shoot me if you can

Violet Night — (if) you are the ocean (then) i would like to drown

Мягкая постель в номере отеля сегодня холодная. Юнги потягивается с хрустом костей и кряхтением, открыв глаза после захода в ШаР нехотя: видеть Тэхёна рядом вместо привычной пустоты окружающей действительности намного предпочтительнее, но Тэхёна здесь нет. Тэхён, наверное, всё ещё отсыпается из-за вчерашнего, а Юнги так и не смог нормально выспаться просто потому, что одному как-то грустно, что ли, да и вообще уже больше не хочется. Хочется тепла. Крепких объятий, крадущих вдохи и выдохи, тихого обжигающего шёпота у уха, горячих губ по чувствительной коже и смольного лишающего рассудка взгляда из душной темноты, когда желание медленно подгрызает натянутый нервами поводок. Тэхёна хочется. До умопомрачения. И как Юнги только докатился до этого? Как из ледяного для других и отстранённого стал тем, кто первый тянется? Оказывается, у него тоже есть слабости. Оказывается, достаточно одного не от мира сего хитрого койота в леопардовой шкуре, чтобы кошмарящий кроликов лис-одиночка потерпел сокрушительное поражение. Устроившись поудобнее и заложив руки за голову, решив своего хитрого койота подождать, прежде чем куда-то отправиться, Юнги с лёгкой тенью улыбки закрывает глаза и вспоминает прошедший вечер, а по телу тут же разбегаются мелкие мурашки, заставив поёжиться. Они и вправду тогда вместе умерли. Умерли невероятно глупо и феерично кроваво, но в руках друг друга оказалось не так уж и страшно, в общем-то: сознание, покинув бездыханное сломанное тело, обрело невредимое в одно мгновение, воссоздав его на кладбище. Юнги забыл, что бояться здесь и вправду нечего. Забыл, что смерть в реалистичной ШаР — не конец, а лишь начало, ведь и вправду приходится начинать всё заново. Тэхён, впрочем, сокрушительно побурчал, с надутыми губами причитая, что Юнги снова угробил его, и пообещал хорошенько за это наказать, взявшись за старое. Признаться честно, Юнги нравится, когда он неумело сыплет пошлостями, лопоча нечто совершенно постыдное этим невероятным голосом, ведь выглядит он при этом, как ёбанный Бог с Олимпа, умело играясь с мимикой. Немного вычурно жеманно, но бесконечно горячо. До дрожи восхитительно. Наказание не заставило себя долго ждать: они расправились с Майндхантером куда быстрее, чем Юнги в соло, когда он с жутким скрипом потрудился полностью объяснить все тонкости тактики. Второй трай вышел удачным, хоть и всё ещё душным до ужаса, но это явно того стоило: лансобаксов на двоих они подняли неприлично приличное количество, чтобы в ближайшее время о них точно не беспокоиться. А потом была крыша. Холодная, мокрая крыша, на которой было жарко так, что хотелось впитать в себя весь чёртов неоновый дождь до последней капельки, жадно напиться им. Тэхён поймал Юнги у парапета, прижав к невысокому железному ограждению. Он прижал плотно, навалившись всем телом, лишив любой возможности вырваться, но Юнги и не собирался, смертельно завязнув в смольных радужках. Он не мог сопротивляться. Не мог даже рта раскрыть, чтобы привычно ляпнуть что-нибудь едкое: меж губ тут же проскальзывал тэхёнов язык, вылизав с клыков весь яд без остатка и нейтрализовав полностью, ведь он для Юнги — противоядие. Заниматься сексом на крыше небоскрёба в сто тридцать этажей оказалось занятнее, чем Юнги предполагал. Оказалось грязно, влажно, неудобно и поначалу смущающе, но до безумия всё-таки охуительно: когда Тэхён с безумно громкими мокрыми шлепками кожа о кожу безжалостно вбивался сзади, тесно прихватив за талию, а Юнги отчаянно держался за ограждение, понимая, что каждая неосторожная фрикция может стоить им жизни, адреналин смешивался с лёгким удовольствием, разливая по венам нечто губительнее, чем героин. Подсаживая на страшный легальный наркотик, имя которому — Ким Тэхён, и теперь Юнги полностью и бесповоротно зависим от него. Теперь Юнги знает, что даже пара часов без чёртового Ким Тэхёна вызывает ломку столь сокрушительной силы, что хочется выть и на стены лезть от тоски по нему. И вправду, как до такого дошло? Как один единственный человек смог перевернуть весь его хрупкий мир с ног на голову, ведь Юнги зарёкся, что больше — никогда? Отношения были ему не нужны. Люди вокруг не привлекали совершенно ничем, да и он сам их совсем не привлекал, но Тэхён… Привлёкся и привлёк. Был побеждён и победил. Единственный, кто может вить из Юнги верёвки одним лишь туманным взглядом, без слов умоляя наслаждаться им ещё и ещё. Юнги ощущал себя так морально хорошо, что хотелось вновь умереть. И пусть кто-нибудь мог их увидеть, пусть по серверу поползли бы сплетни ещё хуже, чем уже, ему было кристально и железобетонно начихать. Какая разница, кто там что думает? Какая разница, что два самозабвенно трахающихся на крыше парня могут разрушить чей-то хрупкий гомофобный мир? Да, он совсем потерял стыд. Да, это и вправду в какой-то степени неправильно, ведь они всё-таки люди, а не животные, у которых секс — инстинкт, но здесь, в ШаР, такие условности значения не имеют. Здесь можно делать всё, что заблагорассудится, и именно поэтому Юнги так любит эту игру. Она дарит ему свободу. Дарит то, чего в реальном мире у него нет. И Тэхёна она ему подарила тоже, за что он благодарен от всей души, да только Юнги обязательно обретёт его и IRL. Тот самый леопардовый костюм, который они купили после, завалившись в любимый тэхёнов магазин под громкий раскатистый смех, Юнги тоже хочет ему подарить на той стороне. Ну, чтобы сразу же снять. Денёк, в общем, выдался тот ещё: Юнги давно так не уставал. Он чувствовал себя выебшимся, но довольным. Чувствовал, что на ещё один подход его не хватит совсем, так что идея трахнуться в примерочной магазина единогласно была отложена куда-нибудь на потом. Забавно, но Тэхёна хочется даже тогда, когда его рядом нет. Занятно, но раньше Юнги никогда не думал о ком-то вот так. Он перетрахал — ладно, они его — кучу совершенно разных парней, и никто из них не заставлял так отчаянно хотеть ещё. Секс с ними был похож на унылую дрочку, когда после оргазма спешно и с отвращением закрываешь вкладку с любимым порно, а с Тэхёном он — главный герой, и они не закончат до тех пор, пока не станет нечем кончать. Думать об этом, впрочем, немного стыдно, ведь Юнги всё-таки не спермотоксикозный подросток, а взрослый мужчина двадцати восьми ле… А не похуй ли, сколько ему там? Он же не древний целомудренный дед, так какого члена ограничивает себя? С Тэхёном всё иначе. С Тэхёном для него никаких ограничений не может быть. За мыслями и одним с трудом упавшим из-за ярких воспоминаний стояком проходит чуть больше двадцати минут. Юнги уже откровенно скучает, поплёвывая в потолок, и даже хочет достать из инвентаря масло и шомполы, чтобы как следует позаботиться о Nemesis и Steyr, но вдруг чувствует, как матрас проминается под кем-то другим. Чувствует, как знакомые фигурные губы нежно, почти невесомо касаются лба, а длинные тёплые пальцы настойчиво переплетаются с его. Тэхён здесь. Тэхён рядом с ним. Теперь всё хорошо. Теперь можно открыть глаза и увидеть перед собой чертовски привлекательное улыбающееся лицо, а потом разделить на двоих чувственный поцелуй, в котором безмолвное «я так по тебе скучал». Юнги, признаться честно, готов прямо сейчас растаять и остаться маленькой лужей в тэхёновых руках. Юнги, говоря откровенно, давно забыл, что чувствуешь, когда по тебе кто-то скучает, и это покалывающее ощущение, оказывается, разжигает в груди маленький пожар. Приятно быть нужным. Приятно, когда нуждаешься в ответ. — Хорошо поспал? — Тэхён, упав рядом в подушки, подпирает подбородок рукой и смотрит Юнги прямо в глаза. Юнги не отведёт своих, как делает обычно. Это больше ни к чему, даже если щёки совсем немного горят. — Не очень, если честно, — Юнги не станет лукавить даже в таких вещах. — Хотелось обратно к тебе. — Обожаю, когда ты честен со мной и с самим собой, — коротко посмеивается Тэхён, растягивая в лукавой улыбке уголки невозможных губ. Юнги нравится эта улыбка. Боже, как же ему нравится весь чёртов Ким Тэхён с головы до пят. — Я, кстати, тоже хреново спал. В голове одни мысли о тебе. Ты плохо на меня влияешь, знаешь ли. — Засуди меня за это, — хрипит Юнги с такой же лукавой улыбкой, шумно выдохнув в вишнёвые губы напротив: в такие моменты он похож на объевшегося рыбки большого кота. — Неплохая идея, да только я помру от тоски, пока ты будешь отбывать срок в тюрячке, — Тэхён, чуть приблизившись, отнимает руку от подбородка, тянет пальцы к лицу Юнги и, чуть касаясь, убирает с глаз упавшую мятную прядь. Телячьи нежности, воистину, но почему от них так тепло внутри? — А вообще, ещё я плохо спал из-за того, что чистил инструментал для той самой песни, чтобы тебе было легче понять, как играть. Сможешь же усвоить её за пару часов до ивента? — Я давно не учил ничего нового, но, думаю, смогу без проблем, — не то чтобы у Юнги прибавилось желания играть перед толпой, да только тогда он снова услышит, как Тэхён поёт. Чем не награда? Может, они ещё и главный приз возьмут. — Навыки всё-таки не пропьёшь. — Умираю, как хочу увидеть тебя с гитарой, — глубокий бархатный баритон оседает на ушах, как пух. Тэхён определённо знает, насколько Юнги от него без ума. — Доставай её скорей. — Часто ты в последнее время умираешь, я смотрю, — язвит Юнги беззлобно, откровенно и бессознательно нарываясь. Чего не отнять — того не отнять, но Тэхёну доставляет, поэтому с этим нет совершенно никаких проблем. — И именно ты в этом виноват, мой ма… — осекается Тэхён на полуслове, громко кашлянув, когда Юнги резко сощуривает глаза, — мой большой опасный лис, да? — продолжает с каплей ехидства, ведь он тоже не лыком шит. Воистину, два дурака. Юнги не считает нужным хоть что-то отвечать. Юнги придвигается по покрывалу ещё ближе и утыкается Тэхёну в глубокие ключицы лбом. Ему это необходимо: вот так вот в полной тишине немного полежать, пока Тэхён чуть сбито дышит в макушку, теснее прижав к себе. Просто Юнги давно не получал искреннего тепла. Просто его уже тысячу лет не воспринимали, как человека, с которым всерьёз хотят быть, да и он сам к этому не располагал, а теперь хочется наверстать упущенное и делать то, чего желает душа. Он кажется таким маленьким в тэхёновых сильных руках. Таким уязвимым. Слабым. Хрупким. Самым обычным Мин Юнги, который приходит в пустой дом после унылого рабочего дня, искренне надеясь, что никто и никогда не увидит его таким, но нет ничего страшного в том, что таким его видит Тэхён. Минута слабости затянулась: неловкость дала о себе знать. Отстранившись, поняв, что таким для Юнги всё же чертовски непривычно быть перед кем-то другим, он приподнимает уголки губ в тихой улыбке и смотрит Тэхёну в глаза, находя в них все ответы на любой из возможных вопрос. Он уже знает, что сказать ему после выступления. Он полностью готов к тому, чтобы приехать или пригласить Тэхёна к себе, пока не закончился отпуск, что принесёт за собой те самые унылые дни. Пора им встретиться настоящим лицом к лицу. Пора прикоснуться друг к другу из плоти и крови, а не полигонов и текстур. И хоть прикосновения здесь почти так же реальны, хоть трудно одно от другого отличить, там, где лежит неподвижное тело Юнги, ощущения будут в сто крат острее. Его больше ничего не сдерживает, и даже упавшая под двойное дно самооценка перестала биться в истерике и истошно вопить о том, что он не заслуживает рядом других людей. Юнги заслуживает. Не больше и не меньше, чем любой другой. Затянувшаяся молчаливая пауза сдавливает грудь. Шмыгнув носом, спугнув воспоминания из прошлых дней, Юнги скидывает ноги на пол и шаркает к шкафу под пристальным взглядом, от которого по телу лёгкий холодок. Тэхён, наверное, прекрасно может Юнги понять. Быть может, он тоже пережил то ещё неприятное дерьмо от близких людей, если судить по вчерашним словам, поэтому их тянет друг к другу с каждым днём лишь губительно сильнее: обоюдное зализывание ран сближает даже лучше, чем алкоголь. Шумно выдохнув, собрав всю решительность в кулак, Юнги распахивает шкаф и пробирается к самым недрам, вытащив на свет божий относительно новенькую акустическую Yamaha F310, на которой в своё время научился играть: точно такая же лежит у него дома под толстым слоем пыли, и стряхивает её он лишь изредка, когда на сердце слишком тяжело. Впрочем, для Тэхёна он сыграет просто так, и вовсе не для того, чтобы его впечатлить. — Ты выглядишь чертовски странно с гитарой вместо снайперки, но мне нравится. Она тебе тоже идёт, — в тэхёновом голосе чистейшее восхищение, а в глазах почти детский восторг. Юнги немного смущён. Давно ему никто об этом не говорил, да и держал он раньше бас-гитару в основном, но это дела минувших дней. — Не помню, когда играл для кого-то в последний раз, — Юнги не помнит вправду. Сколько уже лет прошло? С тех пор он был один на один с болью, и только боль слышала, как он бил по струнам, пытаясь спастись. — Значит, мне выпала большая честь, — Тэхён искренне улыбается, усевшись поудобнее, подобрав ноги под себя. Он не сводит с Юнги взгляда. Он не упустит ни единого его движения. Ни за что. — Я ночью пытался разобраться, можно ли как-то загрузить инструменталку в игру, и, поверь мне, убил на это чуть больше двух часов, пока не понял, что достаточно отправить себе сообщение с форума на коммуникатор. Форум-то открывается и на ПК. — Надо было у меня спроси… — настало время Юнги осекаться. И осечка эта грустная, ведь в реальности у них до сих пор никаких контактов нет. — Ну, — продолжает он, упав обратно на кровать, — в следующий раз спрашивай о всяком, прежде чем выйти из ШаР. Скрестив ноги, чтобы удобно гитару разместить, Юнги мельком поглядывает на надувшего губы Тэхёна и понимает, что он ничуть не меньше хочет встретиться на другой стороне, но тактично об этом молчит: дожидается, пока Юнги предложит сам, чтобы своей настойчивостью его не спугнуть. В общем-то, после всего, что с ними за короткое время знакомства произошло, Юнги спугнуть может разве что какая-нибудь страшная «правда» о том, что Тэхён был с ним корыстных целей ради, но такого — он теперь уверен — точно не произойдёт, а в остальном… А в остальном Тэхён может продолжать быть Тэхёном: этаким безбашенным, наглым, язвительным, горячим и чертовски очаровательным плутом, в один момент превращающимся в тёплый пушистый комок. Как сейчас, когда подползает ближе. Как моменты назад, когда без спроса ложился в колени и преданно смотрел снизу вверх. — Сыграешь что-нибудь? — спрашивает — умоляет почти — тихо-тихо Тэхён, словно боится, что Юнги встанет и просто уйдёт. — Или сразу дать тебе инструменталку послушать? Времени до вечера ещё вагон. — Надо пальцы размять, — словно успокаивая, так же тихо хрипит Юнги, легко ударив по струнам. Звук не самый чистый. Ожидаемо, ведь он давно не играл и на ней, — и настроить гитару заодно. Наслушаешься ещё. Действительно, как давно Юнги перед кем-то играл? Когда это было в последний раз? Он смутно помнит, что как-то отжал в случайном баре гитару у уличного певца и долго в полном состоянии нестояния на ней бренчал, пока горячая влага кислотой выжигала глаза. Помнит, как залился соджу на крыше дома и даже громко горланил до тех пор, пока соседи не вызвали на него наряд. И дома предавался воспоминаниям он тоже часто, закрыв глаза, да только желанных слушателей вокруг не было. Не было совсем никого. Теперь вот рядом с ним Тэхён: он волнительно ёрзает задницей по покрывалу, словно ждёт огромный игрушечный паровоз на Рождество, и чуть ли ногти на длинных пальцах в ожидании не грызёт, пока Юнги подкручивает колки и дёргает струны, добиваясь идеального звука на свой вкус. Забавно, но Юнги бы хотелось, чтобы этот плут тоже ему на чём-нибудь сыграл, ведь руки у Тэхёна куда изящнее, чем у него самого. На пианино, быть может, или на скрипке нечто душещипательное настолько, чтобы ныло и горело в груди. Гитара настроена, да и Юнги, глядя на Тэхёна исподлобья, настроился на нужный лад. Один лёгкий аккорд. Второй. Он разминает пальцы, что пока деревянные совсем, а в памяти так отчётливо всплывают образы из прошлого, помнить о котором почему-то проще, чем забыть. Только сейчас Юнги не до них. Только сейчас не та ситуация, не то место и не тот человек. С Тэхёном всё будет не так. Просто обязано, ведь иначе, наверное, Юнги останется одиноким на бесконечное и больное навсегда, разочаровавшись в человечестве до самого конца. Впрочем, пора гнать эти мысли прочь. Дать им под задницу смачного пинка. Зачем-то прочистив горло, хоть и вовсе не собирается петь, Юнги вспоминает аккорды самых любимых песен, с которых начинал, и It's Not Love If It Hurts Too Much Ким Квансока из-под пальцев звучит немного грубо лишь первые несколько секунд. Тэхён больше не ёрзает по покрывалу. Тэхён теперь зачарован. Заворожён. Юнги едва ли понимает, почему он реагирует на его игру именно так, ведь ничего удивительного в ней точно нет, но ему приятно это внимание. Нравится, как он ласкает горящим взглядом пальцы, ударяющие по струнам, зажимающие очередной аккорд. Всё же хочется спеть. Горло горит, когда припев уже вот-вот, но он не пел точно тысячу лет, да и голос за это время от сигарет лишь сильнее охрип. Тэхён, наверное, спеть не сможет тоже: это Юнги тут старомоден, а парнишке напротив всего двадцать пять. Подушечки пальцев немного саднят; медиатор даже в инвентаре не найти. Расслабившись, прикрыв глаза, Юнги доигрывает и переходит на Becoming Dust, покачивая головой в такт: она чуть сложнее, но оттого лишь интереснее играть. Тэхён напротив беззвучно шевелит губами, словно всё же знает слова, но петь тоже не решается, словно боится испортить, спугнуть момент. Атмосфера в номере становится гуще и теплее с каждым ударом по струнам, да только не хватает мерного потрескивания костра для полной идиллии, к которой Юнги здесь привык. Он играл в Мёртвом городе на любимом разрушенном небоскрёбе для зомби. Играл океану на ночном пляже, сидя на холодном песке, вскользь наблюдая за тем, как взметаются рыжие искры в тёмно-синюю высь, а теперь он играет крепко запавшему на него Тэхёну, и почему-то от осознания этого теплее вдвойне. В груди что-то мерно клокочет. Глаза начинают ожидаемо гореть. Сморгнув немного призрачной влаги, не дав себе раскиснуть совсем, Юнги по памяти играет ещё, лишь бы Тэхён и дальше не сводил с него этот особый, наполненный нежностью взгляд из-под пушистых чуть дрожащих ресниц, а номер отеля для него вдруг превращается в густой осенний лес. Он чувствует прохладу — ветер, дующий из открытого окна, — пробивающиеся сквозь высокие кроны деревьев тонкие лучи солнца, что скоро перестанут греть совсем — свет ламп на потолке — и пожухлую, но мягкую под задницей траву и листву, которая пахнет свежей утренней росой — всего лишь обычный матрас, — вспоминая, как в детстве ходил с отцом в поход. Он тоже ему играл, а Юнги, как и Тэхён, внимал с особым благоговением: музыка, извлекаемая из тонких гитарных струн, казалась ему магией, которую очень хотелось постичь. Магия истончается и иссекает тогда, когда из-под пальцев начинает звучать то, что он сам в далёком реальном однажды сочинял. Ударив по струнам в последний раз, оборвав их истошный плач навзрыд, Юнги абсолютно глупо улыбается на немой в тэхёновых глазах вопрос и откладывает гитару в сторону, понимая, что настолько личное всё-таки пока не может давать слушать другим. Ему было чертовски больно тогда. Он заперся и ушёл от всего и от всех, и лишь гитара помогала справиться с навалившимся на плечи дерьмом. Шутка ли, но у Юнги в загашнике много всего. Много всего на старых, пожелтевших листах, но слышал всё это лишь он один: те песни так и останутся лежать в маленькой коробке на верхней полке в шкафу. Или, может… Может, Тэхён смог бы написать для них текст? Облечь в слова всю злость на людей, которой в нём столько, что абсолютно неожиданно вылилось через край. — Почему ты остановился? — нежный бархат его голоса едва-едва касается ушей. Тэхён озадачен. Ему явно хочется ещё. — Знаешь, для меня впервые играли. Это так… В груди клокочет от теплоты. — Подушечки пальцев на правой немного горят, — глупо оправдывается Юнги, почесав в затылке. Говорить, что он не может дальше из-за того, что там — запретная тропа, на которую даже ему пока ходу нет, не хочется совсем. — На них давно не осталось мозолей, а они для гитариста важны. — У тебя такие драгоценные руки, — Тэхён, протянув к Юнги свои, тихо улыбается, а в полуприкрытых глазах всё то же обожание, с которым он смотрит на него практически всегда. — Не помню, чтобы у меня были какие-то фетиши, но, чёрт, твои пальцы… — и берёт их, поднимая к вишнёвым губам. — Я от них без ума, — продолжает, поцеловав одну из костяшек. Юнги немного неловко. Почему Тэхён вот такой? Такой чувственный и безумно возбуждающий. Настолько прекрасен, что хочется повалить его на кровать. — Хочу ощутить их в себе. Можно? — спрашивает полушёпотом, невинно почти, но ничего невинного за этими словами нет. Юнги может только отрывисто кивнуть. Он тоже повержен. Тоже заворожён. И моральных сил вдруг не остаётся совсем, когда Тэхён касается кончиком языка покрасневшей подушечки правого указательного пальца, а после подхватывает и медленно погружает в рот. Внутри влажно. Невообразимо горячо. Юнги пропускает мурашки всем телом, неосознанно вжав плечи в себя, и не может оторвать от тэхёновых губ поплывший взгляд: он уже втягивает средний, оплетая его языком, как змея, и осторожно перекатывает внутри, словно пытаясь унять глухую боль. Юнги совсем плохо. У него потеет спина. Под упавшей на лоб мятной чёлкой тоже становится мокро, а ещё член привстаёт в штанах. И что Тэхён с ним делает? Зачем разжигает в нём желание вновь? Юнги едва может перед ним устоять, стараясь прогнать сладкую дрожь прочь, но тщетно всё: Тэхён начинает насаживаться на пальцы так, словно там не пальцы совсем, смотря исподлобья бесстыдно томно, а это жестокий удар ниже пояса. Самая настоящая пытка, ведь и вправду хочется, чтобы он прекратил издеваться и взял в рот его член. Кофейные радужки пытливых глаз затягиваются вязкой тьмой. Длинные изящные пальцы пробираются к ширинке, а алые губы смыкаются вокруг собственных плотней. Тэхён шумно сглатывает обильную слюну, сжимает вставший член сквозь плотную ткань и прекрасно знает, чего Юнги хочет, имитируя минет, да только… Времени до начала ивента не так-то и много, а начать разучивать тэхёнову песню надо прямо сейчас, иначе о выступлении и той самой рарной винтовке можно забыть. Юнги это понимает. Понимает прекрасно, но как этого Дьявола в человеческой шкуре остановить? Как найти в себе силы, чтобы не повиноваться ему? Как отстраниться, когда отстраняться не хочется совсем? Тэхён Юнги пленил. Подчинил. Получил над ним безграничную власть, и дело даже не в том, что он пиздец как умопомрачительно в этот момент красив. Просто что-то натягивается внутри: переплетается, путается, завязывается в узлы. С другими Юнги такого ещё не чувствовал. Никогда. Тэхён, чуть прищурившись, останавливается сам. Он понимает всё без слов, увидев замешательство на лице Юнги, и лишь позволяет себе слизать с пальцев вязкую слюну, прежде чем выпустить их изо рта. Он безрассудный, но не настолько. Тэхён, кажется, тоже не может перед Юнги устоять, когда он отчаянно краснеет, пытаясь это скрыть, да только они ещё успеют насытиться друг другом завтра, послезавтра и, может быть, даже через года: спешить в плане отношений им точно некуда, ведь они лишь начали друг друга узнавать, а карта тел пока единственное, что исследовано больше, чем карта души. Он выдыхает шумно, опаляя щёки Юнги лёгким разочарованием со вкусом смирения, и вытирает губы тыльной стороной ладони, облизавшись с видом голодного льва. Юнги всё ещё чувствует обжигающий тэхёнов язык по костяшкам, сжав пальцы в кулак, и легче становится лишь тогда, когда кровь отливает от паха и больше не так тесно в узких штанах. — Я немного увлёкся, прости, — Тэхён, чуть откинувшись на руках назад, поднимает лицо к потолку. Длинные пряди чёлки из медового фейда, соскользнув с щёк, открывают лёгкий румянец, что на смуглой коже почти незаметен, но всё равно приковывает взгляд. Этот парень, определённо, не настолько дерзкий, каким хочет показаться на первый взгляд. Юнги знает, что лежит за его дерзостью и жеманностью. Знает, потому что сталкивался с этим сам. — Просто, знаешь, мне хочется тебя всего. Чтобы ты был в моих руках и оставался только моим. Ничего не могу с этим поделать. Сносит крышу, когда ты рядом. — Не скажу, что не могу тебя понять, — Юнги коротко хрипло смеётся, тоже задрав голову к потолку, но смотреть на Тэхёна ему всё же нравится больше: он настоящее произведение искусства, даже если о таком не слишком-то и корректно говорить. От лестных уху слов по позвонкам прокатывается жар. Неужели он и вправду этого искреннего парня чем-то заслужил? — Может, лучше дашь мне свою инструменталку послушать? Пальцы, благодаря тебе, больше не саднят. — Она не моя, но я люблю эту песню, — Тэхён, пошарив в заднем кармане, достаёт коммуникатор, усаживаясь так же, как сидел. Лицом к лицу, и только гитара между, чтобы их охладить. — Когда-то она здорово мне помогла, даже если её текст делал ещё больней. — Ты уверен, что стоит петь такую песню перед нашим сервом? — Юнги немного обеспокоен. Он бы таким сокровенным точно не делился ни с кем. — Контингент здесь такой… Ну, ты же видел всё сам. — В первую очередь я хочу спеть её только для тебя, а другие люди меня не особо волнуют, — тихая улыбка на тэхёновых губах намекает на светлую грусть. — И вообще, я же говорил, что виноват перед тобой, так что возьму и достану тебе ту твою желанную снайперку, не переживай. — У нас там как бы ещё Хосок в соперниках, — Юнги вспомнил о нём не просто так. Хосок — настоящий зверь. — Танцует он так классно, что только челюсть остаётся с пола подбирать. — Тогда я с ним договорюсь, — Тэхён явно уверен в себе, но говорит это чисто для того, чтобы Юнги смутить: та самая улыбка, превратившаяся в едкую ухмылку, точно не даст соврать. — Верь мне, в общем. Я же бывший трейни. Так-то тоже кое-что могу. Именно это, да. Именно это лежит за дерзостью и манерностью. Именно потому Тэхён иногда подаёт себя, как самую настоящую звезду: айдола с экрана, которого облизывают с ног до головы во всех соцсетях, сходя с ума от его красоты. Перед Юнги абсолютно готовый артист, что хоть на большую сцену выпускай, но если Тэхён решил, что с него достаточно, Юнги может только с облегчением вздохнуть. Не заладилось у него со всем этим айдольством, да и вертел он его на хую: гнилое оно всё, даже если исключения из правил всё-таки есть. Тэхён, к слову, это самое исключение, но лишь потому, что вовремя успел уйти, когда только-только запахло жареным, если верить его словам. Хотя, кажется, там что-то намного мерзее, о чём он пока совсем не хочет говорить. — А почему, кстати, ты вообще захотел стать айдолом? — Юнги решает, что пройдётся по самому краю, да и надо всё-таки ещё немного остыть. — Изначально я поехал с другом за компанию на прослушивание из Тэгу в Сеул, — по его сложному выражению лица не сказать, что Тэхён готов говорить и об этом, но он очевидно старается быть более откровенным. Заломав пальцы в замок, положив коммуникатор на покрывало, он опускает взгляд вниз, — а после случилось так, что мне позвонили, а он не прошёл. Я был не особо рад, да и петь, честно сказать, вообще не умел, но чем больше обо всём этом узнавал, тем сильнее заражался самой обычной для наших подростков мечтой. Ну, а потом был подписан контракт, были несколько лет упорных тренировок и оценки на каждой проверке выше, чем у всех остальных. Там и петь научился, и танцевать, и играться с мимикой — в общем, полный набор, но в итоге все эти годы оказались попросту спущены в унитаз людьми, которые пророчили мне будущее безоблачнее, чем у самых топовых артистов на тот момент. Так получилось. Не всё всегда идёт хорошо, — Тэхён явно ставит точку, если судить по интонации и тому, как он устало выдыхает, закрыв глаза. Юнги не станет его допытывать: быть может, подробнее он расскажет потом. — А ты как начал играть на гитаре? — задаёт попутный вопрос. Юнги его ждал. Откровение за откровение. Самый лёгкий разговор. — Насмотрелся на отца, который на сегодняшний день терпеть меня не может из-за того, что я гей и не наделаю ему маленьких внучат, — Юнги отчего-то весело: он усмехается, заложив руки за голову. Об этом совсем не больно вспоминать. — Он часто играл для матери, за что, наверное, она его и полюбила, а мне захотелось тоже: так гитара и стала моим хобби. Ничего такого. Просто убивал время в комнате, пока они собачились друг с другом, и даже предположить не мог, что в будущем буду играть в группе на басу. Жаль, конечно, что она развалилась, но будущего у нас всё равно не было. Никто, кроме… — договаривать смысла нет. Именно эти воспоминания Юнги вообще не нужны. — В общем, я иногда задумывался, что делать с написанными и записанными песнями, но прошлое должно остаться с прошлым. Воскрешать всё это без вокалиста смысла не было, да и продолжать играть в какой-нибудь другой группе не хотелось. Хобби по итогу осталось хобби. — Потрепала нас, однако, жизнь, — в густом бархате тэхёнова голоса больше нет и намёка на грусть. Наверное, он тоже всё это пытается отпустить, хоть и прекрасно помнит о потраченных зря годах. — Из нас получится отличный дуэт, знаешь, — поднимает к Юнги потеплевший взгляд. Вероятно, он совсем не против и в будущем спеть под его аккомпанемент. — Можно даже канал на Ютубе создать, — говорит явно неиронично, а вот Юнги становится не по себе. — А когда мы раскрутимся, ты уйдёшь к какому-нибудь мерзкому продюсеру, ага, — не то чтобы Юнги всерьёз думает, что из этой идеи выйдет ровно то, что он тогда получил, но энтузиазма уже маловато. Его нет вообще. — Я бы никогда так с тобой не поступил, — той скорости, с которой изменилось тэхёново выражение лица, может позавидовать даже гепард. Сейчас он крайне серьёзен, и эта серьёзность ему безмерно идёт. Юнги хочет верить. Правда хочет, но наступать на одни и те же грабли вряд ли радостно побежит, даже если идея, в общем-то, не так уж плоха. — Даже не думай, что со мной будет так же. Я сделаю тебя счастливым, — вновь тянет пальцы к щекам Юнги, чтобы приблизиться и посмотреть в самую глубь. — Звучит самонадеянно, да, но я правда хочу, чтобы ты таким был. — Странно слышать такое от парня, что на несколько лет младше меня, — отшучивается Юнги, едва ли помня, что такое это самое «счастье» вообще, но не верить Тэхёну в этом не может, когда он смотрит с такой голой искренностью, что плещется на дне чуть расширенных зрачков. — Давай, короче, инструменталку, а то мы так и не двинемся никуда, — уходит от разговора слишком очевидно, потому что лёгкая неловкость переходит в тяжёлый конфуз: он совсем не знает, как правильно реагировать на самые обычные слова, которые говорят друг другу те, кто решил пойти вместе по одному пути. Тэхён тепло усмехается, убрав пальцы от его лица, и больше ничего не говорит: видимо, и вправду понимает, что иначе они ни на какой ивент не пойдут. Сладко потянувшись и зевнув, всем своим видом показывая, что действительно не спал, он берётся за коммуникатор и включает инструментал неизвестной Юнги песни через пару секунд, пристально наблюдая за эмоциями на его лице. Клавишные во вступлении звучат размеренно и тихо, словно за ними больше ничего не может быть, а потом, когда этого совсем не ждёшь, к ним в очевидном припеве примешивается электрогитара, ударные и после лёгкого бриджа бас на следующий припев. Юнги слушает внимательно, подмечая каждую деталь, и уже знает, какие аккорды подобрать, чтобы на акустике получился вкусный звук, но сама музыка ему совершенно ни о чём не говорит: он и вправду не слышал такой песни, даже если её исполняет очевидный поп-рок бэнд. — Может, напоёшь, чтобы было легче нам обоим? — Юнги хватит даже обычного «м-м-м». — Вообще без понятия, что это. — Я подстроюсь, если что, — Тэхён явно не хочет облегчать Юнги задачу, преследуя что-то своё. — Хочу, чтобы ты услышал меня впервые именно там, иначе вся магия момента рассеется в пыль. — Не бузи, если в итоге получится как-то не так, — Юнги в себе уверен, но так никто не делает. Впрочем, они вдвоём явно отличаются от всех других. Дослушав, примерно представляя, как всё это будет вживую звучать, он возвращается к гитаре и накидывает под повторы самое очевидное, уходя в дело с головой. Получается весьма хаотично и неуклюже, но для первого раза сойдёт, а дальше, где-то на пятый раз, Юнги уже может сказать, что мелодия звучит точно так же, но нужно добавить объёма и немного басов. Мельком кидая на Тэхёна быстрый взгляд, уже выключив инструментал, Юнги замечает, как он бесшумно шевелит губами опять, подстраиваясь под него про себя, и понимает, что зря волновался: Тэхён сделает это без особых проблем. Прогоняя одно и то же по кругу вновь и вновь, пока не начинает тошнить, Юнги запоминает всё железно — с этим у него всегда было хорошо, — и даже отмечает, как Тэхён невольно заслушивается и засматривается, тоже покачивая головой в такт. Ему нравится, как звучит любимая песня из-под его пальцев. Нравится, что Юнги принял маленькое тэхёново условие и больше ни о чём не просит, стараясь даже не для себя. Плевать ему на эту винтовку с высокой колокольни, откровенно говоря, но если Тэхён так сильно хочет «загладить вину», сделает всё возможное, чтобы не ударить в грязь в лицом. Ему всё ещё волнительно представлять тысячи глаз, устремлённых не столько на сцену, сколько на него, но он вообще-то топовый снайпер азиатского серва, так что глаз к нему приковано достаточно даже тогда, когда он просто куда-то идёт. Едва ли, конечно, музыкальный перфоманс можно сравнить с тем, как он тащит на турнирах или где-то ещё, да только для самого Юнги, если подумать, разницы особой нет: он и так, и эдак сторонился людского внимания по очевидным причинам, которые теперь не задевают почти. Тэхён повлиял на него неожиданно, когда Юнги думал, что не заслуживает абсолютно ничего и должен прятаться ото всех, а теперь его самооценка понемногу, но всё же уверенно ползёт по отвесной скале вверх. Всё будет в полном порядке, пока он рядом. Будет хорошо. И даже если станет страшно, даже если волнение сдавит глотку и помешает вздохнуть, Юнги обязательно надерёт задницу этим бесполезным чувствам, чтобы вновь почувствовать ту эйфорию, что ловил на сцене когда-то очень давно. В общем и целом на полное разучивание песни и практику ушло чуть меньше двух часов, а времени до начала ивента и конца подачи заявок остаётся совсем чуть-чуть. Тэхён в это время почти не сводил тёмного взгляда с его рук, откровенно наслаждаясь не только игрой, а Юнги уже успел заработать свежие мозоли, припомнив совсем древние деньки. Отложив гитару в сторону, зажав самый пострадавший палец меж губ, он мысленно себя утешает, а Тэхён вдруг приподнимается с матраса и чуть касается своими его лба, выражая ту самую благодарность, для которой не нужны никакие слова. Юнги не может не умилиться: расплывается в кошачьей улыбке, а глаза прикрываются сами по себе. Ему бы завалиться пузом кверху и намурлыкаться ещё всласть, да только жаль, что того самого мурчала, к сожалению, при сборке людей не выдают. Тэхён и вправду творит с Юнги ужасные вещи. Страшный он человек. — Как фанат, ответственно заявляю, что ты охуенен и вообще молодец, — и даже подбодрить ещё решил этим глубоким головокружительным баритоном в самое мурча… ухо, оставив на мочке влажный след. — Не знал, что песню можно разучить за какой-то жалкий час. — Так ты в меня не верил, что ли? — Юнги вот вообще сейчас не понял, но скорее в шутку, отвесив Тэхёну лёгкий-лёгкий щелбан, а то чо он, собственно, такое ему говорит. — У меня с каверами проблем никогда не было. Легко же всё, ну. — Раз настолько легко, может, сможешь и меня научить? — подмигивает Тэхён хитро, но тут же морщится, когда пытается снова привставать: ноги у них обоих затекли будь здоров. Юнги вот вообще их не чувствует, например. — Учитель из меня хреновый, но попробовать можно, если тебе так горит, — бурчит Юнги сипло, попытавшись вытянуть ногу хоть чуть-чуть, и делает это определённо зря: маленькие мерзкие молоточки начинают безжалостно насиловать его плоть. — Сядешь к хёну на коленочки, и хён научит тебя «ми минор». — А я вот возьму и сяду, хён, — передразнивает Тэхён игриво, развалившись на двуспальной постели звездой под хриплое кряхтение и страдальческое «ой, блядь». Юнги не станет его останавливать, даже если усаживать на колени этого крупного кабанчика для этих самых коленей будет даже болезненнее, чем сейчас, пока он скидывает затёкшие ноги на паркет. Дождавшись, когда они перестанут ныть — шутка ли, но такую пытку приходится переживать даже в VR, — он подтягивает к себе гитару и Тэхёна за штанину, раз уж ему захотелось поиздеваться над ним. Тэхён, кажется, на самом-то деле особым желанием не горит, но покорно сползает с кровати и озадаченно смотрит на Юнги сверху вниз, ведь озадачиваться, определённо, есть чем: хоть Юнги и выше Тэхёна на несколько сантиметров в игре, в плечах же и бёдрах куда уже, да и в целом намного компактнее, чем внушительное тело перед ним. Немного подумав, как крепкую задницу на нём разместить, Тэхён не церемонится и плюхается на Юнги от всей души, прижав к постели под её протестующий скрип. Юнги ненароком вспоминает, как неудобно было «сидеть» на тэхёновых коленях в кабинке чёртового колеса, и эти воспоминания не сулят ничего хорошего: низ живота скручивает так, что хочется провалиться сквозь землю, лишь бы член предательски снова не встал. Шумно выдохнув в тэхёнову шею, тут же пожалев об этом из-за беспокойного ёрзанья, тревожащего то, что тревожить нельзя, Юнги собирается с силами и снова берёт гитару, сунув её Тэхёну в руки так, чтобы он её ненароком не уронил. Тэхён, взявшись за гриф, устраивается ещё удобнее, пока Юнги закатывает глаза, и вроде так вполне можно играть, но есть одно большое и жирное НО: именно он ничего не сможет сделать вообще. Тяжко вздохнув, решив, что совсем дурак, Юнги лишь оставляет под медовыми мягкими волосами эфемерный след губ и падает вместе с тяжкой ношей на спину, успев вытянуть гитару до того, как она упадёт. Может, он научит Тэхёна позже, да и совсем не так, а пока принимает лёгкое поражение и чувствует беспорядочное биение тэхёнова сердца грудью, разделяя его на двоих. Дурачиться с Тэхёном весело. С ним Юнги и вправду чувствует себя удивительно живым. Не тем холодным камнем, чьи острые края ещё не успела сгладить речная вода, а двадцатилетним пареньком, у которого мятные волосы, клетчатая рубашка и бас-гитара в руках. — Учитель из тебя и вправду так себе, — Тэхён, откатившись в сторону, лукаво тычет Юнги изящным пальцем в нос. Такими пальцами, честно сказать, грех на чём-нибудь не играть, и даже немузыкальный инструмент ниже пояса, в принципе, вполне подойдёт. — Наверное, пора собираться, да? — переводит тему, пока он не успел как обычно съязвить. — Пора, — Юнги, мельком глянув на настенные часы, поднимается обратно и открывает инвентарь, чтобы скинуть туда гитару и не тащить её на спине: он привык к пятнадцатикилограммовой Nemesis, так что совсем не хочет испытывать маленький диссонанс. — Хосок, наверное, скоро за нами зайдёт. Мельком посмотрев на дверь, а после на кресло рядом, на котором лежит серовато-чёрный приталенный леопардовый костюм, Тэхён тянет уголки губ в гадливой ухмылочке, кидает на Юнги многозначительный взгляд и встаёт без слов. Юнги уже знает, что он задумал. Знает, что хочет сразить им всех и каждого наповал, да только вряд ли сразится хоть кто-то, кроме самого Юнги: он уже настолько привык к леопардовому принту, что кажется, будто Тэхён от него неотделим. Впрочем, ему и вправду идёт. Костюм сидит на нём идеально, словно шился персонально, да и выглядит он в нём дорого-богато, будто собрался прямиком на красную дорожку. Скинув на покрывало порядком изгвазданные шмотки, обнажив крепкую спину, Тэхён накидывает на широкие плечи идущую к костюму чёрную рубашку, а Юнги почему-то хочется тоже как-нибудь приодеться: он совсем не хочет выглядеть рядом с Тэхёном сморщенной картошкой. Оставив Тэхёна один на один со своим сокровищем — он и вправду стоит неприлично много, — Юнги топает к гардеробу и понимает, что соответствовать так-то вовсе не в его стиле, втиснувшись в тесные драные джинсы, надев оверсайзную футболку с той самой красной клетчатой рубашкой: он теперь снова похож на отставшего от жизни хипстера с этим мятным андеркатом, но как бы вообще похер, а ему удобно и ностальгично, ведь недаром Юнги всё-таки иногда чувствует себя Питером Пэном. Закончив с одеждой, вытащив высокие ботинки, он разворачивается обратно к Тэхёну и снова начисто теряет дар речи: чёртов леопардовый приталенный пиджак на незастёгнутой до конца чёрной рубашке смотрится на нём слишком охуенно, да и в целом — как Юнги и подумал — Тэхён похож на важную селебу. Только вот причёска всё портит: медовый фейд пора как следует уложить, чтобы всё вместе выглядело на полноценную сотку. Юнги не спрашивает разрешения, да оно ему и не нужно: он берёт Тэхёна за горячее запястье и ведёт в сторону ванной, а тот совсем не сопротивляется, даже если не знает, что его ждёт за дверью. Нашарив в шкафчике подходящий гель для волос, Юнги зажимает меж губ кончик языка и пускается во все тяжкие, чтобы леопардовый койот и вправду сражал наповал. Хаотично приподняв и зачесав основную копну медовых волос назад, пока Тэхён всё ещё не задаёт вопросов, наблюдая только за тем, как порхают руки над его головой, Юнги вытягивает несколько прядей на лоб и фиксирует их так, чтобы лежали хорошо, но не лезли в глаза. Теперь он полностью доволен. Теперь Тэхёна можно смело отправлять покорять не только женские сердца куда-нибудь на национальное ТВ, но Юнги всё-таки немного собственник, так что таким его увидит всего лишь кучка не особо волнующих его игроков, а хотелось бы, чтобы только он. — Можно я тоже что-нибудь сооружу у тебя на голове? — Тэхёну явно нравится результат, но не нравится, что такой результат только на нём. — Валяй, — Юнги не против, да и как бы сам этим заняться хотел. Выступать-то всё-таки перед той самой кучкой, а неряшливым совсем не хочется быть: захейтят ещё. Окинув его пристальным взглядом с ног до головы, Тэхён задумчиво хмыкает несколько раз и льёт на ладони немного геля, полностью забив на привычку Юнги зачёсывать андеркат назад: он аккуратно распределяет пряди, счесав пальцами больше половины волос на глаза. Едва ли Тэхён мог видеть, как Юнги выглядел в лучшие дни, но получается примерно так же, только лишь для полной картины не хватает не самой очевидной подводки для глаз. Ностальгия снова ударяет под дых. Становится не слишком уютно и хочется забраться обратно в любимые уютные чёрные шмотки, от всего убежав, но Тэхён смотрит с нежностью и желанием пополам, а значит, Юнги не так уж и плохо выглядит, как говорили ему много лет назад. Может, всё и вправду было не так? Может, пора ту ситуацию полностью отпустить? Он всё ещё пытается выбраться из скорлупы, и пока получается не очень-то из-за чёртового сомнения, подгрызающего всю уверенность в том, что он «не такой». Тяжко вздохнув, Юнги чуть отстраняется и берёт со столешницы перед зеркалом давно забытую пачку сигарет. Мельком взглянув на Тэхёна, с чьих рук закуривать уже почти привык, он чиркает зажигалкой сам, пока тот вымывает с пальцев гель, и затягивается с особым удовольствием, выпуская из лёгких не только дым: там те самые бесполезные воспоминания, которые больше не делают мучительно больно, но до сих пор укалывают острой иглой. Действительно, сейчас всё совершенно не так. Можно расслабиться. Довериться, наконец-то приняв тот факт, что завираться вот настолько для Тэхёна абсолютно никакого резона нет, да и даже психопаты не могут смотреть на жертву так, как смотрит Тэхён на Юнги всё время, что они проводят вместе в последние дни. Юнги просто слишком мнительный. Слишком пострадал от других людей, но время на месте не стоит, и он тоже не должен задерживаться на одной проклятой станции, пропуская поезда лишь потому, что каждый в нём может его задеть. Жизнь продолжается. Продолжается и его шоу. Затягиваясь в лёгкой задумчивости, зажав фильтр меж губ, Юнги идёт обратно в комнату и вытаскивает из заляпанных серебряным брюк коммуникатор, посмотрев на часы. Почти восемь вечера. Почти пора выходить. Стряхнув пепел в жестяную банку из-под колы, которую часто пьёт Тэхён, он разворачивается на его громогласный «апчхи-хуй», сотрясший весь отель, и от всей души желает здоровья, искренне надеясь, что с ним и вправду всё будет хорошо. Размытый серой дымкой, Тэхён похож на слишком желанный мираж посреди выжженной пустоши, в которой один пепел да грязь, но он самый настоящий и реальный. Он здесь. Тэхён подходит ближе, надвигаясь пугающе грациозно, как блядский леопард, и Юнги так хочется забить на всё и остаться здесь, чтобы медленно и издевательски стянуть с него чёртов костюм, а после забыться в горячих выдохах и сдавленных стонах, но… В дверь уже несколько секунд настойчиво стучат. — Это Хосок, — пустив дым в последний раз, Юнги сбрасывает окурок в импровизированную пепельницу и щёлкает Тэхёна по носу, игриво ему подмигнув. Мысли у них точно сходились, да только не зря же он тут пыхтел над песней, которую так сильно хочет именно для него спеть Тэхён. — Я открою. — Чем это вы тут таким занима… Holy shit! — выпаливает Хосок с порога, как только его внимательный взгляд натыкается на Тэхёна и Юнги. Ну, его вполне можно понять. — Парни, вы на красную дорожку, что ли, собрались? Да и что это вообще за леопардовое недоразумение на Ви? На какой распродаже ты его купил? — Будем считать, что Тэхён не со мной, — хрипит Юнги чуть ехидно, приподняв в умильной кошачьей улыбке уголки пухлых губ, кинув на «леопардовое недоразумение» быстрый взгляд. Ну вот, он так и думал, что впечатляться придётся ему одному. — Да и вообще, на себя посмотри, — тычет узловатым пальцем в его красно-белый гоночный костюм. — Это для выступления, а ты ничего не понимаешь в модных шмотках, дед, — закатывает Хосок глаза, всё ещё стоя на пороге. Проходить, в принципе, всё равно ни к чему. — Вы идёте или как? Я бы твоего парня, конечно, переодел, но времени на это уже нет. — Животные принты так-то для настоящих мужчин, — подаёт бархатный голос Тэхён из-за плеча, но даже лёгкой обиды нет в его словах. Там насмешка скорее, но получается у него, если честно, так себе. — Тощие пареньки его не вывозят. — Easy, guys, — ещё один звонкий голос из-за плеча, но теперь из-за узкого хосокова. Там Намджун, которого прям бесит, когда кто-то в пределах его видимости и слышимости начинает сраться почём зря. Ну, он типа за мир во всём мире, хоть и играет в ШаР. — Может, мы просто пойдём? Вы все выглядите хорошо. — Спасибо, бро, — кидает Юнги чуть слышно, хлопнув его по плечу, когда удаётся протиснуться на выход через надувшегося Хосока, которому очень не нравится, когда задевают его стиль. На том и замолчали, собственно говоря. Юнги, подождав, пока Тэхён захватит две набедренные кобуры, закрывает за ним дверь и двигается по коридору к лифту, рассматривая неожиданную парочку перед ним. Когда Юнги только-только начал знакомиться с Хосоком поближе, совсем ничего не выдавало в нём гея или би, да и сам Юнги не касался этой темы совершенно никак, посчитав, что это будет излишне после всего произошедшего дерьма, а теперь так странно за ними вдвоём наблюдать. На Намджуна, когда он впервые увидел его в любимом баре, упитого вдрызг, гейский радар не сработал тоже, и так забавно понимать, что, возможно, Хосок вот так взял и поменял все его взгляды на жизнь. Он хороший парень, к слову сказать. Весёлый, честный и удивительно простодушный, а Намджун немного угрюмый, серьёзный и совсем не умеет шутить, но искренний и душа компании из него очень даже ничего — вместе они мило дополняют друг друга, а значит, что всё у них в дальнейшем будет окей. Да и смотрятся они хорошо: Хосок броский, временами дерзкий и любит перекрашивать волосы чуть ли не каждый день — сейчас они красные вот, — а Намджун спокойный и сдержанный в подчёркивающих длинные ноги брюках и заправленной в них черной водолазке, выгодно облегающей крепкую грудь. Бросив взгляд на Тэхёна, застёгивающего ремешок второй кобуры на обтянутом плотной леопардовой тканью бедре на ходу, Юнги горестно усмехается, осознавая, что вот именно они рядом друг с другом не смотрятся вообще и никак, и мысль, что он Тэхёна «не достоин и не заслужил» здесь вообще не причём. Они не дополняют друг друга, как делают это Хосок и Намджун. Не уравновешивают весы. Каждый из них по-своему безумен и неосознанно перетягивает покрывало внимания на себя, и Юнги, откровенно сказать, даже нравится тот хаос, который они оставляют после себя. Как-то ему говорили, что противоположности притягиваются сильнее, чем те, кто друг на друга похож, да только, несмотря на все весомые различия, нечто общее у них всё же есть: они одинаково поехавшие, когда дело касается любимых или нравящихся людей/вещей, и это притягивает куда сильнее, чем разница в характерах или чём-то ещё. Воистину, идеальный дуэт. Пока лифт медленно везёт их вниз в неловкой тишине, Тэхён тычет Юнги в бок и даже тихо-тихо хихикает, указывая на то, как не менее неловко Хосок и Намджун соприкасаются пальцами, но тут же отстраняются друг от друга, словно боясь выставлять отношения напоказ. Юнги кажется это занятным, учитывая, что Намджун и вправду на гея вообще не похож, и, может, он только-только начал принимать нового себя, встав на длинный и тернистый путь. Хотел бы Юнги увидеть его через год, или, быть может, два, чтобы посмотреть, смог ли Намджун справиться с самим собой до конца, да и в целом разрывать с этими людьми дружеских отношений он точно не хочет, как и бросать ШаР насовсем: они с Тэхёном обязательно найдут компромисс. Громкий «дзынь» так некстати заставляет выплыть из раздумий на поверхность, а двери лифта распахиваются в просторном холле, в котором уже не так много людей. Фестиваль годовщины в этом году проходит в парке развлечений, и все игроки суетливо спешат к единственному телепорту, создавая живую очередь даже в игре. — Видел, что в призах за участие в ивенте та снайперка, за которой ты охотишься уже давно, так что, если займу первое место, обязательно возьму её для тебя, — воодушевлённо щебечет Хосок, положив Юнги ладонь на плечо, пока они, как и многие другие, идут в конец улицы из стекла. — Не думаю, что найдутся какие-нибудь сильные соперники. Сделаю всех на раз-два. — Не хочу тебя расстраивать, — вклинивается Тэхён, едва ли обращая внимание на то, что Хосок всё ещё не убрал ладони с плеча Юнги, — но главный приз возьмём мы с Юнги. — В смысле? — в звонком хосоковом голосе львиная доля удивления. Что ж, Юнги тоже был удивлён. — Вы собираетесь выступать? Вместе? Я не сплю? Юнги, это так? — тараторит настолько быстро, что едва можно разобрать отдельные слова. — Не спрашивай, я сам в шоке, — бурчит Юнги под нос, заламывая брови. С каждым шагом к телепорту становится всё волнительнее. А что будет потом? — Вы типа будете бегать друг от друга по сцене, как Том и Джерри, но только с пушками наперевес? — у Хосока явно беды с фантазией, но Юнги не станет прерывать этот бредопоток. — Тэхён станцует стриптиз? Недаром же на нём этот странный костюм, да? Или ты будешь с двух километров сбивать яблоки у него с головы? Что там у вас, иисусьи панталоны? Что?! — от нетерпения чуть ли не срывается на крик. — Звучит занятно, конечно, но мы выступим с песней, — у Юнги после услышанного точно нет никаких моральных сил на ответ, зато за него спокойно и размеренно отвечает Тэхён. — Юнги будет играть на гитаре, а я, соответственно, петь. — Ты поёшь? — обращается к Тэхёну Хосок, невинно хлопая глазами. — А ты играешь на гитаре? — поворачивает голову к Юнги. — Офигеть. Чего я ещё о вас не знаю? Ребят, вы не перестаёте меня удивлять. Особенно ты, друг, — делает ударение на последнем слове, гневно зыркнув на Юнги. Ну, он может разве что плечами пожать. Как-то не было причин об этом говорить. — Намджун, ты их слышал? — не унимается, раздувая ноздри. — И как после этого продолжать верить в человечество? Я так зол! — Не драматизируй, — у Намджуна, кажется, тоже нет никаких моральных сил, а может, он попросту к «звукам» Хосока уже привык. — У каждого человека есть нечто, что он скрывает от других, пока кто-то не сделает это нечто значимым и важным настолько, что уже не будет никакого смысла скрывать. — А это звучит разумно, — хмыкает Хосок задумчиво, заметно подуспокоившись. Удивительно, как Намджун одним предложением может на него повлиять. Юнги тоже так хочет. Стоит с RM’ом почаще выпивать, — но всё-таки немного обидно, что я узнаю обо всём в последнюю очередь, — продолжает, кинув на Юнги полный обиды взгляд. — Да и вообще, что будете петь? — Я не знаю, — честно признаётся Юнги, не обращая никакого внимания на восторженные и не очень шепотки за спиной. Всё-таки улицы Вегаса всегда полны игроков, а вот непосредственно на фестивале будет ещё хуже. Пора привыкать. — Как это — ты не знаешь? — Хосок явно уже стоит на той тонкой грани, за которой мечтает отвесить Юнги смачного пинка, но совсем не он его заслужил. — Тэхён дал только инструментал, сказав, что подстроится, если что, так что для меня это тоже будет сюрприз, — мельком посмотрев на притихшего Тэхёна у плеча, Юнги хищно сощуривает глаза. Как бы он чего не учудил. А вдруг там текст — сплошной стыд и срам? Если Тэхён решит над ним подшутить, видят боги, Юнги отправит его на кладбище ещё несколько сотен раз. — Его затея была. — Нехорошее у меня предчувствие, друг, — переходит на «беспалевный» шёпот Хосок, приложив ладонь к уху Юнги, — ой нехорошее. Как бы там членов через слово не было, — словно озвучивает самые плохие предположения из его головы. От отеля до телепорта не так далеко, да и очередь редеет на глазах. Они продвигаются вперёд быстро, закончив разговор, а Юнги с мрачным выражением лица мысленно стряхивает прилипшие к коже взгляды, направленные на их «квартет», чем-то напоминающий безнадёжную пати из Final Fantasy XV, которую Юнги в своё время с удовольствием, но не без кринжовых моментов прошёл. Сегодня внимания к ним больше: сегодня они едва похожи на обычных себя, и в общем чате игры наверняка уже творится сущий пиздец. Юнги заглядывать туда не хочет, и даже не собирается в ближайшие дни, а вот с силами собраться ему точно нужно, потому что настала их очередь заходить в телепорт. Сказать честно, прошлая годовщина прошла относительно спокойно из-за того, что он потерялся в толпе и не отсвечивал, натянув кепку на глаза, да вот только теперь у него и кепки нет. Остаётся только смириться и наконец-то принять популярность первого во всех рейтингах игрока. В заброшенном парке развлечений, что теперь на заброшенный никак не похож, самый настоящий аншлаг: тысячи игроков, стёкшись в одну локацию из девятнадцати других, набились за проржавевшие ворота и снуют туда-сюда совсем не под витч-хаус, а под самую обычную весёленькую музычку, которую можно услышать в любом настоящем парке по всей Земле. Глубоко вдохнув, втянув носом доносящийся откуда-то изнутри запах мяса, жарящегося на огне, Юнги выдыхает протяжно и прикрывает глаза. Он не хочет. Он абсолютно, черт возьми, не готов к тому, чтобы шагнуть в ту толпу, но Тэхён поворачивает к нему голову, тепло улыбается и осторожно берёт за руку, кивнув в сторону ворот. Хосок и Намджун тоже переглядываются рядом, передавая друг другу какую-то мысль, а потом одновременно пожимают плечами и повторяют за ними, сделав шаг вперёд. Юнги вдруг понимает, что беспокоиться не о чем совсем: рядом с ним друзья и человек, с которым не страшно отправиться даже в Ад. Внутри не так тесно, как выглядит со стороны, но парк и вправду кажется удивительно живым: вендинговые машины полностью работают и продают всякую снедь, полуразрушенные палатки, привлекающие стрит-фудом на любой вкус, собирают кучи очередей, магазины с сувенирами обзавелись совсем другим товаром — мерчем ШаР, — а NPC за прилавками тиров наперебой трубят о подарках самому меткому игроку. И всё это кажется таким реальным, таким живым, что Юнги ловит серьёзный когнитивный диссонанс, пока они продвигаются поближе к большой сцене между чёртовым колесом и каруселью с лошадьми, чтобы успеть подать заявку до конца отсчёта, горящего на небольшом табло. Разработчики постарались здесь от души: они не только оживили парк, разбросав по нему кучу ярких лампочек, шариков и прочего праздничного дерьма, но и буквально переделали всю локацию так, чтобы она была похожа на чёртов Диснейленд. Странно осознать, что завтра всего этого уже не будет здесь. Странно понимать, что через несколько часов, когда фестиваль подойдёт к концу, парк снова станет заброшенным, а клоуны опять будут капать кровавой слюной. Повсюду жужжат разговоры, льётся звонкий смех, а кто-то на повышенных тонах собачится друг с другом, но в этом совсем ничего удивительного нет. Юнги только и успевает, что вертеть головой по сторонам, пока Тэхён ведёт его за собой, держа за руку крепко-крепко, чтобы не потерять, и понимает, что от волнения ему не спастись: оно начинает прогрызать дыру внизу живота. Здесь ведь столько людей. Столько тех, кто его ненавидит, фанатеет или кому вообще наплевать — и все они будут на него смотреть. Все будут слушать, как он играет, а кто-то кинется это обсуждать. Юнги бы не облажаться. Не напутать аккорды, не сбиться с ритма, да и просто куда-нибудь не сбежать. Он выступал в последний раз с песней, которую написал сам, когда в руках ещё была любимая бас-гитара, самооценка пробивала потолок, а фанаты у сцены в такт качали головой, а здесь… Он может возродиться из пепла и начать с малого. С обычного кавера, как очень-очень давно, да вот только стоит ли оно того? Юнги ничего не знает. Не знает, как сейчас жить эту жизнь. Юнги не слышит, что Тэхён говорит, когда они подходят к регистрирующему на ивент NPC, и не слышит, когда обращается непосредственно к нему. Он где-то не здесь. Он пытается побороть липкую панику, сдавливающую глотку, мешающую спокойно вздохнуть, и получается без особого успеха: его мелко трясёт, когда бегающий взгляд цепляется за сцену, на которой через некоторые время придётся стоять. Он не может. Он не сможет. Юнги не в состоянии туда выйти, ведь уверен, что «они» будут его осуждать, да вот кто такие «они» — знать не знает, но уверен, что их много: целая многотысячная толпа. Перед глазами плывёт. В голове туман. Кажется, Юнги даже тошнит, и он пошатывается, закрыв рот свободной рукой, а после Тэхён резко притягивает его к себе, сжимая в объятиях так, что паника теперь далеко не единственное, что мешает ему дышать. — Всё хорошо, Юнги, — шепчет Тэхён в ухо успокаивающе, прихватив губами мочку, осторожно поцеловав. — Всё будет хорошо. Ты в порядке. Ты в полном порядке, мой храбрый лис. — Я не… — слова застряли в глотке. Не помогает. Тэхён не помогает ему. — Не смогу. Они ведь… Они будут смотреть, а потом… А потом говорить, что я… Я… — Тебя не за что осуждать, — Тэхён чуть ослабевает объятья и поглаживает по спине, положив подбородок на плечо. Бархат его глубокого голоса единственное, что не даёт Юнги упасть. — Ты талантлив, Юнги. Безумно талантлив и безумно красив. Они смотрят потому, что им нравится на тебя смотреть. Думаешь, один я тебя хочу? Думаешь, больше ни у кого нет грязных мыслишек на твой счёт? А ещё они завидуют. Люди всегда завидуют, а это значит, что ты в чём-то лучше них. Никто не сможет сказать, что у тебя нет таланта, ведь ты охуенный снайпер, даже если в игре, и играешь на гитаре ты так, что хочется слушать ещё и ещё. Не смей себя недооценивать, — трепетно прижимает к груди. — Или тебе напомнить, — продолжает, опалив горячим дыханием шею, лизнув взмокшую кожу кончиком языка, — как каменно у меня на тебя стоял, когда ты повалил меня на пол в баре? Я был в таком восторге, что вообще не мог адекватно соображать. Ты взял моё сердце в заложники с самого начала. Именно ты: такой, какой ты есть. Тогда и сейчас. — Ты меня успокаиваешь или в любви признаёшься? — Юнги немного отпускает. Слова Тэхёна бьют на поражение. Как ему от них спастись? Как, чёрт возьми, взять и проигнорировать всё это, продолжив поедать самого себя? Он должен взять себя в руки. Обязан, ведь Тэхён верит в него. — Считай так, как тебе хочется, — Тэхён отстраняется с нежной улыбкой на вишнёвых губах. Его взгляд ласковый и тёплый. У Юнги щиплет в носу. — А вообще, пойдём-ка кое-куда сходим. Мы всё равно будем последними, так что время ещё есть. — Куда? — Юнги озадаченно хлопает глазами, понимая, что от паники не осталось и следа. Тэхён чёртов волшебник. Что он такое с ним сотворил? — Увидишь, — ему только что показалось, или в тэхёновых глазах промелькнула нездоровая искра? В свете разноцветных лампочек не понять. — Тебе станет ещё легче, — и снова берёт Юнги за руку, уводя за собой. Хосок с Намджуном давно скрылись где-то в толпе, так что за них совсем не нужно переживать. Покорно следуя за своим крысоловом, Юнги подмечает всякие безделицы, которыми можно завалить Тэхёна, показав немного скилла, и обязательно так и сделает, а пока старается не врезаться в кидающих на них многозначительные взгляды игроков. И вправду, ничего сверхъестественного во всём этом нет: Юнги известен лишь потому, что у него прямые руки, попадания всегда в цель, аура некой таинственности и пугающий лисий прищур, не оставляющий шансов тем, кто встречается на пути, и едва ли хоть кто-то может за это его осуждать. Одни, да, восхищаются, фанатеют или смотрят издалека, зная, что с Юнги им не светит абсолютно ничего, а другие завидуют и ненавидят просто потому, что он может, а они — нет. Никакого другого подтекста здесь нет. Он локальная знаменитость, а знаменитостей всегда обсуждают. Таков мир. Придавать всему этому хоть какое-то значение именно сейчас смысла нет. Ну и что, что на этот раз в его руках будет гитара, а не Nemesis или пистолет? Он обращается с ней точно так же ловко и непринуждённо, так что всё и вправду будет окей. За потоком мыслей Юнги не заметил, что они уже вообще-то остановились у небольшого здания пару секунд назад, а ещё вывеска на этом самом здании ему ну вот прям не нравится совсем. — Зачем мы здесь? — не понимает он, тыкнув пальцем в неоново-жёлтое «мужской туалет». Функции справления нужды в ШаР, слава яйцам, как не было, так и всё ещё нет. — Чтобы закончить то, что мы начали перед турниром. Помнишь? — Тэхён открывает выкрашенную в синий дверь с лёгкого пинка, затягивая Юнги внутрь, а ему только и остаётся, что хлопать глазами и судорожно вспоминать. — Ты тогда завёл меня в кабинку и закрыл. Было немного обидно, знаешь, но чем дольше я там сидел, тем больше понимал, что тебе от меня никуда не уйти. Ты мой, Юнги, — жмёт за плечи к двери, смотря прямо в глаза. Кофейные радужки медленно наполняются сиропом из чистейшей тьмы. — Целиком и полностью. Весь лишь для меня, и я не могу позволить тебе страдать. — Тэхён, я… — Юнги громко сглатывает, совсем не зная, что ему сказать. Признаться, что тает от его слов? Что они выворачивают наизнанку всё его нутро? Блядь, да он умереть за эти слова готов, потому что они заполняют жизнью лёгкие и исторгают из них всю гниль. — Не говори ничего, — приложив указательным палец к его губам, Тэхён выдыхает тихое, почти сокровенное «тш-ш-ш», а у Юнги сердце готово выломать рёбра и упасть к его ногам. Зачем он такой? Зачем он делает всё это с ним? — И не делай. Предоставь всё мне. Юнги сегодня на удивление послушен: он позволяет Тэхёну дёрнуть себя от двери и позволяет завести в тесную кабинку, пока больше никого за ненадобностью внутри нет. Кому ещё придёт в голову заниматься чем-то в чёртовом туалете, когда за хлипкой дверью тысячи людей? Кто ещё, кроме них, будет сходить с ума так отчаянно лишь из-за того, что рядом друг с другом, когда желание захватывает тело в тиски, они превращаются в животных, которым глубоко плевать на то, где и когда? Юнги уже не верит, что это пройдёт. Тэхён его слабость. Его чистейший окситоцин. Он позволит ему делать с собой абсолютно всё, что только придёт в голову, в которой ни одной приличной мысли точно нет, и позволяет, когда Тэхён жадно пытается напиться с его губ, настойчиво толкаясь меж языком. Эта картина, что мог бы лицезреть любой рандомный игрок, которому захочется посидеть в кабинке туалета просто так, напоминает Юнги такие же картины из прошлого, пока Тэхён углубляет жаркий поцелуй, да только сейчас всё иначе: тогда ему было на всё наплевать. Тогда Юнги трахался в клубах и барах со всеми подряд для того, чтобы залатать огромную дыру в груди, а теперь он чувствует, как сердце на месте дыры бешено заходится и трепещет от одной лишь мысли о том, что губы, терзающие его, и пальцы, прихватившие за подбородок, чтобы чуть-чуть к себе опустить, принадлежат человеку, из-за которого внутри полнейший бардак. Отстранившись, Тэхён заглядывает в глаза, слизывая с губ блестящую в свете тусклой лампы слюну, и Юнги понимает, что там, внутри этих затянутых смольной дымкой зрачков, не может быть больше никого, кроме него. Юнги не верит в судьбу. Чёрт возьми, он может взять и повертеть её на хую, но, кажется, Юнги нашёл того самого соулмейта, о которых так любят говорить, ведь как ещё объяснить, что на подсознательном уровне каждый из них понимает: человек перед ним — только для него? Шумно выдохнув, потянув за собой, Тэхён резко толкает Юнги на унитаз, падает на колени перед ним и изящными тонкими пальцами, что так ощутимо дрожат, берётся за толстую пряжку кожаного ремня; Юнги понимает, что закончить он хочет совсем не ту ситуацию, а то, что было пару часов назад. Возбуждение скручивает кишки в шарикового пуделька; в полуприкрытых глазах горячо. Юнги дышит через раз и почему-то думает только о том, что Тэхён запачкает этот блядский приталенный леопардовый костюм, в котором выглядит так охуенно горячо, а Тэхён кусает губы и расправляется с ширинкой узких джинсов не без труда. Юнги ещё никто так отчаянно не хотел. Он только теперь осознал, что за словом «страсть» есть что-то ещё: пугающее, но притягательное, как неизвестность в колодце без дна. У Юнги темнеет в глазах, когда Тэхён крепко обхватывает эрегированный член, приспустив трусы. Юнги сжимает и разжимает кулаки, удерживая внутри хриплый постыдный стон, когда Тэхён склоняется ещё ниже и пробует предэякулят на вкус, осторожно лизнув головку самым кончиком, вдавив его в уретру до мурашек по спине и рукам. Причмокнув, чуть отклонив член назад, он разжимает пальцы, сжимая их на бедре, и проходится языком размашисто от мошонки по всему стволу, задев уздечку лишь для того, чтобы Юнги перестал зажиматься и бояться, что кто-то может их прервать: ему не остаётся ничего, кроме как на хриплом выдохе сдавленно простонать. Получается жалко и умоляюще, но Тэхён в лёгком экстазе закатывает глаза, обжигает нежную кожу судорожным выдохом и чуть ли не вытягивается весь, как любвеобильный кот, которому почёсывают живот: осталось только заурчать. Юнги едва ли способен адекватно соображать, но понимает, что Тэхёну доставляет его удовольствие даже больше, чем своё, и это может прояснить намного больше, чем любые слова. Шумно втянув в лёгкие кислород, кажется, на секунду забыв, как дышать, он хищно облизывается, покрывает ствол лёгкими поцелуями, обхватывает головку влажными губами и медленно, мучительно насаживается на член, помогая языком. Юнги не знает, куда себя деть. Он не чувствует всё так же чутко, как там, где его тело просто лежит, но от осознания, что Тэхён делает ему минет, пусть и в чёртовой слишком реалистичной игре, сносит крышу подчистую: он уже не уверен, что после останется тем же человеком, каким был «до». Импульсивно, совсем забыв, что делал укладку Тэхёну сам, Юнги запускает пальцы в копну густых медовых волос, прихватив у корней, и неосознанно толкается бёдрами вперёд, тут же об этом пожалев: Тэхён, сильнее сжав пальцы, поднимает на Юнги туманный влажный взгляд из-под густых ресниц. Он чуть отстраняется, сглатывает излишек слюны, но совсем не осуждает, насаживаясь глубже: по самое, мать его, основание ствола. Ещё один отчаянно хриплый стон разносится по кабинке, как гром. Тэхён передёргивает плечами, выпускает член изо рта, протянув меж головкой и губами тонкую нить слюны, и ритмично двигает рукой, изящными пальцами растирая влагу по стволу. У Юнги не остаётся совершенно никаких моральных и физических сил. Он запрокидывает голову назад, но понимает, что должен на Тэхёна смотреть. Он пытается не быть грубыми, но чуть сильнее сжимает пальцы в волосах, наверняка причиняя боль. Мог ли он хоть когда-нибудь представить, что ему будет отсасывать самый горячий парень на всей чёртовой Земле? Мог ли надеяться, что это будет не под градусом, а лишь потому, что ему так отчаянно хочется ощутить на языке его член? Всё кажется таким нереальным — даже в контексте игры — и словно бы сном, да только вишнёвые губы, скользящие по стволу, и стремительно надвигающийся оргазм реальны настолько, насколько могут быть в VR. Смотреть на Тэхёна сложно: он настолько невозможен, пока самозабвенно и торопливо трахает его членом собственный рот, что Юнги не уверен, существует ли зрелище прекраснее, чем в тесной кабинке туалета в парке развлечений прямо сейчас. Опершись о стенку, боясь, что его виртуальное тело возьмёт и рассыплется на тысячи полигонов, из которых состоит, он всё ещё не позволяет себе закрыть глаза, смазанно наблюдая, как ствол полностью исчезает в Тэхёне, а он неуклюже цепляет зубами головку и перекатывает её языком. Может ли быть, что он делает это впервые? Возможно ли такое, что до него никому и никогда? Он явно старается, прилагая усилий больше, чем необходимо вообще, но даже так достоин картины в Лувре, да жаль, что кроме Юнги больше никто не сможет её лицезреть. С каждым движением пальцев и губ по стволу крепкие кости превращаются в желе. Каждый раз, когда головка упирается в глотку и проходит чуть дальше, наверняка выпирая на тэхёновой шее бугорком, Юнги чувствует, что уже вот-вот. Не выдержав, всё же откинувшись назад, пропустив ещё один откровенный стон, он чувствует, как удовольствие разливается по венам вместо крови и стекается в одну точку, спеша переполнить и к чертям её подорвать, излившись не алым, но имитацией спермы слишком глубоко: Тэхён тут же глотает и закашливается, выпустив член изо рта, а Юнги обмякает на унитазе безвольной куклой, пока сердце глухо бьёт по рёбрам, как в барабан. Хочется закурить, но не до того. Тэхён. Нужно посмотреть на Тэхёна. Найти в себе немного сил, приподнять голову и… И эфемерно кончить снова просто от того, с каким томным выражением лица он слизывает его сперму с припухших губ. Да что не так с этим парнем? Почему он, блядь, вот такой? Юнги не знает, чем его заслужил, но точно никуда не отпустит. Никогда. — Тебе стало лучше? — голос отчаянно хриплый, а вопрос невинный настолько, что хочется завыть в потолок. Тэхён и вправду не от мира сего, и Юнги это нравится в нём больше всего. — А кто-нибудь до меня говорил, что хочет тебя сожрать? — Юнги может лишь ответить вопросом на вопрос, пока сознание всё ещё в тумане, а в голове звенящая пустота. — Ну, чтобы ты всегда был рядом. Звучит странно, но мне хочется. — Нет, но меня впервые благодарят так за минет, — теперь Тэхён очаровательно басит: видимо, какие-то последствия всё же есть. Вытерев излишек спермы с отчаянно алых губ, он стирает ещё немного с головки подушечкой большого пальца и прячет член Юнги обратно в штаны. — Впрочем, я и делал его впервые, но это совсем другая история. Нам пора идти. Юнги совсем не понимает, почему Тэхён выглядит настолько невозмутимым после того, как буквально вернул Юнги в мир живых, но как-то слишком любовно поправляет его чуть растрёпанные волосы и безумно хочет поцеловать. Ноги немного ватные, да и в целом он расслаблен настолько, что не хочется больше никуда, но ивент давно начался, и вряд ли позориться перед всем сервером захотели много игроков. Кстати вспомнив, что вообще-то ещё выступает Хосок, Юнги ленно застёгивает джинсы, наблюдая, как Тэхён с лёгким кряхтением поднимается с колен, и встаёт вслед за ним, внезапно притянув к себе. Чувственный поцелуй со вкусом безликой спермы в награду выходит мокрым и долгим: Юнги начисто вылизывает тэхёнов рот, а Тэхён жмётся ближе как-то слишком трепетно, и можно почувствовать бедром его каменный стояк. Ситуация критическая: леопардовые брюки слишком тесные, чтобы это скрыть. — Умоешься холодной водой, или мне тоже тебе отсосать? — Юнги точно знает, что Тэхён ответит на этот вопрос, но так забавно наблюдать за тем, как он чуть смущается, пряча под чёлкой затянутые дымкой глаза. И даже у него есть слабости. Вот те раз. — Давай оставим это на потом, когда я смогу прикоснуться к реальному тебе, — ответ, впрочем, совсем не тот, но Юнги может на него лишь кивнуть. Тэхён заслужил. Умывшись и немного подождав, пока стояк благополучно упадёт, Тэхён поправляет укладку, а Юнги чисто машинально и заботливо отряхивает его колени, заметив немного пыли на светлом принте. Из-за двери доносится гомон толпы, прилипчивая музыка и чей-то голос явно со сцены, и всё это кажется Юнги таким далёким, но им и вправду нужно идти. Лёгкая прохлада ласкает всё ещё горящие щёки. Колесо обозрения, в кабинке которого они исполняли его мечту, спокойно крутится с пассажирами на борту, а привычных здесь выстрелов не слышно совсем: зона без оружия сейчас не только в Вегасе, но и здесь. Протискиваясь через толпу, которой абсолютно на них сегодня плевать, Юнги, если честно, тоже плевать абсолютно на всё. Ему и вправду стало лучше. Он действительно больше не волнуется, но это произошло ещё до того, как Тэхён прописал ему нестандартное успокоительное губами и языком. Голос со сцены, как оказалось, принадлежит сотруднику Fake Reality, отвечающему за фестиваль, и он, попутно рассказывая всякое, объявляет номера. Юнги хочет найти Хосока с Намджуном, но не уверен, что получится в такой толпе. Подумав, что они могут быть где-то поближе к сцене, если Хосок не выступил уже, Юнги дёргает Тэхёна за рукав именно туда, внимательно осматривая игроков на наличие ярко-красных волос. Он рыщет, как ищейка, наверное, пару минут, а потом всё же замечает двух трущихся у тира с фигурками Kaws парней, уже готовясь над ними рыдать: даже за несколько метров можно услышать горькое намджуново «ну ёб твою мать». Пробравшись к ним поближе, хлопнув Хосока по плечу, Юнги уже готовится к его вскрику и вжимает голову в плечи, когда он чуть ли не картинно пугается даже в месте, которое страшным уже не назвать. Вслед за ним, словно вторая фигурка домино, «сыпется» и Намджун: выпущенная им пластиковая пулька из пневматического автомата рикошетит и сносит несколько ушастых фигурок со стола. — Я тебе когда-нибудь руку откушу, — картинно злится Хосок, едва сдерживая смех, а вот Намджуну вовсе не до смеха: NPC смотрит на него с укоризной, ведь одну фигурку он всё-таки сломал. — Где вы потерялись-то? Я уж думал, свалили куда-нибудь подальше. Надеялся, что главный приз возьму всё-таки я. — Ну вот, он снова себя недооценивает, чтобы его похвалили, — горестно вздыхает Юнги, закатывая глаза. Знает он этого засранца, а вот засранцу знать, где они были, не обязательно совсем. — Ты молодец, Хосок-а, — громко приговаривая, притворно гладит по красным волосам. — Лучше всех. — Да ну тебя в сраку, — отмахивается Хосок, кинув на Намджуна умоляющий взгляд. — Или не в сраку, — находится тут же, растянув в гадливой ухмылочке уголки губ. — В сраку тебе будет приятно. Фестиваль в самом разгаре, а ивент заканчиваться не хочет, выплёвывая на сцену всё больше и больше игроков. Юнги не обращает на них никакого внимания, пока другие свистят, хлопают, восхищаются или плюются, наблюдая за происходящим с лучших мест, и оккупирует ещё один тир рядом, в котором не интересные безделицы, но кое-что Тэхёну всё-таки хочется подарить. Тир в ШаР, откровенно говоря, и рядом не стоит с любыми другими тирами на той стороне: мишени носятся по стенду, как бешеные, и попасть в самую резвую может разве что, ну, Юнги и ещё парочка самых удачливых, если эта самая удача будет на их стороне. Взяв пневматическую винтовку под осуждающий взгляд безымянного NPC — вероятно, у всех неписей здесь осталась травма после прошлой годовщины, иначе как это ещё объяснить, — Юнги прицеливается без особой подготовки и жмёт на спуск, рассчитав подходящий момент. Слишком изи. Его таким даже не развлечь, но зато в руках у него теперь огромный плюшевый тигр практически во весь рост. — На вот, держи тигрушу, — всучив тигра Тэхёну, вообще не имея понятия, зачем и для чего, но просто потому, что почему бы и нет, он хрипло и от души смеётся, обнажая дёсны, когда Тэхён непонимающе хлопает глазами несколько раз, держа подарок на вытянутых руках. — Всегда мечтал о таком, — по тэхёнову голосу совсем не понять, серьёзен он или же пытается в сарказм, но тигра всё же принимает, за хвост закинув на плечо. Забавно. Юнги прыскает уже в кулак. Человек на сцене вдруг произносит слишком знакомый ник; Хосок так привычно чувственно shit’кает, хватает отчаявшегося Намджуна за ворот водолазки и тянет его поближе к сцене, чтобы он хорошенько на него посмотрел, кинув на Юнги пристальный взгляд, как бы говоря «ты тоже должен насладиться, а то зря я тут готовился, что ли, ну». Юнги посмотрит. Посмотрит обязательно, а пока отходит от тира и убеждается, что Тэхён тоже пошёл за ним. Втискиваясь между совсем уж плотной толпой, отмахивающейся от огромного тигра на тэхёновом плече, он оказывается рядом с Намджуном, легко ему кивнув, и проходит всего ничего, прежде чем из огромных колонок начинает литься бодрый олдовый хип-хоп. Юнги знает, что лучше всего у Хосока получается под него, знает, что в поппинге и локинге ему равных практически нет, и когда он выходит на сцену или куда-нибудь в живой круг, превращается в самую настоящую машину, способную буквально на всё. Жаль только, что своё он уже оттанцевал. Безумно грустно, что в реальности у него травма, с которой он больше не может заниматься тем, чему посвятил столько времени и сил, поэтому продолжает заниматься этим лишь здесь. ШаР для него важна. Другой такой игры в их время всё ещё нет. Узкий свет софитов на кроваво-красных хосоковых волосах создаёт иллюзию огня. Хосок чертовски статен и грациозен в приталенном гоночном костюме, даже когда стоит на пустой сцене, окидывая пристальным властным взглядом толпу в поисках Намджуна и друзей, а после, когда наконец-то замечает их, чуть улыбается и резко меняется в лице: теперь он не Чон Хосок. Теперь он тот самый j-hope с Хондэ, от которого многие раньше сходили с ума. Не проходит и пяти секунд, прежде чем он начинает входить в свой безумный ритм. Не проходит и десяти, прежде чем толпа со всех сторон от Юнги начинает в немом восторге открывать рты. Движения j-hope’а плавные, где-то резкие, размашистые и отточенные до самых мелочей: он умело контролирует не только тело, но и мимику, создавая из обычного танцевального выступления искусство, от которого у Юнги мурашки по рукам. Лично он, к слову сказать, и вовсе не умеет танцевать, да и тело его деревянное, а кости так вообще норовят раскрошиться в труху от одних лишь потягиваний по утрам, поэтому ему так нравится, как двигается Хосок: он в полнейшем восторге, и так происходит абсолютно каждый раз. Хосок владеет сценой полностью, хоть и на ней один. Ему не нужна команда, чтобы сиять. Не нужна подтанцовка массовки ради, чтобы на её фоне выглядеть куда техничнее, чем он есть. Олдовый задорный хип-хоп из колонок захватывает его полностью, пропитывая с головы до ног, и в этих ногах у него будто по пружине: так просто и расслабленно он исполняет сложные танцевальные связки с дьявольской улыбкой на тонких губах. Когда он мельком игриво высовывает язык, по толпе прокатываются восторженные женские голоса, а когда переходит на лёгкий брейк, наступает время парней — Хосок ловко приковывает взгляды всех, не позволяя оторваться от него ни на миг. Гибкости его тела позавидует любой. Артистичность у него тоже на высоте. Если бы не травма, думает Юнги, Хосока ждало бы будущее куда безоблачнее, чем сейчас, но ему хватает и этого, пока он может танцевать хотя бы здесь. Выступление подходит к концу, когда Хосок отвешивает толпе перед ним низкий поклон, тяжело дыша. Заслушиваясь заслуженным свистом и одобрительными выкриками, он растягивает губы в лучезарной улыбке, превращаясь из дьявола в ангела, и это точно вызывает лёгкий диссонанс. Юнги тоже свистит, а Намджун рядом с энтузиазмом хлопает в ладоши, ни разу не пошевелившись до этого вообще, и от этого почему-то чертовски тепло в груди: приятно осознавать, что твой единственный близкий друг в надёжных руках, даже если иногда эти руки хочется скорее оторвать. Развернувшись под не стихающий гомон толпы, Хосок убегает за сцену чуть ли не вприпрыжку, спеша обратно к ним, а Юнги даже и понятия не имеет, как теперь выступать любому бедолаге после него, ведь перебить впечатления от такого зрелища под силу далеко не каждому, если этот «не каждый» найдётся вообще. — И как оно? Я нигде не налажал? — Хосоку хватает пары мгновений, чтобы добраться до них и повиснуть у Намджуна на плече. Он всё ещё запыхавшийся, но счастливый. Самое настоящее яркое солнце, освещающее улыбкой всё вокруг. — С такой базой и техникой топовые агентства должны были тебя с ногами и руками оторвать, — Тэхён, ответивший первым, точно знает, о чём говорит, раз уж был трейни несколько лет. Вероятно, он тоже хорошо танцевал. — Думаешь? — легко смеётся Хосок, переводя дух, но в смехе этом совсем нет грусти, будто он давно смирился со всем. — Мне предлагали, конечно, но петь или становиться рэпером совсем не хотелось. Я только танцевать люблю. — Может, оно и к лучшему, — пожимает плечами Тэхён, отводя взгляд. Ему едва ли приятно затрагивать всю эту тему с айдол-индустрией, но Хосок и вправду вписался бы туда, как влитой: он один сплошной синоним слова «талант». Юнги рядом с ним не валялся даже, и это вовсе не самоуничижение, а факт. — И на десерт у нас самая горячая пара азиатского сервера за последние дни! — доносится до ушей Юнги громкий голос ведущего только из-за того, что он чувствует на себе пристальный взгляд сверху вниз. — Шуга и Ви с кавером на песню Day6 — I Need Somebody! Толпа вокруг них заметно нервничает, взрываясь тут и там озадаченными «правда, что ли?» и «да не может такого быть, чтобы Шуга…», а Тэхён оставляет тигра Хосоку, берёт Юнги за запястье, разворачивается к лестнице на сцену и ведёт его за собой, как овцу на заклание под звонкое хосоково «и вы тоже не облажайтесь, парни, я буду внимательно слушать и смотреть». Юнги особо не нервничает, но ему всё равно не по себе. Сцена после тех дней всегда пугала, и он старался любыми способами сторониться её, чтобы даже и ноги Юнги не было на скрипучих досках, пропитанных мечтами тех, кому не очень или всё-таки повезло, а теперь он готов на неё зайти. Ему не нужно стряхивать пыль с амбиций. Он не прослушивается, не собирается играть написанную собственноручно песню или стараться ради фанатов, которых давно уже нет. Юнги просто сыграет. Просто послушает, как Тэхён поёт. Название, произнесённое ведущим, всё ещё не сказало ему ничего полезного, кроме того, что он точно где-то слышал о Day6, и так даже интереснее. Так для него и вправду получится сюрприз. Юнги шумно выдыхает, когда подошва правого ботинка ступает на первую ступень. Он отчаянно хватается за длинные тэхёновы пальцы под провожающие их взгляды, крепко сжимает и делает следующий шаг. Всё будет хорошо, как Тэхён и говорил. Юнги сможет, ведь он чёртов SUGA. Он же лучший снайпер сервера, что всегда у всех на виду. Ему не о чем переживать: скилл игры на гитаре остался всё таким же, как в старые дни, и хоть он не сможет никого из неё пристрелить, облажаться не сможет тоже, да и кому какое дело, собственно говоря? Он способен свою травму перебороть. Он практически уже переборол: полноценно поднялся за сцену и теперь судорожно выдыхает, смотря Тэхёну в ясные глаза. Он будет рядом. Он никуда не уйдёт. Ноги становятся ватными. К горлу подкатывает ком. А может… у него не получится? Юнги ведь бесталанный. Посредственный. Никто. Даже для кавера он не годится, ведь… — Не волнуйся ни о чём, — Тэхён, протянув руку к его лицу, нежно поглаживает Юнги по щеке. — Ты — это ты. Никто и ничто не должно на тебя влиять. Ну, если только я, — тепло усмехается он, а Юнги неосознанно тянет уголки губ в ответ. — Тяжело, конечно, будет выступать сразу за твоим другом, но я постараюсь, и ты тоже постарайся хорошо мне играть. Та винтовка будет твоей, как и моё сердце. Я готов положить его к твоим ногам. — Давай встретимся в реальности после фестиваля, — Юнги не верит, что всё-таки произнёс эти слова, но они нужны им обоим. Необходимы, потому что с них достаточно демо-версии чувств. — Я приеду к тебе. — Давай, — в уголках тэхёновых чуть прикрытых глаз, казалось, собирается влага, но он не позволит ей пролиться за края. Тэхён, наверное, тоже не верит. Наверное, у счастья вкус его всё ещё безобразно алых губ. — Я буду тебя ждать, — тихо на выдохе перед тем, как взять прямую стойку и микрофон. Развернувшись, Тэхён уверенно выходит на сцену под нетерпеливый гул, а Юнги спешно вертит головой по сторонам и хватает первый попавшийся стул, тоже не забыв подходящую стойку и микрофон, иначе почти никто в таком шуме не услышит его игры. Сделав глубокий вдох, машинально потянувшись за пачкой сигарет, он одёргивает себя, разжимает свободный кулак и на секунду закрывает глаза: Юнги стоял на сцене десятки раз, и совершенно ничего не мешает ему теперь немного на ней посидеть. Три минуты. Всего лишь три минуты нужно, чтобы благополучно отыграть, и он совершенно всё же к этому не готов, но сделает это не столько для Тэхёна, сколько для себя. Пора отпустить прошлое до конца: оно больше не должно иметь над ним власти вообще. Юнги ему не позволит. Юнги делает самый трудный за всю недолгую жизнь шаг. Тэхён уже поставил стойку в самой середине, окидывая взглядом толпу, а Юнги ставит стул чуть поодаль от него, садится, не обращая никакого внимания на громкие возгласы и шепотки, и достаёт гитару из инвентаря. Настроив стойку так, чтобы микрофон ему никак не мешал, он выпускает из лёгких эфемерный след паники, кладёт ногу на ногу и удобно устраивает гитару на бедре, нежно взяв её за гриф. Ну что же, пора начинать. И пусть кончики пальцев немного подрагивают, пусть перед глазами всё расплывается, смазываясь в одно яркое пятно, он не должен ни себя, ни Тэхёна подвести. Юнги уже не тот, кем был раньше. Сегодня он родится вновь. Облизнув губы, отрывисто Тэхёну кивнув, он отпускает всё и зажимает первый аккорд. Перебор струн выходит лёгким, невесомым почти; звук из-под чутких пальцев извлекается чистый и звенящий: такой, каким и должен быть. Всё остальное теперь значения не имеет. Здесь есть только он, его старая гитара и человек, сердце которого Юнги будет трепетно беречь. Второй, третий и четвёртый аккорды звучат успокаивающе, заставляя толпу притихнуть и ждать, а на пятый Тэхён вскидывает голову, уверенно берётся за микрофон и начинает тихо, проникновенно петь:

Hello geogi nugu eopna Where is Naege daedab hana haejul nugunga Is anyone there?

Сердце Юнги замирает, но пальцы продолжают перебирать струны: включился внутренний автопилот. Нежный, глубокий, отчаянно бархатный и ласкающий уши баритон медленно растекается по парку развлечений, как масло, а трогающая за душу лирика начинает пробирать до самых костей. Юнги знал, что в этом есть какой-то смысл. Он догадывался, что любит Тэхён эту песню не просто так, понял, почему хотел, чтобы Юнги услышал её именно здесь. Оторвав взгляд от случайной точки за сценой, посмотрев в спину, что сейчас уязвимая совсем, Юнги так хочется оказаться обычным слушателем из толпы, но он лишь прикрывает глаза, заставляя гитару тихо скорбеть, и позволяет себе в наполненном печалью вокале Тэхёна утонуть, морально готовясь выдержать припев.

Why am I alone?

Nareul dulleossan saramdeul soge

Бесплотная пуля прошивает сердце насквозь, заставив захлебнуться призрачной кровью, хлынувшей с губ. В носу нестерпимо жжёт. Юнги не… Он может, чёрт возьми.

Why am I alone? Hollo namgyeojin jigeum nugunga piryohae Jigeum nugunga piryohae

Вторая оставляет дымящееся отверстие посредине лба, застряв в костях черепа, как застрянет в воспоминаниях этот момент. В уголках лисьих глаз мокро. Юнги хочется согнуться пополам и в голос зарыдать.

Hello amudo eopnayo Nareul badajul sarameun yeogi Is anyone here?

Сколько раз Тэхён слушал эту песню в полной тишине? Сколько раз она надавливала на самое больное так, что было даже хорошо? Что он чувствовал, ставя её снова и снова на репит? Она пропитана флёром одиночества и тоски. В ней об одиночестве и есть. Юнги так хочет встать, подойти и крепко-крепко прижать Тэхёна к кровоточащей груди, да не может: он должен играть. Всего лишь несколько повторяющихся аккордов и что-то от себя. Всего лишь мелодия, но вместе с тэхёновым надрывным вокалом, в котором всё, что под сотней замков на самом дне души, она способна разрушать хрустальные города. Тэхён обхватывает микрофон двумя руками, издаёт короткий и прерывистый свист, а усыпанный мурашками Юнги хлопает по струнам ладонью и энергично отбивает припев, прекрасно понимая, что Тэхёну намного сложнее, чем ему.

Why am I alone?

Что для Юнги одиночество? Он был одинок несколько лет, не подпуская никого ближе, чем на одну ночь, и поначалу выл в подушку от обиды и безысходности, но с течением времени смирился и привык. А что одиночество для Тэхёна? Как он справлялся с ним, когда весь мир взял и рухнул на его глазах? Юнги хочет узнать. Он так отчаянно хочет узнать о Тэхёне абсолютно всё, и эта песня, эти строки, слетающие с вишнёвых губ, не о многом, но всё же могут кое-что рассказать. Он выбрал её не случайно. Не случайно он вполоборота повернулся к Юнги. Это выступление — самый настоящий крик. Отчаянный крик о помощи, обращённый не только к нему, потому что у них куда больше общего, чем можно предположить. И словно толпы у сцены нет. Словно не горят софиты, не плачет гитара и в тэхёновых глазах никакой влаги нет. Они одни на этой огромной сцене в чёртовой VR игре, и этот душераздирающий крик, прошедший сквозь прошлое в настоящее, был услышан ещё в тот самый момент, когда Тэхён впервые зашёл в любимый бар Юнги. Они ведь больше не одиноки. Они есть друг у друга, даже если пока только вот так.

Chimmugeul jikineun saie Modureul tteona bonaen deut hae Oh now I got to do something

Тэхён тянет ноту восхитительно чисто, не сводя с Юнги глаз, и ему так очевидно наплевать на всё, что происходит где-то там, даже если после их снова начнут хейтить или собирать бесполезные рейды, шансов у которых уже заранее ноль. Здесь действительно только они: маленький лис, извлекающий из акустики звуки руками, что давно привыкли лишь убивать, и паршивый койот, с клыков которого капает теперь вовсе не яд. И какая разница, что было «до»? Да кого вообще волнует, что кто-то там в жизни, что кажется совсем далёкой, Юнги говорил? Он начинает новую главу прямо сейчас. Начинает повествование с чистого листа со слов: «Когда я увидел, как блестят его глаза в ярком свете прожекторов, пока он проникновенно поёт лишь для меня, ко мне пришло удивительное осознание: этот чокнутый во всю голову невероятный парень точно моя судьба. Ошибки быть не может. И я не ошибаюсь, ведь поёт он под мой аккомпанемент». Никто из них больше не одинок. Юнги обязательно напишет для Тэхёна новую любимую песню, стряхнув пыль со старых пожелтевших листов.

Jigeum nugunga piryohae

Пальцы Юнги останавливаются, когда последнее слово срывается с тэхёновых губ: песня, что когда-то стала для него гимном, медленно умирает с угасающим звоном струн. Тишина падает на плечи тяжёлым мешком, вызывая лёгкую тошноту, но тут же взрывается, распадается на куски под оглушительные звуки толпы. Юнги знает, что им понравилось: иначе и быть не могло, но как же ему на все эти выкрики наплевать. Его волнует только Тэхён, что всё ещё крепко держит микрофон. Волнует он сам, отпечатанный на кофейных радужках его глаз, и то, что будет дальше, когда сердце в груди перестанет куда-то спешить. Шумно выдохнув, отпустив микрофон, Тэхён разворачивается к выходу, и Юнги так боится, что он пройдёт мимо него, но Тэхён лишь подходит к стулу и протягивает ему ладонь. Они уходят за сцену рука об руку под одобрительные выкрики и свист, пока ведущий, тщетно пытаясь успокоить толпу, говорит, что вот-вот начнётся голосование, а после всех ждёт выступление известной группы, которая в скором времени собирается покорить весь мир; Юнги совсем не чувствует ног, а Тэхён чуть ли не тащит его к ближайшей стене. Всё закончилось. Юнги справился. Юнги смог. Он поборол фобию, развившуюся просто потому, что слишком близко принял к сердцу слова человека, что никогда не был «его», и теперь наконец-то чувствует себя свободным от проржавевших оков. А ещё он чувствует, что всё-таки должен Тэхёна обнять, и обнимает, скинув гитару обратно в инвентарь. Сердце Тэхёна бьётся удивительно загнанно в его грудь, а сам он жмётся ближе, словно ищет спасительное тепло, утыкаясь носом в плечо, на которое теперь сможет положиться в любой момент. Так они и стоят, не в силах друг друга отпустить, а мимо проходят какие-то люди, сворачивая на них шеи по пути, да только в их мире всего этого нет. Нет там места для других. — Мы хорошо постарались, — шепчет Юнги хрипло-хрипло, чувствуя, как начинают бежать мурашки по тэхёновой спине. — Я думал, что со мной всё кончено, когда ты только начал петь, но понял, что без моей поддержки у тебя не будет смысла продолжать. Твой голос, Тэхён, самое настоящее лекарство. Он может излечивать души. Даже мою. — Тебя ждёт долгая терапия, — Юнги не видит тэхёнова лица, но уверен, что на вишнёвых губах тихая улыбка. Точно такая же сейчас и у него. — Не обещаю, что лекарство не вызовет привыкания, но я буду рядом, чтобы ты мог его принять. Только никуда не убегай, как в прошлый раз. Ещё раз такой погони я не переживу. — Не убегу, — Юнги уверен точно. Тэхён и вправду его новый «дом». — Я больше никогда от тебя не сбегу, но то, что произошло в той кабинке, можно как-нибудь снова повторить. — Я только за, — Тэхён весело усмехается в плечо и хочет уже отстраниться, чтобы спуститься со сцены и подождать результатов голосования, но… — Ким Тэхён? — внезапно раздаётся неизвестный сладкий голос из-за его спины, без спроса вторгаясь в их маленькую идиллию. Руша её. — Ким Тэхён, чёрт побери, это всё-таки ты? Я узнаю твой вокал из миллионов других, ведь он всё так же великолепно звучит! А ты… — он переводит лукавый пустой взгляд на Юнги. — Я помню, что где-то уже тебя видел. Мы же знакомы, да? Ты точно в какой-то группе играл, вот только в какой… Юнги понимает, что дело плохо, когда Тэхёна начинает мелко трясти в его руках. Кинув недобрый лисий прищур на смазливого незнакомца, облачённого в очевидный сценический костюм, он догадывается, что перед ним участник той самой группы, что скоро «покорит весь мир», но вообще не ебёт, кто он там такой и откуда может его знать. А вот Тэхён незнакомца знает точно. Тэхён сминает пальцами ткань клетчатой рубашки на спине Юнги, словно тонет и пытается спастись, а дрожь его тела с каждым мгновением становится всё ощутимее. Сильней. Юнги не по себе: ему вместе с судорожным дыханием передаётся тэхёнов страх. Что происходит, чёрт возьми? Почему?.. — Приятель, я тебя не знаю. Пожалуйста, свали, — Юнги без понятия, что ему делать, устрашающе хрипя, но самый очевидный вариант — послать, прижав Тэхёна сильнее к груди. — Для тебя здесь нет никакого Ким Тэхёна. Иди туда, куда шёл. — Как это нет, когда он прямо передо мной в твоих руках, сонбэним? — мерзкий паренёк так отвратительно прикидывается веником, что Юнги бы прямо сейчас всадил ему пулю между глаз, да жаль, что нельзя. Да и какой, к чёрту, он ему «сонбэним»? — Тэхён, ты что, меня забыл? Мы ведь были вместе несколько лет! — явно притворно давит на больное, потому что Тэхён… Вырывается из объятий, кидает на Юнги полный паники влажный взгляд и бежит к лестнице прочь. Юнги в растерянности. Юнги зависает на несколько секунд, пытаясь всё переварить, и бросается за Тэхёном следом, душа в глотке противный колючий ком. Спустившись со сцены, повертев головой по сторонам, он замечает в толпе пёстрый леопардовый костюм и грубо расталкивает всех на своём пути, слыша звонкий обеспокоенный хосоков голос где-то поблизости, но сейчас не до него. Тэхён удаляется быстро. Он сбивает игроков с ног, валя их на землю, как домино, и Юнги только чудом не спотыкается об одного из них, пытаясь понять, что вообще произошло. Всё ведь было хорошо. У них всё было хорошо. Так что же пошло не так? Кто тот парень? Чем он Тэхёну так насолил? Юнги ещё никогда не видел его таким. Таким беспомощным. Напуганным. Удирающим прочь. Тэхён останавливается внезапно у самых ворот, щёлкает пальцами с самыми очевидными намерениями, согнувшись от сковывающей панической атаки пополам, а Юнги стремительно сокращает расстояние, хватает его за плечи и поднимает к себе, чтобы снова обнять, но теряется совсем, взглянув в перекошенное от рыданий лицо: Тэхён горько плачет. Горячие слёзы, прокладывая дорожки по смуглым щекам, крупными каплями падают с подбородка на пиджак. — Спаси меня, Юнги, — последнее, что задушенно произносит он, прежде чем выйти из игры.

На следующий день Тэхёна в ШаР нет.