён всё ещё продолжает низко шептать и жать его к груди так, что трудно дышать, и Юнги понимает, что этот дурачок просто слишком много очков для прокачки вкинул в силу и теперь совсем не знает, как всем этим адекватно управлять. Что ж, его нельзя за это винить. Он всё-таки ещё новичок. — И вообще, Юнги, предупреждай, когда собираешься уходить. Я от волнения чуть к кладбищу не пошёл. — У меня интерфейс отключен. Я не вижу никаких предупреждений, — хрипит Юнги надсадно, с трудом втягивая носом гнилой кислород. Рана на животе зажила не до конца и всё ещё немного саднит. Ему бы отстраниться, но лучше так, чем не ощущать Тэхёна всем телом. Юнги, кажется, сейчас целиком и полностью от него без ума. — Чёрт, Тэхён, — всё же срывается с губ, — ты меня сейчас раздавишь. Расслабься чуть-чуть. Тэхён тихо охает и тут же убирает руки, отшатываясь назад с милейшей растерянностью на лице, а Юнги наконец-то вдыхает полной грудью и только чудом не заваливается обратно на кучу тряпья. Было бы прекрасно, конечно, если бы он всё же остался в тэхёновых руках, но ничего уже не поделать: Тэхён в полумраке смотрит на свои ладони очень испуганно, а потом тянет губы в до того комичной смущённой улыбке, что Юнги не сдерживает лёгкий смешок. Этот парень чертовски горячий практически двадцать четыре на семь, но те моменты, когда случайно сгоняет томное выражение со своего очаровательного лица, для Юнги бесценны. Так кажется, будто Тэхён превращается в самого себя: в немного неловкого и дурашливого, но такого понятного и приятного. В мягкого и податливого. В самого обычного, но бесконечно особенного. Юнги нравится. Впрочем, ему нравится любой из всех возможных Тэхён. Нравится улавливать взглядом его грани. Нравится, что многое ещё только предстоит о нём узнать. — Знаешь, твои слова прозвучали немного двусмысленно, — неловкая тишина после хриплого смешка разбивается о головокружительный бархатный баритон. Юнги уже совсем не представляет, как без этого голоса существовать. — Я тут, пока тебя не было, прокручивал в голове всё, что здесь сегодня произошло, и снова чуть не кончил без рук. Даже сублимировать пришлось, чтобы стояк упал. Как думаешь, у меня правда беды с башкой? Всё настолько плохо? Я неизлечим? — Эти беды у нас одни на двоих, забей, — Юнги снова смеётся, и этот сиплый смех самый искренний, что приходилось слышать из его уст. Они вот на сто из ста друг другу подходят. Они одинаково поехавшие, и впервые на веку Юнги это слишком уж хорошо. Хищный блеск тэхёновых глаз, к слову, не остаётся незамеченным. Наверное, те же мысли плещутся и в его голове. — Так… — продолжает Юнги немного сконфуженно, потому что осознавать такое значительно смущает, да. — Может, пойдём в бар? Во рту поганый привкус. Хочу его чем-нибудь запить. — Извини, — виновато кидает Тэхён, делая к нему маленький шаг. Теперь между ними неважные сантиметры, а хочется, чтобы их не было совсем. — Прости за то, что не заметил того ублюдка. Мне правда жаль: из-за меня тебя ранили. Больше я не позволю такому случиться. Буду всегда тебя защищать. Ты — моё. Отныне и впредь. Юнги хочется ответить, что защита ему не нужна, ведь он всё-таки лучший снайпер сервера и сам должен Тэхёна защищать, да только эти слова теряются во влажном тэхёновом рту, когда он нежно поглаживает по щекам и резко подтягивает к себе, чтобы оставить на окровавленных губах глубокий и жаркий поцелуй, где язык по языку и слишком много чуть вязкой с привкусом металла слюны. Юнги не сопротивляется: сопротивления больше ни к чему. Ему нравится, как Тэхён беспорядочно и жадно его целует. Нравится, что он проявляет инициативу и заставляет Юнги трепетать. Он давно не ощущал ничего подобного. Давно не сгорал дотла в чьих-то чутких сейчас руках. Он уже успел забыть, что такое страсть, когда хочется не просто овладеть, но и вжечь в себя, поглотить, и Тэхён заставил его вспомнить: он делает это прямо сейчас. Юнги снова бросает в жар. Юнги сжимает жёсткие тэхёновы волосы на затылке, чуть отстраняется и пользуется тем, что выше, поднимая его лицо, да только тут же жалеет об этом: кофейные радужки тэхёновых глаз тонут в липкой кипящей смоле. Тэхён снова его хочет. Хочет так, что сложно не дать, но Юнги всё ещё ощущает дискомфорт, и для начала не мешало бы вымыть из себя ту сперму, что оставил в нём этот паршивец на чёртовом колесе. — Пойдём, — Юнги больше не может терпеть этот выжигающий внутренности взгляд. Тэхён безмерно соблазнителен, когда возбуждён. Он похож на изнывающего от жажды дикого зверя, и, кажется, только его тело эту жажду сможет утолить. — Пойдём отсюда. Этот запах сводит меня с ума. Юнги не врёт: гнилостная кровавая вонь действует на него именно так, но у этих слов есть двойное дно. Он мог бы. Серьёзно мог бы повалить Тэхёна в подсохшее кровавое озеро под ногами и снова выкрасить в бурый с головы до ног, да только он пока — к сожалению или счастью — в своём уме. Пока ещё понимает, что так неправильно, даже если адски хочется. Даже если этот чёртов подвал теперь станет самой жаркой сексуальной фантазией на долгие дни. Шумно выдохнув, внутренне содрогнувшись от взгляда на чуть надутые от лёгкой обиды тэхёновы губы, он берёт его за горячее тонкое запястье и ведёт за собой из этой смрадной клоаки прочь. Подниматься по ступеням лестницы сложно из-за остаточной слабости, но он не хочет показывать её Тэхёну: точно знает, что этот ребячливый засранец подхватит его на руки и именно так понесёт в бар. Не то чтобы Юнги против, честно говоря, ведь ему даже понравилось в тот раз, но в торговом центре всё ещё много посторонних глаз, и эти глаза не должны видеть то, от чего он приходит в полнейший восторг. А ещё ему совсем не хочется терять лицо. Ну, любит Юнги быть для других холодным, далёким и отстранённым, ведь так от него почти всегда шарахаются, боясь нарушить бесценный покой. Ржавый свет от свечей больно режет по глазам, когда они оставляют двери подвала позади. Сощурившись, Юнги уверенно направляется к телепорту, который совсем недалеко, и бросает беглый взгляд на тщедушного парнишку, что уже несколько секунд пятится от них назад и сжимает в руках коммуникатор, улыбаясь не менее глупо, чем недавно улыбался Тэхён. Он явно не настроен враждебно — скорее даже наоборот, — скосив глаза на его пальцы, что сжимают тонкое тэхёново запястье тисками, и Юнги совсем не понимает, что ему от них нужно: лишь тихо хмыкает и больше не обращает на него никакого внимания, шагая вперёд. Теперь они точно будут привлекать больше взглядов. Теперь придётся уходить в самые скрытые места, в которые другим пробраться не так уж легко, если захочется покоя и тишины. Не то чтобы он прям настолько популярен у других игроков, но часто именно из-за навязчивого преследования старается забраться туда, куда остальным дороги нет, а Тэхён вообще-то намного популярнее, и его фанаты, честно говоря, уже желали Юнги рака жопы в гневных сообщениях, которые он заебался удалять. У телепорта несколько понурых игроков разбегаются от него чуть ли не в благоговейном ужасе, когда Юнги прожигает их едким лисьим прищуром, а Тэхён у плеча забавно крякает и расплывается в довольной ухмылке, думая о чём-то своём. Юнги редко когда обращает внимание на черты лиц тех, кому посчастливилось умереть от его руки, поэтому и не узнает никого из подвальных ублюдков, даже если они будут дёргать за рукава и уверять, что он попал тому-то сюда и туда, а вот у Тэхёна, кажется, память на лица получше, и то, что он задорно машет этим испуганным воробьям свободной рукой, кое о чём говорит. Похмыкав, пытаясь вспомнить хоть одного, Юнги лишь трясёт головой и понимает, что никого, кроме Тэхёна с Хосоком, и не видел вовсе, даже если самолично положил около трёх десятков тех, кому в этом плане очень не повезло. Теперь они наверняка будут желчно ненавидеть его и обходить стороной, даже не догадываясь, насколько Юнги на всех них наплевать. Не наплевать ему только на самого главного выродка: вот с ним совсем неплохо было бы перекинуться парочкой слов. За те полчаса, пока Юнги не было в игре, заварушка у кладбища уже тоже закончилась, судя по тишине, и теперь только редкие игроки забредают в покинутый ими подвал, чтобы забрать оружие и уйти восвояси печалиться о том и сём: Юнги наблюдает за этим вскользь, пока выбирает в меню телепорта Вегас, а Тэхён всё ещё очаровательно скалит зубы на тех трясущихся бедолаг. Впрочем, выглядят они сейчас так, словно прошли через все девять адских кругов и прихватили с собой люциферову башку, так что и в главном городе Ланса без внимания не остаются: горячий шёпот и любопытные взгляды приклеиваются к ним намертво, пока они идут до бара плечом к плечу. Кто-то кидает в спину несколько колких слов будто вскользь, будто Юнги за такое не затолкает языки всех недовольных им в пердаки — он бы затолкал, — а кто-то восторженно восхищается самой горячей парочкой на сервере, вполголоса обсуждая, кто в этой паре играет главную роль. Вопрос довольно волнующий, да, и Юнги бы с удовольствием на него ответил сам, приставив дуло Steyr к виску того, кому хватает наглости такое обсуждать, но в Вегасе, к сожалению, огнестрельным всерьёз пользоваться нельзя. Чуть раздражённо сдвинув брови, Юнги пытается держать себя в руках и кидает на Тэхёна быстрый взгляд из-за плеча, чтобы глянуть, какие эмоции сейчас на его лице, догадываясь, что ему чужое внимание тоже не слишком по душе, но, кажется, Тэхёну вообще поебать. Он, наверное, привык. Быть может, уже заебался от него настолько, что попросту игнорирует всё, что может испортить настрой, и Юнги без прикрас хочет так же, ведь и сам задолбался гореть по пустякам. Тэхён явно познал дзен. Он смотрит только перед собой и изредка на Юнги, улыбаясь очень тепло, а ещё явно хочет взять его за руку, намеренно соприкасаясь пальцами, но всё-таки не позволяет себе Юнги смущать. Только дразнит с искрой этой непосредственной ребячливости в кофейных радужках слегка прищуренных глаз, а Юнги скорбно вздыхает и уже видит двери бара, в котором ему, к счастью, рады всегда. Юнги любит это место. Быть может, любит и всех людей, что невольно составляют ему компанию за стаканом виски, сидя в задумчивости за спиной. Там к нему относятся почти так же, как к самому обычному игроку. Там не шепчутся, не показывают пальцем, не считают, что Юнги чем-то лучше других, а если и бывает, то после отменной драки они сразу закапывают топор войны под яростным огнём, вырывающимся из джиновых глаз, когда он гневно всех отчитывает, наставив на лица двуствольное ружьё. Ему спокойно и даже бывает весело здесь. Здесь он может отдохнуть от всего, что произошло в течение дня, расслабляясь в туманной сигаретной дымке под задорный или умиротворяющий джаз. Бывало, он пробовал приходить в другие заведения, но даже бармены в них самые обычные унылые NPC, с которыми можно разве что перекинуться парочкой заложенных в программу слов: на их фоне Джин реально выглядит живым игроком, который просто решил убить время за барной стойкой, пока другие месят друг друга в фарш. Толкнув плечом массивную дверь, Юнги привычно втягивает носом плывущий по скромному помещению густой сигаретный дым и втекает внутрь практически бесшумно, сразу же заметив за стойкой две знакомые головы. Тэхён за его плечом раздражённо фыркает, а на третий фырк чихает так громогласно со смачным «апчихуй», что Юнги чуть не откладывает несколько кирпичей на новый бар. Удивлённо к нему повернувшись — повернулся не только он, — Юнги растерянно хлопает глазами, а Тэхён, утирая нос рукавом окровавленной рубашки, размазывает по лицу высохшие багровые капли и с умильной улыбкой почёсывает в растрёпанном затылке, будто он тут совсем ни при чём. Юнги опять узнал о Тэхёне что-то новое. Ну, что чихает он, как огромный медведь. — Ви! — доносится до ушей звонкий хосоков голос сквозь мелодичный джаз. — Bless you! — Спасибо, ага, — кидает Тэхён с лучезарной улыбкой, от души шмыгнув. Видимо, сигаретный дым ему не слишком по душе. Видимо, если захочет, научиться курить всё равно не сможет, да Юнги, честно говоря, учить его и не собирается. Привычка-то дурная, даже если с сигаретой меж губ Тэхён выглядел бы ещё на пару процентов горячей. Добравшись до стойки, Юнги забирается на высокий барный стул рядом с Хосоком, а Тэхён в прекраснейшем расположении духа устраивается у плеча, придвинувшись поближе: даже противный скрежет ножек по паркету не стал преградой его энтузиазму. Вот теперь Юнги намного лучше. Теперь он и вправду чувствует себя дома. Не то чтобы он откровенный пьянчуга, который и в реальности зависает в барах, но если уж ему хочется от души нажраться, лучше делать это с кем-то, а не уныло глушить соджу в гордом одиночестве, сетуя на свою ущербность. Сейчас нажраться, к слову, хочется очень. Взять бутылку хорошего виски и залить в себя до отказа. Просто сегодняшний день был насыщенным на события, а в голове сейчас полная каша. Просто Тэхён у плеча очень соблазнительный, а ещё от него безумно воняет кровью: этот запах с каждым вдохом напоминает о неслучившемся в подвале. — Господи, Шуга, — насыщенный и чуть хрипловатый голос вытягивает из потёкших в опасное русло мыслей, — тебя автобус переехал, что ли? Какого чёрта вы тоже в кровище? Сначала эти вот, — тычет Джин длинным, но очаровательно кривоватым пальцем на Хосока и Намджуна, а на его идеальном по всем параметрам лице играет пусть и дружелюбная, но очень опасная улыбка, — ввалились мне гостей распугивать, а теперь ты ещё с новичком припёрся провонять весь бар и замызгать мне стулья. — Автобусов в Лансе не водится, — отмахивается Юнги лениво от вопроса бармена, возникшего буквально из ниоткуда, и подтягивает к себе хрустальную пепельницу, совсем забыв, что сигареты вообще-то промокли. — Зато водятся паршивые овцы, которым так и не терпится прыгнуть через гильотину. — Повеселились вы сегодня от души, я понял, — улыбка на очаровательно пухлых губах становится менее ядовитой, а её хозяин берёт со стойки два влажных полотенца и кидает одно в лицо Юнги, а другое Тэхёну. — Вытритесь, что ли, а то выглядите так, будто на вас наблевали зомби. — Будто ты знаешь, как выглядит блевотина зомби, — язвит Юнги хрипло, но полотенце всё же ловит, зарываясь в него лицом тут же. Ощущать, как высохшая кровь стягивает кожу, не приятно ни разу, а вонять ей, честно говоря, ещё хуже, но помоется он потом. После. — И вообще, достань нам самую дорогую бутылку виски, будь другом. — Не знаю, ты прав, — ясный джинов голос становится чуть ниже, а сам Джин ставит напротив новых гостей по стакану и нагибается над стойкой, переходя на заговорщический шёпот, — но зато я знаю первое правило зомби-апокалипсиса. — И какое же? — отзывается Хосок с любопытством, наконец-то оторвав пристальный взгляд от парочки рядом. Вот кто-кто, а он точно без ума от шутеек Джина. Всегда ему подыгрывает и задорно с них хохочет. В этом его очарование. Его смех заразителен и приятен. — Будь человеком — и к тебе потянутся, — декламирует Джин так важно, словно произносит речь рядом с президентом, подняв к потолку палец, а Хосок тут же громко прыскает и окатывает каплями слюны лакированную барную стойку. Юнги закатывает глаза, а Тэхён у плеча всё так же забавно крякает, но всё-таки не смеётся. Такие шуточки на него не действуют. В этом они тоже похожи. — А знаете, что думает оптимист, пессимист и реалист о зомби? — вдруг тихо и, кажется, даже немного смущённо хочет пошутить Тэхён тоже, повесив полотенце на плечо. Его лицо всё ещё опорочено алым, но алое на смуглой карамельной коже завораживает взгляд, да только… Неужели и у Тэхёна чувство юмора на обе ноги хромает? — Оптимист думает, что зомби наполовину живой, пессимист, что наполовину мёртвый, а реалист сваливает от этих философствующих придурков подальше, чтобы его не сожрали. Повисает неловкая тишина, через секунду вспыхнувшая до того противным звуком скрежета ногтями по стеклу, что Юнги невольно зажмуривается и хочет закрыть уши. О, он знает этот дьявольский смех. Знает, что он точно сгодится для пытки на последнем кругу Ада. В Джине прекрасно всё, начиная от его безупречно выглаженного костюма, заканчивая аккуратной укладкой на иссиня-чёрных густых волосах, но, да, идеального ничего на этом свете быть не может: обязательно найдётся что-то, что может подпортить всю сладкую малину. Впрочем, Юнги привык давно, и этот скрежет, иногда переходящий в дельфиний ультразвук, уже стал для него родным и от бара неотделимым. Жаль только, что сам он шутить не умеет даже всрато. Жаль, что Тэхён жутко смущается, потупив взгляд на стойке, и совсем не знает, насколько он сейчас по-невинному мил, хоть и залит чужой кровью. Юнги теперь хочет увидеть его смущение там, в реальном мире. И его самого он там хочет тоже. — Этот парень мне нравится, — Джин заканчивает пытать гостей бара также неожиданно, как начал, и протягивает Тэхёну ладонь, чтобы познакомиться с ним немного поближе. Он всегда так делает с людьми, которые ему нравятся. Юнги, признаться, получил от него рукопожатие только после дроби в задницу, но это уже совсем другая история. Честно. — Я Джин — обворожительный бармен этого скромного заведения, но ты это уже и так знаешь после той ночки. — А я Ви, — тянет он руку в ответ, пожимая джинову ладонь с самым простодушным выражением на лице. — Парень вот этого опасного лиса с чудным прищуром, — кивает на Юнги подбородком, а Юнги внезапно давится возмущением вместо воздуха и хочет отвесить Тэхёну смачного пинка, — и теперь ты это знаешь тоже. — Он всё-таки сдался? — Джин игриво подмигивает, не отпуская тэхёновой огромной ладони. — А я говорил тогда, что нужно просто поусердствовать немного. Видишь ли, у него тип характера тако… — Так, я не понял, — вклинивается Юнги чертовски хрипло, разбив рукопожатие и грозно сощурившись. Из глаз, казалось, с треском разлетаются крошечные искры, — когда это вы спеться успели, голубки? И, Джин, разве всё то, что с тобой обсуждают гости, не должно оставаться за барной стойкой? — Оно и остаётся, — Джин невинно хлопает глазами и чуть обиженно поджимает пухлые, как у куклы, губы. — Я из-за стойки практически никуда не выхожу. Тут, знаешь ли, тоже бывает скучно. — Ах, вот оно как, — Юнги вообще-то Джину много о чём успел рассказать под мухой, поэтому имеет полное право немного позлиться. — Тогда пойдём-ка выйдем, — и грозно пытается закатать рукава косухи, но они с трудом поднимаются даже до предплечий. — Выйдем, — Джин тоже едко сощуривается, но рукава не закатывает. Вместо этого тянет руку в нутро барной стойки, и Юнги уже догадывается, что он оттуда вытянет ему на радость. — Как раз не мешает немного размяться. — Парни, давайте жить дружно. Я уже заебался от негатива, серьёзно, — доносится понуро из-за плеча напрягшегося Хосока. Там RM сидит, сжав стакан с любимым бурбоном: ещё чуть-чуть — и он точно лопнет. — Денёк сегодня тот ещё. Дайте хоть тут посидеть спокойно, — единственный голос разума в их «пати». Пристыженный, Юнги надуто фыркает и опускает рукава, переводя искрящийся внезапным ребячеством взгляд на Намджуна. Выглядит он и вправду не очень: чертовски заебавшийся, унылый, да и, как и все они, с ног до головы в чужой крови. На кладбище, вероятно, тоже что-то приключилось, судя по его кислому выражению лица и тому, как он стремительно опустошает стакан за стаканом. Вообще, RM и вправду неплохой парень с собственной философией жизни, и иногда поболтать с ним, честно сказать, даже в радость. Возможность такая, правда, выдаётся скудно редко, учитывая, что с ними всегда Хосок, а у Хосока котелок пухнет от задушевных и сложных разговоров, поэтому они до сих пор и не поладили как следует, а потом и вовсе стали держать друг от друга дистанцию из-за сущего недоразумения. Сейчас это недоразумение должно разгладиться: Намджуну больше незачем ревновать, ведь Юнги уже занят. И очень надолго, кажется. — Прости, — бурчит Юнги себе под нос виновато, а Джин в поле его зрения снова сдержанно улыбается, разворачиваясь к полкам с бутылками. — Я поблагодарить тебя хотел. Ну, за то, что привёл людей. Если бы не ты, так просто мы бы точно не отделались. Патронов почти не было. — Да брось, — отмахивается Намджун, скучающе подперев подбородок ладонью. Ему явно не до благодарностей, да и что-то всерьёз тревожит. В чём он опять облажался-то? — Я просто кинул призыв в чат с пометкой, что надо немного помочь Шуге, а потом как-то так вышло, что собралось несколько рейдов. Иногда стоит просто попросить о помощи ртом, а не строить из себя героя. Говорят, что это работает. — О, смотрите, в чей-то огород полетел огромный валун, да, Шуга? — коротко, но с опаской посмеивается Хосок, лучезарно улыбнувшись, а Юнги чуть приосанивается и хочет даже воображаемый рыжий хвост распушить, но Тэхён кладёт ему горячую ладонь на бедро и легко сжимает пальцы. Намджун прав, если перестать выпендриваться. Прав в том, что стоит просто просить о помощи, если она может реально понадобиться, но Юнги не привык просить. Он не привык даже много разговаривать. Просто ему казалось всегда, что другим дела до него нет совсем. Именно до него. До Мин Юнги, скрывающегося под маской устрашающего снайпера, от которого все разбегаются в стороны. Он привык взваливать всё на себя. Привык разбираться с проблемами по мере их поступления и только со своей собственной помощью, но иногда, признаться честно, и её бывает недостаточно. Он ведь самый обычный человек из плоти и крови. Не терминатор. Не робокоп. Он может устать, может так выебстись, что будет ломить кости даже в виртуальной реальности, но держать всё в себе для него всегда было предпочтительнее. Он не хочет показывать другим свои слабости. Не хочет показывать людям истинного себя, ведь почему-то до сих пор его стесняется. С Тэхёном только иначе всё. Тэхён, кажется, раскусил его, и теперь умело этим пользуется. Достаточно немного поусердствовать, действительно. Чуть надавать там и здесь, и вот устрашающий SUGA сворачивается клубочком на коленях и мирно мурлыкает. Джин, тем временем, притаскивает из подсобки бутылку односолодового Glenfiddich тридцатилетней выдержки, которая стоит довольно внушительно, смахивает с неё тонкий пыльный налёт и профессионально откупоривает, а по бару плывёт умопомрачительный фруктовый аромат с дубовыми нотками. Не то чтобы Юнги знаток виски, да и вообще в реальности может позволить себе хорошую бутылку только по самым волнующим случаям, но здесь ему ничего не мешает сорить деньгами, даже если всё, что попадает в рот, совсем не настоящее. Вкус, правда, у дорогого алкоголя и в ШаР чарующий: у этого, например, шоколад, херес, тот же дуб и такое восхитительное медовое послевкусие. Теперь Юнги доволен. Теперь он больше не хочет выйти и смахнуться один на один не только с Джином, но и с Намджуном, что ловко ввернул острую шпильку ему в лёгкое. — Наконец-то чувствую себя человеком, а не грязным догго, — разомлевши, вздыхает Хосок, озвучив мысли Юнги. Выглядит он всё ещё зловеще и краше в гроб кладут, но ему идёт, честно говоря. С поалевшим «платиновым» блондом смотрится очень внушительно. Запах от его волос, впрочем, внушительный тоже, но Юнги его не замечает, когда утыкается носом в стакан и вдыхает полной грудью, выдыхая с ощутимым облегчением. — Как твоё ранение, кстати? — обращается к нему, повернув голову. — Пустяки. Так, царапина, — Юнги совсем не врёт, мирно похрипывая, пока Тэхён всё ещё поглаживает его по бедру и в целом ведёт себя на удивление довольно сдержанно. Кажется, он не слишком любит большие компании или просто предпочитает больше слушать, чем разговаривать, что очень Юнги печалит, ведь голос у него бесподобно пленительный. — А что с твоим парнем? — кидает быстрый взгляд на безрадостного Намджуна, а Хосок шумно сглатывает, расширив глаза в лёгком удивлении. Юнги не глупый, как бы. Он видит всё. Даже краснеющие мочки хосоковых ушей, к слову так. — Бог разрушений снова сегодня был в действии? — Это прозвище будет преследовать меня всю чёртову жизнь, — Намджун, упав головой в сложенные на стойке руки, негодует горестно-горестно, картинно всхлипывая, — а ещё, кажется, что из меня вышел бы неплохой главный герой в Пункте Назначения. Будто сама смерть здесь преследует, знаете. Такое ощущение, что она издевается и очень обидно каждый раз ржёт надо мной. — Так что случилось-то? — интересуется Юнги достаточно искренне. Любит он все эти намджуновы истории: они всегда пиздец какие забавные. А ещё ему нравится, как Тэхён, чуть захмелев от виски, навалился на его плечо своим и горячо дышит в подбородок, внимательно всех слушая. — Я к херам случайно разнёс весь западный респ, — Намджун поднимает голову и всплескивает руками очень эмоционально с жуткой обидой на лице, а стакан, задетый его ладонью, только чудом не разбивается. Джин, подливая виски всей компании, бросает на него очень недобрый взгляд, но сразу же успокаивается, когда стакан перестаёт позвякивать. — И ведь даже особо ничего не сделал, чёрт. Просто достал пулемёт и хотел добротно накормить ублюдков из подвала свинцом, а в итоге накормил только потолок, и он абсолютно внезапно рухнул на всех, кто был в магазине у кладбища. Зрелище получилось то ещё: мало того, что в стороны полетели руки-ноги, испаряясь туманом в воздухе, так меня ещё и кровью окатило, как из брандспойта. Так и стоял там в густом багровом тумане, отплёвываясь, пока меня не оттащили. Даже вспоминать об этом страшно. Жуть вообще. Не думал, что в этой игре такое бывает. Она слишком жестокая. — У него такое лицо было сложное, когда я от вас пришёл, — вставляет Хосок с задорным смешком, отпивая из стакана и довольно жмурясь. Похож на белочку. — Он как меня увидел, так начал назад крабиком пятиться, пока другие там ещё одну кровавую баню устраивали. Ты просто представь, Шуга, — тыкает он его в плечо, а Тэхён у другого недовольно пофыркивает, — вокруг вторые врата Ада разверзлись, прям замес-замес, а он стоит посреди всего этого в луже крови, как чёртов Иисус, а пули мимо летят. Загляденье. — Никогда бы не подумал, что можно разнести кладбище, но разрушаемость тут всегда была на уровне, — хмыкает Юнги задумчиво, тоже потягивая из стакана, и поздно замечает, насколько вокруг шумно, да и в зале яблоку негде упасть: все столики, когда они зашли, были заняты. — Слушай, — поворачивает к Намджуну голову, вспомнив кое о чём, — может, у тебя получится разбить окно в торговом центре? Очень уж хочу, чтобы он полноценно ушёл на дно. Было бы забавно попытаться оттуда выбраться. — Да ну тебя, — кидает Намджун безрадостно, точно горячо желая утопиться в стакане, да только он по сравнению с ним совсем крошечный. — Мне и так стыдно, ведь я ещё и пришедших на выручку аннигилировал. Пришлось вон проставляться перед некоторыми, — кивает в зал, а Юнги чуть не валится со стула, пытаясь развернуться на сто восемьдесят, но Тэхён вовремя его подхватывает, бережно усаживая обратно. Тэхён слишком сейчас чуткий. Такой удивительно умиротворённый. Готовенький. Обычно здесь немноголюдно. Обычно в его любимом баре тишь да благодать, но сейчас другие игроки за спиной громко смеются, о чём-то спорят и наперебой зовут Джина, а он лишь шире улыбается. И ведь только два свободных стула было, действительно. И ведь даже не заметил, что Джин зашивается. Это почти что диссонанс для Юнги. То, что никак не укладывается в голове, ведь именно из-за него тут почти никого и не было: только лишь те, кто не боялись его или чужого осуждения. Он знает всех постоянных в лицо, даже если это тоже удивительно. Он перекидывался парой слов с каждым, а теперь никого не узнаёт, но это и неважно всё: в баре царит такая тягучая атмосфера компанейского тепла и дружелюбия, которая очень ему нравится. Может, он ошибался всегда? Может, к нему относятся совсем не так, как он думает? — А куда вы, к слову, пропали после турнира? — спрашивает Юнги как бы между делом у Хосока, но на самом деле ему очень интересно, ведь их и вправду нигде поблизости не было. — Даже Джин сетовал, что без вас пусто совсем, а теперь вот снова туда-сюда бегает. Проклинает нас, наверное. — Учил Намджуна не убивать себя, когда мы работаем в паре, но получилось, если честно, так себе, — Хосок кривится всем лицом, как от кислейшего лимона, и задирает больше не радужное худи, показывая Юнги шрамы от пулевых ранений, рассыпанные по всему его тугому прессу, а Тэхён вдруг поднимает руку и закрывает ему ладонью глаза, чтобы не глазел на других парней, а то чё он, собственно. Юнги на это только чуть слышно прыскает. Хосок посмеивается тоже, когда Намджун тыкает его локтем в бок с очень скорбным выражением лица, будто на похоронах. — А ещё, — он опускает худи и наклоняется аккурат к уху Юнги, чтобы прошептать на грани слышимости, — мы тоже вместе, да. Намджун монстр во всех смыслах, скажу я тебе, — и подмигивает игриво так, а Юнги лишь понимающе кивает, когда улыбка на губах вспыхивает слишком кошачья. Теперь на несколько квадратных метров тут уже две бесячие гейские парочки. Теперь Юнги чувствует себя таким пушисто расслабленным, что совсем не замечает, как постепенно пьянеет, а Джин всё продолжает подливать дорогущий виски в стакан, предвкушая самую большую за одну ночь выручку. Юнги и вправду хорошо сейчас. Спокойно так. Уютно даже, ведь Тэхён у плеча устроился поудобнее и не сводит с него чуть затянутых туманной дымкой глаз, в которых зарождаются и умирают целые вселенные. Он смотрит преданно очень. Любовно даже, если Юнги вообще понимает, как это. И так тепло ему от этого взгляда из-под длинных густых ресниц, что хочется просто раствориться в нём. Упасть в этот бескрайний тёмный космос и дрейфовать в невесомости от одного астероида к другому, пока не прибьёт к какой-нибудь заброшенной станции с зубастым придаточком. Сегодня был и вправду насыщенный на события день. Очень долгий и очень, мать его, восхитительный. Юнги давно не веселился так. Давно не пропускал через себя ту палитру разнообразных чувств, что раскрасила его пустой белый холст яркими красками. И плевать, что в крови перемазались. Наплевать, что его оскорбили и ранили, ведь получить за Тэхёна пулю не стыдно совсем, как не стыдно и то, что Тэхён ему пиздец как сильно сейчас нравится. У Юнги сносит крышу от него. Он полностью и бесповоротно в него вляпался. И не только потому, что он красивый очень, не только потому, что голос мурашечный и улыбка иногда не к месту, но обаятельная, а просто из-за того, что он — Тэхён. Весь такой дерзкий, но непостижимый и таинственный. Странный очень, но в то же время до боли простой и понятный. Правильный. Юнги хорошо рядом с ним. Рядом с ним сейчас он чувствует себя деталью большого пазла, что наконец-то нашли под столом и вставили туда, где ей самое место. Закончили. У них, правда, только всё начинается. Они начинаются. Их первый день почти закончился, но дальше будет ещё ворох пусть не таких же, но разнообразных и вместе, наверное. Просто он всё ещё немного сомневается: в себе, в Тэхёне, во всём окружающем. Сложно забыть старое. Сложно привыкнуть к новому. Юнги неуклюжий в отношениях с людьми. Неловкий, как тот же Намджун, который уже успел получить по носу от Джина за то, что надломил ножку стула, и он сейчас противно скрипит и шатается. Юнги, если честно, совсем не знает, что ему с Тэхёном делать. Без понятия, как рассказать обо всём, что он чувствует. Раньше все механизмы в его теле стояли много лет без движения, покрывшись пылью, паутиной и ржавчиной, а теперь понемногу начинают свой ход, но скрипят точно так же, ведь их ещё как следует не смазали. Многое даётся ему с трудом, да и улыбаться искренне трудно: обычно он всегда только скалился. Юнги нравилось отталкивать от себя людей: он знал, что рядом с ним они не выдержат. А выдержит ли Тэхён? У Юнги ведь и вправду сложный характер. И вправду нужно тормошить его и подталкивать. Сам он первый никогда не идёт на контакт, но Тэхён бесстыдно подтачивает тот железный канат, и теперь Юнги, совсем забыв, что на людях, чуть отстраняется, поворачивается и притягивает его к себе за подбородок, чтобы влить в губы обжигающий виски и оставить на них немного тех красок, что ещё не высохли на холсте и падают на пол крупными янтарными каплями. На них никто не обращает внимания. Никому и дела нет до двух выкупанных в крови парней, которым так отчаянно плевать на всё, кроме друг друга и того, что между ними зарождается. И пусть они в чёртовой VR игре, в которой многое ощущается почти так же, как в настоящей реальности. Пусть меж их кроватями километры ночного Сеула, утопающего в поздней осени, они рядом друг с другом — и только это имеет значение. Обычно Юнги такие мысли несвойственны. Обычно в его голове односложное что-то, а порой пустота кромешная, в которой изредка кто-то плачет навзрыд, проливая слёзы за него лишь потому, что сам он разрыдаться так и не смог с тех пор, но теперь в этой пустоте уже не так сумрачно. Теперь можно разглядеть плачущего. Подойти к нему и крепко-крепко обнять, стерев алые тёплые капли с бледных впалых щёк. «Всё будет хорошо», — тихо прошептать ему. «Ты больше не одинок», — заверить со всей серьёзностью. Тэхён смотрит пьяно очень, улыбаясь так лучезарно, что солнечные блики в глазах и влага не к месту горячая. Он прищуривается, медленно качает головой из стороны в сторону, рассыпая по лицу всё ещё чуть влажные волосы, и хочет что-то сказать, довольно облизываясь, но вдруг осекается и начинает хлопать себя по карманам брюк, достав из заднего коммуникатор, что только чудом не превратился в лепёшку под его задницей. Разблокировав его под недоумевающим лисьим взглядом, растянув уголки губ до возможного, Тэхён спрыгивает со стула, чуть пошатываясь, суёт коммуникатор обратно и кладёт Юнги ладонь на плечо, склонившись к уху, чтобы прошептать очень горячо и заискивающе: — У меня есть для тебя небольшой подарочек. — Какой такой подарочек? — не понимает Юнги, когда Тэхён собирается к выходу, но почему-то его не останавливает. У Тэхёна есть кое-что для него. Тэхён собирается это принести, и кто Юнги такой, чтобы помешать ему, даже если он сейчас расслаблен и пьян настолько, что едва переставляет ноги, спотыкаясь об них? В Вегасе ему ничего не грозит. Никто не посмеет тронуть его. — Куда пошаркал твой ломатель рейтингов? — интересуется Хосок очень пьяненько и расслабленно, развернувшись к Юнги вполоборота. До этого он ворковал с Намджуном о своём, пока они миловались тут. Ух, бесстыдники. — Не имею ни малейшего понятия, — разводит руками Юнги, прикончив ещё один стакан. Бутылок на стойке меньше не становится. — Хоть бы не упал где-нибудь. Думается мне, что пить он не умеет. Совсем. — Блин, кто бы мог подумать, что вы сойдётесь на такой странной почве, — придвинувшись чуть ближе, сипит Хосок в ухо так пылко, будто собирается раскрыть величайший секрет. — Я тогда наблюдал за вами. Ну, на турнире. Знаешь, с одного взгляда было понятно, что этот парниша от тебя в восторге, а потом, когда он тебя оседлал в конце, у меня пропали всякие сомнения. Я тут недавно задал на одном форуме вопросик, чтобы чисто себя успокоить, и мне сразу несколько человек ответили, что Ви никогда ещё не заводил ни с кем отношений в играх. И мало того, что он отношений не заводил, так и вообще редко с кем-то разговаривал. Его фанаты из кожи вон лезли, чтобы вытянуть из него хоть слово, а он даже внимания на них не обращал, представляешь? Все думали, что он высокомерный дохуя, а оказалось, что это маска всё. Сейчас он мне даже нравится. — И типа мне должно стать внезапно очень приятно от того, что он взял и обратил своё драгоценное внимание на маленького и посредственного меня? — Юнги не понимает, к чему Хосок ведёт. Он совсем не особенный. — Я к тому, что ты пиздец как зацепил его чем-то, раз он так отчаянно бегал за тобой, — Хосок всегда был любопытным малым, просовывающим длинный нос в любую щель, и вот сейчас собирается полюбопытствовать тоже, да только у Юнги всё ещё нет чёткого ответа на этот вопрос. — Он не говорил, чем именно? Или просто потому, что ты — это ты? Про тебя тоже слухов всяких полно на локальном уровне, но я-то знаю, что ты классный парень, хоть и временами тот ещё мудак. Интересная вы пара, короче. Я такого от вас точно не ожидал. — Я тебя с RM’ом тоже не ожидал, но случилось то, что случилось, — Юнги, пьяно похрипывая, пожимает плечами и хочет перевести тему, чтобы не грузить себя лишними мыслями. Сегодня для них в его голове места нет. Не до этого. — Зови меня по имени, бро, — откликается Намджун со стойки, уныло расплывшись по ней. Его щека, забавно приплюснувшись, делает из большого и крепкого парня уставшего от жизни мальца, который видел некоторые дерьмо и совсем отчаялся, — и я тоже буду звать тебя по имени. Никаких формальностей. На том и порешили, собственно. Хосок больше ничего не сказал, развернувшись обратно к Намджуну, чтобы продолжить с ним ворковать, а Юнги чуть привалился к стойке и испустил длинный усталый вздох. Почему-то ему вдруг стало очень неуютно и холодно. Почему-то без Тэхёна краски тускнели и превращались в сажу, падая на плечи с потолка, а может, это просто опьянение, которое в ШаР беспощадно ко всем игрокам. Влив в себя ещё один стакан, попутно пожевав губы от того, что чертовски хочется закурить, Юнги уже достиг той точки, когда перед глазами плыло, и больше не собирался пить, просто решив понаблюдать за Джином, пока Тэхён копошится неизвестно где. Его это очень угнетает, честно говоря, но он всё-таки не маленький мальчик, который будет горько заливаться слезами просто потому, что мама ненадолго отошла в магазин, так что просто тихо посидит и подождёт, да только долго ждать не приходится. Тэхён распахивает двери с неуклюжего пинка. — Какой-то совсем не маленький подарочек, — бурчит Юнги себе под нос, пытаясь адекватно сфокусировать взгляд, но это ему ничего не даёт. Он без понятия, что за парень сейчас влетает в бар, распластавшись на липковатом от разлитого полу. Тэхён милейше чертыхается, пошатывается, нагибаясь к нему, и снова поднимает неизвестного за шкирку, как нагадившего в углу котёнка, которого сейчас понесут тыкать носом в лоток. Добившись, чтобы он нормально встал на ноги и пошёл сам, Тэхён поддал ему ещё одного смачного поджопника для ускорения, и парнишка снова картинно шлёпнулся на пол, но на этот раз уже прямо перед ногами Юнги: он, признаться честно, уже привык к падающим к носкам его ботинок игрокам, да вот только… Это лицо ему вообще ничего не говорит, и ника его из-за отключенного интерфейса он не видит. Кого Тэхён припёр? — Ты кого притащил? — озвучивает Юнги мысли, растерянно хлопая глазами. Лежащий на полу на подарок совсем не похож. — Эта та погань, которая выёбывалась в чате, — и даже брань из тэхёновых уст этим низким и глубоким баритоном звучит слишком горячо. — Ну, Свин или Свэйн. Я не запомнил. Плевать вообще. — И на кой ты его сюда приволок-то, хороший мой? — на этот раз в разговор вмешивается уже подошедший к ним бесшумно Джин. Очень уж ему не нравится, когда в его баре происходит какое-то подозрительное дерьмо. — Мне тут драк устраивать не надо. Грызть друг друга идите в другой двор. — Будто об него кто-то собирается руки марать, — дерзко фыркает Тэхён, важно уперев руки в боки, и шумно сдувает упавшую на глаза медовую прядь. Точно утомился этого ублюдка сюда тащить. — Я попросил одного знакомого его отловить, чтобы вот так вот взять и бросить к ногам моего божества, а что моё божество будет с ним делать — дело уже не моё. — Ребят, — подаёт явно испуганный голос погань на полу, всё ещё продолжая лежать ничком, — я понимаю, что сегодня неловко немного вышло, но, может, забудем обо всём? Я извинюсь и больше никогда не буду писать ничего плохого про вас в чат. И рейдов собирать не буду. И вообще уйду из ШаР, если хотите. Не бейте только, лады? — Подними его и усади на мой стул, — обращается к Тэхёну Юнги очень серьёзно, игнорируя очевидную ложь во спасение от откровенного мудака у его ног. Там ему, конечно, самое место, но хочется как следует его напугать. Опьянение словно рукой сняло. Теперь Юнги твёрдо стоит на ногах. Тэхён слушается, отрывисто кивнув. Тэхён снова подхватывает ублюдка за чёрный бомбер, резко дёргает на себя до треска ткани и подпинывает его под сраку, чтобы прекратил выпендриваться и спокойно сел. Юнги, если честно, абсолютно сейчас на эту погань плевать. Писал гадости в чате? Да поебать, ведь он просто жалкий тролль. Собрал рейды? Похуй, ведь всё, что они смогли, — ранить Юнги только потому, что он захотел этого сам. Он не испытывает ненависти к зашоренным идиотом, у которых в черепушках одно дерьмо. Он испытывает к ним ровным счётом ничего, но сейчас, когда ублюдок с чертовски смазливым лицом и насмешливым взглядом сидит прямо перед ним, Юнги хочется плюнуть ему в глаза. Почему он доебался именно до него? В чём Юнги перед ним виноват? И ведь он уже видел этот ник до: Swain часто размазывал по чату смердящую ненависть именно к нему одному, словно Юнги самолично чем-то его задел, но он даже представления не имеет, чем. — Лишь потому, что сегодня полный бар, я позволю вам немного здесь пошалить, так уж и быть, — щебечет рядом Джин, хлопнув его по плечу, и утекает за барную стойку, а Юнги очень ему благодарен, даже если особо шалить не собирается совсем. — Только уберите потом за собой. Хосок с Намджуном тоже повставали со стульев, чтобы поближе разглядеть мудака, из-за которого случился весь сегодняшний сыр-бор, а Тэхён подходит чуть ближе и скрещивает руки на груди. Казалось, самый обычный защитный жест, но в такой позе Тэхён ещё внушительнее: словно готовый в любой момент разорвать добычу бойцовский доберман; Юнги теперь совсем не может отвести от него взгляд. Не может до тех пор, пока погань напротив не издаёт противное громкое покашливание, привлекая к себе внимание всех четверых. Паренёк, если отбросить неприязнь, достаточно симпатичен и долговяз, но внешность в ШаР чертовски обманчива, так что за его аватаром может скрываться и самый обычный жалкий задрот, который высирается в чате лишь потому, что в реальности точно так же, как и Юнги, одинок. Вот только Юнги не занимается таким дерьмом. Юнги его выбивает. Из таких вот охуевших мудаков. — Так и какие у тебя ко мне претензии, приятель? — последнее слово из уст Юнги дружелюбным совсем не назовёшь. Его голос сейчас очень холоден. Холод наполнил и тёмные радужки опасно сощуренных глаз. — У меня нет к тебе никаких претензий, — очевидно врёт ублюдок: дрогнувший мелодичный голос его полностью выдаёт. — Я просто развлекался. Знаешь, агрить самого популярного на сервере игрока очень весело, ведь всякие хомячки тут же кидаются его защищать. — Вот оно как, — хмыкает Юнги в лёгкой задумчивости и щёлкает кобуру сзади на ремне. Он не сможет здесь выстрелить, но ничего не мешает ему запихать ствол ублюдку в глотку, чтобы он задохнулся к чертям. — И даже к моей ориентации у тебя никаких претензий нет? — спрашивает колко, но выдыхает горячо. Есть у него кое-какая догадка. Её он хочет сейчас подтвердить. — Значит, тебя совсем не волнует и то, что я теперь занят? Что тебе остаётся только бессильно сливать в чатик игры яд? — О чём ты вообще? — недоумевает Swain, вжимаясь в барную стойку, когда Юнги делает шаг вперёд. Тэхён у плеча напрягается и хочет потянуть его назад, но волноваться не о чем. Юнги просто немного поиграется с ним. — Почему меня должно волновать, что ты занят? Дохуя много ты о себе возомнил, Шуга. Ты, может, и лучший, но никто не обязан пресмыкаться перед тобой. Никто не обязан петь тебе дифирамбы. И ты мне не нравишься. Совсем. Вообще. Я не гей. — О-о-о, — тянет Юнги сладко, плотно обхватив окровавленную рукоять Steyr, и делает ещё один шаг. Теперь он может выдохнуть погани в лицо. — Как жаль. Как жаль, что я не нравлюсь маленькому мерзкому троллю, — он не сходит с ума. В нём играет выпитый алкоголь. Наклонившись к ублюдку, Юнги подносит ствол к губам и широко мажет по холодной с отчётливым привкусом металла стали языком, пытаясь его смутить. Swain очевидно паникует и вжимается в барную стойку сильнее, явно желая сбежать, но Юнги второй рукой хватает его за плечо, вдавливая подушечки узловатых пальцев в дрожащую плоть. Он дрожит, да. Этот мелкий говнюк просто поджал сейчас хвост и позорно перед ним скулит, слишком громко сглатывая для того, кому на Юнги наплевать, а ещё его бегающий взгляд и стремительно краснеющие уши, когда Юнги вжимает дуло ствола в его пах, выдают сильнее, чем сбитый выдох, который он тщетно пытался сдержать. Юнги редко когда ошибается в своих предположениях, вот и сейчас понимает, что этот жалкий ублюдок просто хотел добиться его внимания, а он его ему не давал. Понимает, что Swain, быть может, даже им одержим, потому и пытался посильнее задеть, да только задеть Юнги очень сложно: ублюдку пришлось хорошо постараться, а Юнги придётся после хорошенько почистить пистолет. А ещё с Тэхёном объясниться, да. Он очень пристально сверлит взглядом его затылок, но пока гнетуще молчит. Отстранившись с омерзением на лице, Юнги хочет сплюнуть, но вовремя вспоминает, что за такое Джин натянет ему глаз на очко. Паренёк перед ним даже не гомофоб. Он просто жалкий латентный гей, которому очень сложно себе в этом признаться, поэтому он и пытался так мерзко сублимировать, да только против своей природы не попрёшь: теперь всё видно на его смазливом лице. Юнги остаётся только устало вздохнуть, вложить пистолет обратно в кобуру и поднять несчастного говнюка за грудки к лицу, чтобы очень едко ему прошептать: — Ещё раз увижу, что ты страдаешь в чате хуйнёй, лишу тебя анальной девственности дробовиком несколько сотен раз. И мне не надоест его в тебя вбивать, поверь. — Я просто хотел, чтобы ты обрати… — Юнги не станет дослушивать этот писклявый скулёж. — Пошёл вон! — рявкает он хрипло и резко откидывает ублюдка в сторону, прекрасно понимая, что поступает не менее мерзко, но по-другому с ним нельзя. — Мне глубоко похуй, что ты там хотел, но лично я хочу, чтобы ты забился в какую-нибудь нору и хоть немного попытался разобраться в себе. Не все такие добрые, как я. Следующий твой объект одержимости может тебя совсем не понять. Swain только чудом удерживается на ногах, задерживает на Юнги влажный взгляд и просто кивает, сваливая из бара на всех парах, а Юнги подходит к стойке, опрокидывает в себя последний стакан виски и дарит нахмурившемуся Тэхёну усталую, но умильную кошачью улыбку, приподняв уголки алых губ. Он знает, как глупо всё это выглядело, и знает, что Тэхён уже начал его ко всем ревновать, и от этого почему-то чертовски тепло внутри, даже если ревность, на самом деле, то ещё токсичное дерьмо, разъедающее изнутри. Просто никто этого не делал уже очень давно. Просто Юнги был совсем никому ненужным брошенным котёнком, но теперь у него всё будет хорошо. Теперь есть, кому о нём позаботиться. Погладить. Приласкать. А ещё Юнги хочется заснуть с Тэхёном рядом, но пока это просто желание, которое исполнится только тогда, когда он будет уверен абсолютно во всём. — Юнги, а ты чего с этим парнишей сделал-то? Лицо у него было такое… — притихший Хосок, который до этого просто стоял и смотрел, подаёт охрипший из-за виски голос, навалившись на стоящего в безмолвии Намджуна за спиной. — Словно он вот-вот заплачет. — Сказал, что трахну его твоим дробовиком, если он не успокоится, — отчасти совсем не врёт Юнги, улыбаясь теперь и ему. Настроение у него сейчас такое… Игривое. Кошачье совсем. — Не надо моим дробовиком, — Хосок пятится назад, невинно прижимая руки к груди, словно в них его обожаемый Remington, который он любит пафосно закидывать за плечо. — И вообще, поздно уже. Пора спатеньки идти, — кидает нервно, кинув взгляд на часы. — Пора, — кивает подбородком Юнги и отшатывается от стойки, делая к Тэхёну пару шагов. — Нам тоже пора. Пойдём ко мне в номер помоемся хоть. Тэхён ничего не отвечает, но берёт Юнги за руку и переплетает с ним пальцы на виду у тех, кто до этого тоже за всей этой кутерьмой внимательно наблюдал, а Юнги открывает инвентарь и вытаскивает из него несколько увесистых пачек лансобаксов, понимая, что позже придётся немного пофармить, чтобы совсем не обнищать. Оставив на барной стойке деньги, кивнув Джину, у которого сейчас просто самая довольнейшая улыбка на пухлых губах, он машет ему на прощание и идёт за Тэхёном из бара в отель. Им действительно нужно хорошенько помыться, чтобы больше не вонять. Отмокнуть в ванне и снять усталость с плеч, а потом можно выйти из игры и завалиться спать, ведь уже успел наступить следующий день; не то чтобы Юнги проводит отпуск с пользой, но ему нравится, как он течёт, а ещё нравится, как Тэхён ведёт его за собой. У него широкие плечи и в меру узкая талия. У него надёжная спина, в которую хочется уткнуться носом и просто так стоять. Юнги знать не знает, откуда вся эта нежность, капающая через край, но, быть может, она просто дремала где-то на дне души, а сейчас проснулась от долгого сна. — Парни, а вы на ивент в честь годовщины уже завтра идти вообще собираетесь? — внезапно кидает совсем неожиданный вопрос Хосок, который идёт рядом, ведь им по пути. Юнги вдруг понимает, что совсем забыл про годовщину, пока с Тэхёном носился. Надо же. — Не знаю, читали ли вы, но разрабы собираются пригласить какую-то группу, а ещё будут разыгрывать ништяки за всякую самодеятельность. Я планирую танцевать. Давно этого на публике не делал уже. — Танцевать? — Тэхён, кажется, слегка удивлён. — Хосок король поппинга, — отвечает за него Юнги, ведь знает, что Хосоку с некоторых пор немного неловко об этом говорить. — И не только поппинга, но ты дремучий дед, так что я даже не буду объяснять, — ну вот. Хосок снова за своё. Юнги, конечно, и вправду немного дремучий, но он вообще-то встречался с трей… Хотя, об этом лучше не вспоминать. Эти воспоминания нужно поскорее похоронить. — Наверное, мы пойдём, — а теперь ещё и решают за него. Юнги так-то не любит всякие мероприятия с кучей людей, но Тэхён, видимо, только за. Придётся смириться, что ж. Больше они ни о чём не говорят, просто спокойно шагая в отель. На ночных улицах Вегаса всё ещё много игроков, кидающих взгляды вслед, но Юнги всё это больше не волнует. Его волнует только рука в его руке. Удивительно, настолько мягким и податливым он становится, когда рядом тот, кто смог его разгадать. Не сказать, что Юнги такая уж загадка, но старался затолкать все горести и переживания подальше, чтобы снаружи был только лёд, а Тэхён этот лёд самым наглым образом почти растопил. Он теперь ломкий совсем: может треснуть под малейшим напором, и тёмные воды души Юнги поглотят Тэхёна без права вырваться и вздохнуть, но сейчас, если честно, думать об этом совсем не хочется. Хочется вправду помыться и блаженно заснуть. До отеля от бара идти всего ничего, и вот перед ними уже большие двери, а за ними и лифт, который отвезёт всю четвёрку на разные этажи. Они прощаются с Хосоком и Намджуном на десятом и спокойно доезжают до двадцать пятого, а Юнги снова с облегчением вздыхает, когда дверь его номера закрывается за спиной. Забавно, но окно всё ещё открыто, а к батарее привязана альпинистская верёвка, и две эти детали заставляют окунуться в то, что произошло всего каких-то несколько часов назад. Впрочем, ему и вправду не до этого, а вот Тэхён, всё ещё чуть пошатываясь, размыкает их руки и с самым непроницаемым выражением лица достаёт из чехла под рубашкой сзади нож, чтобы срезать эту чёртову верёвку и закрыть окно: кажется, ему и вправду в тот момент пришлось очень уж нелегко. Иногда с Юнги трудно, да. Иногда Юнги делает вещи, которые сложно адекватно объяснить, а потом стыдно так, что хочется умереть, но сейчас ему не стыдно. Сейчас он чувствует, что всё сделал правильно, что так и должно быть. Тэхён здесь, с ним. Тот самый парень, который с самого начала навлёк на себя его гнев, а теперь смотрит с пьяной влажной нежностью и даёт эмоциям выход, просто прижимая Юнги к себе. Раньше он бежал от чужих прикосновений. Отбивал руки и отшатывался в сторону, когда кто-то хотел хотя бы похлопать его по плечу, ведь знал, что никакой искренности во всех этих бессмысленных действиях нет, но тактильность Тэхёна делает удивительные вещи, заставляя Юнги прижиматься в ответ. Ему нравятся эти горячие объятия. Нравится, как Тэхён, что ниже его на голову, утыкается лбом в плечо, понимая, что в реальности так придётся утыкаться ему самому. Юнги всегда казалось, что для его возраста все эти щенячьи нежности просто собачий вздор, да и не пристало взрослому мужику стоять с кем-то вот так, пока в душе что-то цветёт, но вертел он все эти стереотипы на хую. Главное, что ему чертовски приятно. Главное, что он ощущает обжигающее тэхёново тело. Он мягкий, но крепкий. Он словно натянутая струна, но такие струны издают самый сильный и чистый звук. Интересно, каким этот звук будет в реальности? Интересно, когда Юнги созреет, чтобы пригласить Тэхёна к себе домой? Он всё ещё, впрочем, торопится, но кто может в этом его винить? — Примем ванну вместе? — бархат тэхёнова голоса нежно скользит по плечу. — Идём, — отвечает Юнги тихо ему в макушку, даже не собираясь упираться. Он думал о том же самом. Это всё те самые одинаковые мысли у дураков. Тэхён отстраняется, а в его томно прикрытых глазах словно догорающие угли лесного костра. Юнги едва ли понимает, что за всепоглощающее чувство захватывает грудь, мешая свободно вздохнуть, но идёт за Тэхёном без слов, когда он разворачивается к двери ванной, на ходу расстёгивая пуговицы леопардовой рубашки, принт на которой из-за высохшей крови практически невозможно различить. Они всё ещё смердят так, будто выкупались в том самом чане из начала The Evil Within, но скоро все напоминания о сегодняшнем дне стекут в канализацию вместе с тёплой водой. Юнги, на самом деле, немного жаль. Не столько прощаться с напоминаниями, сколько того, что не снял с Тэхёна эту чёртову рубашку, что уже стала его визитной карточкой в этой жестокой игре, сам. Закрыв за собой дверь, Юнги смотрит на Тэхёна очень пристально из-под чуть заметно трепещущих ресниц, а Тэхён подходит и тянет к нему эти прекрасные длинные пальцы, которые так хочется ощутить в себе. Горячо выдохнув, он запускает ладони под задеревеневшую от крови косуху и снимает с Юнги её аккуратно, так, будто она может ему навредить. Под косухой у него лишь тонкая свободная футболка, скрывающая не самое крепкое тело, ведь он и вправду особо ничего, кроме роста и цвета волос, не менял, и почему-то Юнги немного неловко под изучающим тэхёновым взглядом, но всё это становится так бесконечно неважно, когда он тянет футболку вверх. Через секунду она остаётся на полу. Через две Тэхён падает перед Юнги на колени так резко и неожиданно, что он совсем не успевает среагировать, а дальнейшее и вовсе обескураживает, заставляя сердце гулко забиться в ушах. Тэхён прислоняется лбом к его напряжённому животу, опалив окровавленную кожу жарким выдохом у кромки практически полностью затянувшегося пулевого отверстия, а у Юнги подкашиваются колени и мурашки по бёдрам, которые будоражат сильнее всего. Хочется отстранить Тэхёна и спросить, какого чёрта он задумал, но на это нет никаких моральных и физических сил, ведь он отстраняется сам, поднимает к нему влажные, затянутые туманной дымкой глаза и смотрит с такой пронзительной виной, что хочется вновь прижать его к себе, да только Тэхён не этого хочет, вдруг коснувшись кончиком языка кромки раны, на которой корка запёкшейся крови. У Юнги перехватывает дыхание. Он чертовски сейчас смущён и не знает, куда деть взгляд, а Тэхён лижет уже с нажимом и размашисто, смачивая губы алой слюной, будто сможет полностью слизать все оставленные не им следы. Юнги жарко. У Юнги мокнет обнажённая спина. Он шумно сглатывает, позволяя кадыку хаотично плясать под тонкой кожей, и чувствует себя невероятно странно, а ещё в узких брюках с каждым движением влажного тэхёнова языка становится всё тесней. Кромки раны немного пощипывает, но на это ему наплевать. Тэхён давит, проскальзывает немного вглубь почти до самого мяса, но Юнги не собирается его останавливать, словно хочет, чтобы в нём осталась его плоть. Это явно неправильно и потрясающе грязно, но они сейчас делят одно сумасшествие на двоих, и Юнги просто тянет к тэхёновой макушке подрагивающие пальцы, чтобы сжать немного жёстких волос у корней. Хочется сдвинуть его голову чуть ниже, но он держит себя в руках. Хочется дать волю тихому стону, что закупорил глотку, но он не хочет показывать, насколько перед Тэхёном слаб. Тэхён слишком убийственно действует на него. Тэхён возбуждает его настолько, что сопротивляться разгорающемуся под его языком желанию сложно так же, как бросить курить. Курить. Курить хочется адски, и эти мысли немного охлаждают пыл. На сегодня с него достаточно. Он всё ещё чувствует внизу жуткий дискомфорт. Юнги отстраняет Тэхёна сам, чуть потянув за волосы назад. Смотрит в эти глубокие чернее угля глаза и прикрывает свои, покачивая из стороны в сторону головой. Его всё ещё мучает жар, заменивший в венах кровь, но у них впереди ещё бесконечно много времени, так что некуда сейчас спешить. Тэхён упоительно облизывает алые губы и выдыхает немного разочарованно, но понимает Юнги без слов и поднимается на ноги, пробежавшись подушечками пальцев по его предплечьям: за едва ощутимыми прикосновениями вспыхивает призрачный чистейший огонь. Тэхён словно пылает сам, и его смуглая карамельная кожа будто становится ещё пленительнее, темней. Юнги трудно. Юнги так чертовски трудно выкинуть все бесстыдные мысли из онемевшей головы, а ещё труднее, когда он съезжает по Тэхёну взглядом, замечая, что у него тоже стоит. И что им со всем этим делать? Здесь точно нужен холодный душ. Юнги представляет, что он из стали. Представляет, что каменный совсем. Он закрывает глаза, пытается выдохнуть с воздухом возбуждение и снимает с Тэхёна неприятную на ощупь футболку, боясь смотреть на то, что под ней, но ему и не приходится. Не приходится потому, что Тэхён нежно берёт Юнги за пылающие щёки и опускает немного к себе, чтобы оставить на губах вкус его собственной крови, смешанной с горячей слюной. Им опасно оставаться друг с другом наедине. Опасно быть вот так, и Юнги сейчас отчаянно тянется к той тонкой нити между ними, чтобы не дать ей порваться на сотни мелких частей, но на самом деле это всего лишь пряжка тэхёнова ремня; её тихое позвякивание разносится по тишине ванной, как гром. Им нужно поскорее избавиться от оставшейся одежды. Нужно побыстрее забраться под душ. Пальцы не слушаются, безвольно скользя по пуговице брюк, но он не один такой: Тэхён тоже безрезультатно возится с его ремнём. Хотел ли Юнги кого-нибудь сильнее? Захлёстывала ли его раньше эта кисло-сладкая дрожь? И если здесь так, то что будет в реальном мире? Насколько там горяча тэхёнова кожа, что сейчас будто прогретый солнцем песок? Секунды тянутся вечностью, пока они безбожно, но простительно тупят. Юнги чертыхается первым, когда совсем невмоготу, и вырывается из тэхёновых рук, чтобы обойти его, шагнуть вглубь ванной, развязать шнурки на ботинках, сбросив их в угол, и наконец-то снять брюки с трусами, после юркнув в душ, успев прикрыть рукой пульсирующий стояк. Он смущается ещё жутче, даже не смея на Тэхёна смотреть, и просто выкручивает на полную холодный кран, вздрагивая всем телом, когда обжигающая льдом вода обрушивается на голову, а дыхание перехватывает так, будто ему со всей дури зарядили под дых. Чуть успокоившись, добавив немного горячей, Юнги наконец-то может расслабиться, но Тэхён совсем неожиданно, но так привычно обнимает со спины, вжимаясь внушительным и незаурядным стояком в его бедро. Так они и стоят под душем без слов, пока с кожи и волос стекает в канализацию алая вода. Она прохладная и приятная, но Тэхён чертовски горячий. Она смывает возбуждение, но беспорядочный стук тэхёнова сердца и обжигающее прикосновение его члена заставляют желание разгореться вновь. Юнги думает: «Почему Тэхён такой?» Юнги думает: «А со мной-то что не так?» Но ответов на эти вопросы, к сожалению, ни у кого из них нет. Проходит несколько минут, прежде чем вода с их тел становится прозрачной. Проходит ещё несколько, прежде чем у Тэхёна падает член, а его сердце перестаёт так загнанно стучать. Теперь можно пойти в просторную ванну. Можно закрыть краны в душе и открыть их там, попутно нажав на пробку. Можно забраться внутрь на холодный фаянс и откинуться на спинку, скрестив ноги, ведь у Юнги всё ещё не упал до конца. Ванна набирается быстро, постепенно укутывая заебавшееся за день тело жидкой теплотой; Тэхён резко поднимает её уровень, когда плюхается рядом, уложившись на спинку напротив, чертовски Юнги смутив. Он не помнит, когда последний раз принимал с кем-то ванну, а уж душ и подавно. Не помнит, вёл ли себя так же глупо, страшась того, что у него в голове, а ведь там ничего серьёзного: Юнги просто хочет помыть Тэхёну голову или потереть спину, но это почему-то так интимно сейчас. Тэхён не сводит с Юнги томного тёмного взгляда, но выключает воду в нужный момент и сам делает этот смущающий первый шаг, решительно взяв с уголка ванны шампунь. Подавшись вперёд, он устраивается настолько удобно, насколько позволяет пространство, и, опустив глаза вниз, тянет уголки вишнёвых губ в тихой, но озорной улыбке, а в глазах всё ещё догорают древесные угольки. Он всё знает. Он всё понимает. Он намного честнее с собой, чем Юнги. Тэхён не стесняется своих чувств: он просто выплёскивает их вместе с шампунем на ладонь и тянет свободной рукой Юнги к себе, зарывшись длинными пальцами в спутанный мятный анедркат. Юнги почему-то зол, но зол только на самого себя. Плюнув на румянец, всё ещё не сваливший с щёк, он тоже наливает на ладони шампунь, и теперь со стороны они точно выглядят чертовски забавно, яростно вспенивая друг другу волосы, кровь с которых всё ещё не ушла до конца. — Меня некоторое время мучает один вопрос, — сдув немного алой пены с лица, Юнги лениво приоткрывает один глаз и нарушает эту странную тягучую тишину. — М-м-м? — и даже это самое обычное мычание от Тэхёна, пока он усердно, зажав меж губ кончик языка, продолжает массировать кожу его головы, звучит слишком хорошо. — Обычно я захожу в ШаР после работы и на выходных, а ты всегда тут, — сипит Юнги задумчиво, воздвигая на тэхёновой голове пенный гномий колпак, не удержавшись от лёгкого смешка. Это так необычно и всё ещё адски странно. Ну, что они сейчас в одной ванной, когда их отношения только-только начались. — Ты не работаешь? — Я? — Тэхён словно не понимает вопроса, чуть склонив голову, и колпак склоняется вслед за ней. Юнги только чудом сдерживается, чтобы не заржать в голос, боясь Тэхёна смутить. — Я фрилансер. У меня нет чёткого графика работы. — Везё-ёт, — тянет Юнги настолько хрипло, что Тэхён поднимает на него эти пытливые тёмные глаза и очаровательно закусывает нижнюю губу. Нужно быть с этим осторожным. Судя по всему, Тэхён тоже от его голоса без ума. — Я вот кое-как выбил недельный отпуск. Пришлось реально запариться, чтобы чуть-чуть отдохнуть. Договорив, Юнги пользуется тем, что Тэхён задумывается о чём-то своём, и резко уходит под воду, чтобы смыть с волос шампунь. Немного побарахтавшись так, чтобы сильно Тэхёна не кантовать, поднимает голову через пару секунд и откидывает волосы с лица; вода и здесь приобретает лёгкий розоватый оттенок, от которого немного смердит. Интересно, что по этому поводу чувствует Тэхён? Как он относится к тому, что эта игра безжалостна и жестока? К тому, что его руки здесь даже не по локоть, а полностью в крови? Юнги хоть и давно к этому привык, но поначалу ему было очень сложно: тошнило и вообще было не по себе. Он ведь не серийник. Не психопат. Он самый обычный парень, у которого на уме самые обычные мысли, но здесь… Здесь с ним происходит нечто необъяснимое. Здесь он превращается в хищника. В монстра. Видимо, эта кровожадность заложена где-то в ДНК, и так парадоксально, что Тэхён сначала среагировал именно на неё. Впрочем, в том подвале Юнги понял, каково тогда было Тэхёну: он прочувствовал это каждой клеткой оцифрованного тела, когда за ним наблюдал. — Ты проведёшь эту неделю здесь? Со мной? — Тэхён дожидается, пока Юнги отплюётся от стекающих по щекам капель, и задаёт этот вопрос с самым невинным выражением лица, тоже уходя под воду около его ног. Юнги вот как бы особо целомудренным вообще не назовёшь, но он отползает чуть подальше и вжимается в спинку ванной, чтобы не думать о всяких пошлых вещах. — Я с самого начала планировал всё это время задротить, ведь других дел у меня всё равно нет, — Юнги даже не замечает, как дрогнул его голос, но зато это замечает вынырнувший Тэхён, растягивая уголки губ в довольной улыбке, пока зачёсывает медовые волосы пятернёй назад. Юнги особо не смотрел на его тело. Он тогда зажмурил глаза, чтобы не давать организму лишний повод начать качать к низу кровь, но сейчас не может оторвать взгляд от тэхёновых глубоких ключиц, понимая, что из них можно было бы самозабвенно лакать моло… О чём он вообще? — А ещё планировал выбить одну пушку, которую очень сложно получить, но ты мне не дал. — Как это я тебе не дал? — Тэхён хищно сощуривается, а улыбка на губах теперь источает смертельный яд. Кажется, он из тех самых людей, которые обожают находить пошлый подтекст в любых словах. — Впрочем, дал тебе мой Desert Eagle, но это же было чертовски хорошо? — снова облизывается и подбирается к Юнги чуть ближе, чтобы подтянуть к себе за шею и очень горячо прошептать: — И на чёртовом колесе было хорошо, да? Только я тогда оставил в тебе кое-что. Там тоже нужно помыть, Юнги. Юнги вмиг заливается краской и отталкивает от себя Тэхёна, уперевшись ладонью в крепкую грудь. Что… Что этот паршивый койот себе позволяет?! Какого чёрта его слова так смущают? Почему Юнги реагирует вот так? Он ведь… Он ведь здоровый двадцативосьмилетний мужик, хоть и выглядит значительно младше своего возраста, как и все азиаты, к слову сказать, но это не значит, что он должен вот так постыдно краснеть. И даже дышать ему сложно из-за подкатившего к горлу возмущения. Тэхён точно играет с огнём. — Ты… Ты… — Юнги тщетно пытается сдержаться, но ему слишком не по себе. — Бери полотенце и вали из ванной! Я вымою там без тебя. — Мой лисёнок такой милый, когда злится, — льёт Тэхён елейно в его уши, наигранно хлюпая носом, будто готов разрыдаться от того, что его гонят взашей. — Я вообще-то сам хотел это сделать, но если тебе так неловко, то так и быть. Уйду. Договаривает и резко поднимается, а Юнги тут же крепко-крепко зажмуривает глаза, и держит их закрытыми до тех пор, пока за Тэхёном не закрывается белая дверь. Теперь можно выдохнуть. Успокоиться. Согнать краску с лица. Тэхён и вправду действует на Юнги убийственно. Он и вправду пробуждает в нём всё то, о чём он давно забыл, решив, что просто со временем превратился в камень без чувств. Странно осознавать, что это просто спало глубоко внутри. Дико понимать, что именно тот ублюдочный Ви стал тем самым человеком, который его разбудил. Юнги всё ещё сложно привыкнуть. Он всё ещё не понимает, как следует себя вести, а ещё у него иногда случаются те самые приступы «цунцун», и в таком состоянии он может даже как следует послать. Впрочем, Тэхён сам виноват. Он первый захотел быть с Юнги, так что ему теперь и терпеть. Перестав кипеть, Юнги больше не хочет сидеть в воде и старается закончить со всем как можно быстрее: спешно натирает там и тут, а ещё наконец-то вымывает липкость изнутри. Ополоснувшись, посетовав на то, что Тэхён, наверное, мыльный слегка, он выползает и закутывается в большое махровое полотенце с головой. Шумно шлёпая босыми ногами по полу, выходит из ванной, оставляя за собой мокрые следы, и идёт сразу к гардеробу, чтобы вытащить что-нибудь не только для себя: тэхёновы шмотки только на выброс, так что не голым же его отпускать. Немного похмыкав, ощущая на себе пристальный взгляд, он выкладывает на кровать нижнее бельё, двое обычных драных на коленях брюк и чёрные оверсайзные футболки, понимая, что на Тэхёне все это будет не критично, но всё же немного висеть. Ему чертовски неловко предлагать свою одежду, но она как бы просто текстура без запаха, хоть и выглядит настоящей, так что плевать. Закрыв шкаф, Юнги бросает шмотки в тэхёнову сторону наугад, боясь повернуться, и просто быстро одевается на влажное тело, подавив порыв уйти обратно в ванную, прекрасно понимая, что скрывать ему уже нечего. Совсем. — Давай вечером сходим туда, где был турнир, — вдруг подаёт Тэхён тихий голос, шурша одеждой. Юнги все же хочется повернуться, но через пару секунд. — В Неоновый город? — Юнги честно удивляется. Там произошёл тот самый надлом, после которого уже не было пути назад. Знаковое место. По крайней мере, для него. — Зачем? — Я хочу на ту крышу, — Тэхён, кажется, уже оделся, и теперь с тихим выдохом плюхается на постель. — Хочу вместе с тобой. — Давай, — похрипывает Юнги односложно, как и на чёртовом колесе. Такое простое слово, но его иногда так сложно произнести. Наполовину заправив футболку в брюки, Юнги ещё раз просушивает полотенцем мятный андеркат и наконец-то разворачивается к притихшему Тэхёну, который ещё ни разу за всё это время не отвёл от него этот крышесносный томный взгляд. Признаться честно, ему идут чёрные шмотки Юнги, даже если и вправду на нём немного висят. Говоря откровенно, Тэхён чертовски сейчас горяч, пока влажные волосы обрамляют по-мужски красивое лицо. Он не смазливый мальчик, нет. Он очень статен и даже слегка аристократичен, а ещё такой широкий и большой. Юнги рядом с ним просто фасолинка, даже если выше, а в реальности, наверное, будет и вовсе маленькой горошиной, но почему-то от этих мыслей теплеет в груди. Отложив полотенце в сторону, он делает к постели небольшой шаг и забирается на неё, бросив беглый взгляд на часы. Уже глубокая ночь. Пора выходить. Забив на то, что выглядит, наверное, чертовски смешно, Юнги доползает до подушек и падает в них, устроившись поудобней, а Тэхён тоже ложится рядом, развернувшись к нему лицом. Почему-то это немного смущает. Почему-то Юнги думает, что так — неправильно. Всё должно быть иначе. Они сейчас должны быть не здесь. — Хотел бы я, чтобы эта кровать была реальной, — бархатный тэхёнов шёпот вторгается в мысли, снова озвучив их. Юнги это нравится. Нравится, что он может без стеснения говорить за него. — Хотел бы я быть сейчас рядом с тобой. — А где в данный момент твоё реальное тело? — вопрос из уст Юнги слегка глупый, ведь очевидный ответ на него только один. — В мрачной и холодной квартире на не менее холодных простынях, — Тэхён выдыхает в лицо Юнги очень печально, но горячо. И ведь у него всё точно так же, но это даже неудивительно. Ничуть. — Будет грустно возвращаться туда. — Но нужно поспать, — Юнги произносит это с лёгким сожалением, ведь совсем не хочет оставлять Тэхёна вот так. На тех холодных простынях. — Нужно, — соглашается Тэхён, скользя пальцами по покрывалу, чтобы взять Юнги за руку и поднести её к губам. Лёгкий, но такой нежный и значимый поцелуй горит на коже огнём. — Спокойной ночи, Тэхён, — Юнги ещё никогда не выходил из игры вот так, и от этого бесконечно щемит в груди. — Спасибо за сегодня, — Тэхён тихо улыбается в его пальцы, а под трепещущими ресницами немного влажно. На это больно смотреть. — Этот день был чертовски долгим, но, наверное, самым лучшим за всю мою чёртову жизнь. Юнги с ним согласен. Так странно осознавать, что лучшее, что с ним происходило, было в слишком реалистичной VR-игре, но эти воспоминания точно останутся с ним навсегда.