shoot me if you can

Unlike Pluto — Villain Of My Own Story

Юнги совсем не знает, что ему делать прямо сейчас: с одной стороны, по воле характера типичной анимешной цундере безумно хочется возмутиться, что он никакой не лис, даже если немного маленький, да, а с другой — сгрести Тэхёна в рыжие лапы и крепко-крепко обнять, со всей дури впечатав в щуплую грудь. Он стоит неподвижно, боясь снова вдохнуть и испортить столь чудный, словно вырванный из прекрасного сна момент, в котором Юнги наконец-то получает всё, о чём всю жизнь мечтал, а Тэхён медленно продолжает приближать к нему до безумия восхитительно прекрасное лицо, на котором восторг от встречи перемешался с усталостью от явного недосыпа, что можно заметить по страшным чёрным кругам, как у малыша из Звонка. В голове вдруг пусто совсем. Сердце, кажется, тоже солидарно с желанием Юнги, перестав разгонять по телу горячую кровь, и даже колени предательски подкашиваются от запоздалого осознания, что Тэхён слишком близко. Он хочет его поцеловать? Сантиметры между стремительно исчезают; прохладный воздух наполняется терпким запахом мужского тела, что не спутать ни с каким другим. Юнги шумно сглатывает, когда его пронзает колючая дрожь, расходясь от кончиков пальцев импульсом, заставившим сердце заработать вновь, и оно выстукивает до того громко, что он буквально слышит колокольный набат, отдающийся эхом от стенок черепа, пытающихся сдержать бушующий внутри пожар, выжигающий всё на своём пути. Губы Тэхёна почти у его губ. Тёмные кофейные глаза смотрят в самую глубь, да кажется, что не видят совсем ничего. Юнги едва осознаёт до конца, что происходит в этот самый момент, но стоически держится на ногах и игнорирует миллиарды позывов развернуться и позорно сбежать, послушавшись тех убеждений, что всё ещё сидят в темнейших уголках души. Он больше не будет убегать. Больше не будет игнорировать свои желания лишь потому, что кто-то там что-то ему сказал, и полностью отдаст себя в руки человека, что готов принять его абсолютно любым, вот только… Юнги не готов. Он совершенно точно не готов к поцелую на пороге квартиры, в которую первые позвонил, и Тэхён, кажется, не готов тоже, резко отклонив голову, чтобы упасть подбородком на его плечо. — Какое облегчение, что ты наконец-то здесь, — низкий тэхёнов шёпот тихий-тихий, но это всё равно не мешает мурашкам вновь побежать по рукам, но Юнги не до мурашек. Что-то с Тэхёном не так: он это чувствует, когда машинально обхватывает крепкую широкую спину, сделав от неожиданности шаг назад, чтобы вместе с ним не упасть. — Я так рад. — Что с тобой, Тэхён? — вопрос выходит таким нелепо хриплым, задушенным почти, но Юнги вправду волнуется, потому что Тэхёна тоже мелко трясёт, но вряд ли от радости и близости к человеку, с которым так отчаянно хотел встретиться IRL. — У тебя что-то болит? Ты заболел? — Я просто… — обвив талию Юнги в ответ, он обмякает в его руках, и вес Тэхёна теперь ощущается камнем, внезапно потянувшим на самое дно. У него совсем нет сил держаться на ногах. У него прерывистое нездоровое дыхание, явная слабость и в целом пиздец какой болезненный вид. Юнги волнуется ещё сильнее; страха за себя больше нет. Не так должна была состояться их первая встреча. Точно не так, но что есть — того не отнять. Он счастлив лишь от того, что ощущает грудью биение тэхёнова сердца, кожей обжигающие выдохи, а ладонями спину, что всегда казалась такой надёжной и большой, а теперь уменьшилась раза в два. Кажется, придётся вызывать скорую. Думается, Тэхён совсем себя запустил. — Я просто… — продолжает, чуть повернув голову, чтобы Юнги точно услышал его слова, — голоден настолько, что готов умереть. Накормишь меня? Юнги хлопает глазами раз, когда до него доходит всё, что Тэхён сказал. Хлопает глазами два, когда слышит утробный китовый вой, удивительно синхронно срезонировавший с другим китом в его животе, и краснеет, кажется, с головы до ног, резко оттолкнув Тэхёна от себя, но Тэхён отталкиваться не хочет. Тэхён держится крепко, как клещ, даже если секунду назад казался обессиленным настолько, что только на руках его в квартиру неси, и на чёртовых пухлых губах — Юнги уверен на все сто — улыбка ещё шире, чем было замечено на них вообще. И вот как можно быть таким дураком? Как можно пугать настолько, что Юнги уже и вправду собирался скорую ему вызывать, а потом выдать такое абсолютно бесстрастным тоном, да ещё и посмеиваться сейчас? Ох уж этот Ким Тэхён. Ох уж этот подлый трикстер, заслуживающий смачного пинка. И Юнги бы точно его отвесил. Вот прям здесь, если бы внезапно сильные руки не сдавили его в тисках. — Отпусти, — рычит Юнги грозно, всё ещё пытаясь Тэхёна оттолкнуть, но он скользит ладонями к затылку и теперь уже прижимает его за висок к плечу. — Не отпущу, — протестующе покачивает головой Тэхён, а в голосе его лёгкий испуг. Боится, да. Боится, что Юнги возьмёт и уйдёт. — Ни за что не отпущу. Не имею права отпускать. Тебе придётся отрубить мне руки, чтобы уйти. — Никуда я не уйду, — угрожающий хрип становится мягче. Юнги не уйдёт вправду. Он прекрасно знает, что иногда Тэхён бывает удивительно бесячим, так что давно к этому привык. Он ничем не отличается от себя в ШаР. Ну, почти. — Ты идиот, конечно, но всё-таки мой идиот. — Правда? — Тэхён, кажется, не слишком-то и верит его словам, прижимая к себе ещё тесней, и теперь Юнги прекрасно понимает, что за запах от него исходит. Кажется, кто-то здесь ещё и душ не принимал несколько дней. — Ты уверен? Вот прям точно-точно? Не обманываешь? — Тэхён, я проделал весь путь до тебя явно не для того, чтобы обидеться и уехать домой, — Юнги абсолютно серьёзен, шумно выдохнув в тэхёново плечо. Он тёплый, даже если на улице значительно похолодало. Он родной и такой безумно близкий, даже если Юнги о нём до сих пор ничего и не знает толком. — Давай зайдём в дом, пока ты не простыл. Я приготовлю тебе что-нибудь. — Мой Юнги и вправду здесь, — мягко отстранившись на вытянутых руках, Тэхён заглядывает в глаза, а улыбка на его залипательной формы губах нежная-нежная. Мягкая совсем. — Так странно слышать твой голос в этой реальности. Он такой удивительно приятный на слух, а то, как ты произносишь моё имя… — он чуть закатывает глаза, явно собираясь ляпнуть что-нибудь постыдное настолько, что щёки Юнги снова вспыхнут праведным огнём, но Юнги ему не даёт, резко сделав шаг вперёд. Они заваливаются в тэхёнову квартиру под обиженное «я вообще-то ещё не договорил», а Юнги захлопывает за собой дверь, пытаясь уместить в мыслях всё, что только что произошло. Тэхён, казалось, и вправду его ждал. Казалось, он уже заранее для себя решил, что не оттолкнёт Юнги даже в том случае, если на месте привычного ему аватара окажется какой-нибудь страшный товарищ Кон Чен Ый или его близкий друг Пи Зда Бол, и это заставляет лёгкий тремор исчезнуть так же стремительно, как сходит краска с явно пунцового лица. Когда Юнги краснел в последний раз? Когда ему было так же неловко, как сейчас, пока Тэхён, отшатнувшись, всё продолжает на него смотреть? Он смотрит изучающе. Он скользит пристальным тёмным взглядом по каждому изгибу тела, что сокрыто под шерстяным пальто, и Юнги машинально начинает расстёгивать пуговицы, чтобы… Чтобы что? Чтобы Тэхён мог внимательнее его осмотреть? Да, Юнги боялся. Да, он думал, что таким — реальным — может не понравиться Тэхёну совсем, но теперь, когда в тэхёновых глазах нечто липкое, вязкое, густое совсем, он понимает, что зря волновался. Понимает, что Тэхён даже так от него без ума. Осознание, что Тэхён ни в чём не соврал — ну, разве что кое-какие детали не упомянул, — греет душу не меньше, чем то, что волновало сильнее всего, и Юнги снова проезжается по нему поплывшим взглядом, отмечая, что смотреть на Тэхёна снизу вверх даже приятнее, ведь он такой… Большой. Широкий. Подавляющий. Выше где-то на полголовы. И так ему идут эти ветви терновника, тянущиеся от груди, настолько эпично он выглядит с растрёпанной копной густых чёрных волос, падающих на чуть прищуренные глаза, в которых отражается уже не SUGA, а самый обычный Мин Юнги, что весь тот образ этакого современного факбоя V из ШаР и рядом с реальным Ким Тэхёном не стоял: он с проглотом сосёт. Хочется снова к Тэхёну прикоснуться. Прикоснуться полноценно, а не неожиданно, не распробовав совсем ничего, ощутить тепло реальной кожи, исследовать её подушечками пальцев медленно, издевательски почти, и, может, даже попробовать на вкус, но… Но Тэхён опасно пошатывается, встряхнув головой, и Юнги понимает, что он и вправду готов прямо сейчас помереть. Пальто отправляется на вешалку, а Юнги следует за Тэхёном в кухню, что оказывается точно такой же частью гостиной, как и у него самого. Он не смотрит по сторонам. Не разглядывает очевидный срач, интерьер и прочее неважное дерьмо, а осторожно усаживает за плечи реально ослабевшего Тэхёна на высокий барный стул, закатывает рукава рубашки по локоть и упирает руки в боки, окидывая быстрым взглядом всё, с чем придётся иметь дело, чтобы приготовить Тэхёну поесть. Юнги не удивляет грязная индукционная плита, заваленная посудой раковина, кастрюлька с засохшим рамёном недельной давности и кучи пустых бутылок вина и банок из-под колы, стоящих тут и там. Он прекрасно понимает, что Тэхён, вероятно, не особый любитель чистоты, а ещё тратит всё свободное время на игры, поэтому его и не остаётся на уборку совсем. Понимает, что он живёт один, так что некому всё это убрать, и прекрасно понимает, как иногда бывает вломы делать хоть что-то, пока овощное состояние делает из тебя рагу. Юнги не будет Тэхёна осуждать. Юнги не скажет ему, что он та ещё свинья, которой место только в хлеву, а возьмёт лежащую на раковине губку и вытрет немного грязи, а потом и помоет чуть-чуть посуды, чтобы было из чего есть. Тэхён смотрит в спину с сожалением, пока он занимается тем, чем явно не должен заниматься в доме человека, к которому впервые пришёл, но Юнги не чувствует себя более неловко, чем уже. Всё хорошо. Всё и вправду хорошо. Да, депрессия или апатия всегда оставляет после себя разруху и грязь. Да, выйти из этого состояния и сделать хоть что-то совсем нелегко и без чужой помощи невозможно почти, так что он приложит все силы, чтобы Тэхёну помочь. Юнги знает, каково ему. Знает прекрасно, потому что и сам через это прошёл, и вырваться из оков анабиоза в одиночку оказалось задачей той ещё, а может, окончательно спал он только сейчас. Юнги вдруг чувствует, будто проснулся: пробудился от долгого и безумного сна, в котором всегда только страдал, пока все вокруг обретали долгожданное счастье, а теперь… А теперь его счастье сидит позади него. Оно пока ещё не сияет, да и в целом унылое настолько, что хоть плачь навзрыд, но он утрёт эти эфемерные слёзы, обнимает счастье ещё крепче за плечи и прошепчет тихо-тихо, что бояться больше нечего. Юнги рядом. Юнги здесь. Он останется с ним, наверное, навсегда, даже если давно уже моветон так говорить. Закончив, Юнги разгребает мусор на барной стойке, пожав плечами на виноватый взгляд, и думает, что всё не так уж и плохо. Думает, что убрать в доме намного проще, чем сделать это в душе. Теперь настал черёд Юнги помогать. Теперь он сделает всё, чтобы Тэхён улыбался ему так же лучезарно, как в ШаР, и уверен на все сто, что эта забавная широкая улыбка в реальности будет ещё милее, чем там. Юнги пока ещё не полностью его рассмотрел. У него пока ещё нет времени, чтобы дать чувствам взять над ситуацией верх, и даже тот первый поцелуй, который он предвкушал, пока ехал по мокрому от дождя шоссе, отходит на второй план, ведь главное — Тэхён. Он и вправду выглядит болезненно. Выглядит так, будто целую вечность не спал, а ещё, быть может, столько же не ел, ведь в убитом состоянии всегда плевать на самого себя. Юнги исхудал тогда. Он был похож на живой труп, обтянутый сухой кожей, а ещё постоянно костями гремел, и позаботиться о нём было совсем некому. Совсем некому было сказать, что он попросту убивает себя, некому было приготовить ему еды, впихнуть силой и дождаться, пока прожуёт. Хотя, впрочем, всё может быть не так уж плохо. Может, Юнги накручивает себя, ведь он попросту волнуется за человека, без которого уже не представляет завтрашний день. Хочется его закомфортить. Окружить заботой, теплом и… Любовью? Это слово Юнги знакомо, но всё ещё безумно странно звучит в пухнущей от мыслей голове. В холодильнике у Тэхёна шаром покати: не сказать, что Юнги чего-то другого ожидал. Покопавшись среди банок газировки и пива, в которых ещё соусов чуть-чуть, он находит пачку с морским коктейлем далеко не первой свежести, а ещё в шкафчике над плитой риса достаточно, чтобы сварить кашу, которую в детстве очень не любил, но нет ничего лучше, когда нужно заставить желудок работать, если значительное время голодал. Отыскав ещё пожухлую морковку и немного чеснока, он ненадолго замачивает рис, кидает в микроволновку на разморозку морепродукты, оперативно чистит овощи, отправляет их в чистый сотейник и даже не замечает, что Тэхён уже давно, подперев рукой подбородок, откровенно залипает и любуется тем, как его парень со всей ответственностью подходит к приготовлению рисовой каши, не совершая лишних движений вообще. У Юнги ещё будет время. Будет времени целый вагон, даже если отпуск завтра подойдёт к концу, насмотреться, наобниматься и нацеловаться на целую вечность вперёд, а пока он хочет, чтобы тэхёнова слабость ушла прочь. Не сказать, что Юнги слишком заботливый. Он даже не припомнит, когда готовил кому-то в последний раз, но как же приятно делать это для близкого человека. Приятно, когда вот так наблюдают, даже если он не делает ничего сверхъестественного совсем. К обжаренным овощам отправляются маленькие осьминожки с креветками, а через пару минут и рис. Юнги помешивает всё тщательно, не давая будущей каше пригорать, и ещё через пять минут заливает воду, с чистой совестью оставляя кастрюлю на медленном огне в покое на полчаса. Шумно выдохнув, сдув со лба прядь налипших волос, он чуть морщится, когда запах затхлости становится слишком очевидным, чтобы игнорировать его, и поворачивается к Тэхёну с самым серьёзным выражением лица, кивнув в сторону окна. Тэхён пожимает плечами, как бы говоря, что ему всё равно, да и вообще, Юнги может делать всё, что захочет, даже сжечь тут всё дотла, а Юнги горестно вздыхает и с чистой совестью открывает небольшое кухонное окно, потянув носом пусть и не чистый, но свежий воздух после дождя. Хочется закурить. Он запускает руку в задний карман брюк, достаёт пачку привычных ментоловых, открывает на автомате и лишь тогда, когда вытягивает сигарету зубами, обращает внимание на то, как пристально смотрит на него Тэхён. Об этом тоже стоит спросить. — Могу я тут закурить? — вопрос невинный почти, да и странный, учитывая, что Юнги в ШаР постоянно рядом с Тэхёном курил, но там сигаретный дым не вызывает никотиновое отравление у некурящих людей. — Конечно. Хочу увидеть, как ты смотришься с сигаретой и здесь, — отмахивается Тэхён, словно спрашивать никакого смысла и не было, будто Юнги и правду может делать абсолютно всё. — Можешь взять банку из-под колы в качестве пепельницы. Обычной у меня всё равно нет. — Какую из? Юнги кидает взгляд на гору пустых банок, ухмыляется неизвестно чему и действительно берёт одну, пообещав самому себе позже разобраться с ними, чтобы не мозолили глаза, а ещё он обязательно купит Тэхёну пепельницу. Ну, точнее, себе, но оставит её как напоминание, что он всегда сможет вернуться назад, что здесь, быть может, будет его новый дом. Вытянув из-под стойки стул для себя, Юнги ставит банку на столешницу и усаживается напротив Тэхёна, который пока слишком спокойный для человека, что постоянно изводил Юнги в ШаР. Может, это всё слабость. Может, Тэхён ещё покажет в будущем себя во всей красе, а пока он тих и собран, и это тоже нравится Юнги: такой Тэхён вполне имеет место быть. Впрочем, Юнги уже видел его таким. Он был максимально холодным после турнира, когда настоятельно велел Юнги заткнуться, пока нёс его на руках, и теперь Юнги ещё интересней, почему Тэхён повёл себя так в тот день. Сейчас самое время. Время болезненных и не очень откровений, ведь теперь между ними больше нет двух нейроприводов и VR игры. Они друг напротив друга. Они реальные: из плоти и крови, а не из пикселей и полигонов. Это странно. Так для Юнги удивительно, что он медленно познаёт все прелести термина «когнитивный диссонанс». Чиркнув зажигалкой, так некстати вспомнив, что в последнее время это делал за него Тэхён, и даже казалось, будто ему доставляло просто пиздец как, Юнги кидает на его сложенные на столешнице руки быстрый взгляд и давится дымом, понимая, что эти руки, эти божественные охуенные руки с пальцами длиннее, чем его — нет — член, в реальности выглядят совсем иначе: они ещё восхитительнее и утончённее, и так внезапно хочется каждую острую костяшку поцеловать. Теперь Юнги видит. Теперь Юнги, чёрт возьми, видит абсолютно всё. Да, перед ним чёртов реальный Ким Тэхён. У него нет вычурной рубашки с леопардовым принтом, нет этого фейда, который он часто не укладывал вообще, а ещё той самой задорной ебанцы нет в кофейного цвета глазах, но они всё такие же пытливые, всё так же пристально, но с нежностью смотрят, словно Юнги не самый обычный парень, каких миллиарды на Земле, а бесконечно родной для него человек. Тэхён, кажется, чуть шире даже — самый настоящий шкаф, если сравнивать с Юнги, — крепче и, может, кожа его тоже смуглей, а ещё губы эти пухлые причудливой формы не такие вишнёвые, но от них всё равно трудно оторвать взгляд. Кажется, ресницы у реального Тэхёна чуть длиннее, а ещё у него есть родинка на белке, и кадык более выраженный, а может, Юнги кажется, может, он от этого реального Тэхёна просто без ума. Реальный. Тэхён перед ним РЕАЛЬНЫЙ. Юнги, глубоко затягиваясь, не может перестать на него смотреть, прокручивая лишь одну мысль в голове. Он пялится бесстыдно, взглядом пытаясь проследить, откуда растут ветви шипастого терновника, что впились в широкую шею, желание прикоснуться к которой неумолимо растёт, и Тэхён тоже изучает его, тоже, наверное, пытается понять, в чём SUGA и Юнги разные, помимо роста и мятного цвета волос. Странно осознавать, что Юнги это сделал. Странно понимать, что совершил нечто такое, чего не сделал бы раньше вообще, и теперь он здесь: в затхлой, но не слишком критично замусоренной квартире, в которой живёт его совсем не паршивый койот. Юнги помнит, что койоты не выносят на своей территории лис. Помнит, что они гонят их взашей, ведь охотничьи угодья — святое для них, и в толк взять не может, как так получилось, что они вообще друг с другом сошлись. Это против правил природы. Это инородно настолько, что кажется, будто их вот-вот раскидает по разным углам, но никто, никто, блядь, не посмеет этого сделать, иначе Юнги глотку этому потенциальному трупу перегрызёт. Каша на плите закипает, и Юнги, разрывая затянувшийся зрительный контакт, встаёт, чтобы вновь её помешать. Расслабленно зажав сигарету меж губ, больше не испытывая неловкости, словно её взяли и вымели вон, он увлечённо орудует ложкой, чувствуя на затылке липкий взгляд, который без труда сможет пригвоздить к любой стене. Тэхён опасен. Реальный Тэхён в сотни раз превосходит аватар из ШаР, и Юнги такой теперь маленький и беззащитный перед ним, даже если у него совсем нет сил. Он кажется себе булочной крошкой, упавшей с божьей бороды. Кажется не двадцативосьмилетним мужчиной, а спермотоксикозным подростком, что заглядывается на вполне взрослого друга родителей, у которого классные ноги, да и вообще он охуенен до кончиков волос, да жаль, что на пиздюка в лице не собирающегося трахать персик Юнги ему кристаллически начхать. Только Тэхёну не начхать. Ему почему-то никогда не было начхать. С самого начала, с самого прихода в ШаР, он вцепился в Юнги, как тот самый клещ, и медленно высасывал кровь, чтобы позже поделиться своей. И был ли в этом хоть какой-то подвох? Знал ли он с самого начала, что SUGA — тот самый Мин Юнги, о котором ему рассказывал Пак Чимин? Может, бывший показывал ему фото. Может, Тэхён узнал после сам, но почему-то в это не верится. Почему-то Тэхёну и вправду хочется доверять. — Ты красивый, Юнги, — Тэхён, наверное, не в курсе, насколько разрушительными для мира Юнги бывают его слова. Особенно, когда он говорит так вкрадчиво. Когда его чёртов бархатный баритон, что в реальности и вправду куда сочней, ложится на уши мёдом, вызывая во всём теле пожар. — Ч-что? — Юнги, повернувшись обратно, только чудом успевает поймать сигарету, чуть не упавшую с губ. — Ты невероятно красив и там, и здесь, но в реальности красивее вдвойне, — Тэхён, снова подперев рукой подбородок, лукаво смотрит ему в глаза, бесстыдно облизывая уголки чуть сухих губ. — Тебе безумно идёт эта укладка, а чёрная рубашка настолько охуенно на тебе сидит, что даже не хочется в ближайшем будущем её снимать. И руки твои жилистые, чёрт… — томно закусывает нижнюю, а голос его становится гуще, чувственней. Там желание и похоть, которые трудно сдержать. — У меня от одного взгляда на эти узловатые длинные пальцы и чётко выделяющиеся вены, если честно, чуть привстаёт. Было сложно сидеть и наблюдать за тем, как ты делаешь всё то, что вообще не должен, и так жаль, что у меня не хватит сил, чтобы тебя растерзать, — и так он обыденно это говорит, настолько просто ему даются все эти смущающие слова, что Юнги понять не может, серьёзен он или издевается, впрочем, его взгляд говорит совершенно о другом. Тэхён его хочет. Хочет, но и вправду не в состоянии сейчас взять. — Может, лучше спросишь, как я тебя нашёл? — Юнги пытается уйти от темы. Уйти быстро, ведь он не железный совсем. Как он может держать себя в руках, когда парень с лицом грёбанного Аполлона на полном серьёзе рассказывает ему, насколько он красив? И ведь Юнги правда готов поверить в это. Он, чёрт возьми, верит безоговорочно, потому что никаких оков на нём больше нет. — Мне пришлось поехать к бывшему, а это был, поверь мне, тот ещё геморрой. — К Пак Чими… — Тэхён не договаривает, спешно закрыв большой ладонью рот. Он думает, что сболтнул лишнего: растерянность на лице не даст соврать. — К Пак Чимину, ага, — Юнги, сев обратно за барную стойку, стряхивает пепел в банку и совсем на Тэхёна не злится. У него были свои причины. Нет ничего плохого в том, что он не в корыстных целях это скрыл. — Я знаю, что вы знакомы, иначе не смог бы тебя найти. — Прости, что не рассказал сразу, — Тэхён виновато опускает голову, но Юнги резко подаётся вперёд и кончиками пальцев поднимает её обратно за подбородок, заглянув Тэхёну в глаза. Он удивлён. Он спешно отводит взгляд, не в силах выдержать взгляда Юнги, но совсем не потому, что он страшный и его лисий прищур пугающий. Просто Тэхёну стыдно, да. — Правда, Юнги, прости. Я не хотел этого скрывать, но боялся тебя напугать, — он заметно нервничает, поскрёбывая по столешнице аккуратными ногтями. Ему не стоит. Юнги уже простил. — Мне казалось, что ты можешь отдалиться, если я расскажу. Может, ты бы даже подумал, что мы заодно. Я честно не знал, что ты тот самый Шуга. Понял лишь тогда, когда ты мне о себе рассказал, поэтому и начал уверять, что Пак Чимин не думал так, как говорил. Мне было больно за тебя. Так больно, что я не смог сдержаться, чтобы не выдать себя. Ты ведь вправду не такой. Совсем не такой, — Тэхёну хватает смелости, чтобы всё-таки посмотреть Юнги в лицо. Он искренен. Ему нет смысла врать. — Я немного поговорил с ним, так что знаю всё, — отстранившись, Юнги выпускает последний дым с губ в потолок и сбрасывает окурок в банку, усадив задницу обратно. — Мы всё прояснили и поставили в той истории точку, но я всё ещё не знаю, почему ты вчера убежал. Я волновался, Тэхён. Волновался так, что сначала нажрался с Хосоком и Намджуном, попутно насопливив им в жилетки столько, что трудно будет отстирать, а потом не мог уснуть. Вообще, — Юнги устало вздыхает, прикрывает глаза и вкладывает в голос всю искренность, чтобы Тэхён не боялся быть честным с ним. — Когда я понял, что ты был с Чимином в одном агентстве, сначала и вправду подумал, что вы заодно и водите меня за нос неизвестно зачем, но, Тэхён, ты слишком сильно мне нравишься, чтобы настолько сомневаться в тебе. Я не хотел ехать к нему. Правда не хотел, но мне нужен был хотя бы твой IP. Я бы доебался до провайдера. Я бы заплатил любые деньги за твой адрес, если бы он его не дал, поэтому, пожалуйста, расскажи, что там случилось. Что случилось с тобой в прошлом вообще. Мне нужно знать, чтобы попытаться тебе помочь. Чтобы всё у нас в будущем — в нашем с тобой будущем — было хорошо. Тэхён шумно шмыгает носом. Он даже эти большие глаза трёт, будто собирается разрыдаться вот-вот, и смотрит на Юнги до того пронзительно и по-щенячьи, что Юнги самому впору разрыдаться, но он держится из последних сил, чуть сморщившись, когда в носу начинает жечь. Вокруг них сгущается атмосфера, что ему незнакома совсем, но она тёплая, комфортная, такая, в которой можно раствориться и ни о чём не жалеть. Рядом с Тэхёном многое для Юнги происходит в первый раз, и даже сердце впервые настолько спокойно и размеренно стучит: на нём тоже больше нет тяжёлых оков. Теперь Юнги может сострадать. Может примерить на себя чужое пальто, пропускать сквозь душу те эмоции, что раньше казались бесполезной тратой телесных энергоресурсов, чтобы лучше понимать людей вокруг, а ещё… А ещё Юнги, кажется, снова может бескорыстно любить. И пусть для этого ещё рано, пусть он до сих пор не в состоянии полностью разобраться в себе, ведь ему всегда было сложно распутывать душевные клубки, Юнги понимает, что его место и вправду здесь. Рядом с Ким Тэхёном. Рядом с невероятно странным парнем, который бесподобно горяч там, но спокоен и кроток здесь, и совсем неважно, что происходило в прошлом, ведь будущее принадлежит только им двоим. Они сами его построят. Возведут собственными руками из того, что осталось от хрустальным небесных замков, в которых всегда был сквозняк, и в новых, кирпичных, что защитят от любых ветров, у них обязательно будет камин. — Мне жаль, что из-за меня тебе пришлось встретиться с Пак Чимином, но это ведь пошло тебе на пользу, да? — Тэхён, подуспокоившись, запускает пальцы в густые волосы и чуть встряхивает их, и Юнги остаётся лишь тихо ахнуть от того, как красиво отросшая чёлка легла на тёмные глаза. Тэхён невозможен. Он слишком для Юнги. — Я правда надеюсь, что ты больше не будешь надумывать всякое, что прекратишь принижать себя. Мне часто казалось, будто ты считаешь, что меня недостоин. Будто отталкиваешь лишь потому, что думаешь, словно недостаточно хорош. Я не сближался с тобой намеренно. У меня не было абсолютно никаких корыстных мыслей на твой счёт, и всё, что я говорил тебе в ШаР, остаётся правдой: ты зацепил меня с первого взгляда, а потом я даже не понял, как оказался в том баре под тобой. Я нёс какую-то чушь, чтобы тебя заинтересовать. Чтобы ты запомнил меня, чтобы и сам хотел сблизиться так же отчаянно, как хотелось мне, и когда это наконец-то случилось, я правда был счастлив, правда абстрагировался от всего, что слишком долго и прочно сидит внутри, но… — Тэхён останавливается на секунду, чтобы перевести дух, а Юнги не смеет отвести от него взгляд. — Но вчера абстрагироваться я не смог. Это был подлый удар ниже пояса. Он настолько выбил меня из колеи, что я попросту побоялся заходить обратно, но искренне надеялся, что ты сможешь прийти и спасти меня от самого себя. Прости за то, что тебе тоже пришлось несладко. Прости, что я взвалил на твои плечи все эти переживания за себя, — бархатный густой баритон чуть дрожит. Юнги нравится, когда он так много говорит. Нравится его слушать. Нравится, что он открывается, пусть и пока по чуть-чуть. — Юнги, ты лучшее, что случалось со мной за последние годы. Я не хочу потерять тебя из-за того, что было много лет назад. — А кто сказал, что ты меня потеряешь? — хрипит Юнги растерянно, едва ли понимая, почему Тэхён вообще может так считать. — Я приму всё, что было в твоём прошлом. Ты можешь полностью довериться мне, как я доверился тебе. Всё будет хорошо. — Тот парень… — Тэхён беспокойно ёрзает на стуле, пытаясь устроиться поудобней, и опрокидывает в себя остатки недопитой колы из ближайшей банки, смахнув янтарную каплю с подбородка. Стоит ли говорить, что тэхёнова линия челюсти тоже великолепна? Стоит ли заострять внимание на том, что даже в оверсайзной горчичной футболке и нелепых пижамных штанах он вызывает желание, которое сложно подавить? Юнги впервые испытывает такое. Ему трудно держать себя в руках. Тэхён магнит для него. В реальности, так близко, что только руку протяни, он сводит с ума сильнее, чем в ШаР. И здесь тело Юнги не врёт. Кажется, оно не может рядом с Тэхёном врать. — Он был моим близким другом, пока мы стажировались в том агентстве. У меня не было друзей, когда я приехал в Сеул. Не было вообще никого, кто мог что-то рассказать, показать, дать полезный совет, и он взял на себя эту ношу так легко и просто, будто мы знали друг друга много лет. Он был мне хорошим другом. Правда был, но потом, когда некоторых трейни отсеяли и группа начала активно готовиться к дебюту, меня утвердили на позицию главного вокалиста, а его сделали ведущим, и это, как оказалось, стало для него поводом разрушить нашу многолетнюю дружбу из зависти или потому, что всё самое хорошее должно было достаться ему. У него были конфликты с другими, но со мной он всегда вёл себя максимально дружелюбно. Он часто перемывал другим трейни кости, часто выпивал с сомнительными личностями и пытался спаивать меня, но я не придавал этому особого значения ровно до того момента, пока он не позвал меня в один день в норэбан, — выдохнув, прикрыв чуть влажные глаза, Тэхён тускло улыбается и скользит подушечками пальцев по столешнице из светлого дерева поближе к Юнги. Он нуждается в нём, и Юнги не смеет отказать, сжав эти тонкие длинные пальцы в своих. Ему уже горько. Он уже знает, что ничего хорошего за этой историей нет. — В общем, — продолжает Тэхён, ссутулив плечи, словно ему слишком мерзко об этом говорить, — случилось так, что он напился, прижал меня к дивану и поцеловал. Я тогда болезненно к своей ориентации относился. Мне казалось, что я делаю что-то неправильно, что я какой-то неправильный, раз мне нравятся парни, поэтому скрывал чувства глубоко в себе, а он просто… Я ему не рассказывал, но, возможно, он догадался, ведь и вправду нравился мне совсем не как друг. Так случилось, что я ответил на поцелуй, и всё дошло до того, что мы чуть не перепихнулись прямо там, вовремя остановившись, и я наконец-то начал принимать себя таким, каким меня сделала природа, но на следующий день случилось то, чего я совсем не ожидал. — Он растрепал всем о том, что ты гей? — Юнги делает самое очевидное предположение, когда Тэхён проглатывает застрявший в глотке ком. Его пальцы дрожат. Его взгляд расфокусирован, но он старается держать его на Юнги. У Тэхёна и вправду травма, и эта травма сделала его тем, кем он является сейчас. Юнги даже об этом не думал. Прошлое у Тэхёна ничем не лучше, чем у него самого. — Не совсем, — тускло улыбается Тэхён, а голос его бархатный становится жёстче, плотней. Он похож на парусину теперь, и Юнги остаётся только гадать, подует ли ветер, чтобы сдвинуть Тэхёна с места, в котором до это был полный штиль. — На следующий день меня вызвал к себе продюсер, который незадолго до этого поднялся до исполнительного директора. Я думал, что это по делам, потому что надо было уже записывать дебютный альбом, а оказалось… — Тэхён закрывает глаза, ссутулившись ещё сильней. — Он показал мне видео, на котором мы с тем парнем целуемся. Я в душе не ебал тогда, кто его снимал, да и ракурс был такой, что тот парень сам этого сделать как бы вообще не мог, так что я сначала даже не подумал на него. Я посмотрел на директора, криво улыбнулся и сказал, что такое часто случается, потому что у парней в нашем возрасте играют гормоны, да и вообще далеко это не зайдёт, а он начал вываливать на меня какое-то несусветное дерьмо. Сначала он пригрозил, что выкинет меня из группы, чтобы я больше никого не соблазнил, потом начал петушиться и распускать руки, пытаясь меня толкать, а после, когда я отпихнул его в сторону, сказал, что мне придётся пойти на его условия, иначе он утопит меня сразу же после дебюта, выставив всё так, что это я во всём виноват. Я не понимал, какого хуя ему от меня надо, раз он так остро на всё реагирует. Не понимал, чего он вообще хочет, и когда спросил, ответ меня не очень-то удивил. — Полагаю, он хотел от тебя того же, чего хотел от Пак Чимина, — Юнги, на самом деле, чертовски зол. Он плотно сжимает под столешницей кулак, поскрипывает зубами и только чудом держится в узде. Тот ублюдок. Тот мерзкий ублюдок, которого Юнги даже не видел в глаза, сломал жизнь не только им, и всё это сошло ему с рук. Как так вышло? Почему он ещё на своём посте? Какого хуя индустрия настолько прогнила? — Всё верно, — понуро кивает Тэхён. В его тихом голосе очевидная горечь: он не горит желанием вытаскивать всё это из глубины души, но не может Юнги не рассказать. Юнги бы сказать, чтобы Тэхён перестал насиловать себя, но лучше тогда не станет. Тогда он не сможет хотя бы попытаться всё отпустить. Это будет непросто. Намного сложнее, чем Юнги, ведь ситуации совершенно разные: на долю Тэхёна выпало куда больше дерьма. — Он предложил покровительство. Предложил спать с ним, чтобы он держал рот на замке, а я вежливо отказался и попытался донести до него, что я тот, кто есть, что мне наплевать, если будут осуждать, ведь когда-то индустрия должна принять гея, когда-то должна смириться с тем, что происходит за кулисами, когда нет посторонних глаз. Его это взбесило. Взбесило так, что он схватил меня и попытался… — Тэхён останавливается, чтобы облизать губы и собраться с силами. Юнги уже знает, что последует дальше, сжимая его руку сильней. — Он завалил меня на стол и начал срывать одежду. Знаешь, — заглядывает Юнги в глаза, а в его собственных всепоглощающая пустота, и лишь на самом донце, далеко-далеко, теплится маленький огонёк, — я тогда был хилым. Мы много тренировались, да, но справиться со взрослым мужиком задача тогда была для меня почти непосильная. Пришлось импровизировать: я схватился за первое, что попалось под руку, и попросту раскроил ему череп, а он свалился на пол и потерял сознание. Пока я накидывал обратно на плечи рубашку, наблюдая, как кровь расходится от его головы по паркету, прекрасно понимал, что никакого дебюта мне больше не светит. Что моя мечта, которую я лелеял так долго, к которой так упорно шёл, лопнула, как мыльный пузырь. Для меня всё было кончено. Оставалось только вызвать скорую и позорно сбежать. — Мне так жаль, что тебе пришлось всё это пережить, — у Юнги снова щиплет в носу, и он совсем не знает, что ему ещё сказать, дрожащими пальцами свободной руки пытаясь вытащить из пачки сигарету, что не поддаётся совсем. Какой же пиздец. Сколько же Тэхёну пришлось вынести? Почему жизнь была так несправедлива к нему? Почему Юнги решил не вдаваться в подробности? Почему Чимин не рассказал всей правды? Всё это можно было пресечь. Этого ублюдка можно было погнать из индустрии ссаными тряпками уже тогда, но… Прошлого не вернуть. — Если бы я… Если бы Пак Чимин рассказал мне… Если бы… Блядь, — откидывает пачку на стол. — Ты в этом не виноват, Юнги, — Тэхён улыбается чуть ярче и высвобождает пальцы из ослабевшей хватки, чтобы подтянуть к себе пачку и сделать всё за него. Он достаёт сигарету, мгновение вертит её перед глазами, словно пытаясь запомнить, и протягивает фильтром к губам напротив, а Юнги только и остаётся, что сжать её и дождаться, пока Тэхён чиркнет зажигалкой. Почему он такой размазня? — В этом никто не виноват, кроме того ублюдка и вчерашнего парня. Я только через некоторое время узнал, что он всё это банально подстроил. Что попытался соблазнить меня именно для того, чтобы директору было чем шантажировать, и чтобы я отказался от позиции главного вокалиста в его пользу, ведь он с ума сходил от одной лишь мысли, что мне может достаться больше внимания, чем ему. Это стало для меня ударом, знаешь, — пристально наблюдая за тем, как Юнги нервно втягивает дым, Тэхён тянет руку обратно и поглаживает его по холодной ладони, словно пытаясь успокоить, привести в себя. Тэхён сильный. Он намного сильнее Юнги. — Мало того, что пришлось просить у родителей деньги, чтобы расплатиться за больничные счета этого выродка, который, к сожалению, не сдох, так ещё и выродок поменьше меня хорошенько так огорошил. Я тогда не знал, что мне делать. Мне было безумно обидно от того, что все мои мечты пошли прахом, от того, что я не смогу дебютировать больше нигде, а более всего разрывало потому, что эта тварь не понесёт абсолютно никакого наказания, что он и дальше будет рушить мечты парней, которые просто хотят сиять. Тогда мне и пришла в голову мысль найти таких же. Отыскать хоть кого-то, ведь в агентстве была жуткая текучка, но откликнулся только Пак Чимин, история которого отличалась от моей, но его тоже шантажировали, обещая громкий дебют. В общем, мы пообщались и решили, что разыщем какого-нибудь надёжного журналиста и всё ему сольём, чтобы тот ублюдок наконец-то получил по заслугам, но… — Юнги уже знает, что ничего хорошего дальше не стоит ждать, а Тэхён опускает голову и прикладывает ладонь куда-то чуть ниже груди, легко сжав горчичную ткань. — Я без понятия, откуда он всё узнал, но он узнал. Узнал и приказал каким-то отморозкам хорошенько меня проучить, чтобы не смел даже пикнуть, и когда я как раз собирался встретиться с журналистом, эти отморозки поймали меня в тёмной подворотне. — Что… Что они сделали с тобой? — Юнги не может всё это спокойно слушать. У Юнги внутри на море шторм бушует, и этот шторм скоро потопит его маленькую лодку. В уголках глаз мокро. В горле ком такой, что сигаретный дым уже не проходит, уходя под потолок сигналом SOS, но никто не в состоянии спасти их. Юнги разрывает: не столько от злости, сколько от того, что в глазах Тэхёна боль, не ощущающаяся эфемерной совсем. — Они, ну… — подняв голову, Тэхён поднимает и футболку, задирая её чуть выше грудины. У Юнги перехватывает дыхание. Какого, блядь, хуя? У Тэхёна отчётливый широкий шрам немного ниже солнечного сплетения прямо посредине. У Тэхёна колючие ветви терновника, разрывая кожу, тянутся к шее именно из этого места, и теперь Юнги понимает, что это не просто татуировка. Это напоминание. Напоминание самому себе о том, чего Тэхён лишился. О том, что пережил, что несёт в хрупком сердце. Это его боль. Его прошлое, настоящие и будущее, потому что шрамы не исчезают. Это то, что он забыть никогда не сможет, ведь забыть такое почти невозможно, и тернии здесь явное олицетворение пережитых страданий: они словно венец, возложенный на голову одетого в багрянец Иисуса. Юнги всё ещё не может дышать. Юнги задыхается, хватая губами прохладный воздух с привкусом ментола. Почему? За что? Что все они сделали этому миру? В чём провинились? В каких грехах их уличили? Так не должно быть. Всего этого не должно было случиться. Юнги, сморгнув совсем не призрачную влагу, скидывает недокуренную сигарету в банку и встаёт, потому что уже невозможно. Потому что Тэхён перед ним такой уязвимый. Потому что он ему отчаянно нужен. Обойдя барную стойку, Юнги подходит к Тэхёну близко-близко, и опускает его руку, которой он до сих пор держит задранную футболку. Он заходит ему за спину, проскальзывает ладонями по талии и прижимается к спине настолько плотно, уткнувшись носом в макушку, что и вздохнуть трудно, но ему наплевать на это. Юнги хочет обнимать Тэхёна. Хочет закомфортить, успокоить, забрать себе всю боль, разъедающую это крепкое тело. И неважно, что он оставляет солёную влагу в волосах цвета смоли, неважно, что его плечи содрогаются от тихих всхлипов, неважно, что он жалкий и тоже уязвимый. Юнги плачет за Тэхёна, потому что Тэхён своё уже отплакал. Он оплакивает его мёртвую мечту, оплакивает всё, что Тэхён пережил в одиночестве, ведь иначе попросту не может. Тэхён стал слишком близким ему. Боль Тэхёна — его собственная, поэтому в груди так ужасно щемит. — Я чуть не умер тогда, Юнги, — шепчет Тэхён тихо-тихо, сжимая сомкнутые на его животе узловатые пальцы. — Один из ублюдков всадил в меня нож, и не хватило всего лишь жалкого сантиметра, чтобы я отдал Богу душу. И знаешь, что самое обидное? Им ничего не было, потому что мои показания оказались недостаточными, потому что больше не было никаких свидетелей. Все они, все эти ублюдки, что пытались убить не только мою мечту и душу, но и тело, до сих пор спокойно влачат ёбанное существование. Они счастливы. Они живут, понимаешь? Наслаждаются жизнью, а я сижу в этой грязной клетке и боюсь нос за её пределы высунуть, чтобы не помирать от панических атак. Многое для меня изменилось. Многое стало недоступно, а они… Да даже чёртова группа пробилась и стала популярной, а этот ублюдок, которого ты вчера видел, не испытывает никакого раскаяния. Он вчера злорадствовал. У него, блядь, вообще нет совести, — Тэхён тоже всхлипывает на выдохе. Дождь теперь не только снаружи: он заливает квартиру Тэхёна точечно. Юнги считает, что им это нужно. Нужно, чтобы эту ситуацию отмолить. Повисает тишина, и в этой влажной тишине две застывшие рядом фигуры ощущаются одним целым, тем, что отделить друг от друга уже никак. Юнги не хочет Тэхёна отпускать, прикрыв глаза, успокоившись, и Тэхён тоже отпускать Юнги не хочет, медленно поглаживая его ладони большими пальцами. Меж их телами нет и сантиметра пространства. Они делятся теплом, передают его, как сокровище, и Юнги боится даже шелохнуться, чтобы оно не исчезло, медленно переваривая всё, что услышал, усваивая. Жизнь с Тэхёном и вправду поступила несправедливо. Жизнь его не пощадила ни в одном месте, вдоволь назлорадствовавшись, и понимать, что он совершенно ничем не заслужил всех этих злоключений, больнее вдвойне, ведь виновники спят спокойно, пока он страдает здесь. Юнги знает, что справедливости в этом мире нет. Он знает, что добиваться её всегда чрезвычайно сложно, знает, что люди не любят, когда правда всплывает наружу, и готовы пойти на многое, чтобы она ушла обратно на дно. Связи, деньги, власть — всё это яд, отравляющий мир, в котором им не посчастливилось вырасти, и с этим ядом приходится просто смириться. Не у всех есть силы бороться, а борьба не всегда бывает без крови — Юнги понимает это тоже, поэтому больше не плачет. Он гордится Тэхёном, вскользь поцеловав в шею под волосами. Гордится тем, что он пытался хоть что-то сделать, и, может, позже они ещё раз всё это обсудят, потому что Юнги может помочь. Потому что у Юнги тоже есть кое-какие связи. Ублюдки получат по заслугам, если Тэхён захочет. Все они пойдут ко дну вместе с их дырявой лодкой. — Я убежал вчера не потому, что испугался за себя, — продолжает Тэхён, в последний раз шмыгнув носом. Ему явно хочется зарыться лицом в ладонях, но он не смеет Юнги отпускать, — а потому, что испугался за нас. Я подумал, что он пришёл тебя забрать. Подумал, что он как-то прознал, что у меня всё хорошо, и снова захотел испортить мне жизнь. Захотел тебя. Это было страшнее, чем воспоминания. Болезненнее, чем тот удар ножом. От одной мысли, что он вообще рядом с тобой, меня сначала обуяла сильнейшая злость, но потом паника взяла над телом верх. Я даже не понял, как начал бежать, а потом очутился дома и больше не смог зайти в ШаР, боясь, что он до сих пор там, что только и ждёт, пока я вернусь, — Юнги знает, что Тэхён ни в чём не лукавит. Понимает, что он и вправду боялся, ведь однажды у него уже забрали то, чего он искренне желал. — Ты такой дурачок, — Юнги не мастак подбирать слова, да и в утешении он нереально плох, но никогда не поздно неуклюже начать, положив голову Тэхёну на широкое плечо. — Не нужны мне никакие именитые айдолы. Плевать мне на их фальшивые характеры и тщательно вылизанную внешность, ведь всё это даже рядом с тобой не стояло. Ты говорил, что запал на меня с первого взгляда, и я могу сказать о тебе то же самое. Ещё никто меня так не цеплял. Ещё ни к кому я не испытывал таких странных, но приятных чувств, так что никогда не сомневайся во мне. Я всегда буду рядом. Буду твоим. Всё будет хорошо, Тэхён, — и именно сейчас Юнги понимает, что это действительно так. — Спасибо, что принял меня, — благодарит Тэхён от всей души, чуть повернув голову, чтобы можно было заглянуть Юнги в лицо. — Спасибо, что нашёл меня. Что ты со мной. Я повёл себя по-детски, когда просил спасти, но мне действительно хотелось, чтобы ты оказался здесь. Чтобы я мог наконец почувствовать тепло твоего реального тела, чтобы мог вот так с тобой сидеть. Вышло неловко, да, но теперь ты всё знаешь. Ну, почти, — улыбается тихо, и эта скромная улыбка дороже всех других. Юнги хочет ещё о многом Тэхёна спросить. Хочет вот так тихо его обнимать, но полчаса уже прошли, а каша с морепродуктами, кажется, начала подгорать. С сожалением отстранившись, Юнги подбадривающе взъерошивает густые тэхёновы волосы, внутренне плавясь от его слов, и идёт к кастрюльке, чтобы добавить немного соли, чуть-чуть соевого соуса и плиту отключить. Закончив, он хозяйски рыщет по шкафам в поисках пригодной для использования посуды, находит её не без труда, и глубокая тарелка с пышущей жаром кашей оказывается перед Тэхёном, желудок которого успел ещё несколько раз заунывно проурчать. Юнги не слишком приятен сам факт, по которому он вообще оказался здесь, но готовить для Тэхёна оказалось неожиданно приятно, а ещё приятнее в будущем будет всяким его кормить. Юнги давно ни для кого не готовил. Юнги уже и забыл, что это за диковинное чувство такое, когда кто-то наслаждается твоей едой, и хоть Тэхён торопится, обжигая язык, он всё равно опять садится напротив и подпирает рукой подбородок, бесстыдно пялясь на него. В домашней обстановке Ким Тэхён и вправду невероятно красив: и пусть у него жуткие синяки под глазами, пусть чуть сальные волосы, запах от которых тот ещё, это ничуть не умаляет этой природной красоты. К чёрту всех этих выхолощенных селебрити. Да здравствует до невозможности охуенный домашний Ким Тэхён в широких пижамных штанах. На самом деле, Юнги всё ещё зол. Он всё ещё жутко расстроен из-за того, что Тэхёну пришлось пережить, да только прекрасно понимает, что воспоминания разъедают. Понимает, что они мешают спокойно жить. Юнги хочет, чтобы рядом с ним в будущем Тэхён обо всём забыл. Он хочет сделать его счастливым, хочет, чтобы если Тэхён и обливался слезами, то только от радости, а не боли и старых ран. Их будущее должно быть светлым, даже если им больше привычна тьма. Они больше не должны никогда страдать. Может, потребуется много времени. Может, ещё придётся всё это снова поднять со дна и пропустить через мясорубку, чтобы после сожрать, но потом, когда они со всем разберутся, уже никто не сможет подпортить им начавшую налаживаться жизнь. Сегодня Юнги взглянул на Тэхёна под другим углом. Сегодня Юнги частично понял, почему он вёл себя так, как вёл, но всё же хочет кое о чём спросить, раз уж день откровений так быстро настал, а пока, наверное, тоже поест: Юнги вовсе забыл, что голоден, да жаль, что нельзя насытиться одним лишь наблюдением за тем, как важный для тебя человек за обе щёки уплетает приготовленную тобой еду. — Было очень вкусно. Спасибо, Юнги, — не оставив в тарелке и рисинки, чуть отклонившись назад, Тэхён поглаживает живот с видом довольного жизнью кота. — У меня частенько бывает, что после приступов я не ем и не сплю, а сижу где-нибудь в уголке и залипаю в потолок. Грустно, что впервые меня реального ты увидел именно таким. Теперь мне кажется, что я мог тебя напугать. — Было бы чем пугать, — тоже отставив тарелку в сторону, ленно кряхтит Юнги, взявшись за пачку сигарет. Знал бы Тэхён, как он выглядит в самые хреновые дни, так расплакался бы вообще. — Меня больше пугало то, что я сначала не знал, как тебя найти, ведь мы даже номерами телефонов не обменялись. У меня вообще всё это вылетело из головы. — Я часто оставляю телефон выключенным, так что… — Тэхён смотрит виновато, заламывая пальцы, и встаёт со стула впервые за всё время, чтобы размять тело и прошаркать к холодильнику за баночкой пива. — У меня с тех дней всё ещё осталась социальная тревожность, поэтому я даже особо из дома-то не выхожу. Ну, если только по самым важным делам и в магазин. — Социальная тревожность? — Юнги не уверен, слышал ли этот термин раньше, но примерно представляет, в чём соль. — Ты социофоб? — Не сказать, что до сих пор сильно-сильно боюсь людей, но тогда я совсем перестал им доверять и стал затворником просто потому, что казалось, будто за дверью поджидают те ублюдки, чтобы снова всадить в меня нож, — тон тэхёнова густого баритона начал наполняться привычными красками, к которым Юнги привык. Кажется, он приходит в норму. Кажется, ему и вправду достаточно было хоть немного поесть. — Сначала я долго хандрил, заливая горе алкоголем, потому что даже смысла жить не было вообще, а потом твёрдо решил, что не сделал ничего плохого, так что попытался справиться со всем самостоятельно: даже записался на борьбу и уроки самообороны, посвящая этому всё свободное время, чтобы хоть как-то со страхом совладать, но всё равно в итоге боялся подпускать к себе даже близких, которым давно уже наплевать. Так и сидел в квартире в полном одиночестве, закрывшись ото всех, пока не осознал, что одиночество тоже убивает меня. — Так вот почему ты так хорошо дерёшься и владеешь ножом, — не сказать, что это осознание доставляет хоть какую-то радость, но теперь Юнги понимает, почему Тэхён не хотел об этом тогда говорить. — Ага, именно поэтому, и, знаешь, даже собой горжусь, — на губах Тэхёна, когда он подходит к плечу, чтобы поставить рядом с Юнги холодную банку пива, расцветает улыбка куда теплей, и теперь он похож на того самого озорного сорванца, каким частенько бывает в ШаР. — Эти бесполезные в реальности навыки помогли мне тебя практически победить. — А как, кстати, получилось, что ты стал «убийцей рейтингов»? — Юнги не знает, подходящий ли сейчас момент, но не спросить не может. Его уже давно съедает интерес. — О-о-о, — задорно тянет Тэхён, плюхаясь на диван, что от кухни в паре шагов, и рукой манит к себе Юнги. Юнги совсем не против, честно говоря: жопу на стуле попросиживать он ещё успеет, а пока отпуск же, — это долгая история, а ещё постыдная для меня, но если ты хочешь услышать, я расскажу. — Совру, если скажу, что не хочу, — Юнги от тактичности точно не умрёт, но ему реально интересно, так что он плюхается рядом, забрав с собой сигареты и пиво. Немного расслабиться не помешает никому из них. — И, знаешь, прости меня за ту хуйню, что я тебе на хэллоуинском ивенте наговорил. — Забей, — отмахивается Тэхён и открывает банку, сделав большой глоток: Юнги только и успевает наблюдать, как пляшет кадык под смуглой кожей, что карамельная совсем. — Мне говорили вещи и похуже, да даже деньги предлагали, чтобы пошёл в другую игру. Это было забавно, если так вспоминать, но началось всё вообще не забавно: я на стену лез от того, что хотелось хоть с кем-то поговорить. — И так ты открыл для себя мир компьютерных и VR игр? — Юнги, открыв свою банку тоже, уже успел промочить горло, прикрыв глаза. Несмотря на то, что поводов мало, ему, если честно, рядом с Тэхёном хорошо. Они сидят совсем близко. Почти рука об руку, и то тепло, что скользит между, мягкое, расслабляющее, убаюкивающее почти. — Yep, — снова соглашается Тэхён, и делает нечто, чего Юнги совсем не ожидал: берёт из его руки банку, отставив на журнальный столик вместе со своей, и за плечи опрокидывает в колени, как пушинку, да рядом с ним он маленькая пушинка и есть. Юнги растерянно хлопает глазами, пытаясь хоть что-то понять, а Тэхён, смотря на него сверху вниз, улыбается так лукаво-лукаво, елейно почти, что Юнги не остаётся ничего, кроме как устроиться поудобнее, приготовившись слушать новый рассказ. Обычно это Тэхён лежал головой в коленях Юнги и слушал, а теперь их роли изменились. Ну, как и рост. — Игры стали моей отдушиной, — продолжает, когда Юнги перестаёт вертеться и кряхтеть. — Я не мог сблизиться с людьми в реальном мире, потому что здесь они могли снова меня ранить, но игры — дело совсем другое. В них можно быть тем, кем захочешь, и всё происходящее внутри ощущается совсем иначе: даже любимые многими холивары становятся простым развлечением ради развлечения без мордобоя, и плевать, если после тебя забанят. В общем, так даже оскорбления получать не обидно, поэтому я и решил, что смогу в играх пообщаться хоть с кем-то и, может, даже найду дом, в котором на меня не будут смотреть косо, — откинувшись на спинку дивана, Тэхён опускает подбородок на грудь и медленно, с небольшой опаской, тянет пальцы к идеальной укладке Юнги, чтобы создать тот самый комфорт, как тогда в клубе и торговом центре. По нему и вправду заметно, что он давно к реальным людям не приближался, и Юнги даже льстит, что он за долгое время у него первый. — Я тогда дотошно искал игру, в которой мне было бы интересно, и выбор пал на старенькую нашего производства РПГшку, онлайн в которой не превышал пары тысяч. Сначала я пытался в ней разобраться и играл в удовольствие, а потом, когда у меня начало неплохо получаться, меня взяла под крыло гильдия, ГМ в которой был на верхушке ПвП топа, и я быстро влился в эту гильдию, начав наслаждаться виртуальным общением. Влился так, что даже кому-то серьёзно понравился, но это не понравилось ГМу: я, как оказалось, переманивал на себя всё внимание из-за голоса, дурашливого поведения и забавных шуточек, а он, такой распрекрасный, отошёл на второй план, когда до этого все им восхищались. Он начал на ровном месте меня буллить. Писал и говорил всякое дерьмо, не имевшее никакого отношения к реальности, и всячески восхвалял самого себя, называя меня безруким ничтожеством, а я как бы активно продвигался в рейтинге, так что решил, что терпеть издевательства ради издевательств вообще не хочу. Решил, что возьму и заберу у него то единственное, чем он так гордится, раз гордиться больше нечем, и вскоре, потратив хуеву тучу времени на прокачку, сделал это, без особого труда победив его, — смачивая с языка пересохшие губы, Тэхён осторожно, не переходя границ, поглаживает Юнги по волосам, растирая меж подушечек обильно сдобренные гелем пряди, делая их мягкими. — В общем, я эпично спустил этого идиота с небес на землю, доказав, что он типа вообще никакой не особенный, и всё это вылилось в то, что согильдейцы, с которыми я неплохо сдружился, начали ему сочувствовать, отвернувшись от меня, поэтому пришлось уйти. Было обидно, конечно, покидать игру, на которую я потратил дофига человеко-часов, но там мне делать больше было нечего. Вообще. — После ты пошёл в другую игру, и там произошло то же самое? — Юнги не ясновидящий совсем, но кое-что всё же вспоминает и ещё помнит, о чём рассказывал Хосок в доме с призраками. А вообще, ему бесконечно приятненько, и он едва замечает, что сам подставляется под тэхёновы пальцы, а ещё не сводит с него лисьего прищура, разглядывая каждую маленькую деталь, присматриваясь к каждой родинке: забавно, но она есть у него даже на глазном яблоке, что Юнги видит впервые вообще, и даже в этом Тэхён особенный. — Произошло, потому что топовый игрок сервера оказался таким же мудилой, каким был предыдущий: он тоже на меня без особой причины агрился, будто я был виноват в том, что хорош, когда всего лишь убивал время, чтобы ненароком не самовыпилиться, — Тэхён говорит об этом без заметного раздражения, и Юнги понимает, что это в прошлом, что не стоит сейчас за такие мысли ругать его. — Ну и, в общем, — продолжает, случайно скользнув кончиком ногтя по губам Юнги, и Юнги прошибает до того странное ощущение, что он тут же поёживается под растерянным взглядом явно потемневших кофейных глаз, вжав в плечи голову, — в следующей игре я тоже забрался на верхушку негласного рейтинга, хоть и хотел простого общения, всё ещё страдая от одиночества, а потом мне показалось, что у меня появилась зависимость. Я начал думать, что это некий механизм преодоления, который ещё называют копингом, потому что так справлялся со стрессом из реальности. Так мне становилось легче. Так я чувствовал себя… Как бы сказать… — Важным и значимым? — Юнги понимает, о чём Тэхён говорит, даже если обычно эти чувства игнорирует. Всегда приятно победить сильного игрока, а после абсолютно бесстыдно гордиться собой, наслаждаясь всеобщим вниманием. — Что-то вроде того, да, — соглашается Тэхён, кивнув, и обводит по кромке линию челюсти Юнги словно специально и издевательски, прекрасно видя мурашки, бегущие по шее и жилистым рукам. Он будто играется. Будто проверяет Юнги на прочность, но он как бы не прочный совсем, даже если кажется каменным. Рядом с Тэхёном он просто мягкая булочка. Горячий пунопанн, испечённый только что. — Всё это, если честно, делало меня чуточку счастливее. Ну, знаешь, у меня забрали мечту, и я тоже, как оказалось, мог забирать у других то, что для них значимо. Да, я казался себе злодеем, но всё было в порядке, пока мне это нравилось. И пусть я всё ещё был одинок, пусть продолжал скитаться из игры в игру, желая найти дом, мне хотя бы было весело. Весело до того момента, пока ажиотаж вокруг моей личности не начал выходить из-под контроля, когда я совсем не хотел этого. Мне было неприятно читать о себе всякое. Было неприятно получать кучу непрошеного внимания в сети и натыкаться на тех, кого волновало только то, каким образом мне удаётся скидывать королей игр с их насиженных тронов, не читер ли я. Меня триггерило от всратого звания, что мне дали, от легенд, которые сочиняли, от историй тех, кто якобы знаком со мной ирл и может рассказать обо мне, и даже люди, которые искренне хотели со мной познакомиться, вызывали опасение: в какой-то момент стало очень трудно приходить в игры с мыслью, что вот уж на этот раз я точно найду кого-нибудь, с кем смогу наладить общение, так что я просто… Ну, убивал рейтинги, максимально от всех дистанцировавшись, и всё ещё находил в этом отдушину, даже если в реальности так и продолжал на стену лезть от одиночества. В конечном итоге вышло так, что я погряз во всём этом и начал приходить лишь в те игры, на игроков которых жаловались на форумах: надоело как-то чувствовать себя злодеем, да и отмыться хотелось от странной репутации, даже если обычно на это дерьмо было всё равно, и таким образом я вроде как наказывал тех, кого не могли наказать другие, всё ещё испытывая удовольствие. — И что же, на меня тоже пожаловались? — Юнги, на самом деле, ничуть не удивлён: он думал о чём-то таком в самом начале, пока ещё не знал, что Тэхён за фрукт. Вкусный оказался фрукт. Тягучий такой, сладенький, а ещё очень прилипчивый: он всё ещё продолжает вроде как абсолютно невинные поползновения, но на этот раз подушечки длинных и явно музыкальных пальцев блуждают под расстёгнутым воротом рубашки, словно так и должно быть, и плевать, что Юнги всё ещё передёргивает. Его давно никто не трогал в реальности. Он давно не ощущал простого человеческого тепла, а то, что это тепло даёт ему именно Тэхён, возводит его в невиданный абсолют. Хочется больше. Ещё, но Тэхён всё ещё выглядит болезненно из-за явного недосыпа, так что стоит уже сейчас начать мысленно сублимировать, думая о философии жизни, например. — Жаловались — не то слово, — усмехается Тэхён, кривя уголки губ, и легко тыкает Юнги в нос непонятно за что. — Мне столько про тебя всякого в красках рассказывали, что я невольно представил на месте обычного человека страшного огнедышащего дракона, который похищает девственниц и насилует их на жерле вулкана, чтобы после сожрать, а оказалось… — Оказалось что? — ворчливо буркает Юнги, уже готовясь сделать ответный щелчок. Он знает. Он прекрасно знает, что у этого плута в голове. — Оказалось, что страшный Шуга никакой не дракон, а самый настоящий маленький ли… Ай, — щелчок не заставляет себя долго ждать, и Тэхён обиженно дует щёки, едва ли догадываясь, почему Юнги всё ещё триггерит от слов «маленький» и «лис». — Понял я, что тебя не стоит так называть, но мне нравится, ну, — протестующе негодует по-доброму, усиленно поглаживая по волосам. — А ещё, к слову сказать, я правда всеми силами старался тебя победить скорее для того, чтобы как следует позабавиться и проверить самого себя, но если бы это всё же случилось, я мог остаться в игре, стоило тебе попросить. И вообще, твоя победа реально выбила меня из колеи: во-первых, я тогда ещё не успел тебя как следует закадрить, а во-вторых, ты реально был первым, кого я не смог победить, поэтому было трудновато это принять и переварить, но я рад. Рад, что остался и настоял на своём, потому что ты сейчас здесь. В моих руках. И если счастье выглядит как-то иначе, я скажу, что это всё подлый обман, ведь у него только твоё лицо. Юнги готов расплавиться на тэхёновых коленях и впитаться в эти чёртовы широкие пижамные штаны. Ему до того приятно слышать из реальных уст Тэхёна эти слова, до того от них обжигающе тепло, что он зажмуривается и ждёт, когда внизу живота перестанет так ноюще крутить. До сих пор сложно поверить, что он действительно здесь и действительно рядом с ним. Трудно уместить в голове, что лежит на его коленях и смотрит в эти безмятежные пытливые глаза, в которых отражается лишь он. И вроде всё мало отличается от ШаР, вроде никаких особых различий нет, но эти словно бы случайные прикосновения к оголённой коже несут совсем другие ощущения, так и кричащие, что реальность — она здесь. Юнги ещё нужно привыкнуть. Ещё нужно полностью осознать, что он теперь не один и там, где всегда был, а пока он даже боится сделать лишний вздох, чтобы не спугнуть прекрасное видение, склоняющееся над ним. Тэхён и вправду прекрасен, даже если не такой идеальный, даже если совсем настоящий, без ненужной мишуры. И так хочется попробовать на вкус эти алые губы причудливой формы, покрыть поцелуями смуглую карамельную кожу, провести кончиком языка по ветвям терний, зацепив каждый шип, а потом спуститься ниже и тщетно, но так необходимо попытаться зализать тот совсем не безобразный шрам, что и вправду трудно сдерживать себя. Каков Тэхён в реальном мире? Юнги безумно хочет узнать. — А что заставило тебя изменить отношение ко мне? — Юнги решает, что молчать совсем не вариант, иначе его цепи здравомыслия разорвёт на куски. — Как ты понял, что я не такой человек? — Это случилось чуть раньше, чем я натравил на тебя тех ребят, — вспоминает Тэхён, потянувшись через Юнги за банкой пива, чтобы смочить пересохшее горло и дальше спокойно щебетать. — Ещё тогда, когда я узнал об ублюдке, который с бандой насиловал игроков, а ты просто взял и вымел его из игры, когда все остальные обходили эту ситуацию стороной. Плохой человек тоже закрыл бы глаза, но ты этого не сделал. Ты, насколько мне потом рассказывали, всегда помогал другим, и я понял, что всё, о чём читал о тебе на форумах, — сущая туфта. — Раз изначально знал, что я не тот, кто тебе нужен, зачем тогда всё же нанял их? У них не было против меня и шанса — любой бы так сказал, — Юнги, наверное, всё же понимает, но хочет услышать это из тэхёновых уст ещё один раз. — Чтобы посмотреть на тебя в деле, конечно же, — подтверждает Тэхён мысли Юнги. — Чтобы знать точно, с чем мне придётся столкнуться. Там, знаешь, уже не этакое желание справедливости было, а самый обычный азарт. Меня разбаловали, окрестив чуть ли не самым сильным игроком, да я и сам верил в это, пока сносил один рейтинг за другим, и вдруг осознать, что передо мной точно такой же сильный игрок, у которого, возможно, за плечами тяжёлая история, да при этом он ещё и горячий, как Ад, было так волнительно, что я долгое время не мог думать ни о чём другом. Мне хотелось побыстрее приблизиться к тебе любыми возможными способами, так что в ход пошло абсолютно всё: наёмники, грязные подкаты, попытки вывести из себя. В реальности я не такой безрассудный и даже, наверное, не смог бы к тебе первым подойти, но там, где никаких рамок нет, во мне живёт дух того самого Ви, который умер для реальности в больнице вместо меня. — Я, кстати, много думал о том, что тобой движет. Пытался тебя понять, — хрипит Юнги тихо, не сводя взгляда с тэхёнова лица. Он больше не может терпеть. Он тянет пальцы к ветви терновника, огибающей кадык, и ведёт чуть шершавой подушечкой к ключицам вниз. — Ты меня жутко бесил своим поведением, за которое хотелось хорошенько тебе втащить, но был свежим глотком чистого воздуха в месте, которое понемногу начинало меня душить. Мне было скучно просто пиздец как. Я чуть ли не на стены лез и каждый день искал, чем себя развлечь, а ты взял и ворвался в мою унылую игровую жизнь, наделив её теми красками, о существовании которых я давно забыл. И пусть я тебя отталкивал, пусть уверял себя в том, что мы всего лишь соперники, которые обязательно разойдутся после турнира, всё равно хотел, чтобы ты был рядом, поэтому и поддавался тогда. Я действительно мог убить тебя на турнире намного раньше и несколько раз, но не знал, что ты будешь делать после, не знал, останешься ли, и тогда, когда ты сказал, что останешься, я перестал сдерживать себя. Ты лучшее, что случалось в моей жизни за долгое время, Тэхён. Теперь ты больше не один. Ты нашёл дом, и я тоже отыскал дом для себя. Мы обязательно справимся со всеми проблемами вместе, если позволишь. Я искренне хочу тебе помочь, — останавливает палец у кромки горчичной футболки, когда хочется довести до самой груди. — Если начать решать проблемы по мере поступления, то, может, поможешь мне принять душ? — улыбка на тэхёновых губах вспыхивает до того широкая, прямоугольная почти, что Юнги кажется, будто она слепит глаза. — Я немного… Мокрый после твоих слов. — Что? — Юнги резко одёргивает руку и хочет уже подскочить, но Тэхён задорно хохочет и останавливает его на полпути, подхватив. — Шучу-шучу, — всё с той же ослепительной улыбкой вещает он, держа голову Юнги на весу. — Я не мылся уже несколько дней, так что от меня, должно быть, жутко смердит. — Есть такое дело, да, — полностью соглашается Юнги и привстаёт нормально сам. Запашок от Тэхёна и вправду слишком резкий, чтобы игнорировать его, но у Юнги получалось: настолько ему было плевать на раздражители, когда рядом важный для него человек. Юнги, разминая шею, полноценно садится на диван и через пару секунд встаёт вслед за Тэхёном, попутно сделав глоток пива, что стало тёплым совсем. Он многое для себя сегодня понял. Многое осознал. Тэхён изначально не был плохим. Не был мудаком, не был человеком, ненависть к которому можно хоть чем-то оправдать. Он просто одинокий, как Юнги, и точно так же местами сломанный, и в этих скрепленных изолентой местах всё ещё не хватает маленьких кусочков, чтобы они могли полноценно срастись. У него забрали мечту. Из зависти и даже похоти отобрали то, к чему он стремился всеми силами много лет, а после, когда он попытался хотя бы вызволить её из оков, у него чуть не отняли и жизнь. Врачи смогли её вернуть. Они зашили и выходили его, но после, когда он остался один, эта самая спасённая другими жизнь превратилась в самый настоящий Ад. Тэхён перестал всем доверять. Тэхён наверняка стал бояться тёмных подворотен, подозрительных людей и тех, кто пытался после с ним сблизиться, даже если корыстных целей у них не было никаких. Он закрылся в четырёх стенах дома-крепости, в котором никто не мог ему навредить, закрылся в себе, закрылся от всех остальных. Он был травмирован не только физически, но и ментально. Он точно сгибался пополам от панических атак, когда подходило время хотя бы сделать вылазку в магазин. И хоть он вычеркнул из жизни других, хоть до дрожи боялся их, одиночество, которое не делит людей на хороших и плохих, заставило его сделать хоть что-то, чтобы совсем не потерять себя. Игры стали вторым пристанищем. Тем местом, в котором он мог избавиться от всего, что тянуло в реальности вниз, но в игры играют точно такие же люди, так что и там для Тэхёна места не нашлось. Просто он был слишком хорош. Был всем интересен и перетягивал много внимания на себя, и зависть к нему снова дала о себе знать. Может, тогда Тэхён понял, что с него достаточно. Осознал, что ему надоело терять важное для себя из-за тех, кто не мог смириться с его существованием рядом с собой, и поэтому решил забирать уже сам. Это было жутко приятно, наверняка. Вероятно, Тэхён впервые за долгое время почувствовал себя живым, когда завладел тем, к чему кто-то другой упорно шёл, и это вправду стало для него отдушиной, наложившей хлипкую заплатку на сквозную душевную дыру. Только другие не смогли этого понять. Им было невдомёк, почему Тэхён это сделал, почему злорадствовал потом, вдоволь насладившись победной даже не над тем игроком, а над самим собой, и в итоге в их глазах он стал злодеем: бездушным ублюдком, удовольствия ради доставляющим другим пусть не физическую, но душевную боль. Был ли Тэхён в чём-то неправ? Юнги не сможет этого сказать. Да, с точки зрения морали он и сам становился тем, от кого пострадал, но вес этих ситуаций был совершенно разным, да и вряд ли потеря первой строчки в неважном игровом рейтинге способна сломать кому-то жизнь. Вкусив опьяняющее чувство превосходства над тем, кто был слабее него, Тэхён всё ещё не желал быть один, но сталкивался с точно таким же непониманием везде, куда бы ни пошёл, продолжая из раза в раз отбирать у других, пока шумиха вокруг него разрасталась, как лесной пожар. Общественное мнение может выбить из колеи. У общественного мнения сила удара не меньше, чем у несущейся фуры по мокрой дороге после дождя, и потому в один момент Тэхён осознал, что делал что-то неправильное, даже если это помогало ему чувствовать себя живым. Он решил, что стоит сбросить обороты. Решил, что злодеем быть всё-таки совсем не для него, поэтому принял часть взявшейся словно из ниоткуда популярности и стал этаким мстителем за других единственным способом, который получался у него лучше всего. Появилось больше фанатов, больше тех, кто искренне восхищался им или по какой-то причине жутко его не любил, и все эти люди, зная о Тэхёне лишь то, что он «Ви», заменили ему ту аудиторию, что могла собираться на концертах лишь ради него одного, но такая аудитория скорее доставляла ему дискомфорт, ведь перекликалась с его мёртвой мечтой. Он не стал более открытым в сети. Не раскрутил аккаунт в инсте, на который могли подписаться миллионы, если бы он только захотел, а делал своё дело, отмахиваясь от тех, кто к нему приставал, всё ещё лелея в душе желание найти человека, что выстрелит его одиночеству в висок. И тут появился Юнги: такой же непонятый никем «злодей», к которому потянуло неожиданно сильно по куче разных причин. И вот Юнги здесь: всё ещё идёт за Тэхёном в сторону ванной, попутно обращая внимание на валяющийся на полу мусор тут и там, твёрдо для себя решив, что завтра они всерьёз возьмутся за него, ведь негоже Тэхёну продолжать ютиться в мусорном баке вместо квартиры, даже если он сам этот мусор разбросал. Юнги, в принципе, чего-то такого и ожидал. Тэхён проводил слишком много времени в игре. У Тэхёна его оказался целый вагон, потому что он типа фрилансер, которому необязательно выходить за порог, и в такой обстановке, да ещё и с жуткой апатией, накатывающей иногда, очень трудно грязью не зарасти. Когда-то и Юнги таким был. Когда-то у него не было сил даже на то, чтобы сходить в душ, поэтому он не будет отпираться или ударяться во внезапное стеснение только из-за того, что Тэхён попросил помочь. Юнги поможет: сначала помыться, потом прибраться, а после изменить всю опостылевшую жизнь. Теперь они есть друг у друга. Теперь сценарий их жизни обязательно обретёт happy end. Ванная не отличается особой чистотой, но Юнги закрывает на это глаза. Ещё выше закатав рукава, чувствуя на предплечьях изучающий тэхёнов взгляд, он ловко раскидывает всякое по углам и идёт настраивать воду в душе, совсем не собираясь Тэхёна осуждать. Юнги знает, что Тэхёну стыдно предстать перед ним вот так, знает, что он чувствует вину, но ему не стоит, ведь Юнги понимает, почему всё это с ним произошло. Сейчас Тэхёну нужен кто-то рядом, чтобы спасти его от самого себя, нужен человек, который примет его таким, какой он есть. Юнги будет рядом. Юнги никуда не уйдёт. Он не боится мусора, не боится грязи, не боится запаха немытого тела, ведь всё это можно с лёгкостью убрать и смыть, и дальнейших трудностей, что могут возникнуть в процессе, он не боится тоже, потому что Тэхён ему нужен. Потому что Тэхёну Юнги тоже необходим. Чуть смыв с поддона душа волосы, наполовину забившие слив, он идёт обратно к Тэхёну и тепло смотрит на него снизу вверх. Снизу вверх смотреть непривычно и словно бы неправильно совсем, когда ещё вчера Тэхён был ниже Юнги на полголовы, но всё это так неважно. Важно лишь то, что они наконец-то друг друга нашли. Юнги остаётся благоразумным, когда сдувает со лба выбившиеся из укладки волоски и без задних мыслей поглаживает Тэхёна по чуть впалой щеке. За оверсайзными шмотками, может, этого и не особо заметно, но он худощав, даже если кажется широким и массивным качком: Юнги понял это тогда, когда его обнимал, и видит воочию сейчас, помогая снять горчичную футболку, от которой и вправду смердит. Тэхён опускает голову и прячет под чёлкой глаза, всё ещё себя стыдясь, а Юнги нехотя залипает на его отчётливый шрам, что похож на рубец, и касается его подушечкой пальца трепетно, как к хрупкому лепестку, не позволяя дурным мыслям взять над собой верх. Просто хочется позволить Тэхёну расслабиться хоть чуть-чуть. Хочется, чтобы он перестал зажиматься и отводить от него взгляд, и Юнги не находит ничего лучше, кроме как провести теперь по ветви терновника вверх. Тэхёну идёт. Эта чёртова тату, что символизирует страдания, которые он пережил, ему и вправду к лицу, но Юнги добавил бы на эти безжизненные ветви пару прекрасных цветков. За футболкой в переполненную корзину с грязным бельём отправляются и пижамные штаны вместе с нижним бельём. Юнги прекрасно держится, ведь для похоти между ними пока места нет, и за руку заводит Тэхёна в душ, особо не смотря вниз, а он ничуть не возражает, становясь под потоки тёплой воды. Раздумывая, стоит ли зайти следом, чтобы помочь ему намылить себя, Юнги наблюдает, как Тэхён, закрыв глаза, проводит ладонями по волосам, и думает, что в этом моменте абсолютно ничего странного нет. Думает, что Тэхён, наверное, справится со всем сам. Юнги просто на стрёме. Просто готов в любую секунду подскочить, чтобы его если что поймать, но ловить, кажется, никого не придётся, потому что Тэхён и вправду неплохо справляется сам. Юнги тускло улыбается, не позволяя взгляду соскользнуть ниже широкой груди. Он не слишком бесстыдно отслеживает путь капель, скатывающихся с кожи цвета карамели, что на порядок темнее его, и лишь тогда машинально дёргается вперёд, когда Тэхён не может нормально достать до середины спины. Они ничего друг другу не говорят, да и слова здесь не нужны. Юнги делает шаг вперёд, берёт из изящных пальцев губку и, смотря куда-то вверх, усердно мылит спину, что казалась крепкой всегда. Он и вправду не считает, что это странно. Не думает, что слишком для первой встречи, которая случилась вот-вот, потому что они, казалось, знакомы уже целую вечность. Потому что связаны крепко нитями судьбы по рукам и ногам. Они оба сломаны. Оба на изоленте и клею. У них общего столько, что даже удивительно, ведь такого не бывает почти, и всё это делает их намного ближе друг другу, чем можно стать за пару недель. Закончив, Юнги делает шаг назад, чтобы смыть с рук пену и позволить Тэхёну домыться одному, боясь его сильнее смутить, но Тэхён от смущения явно не умрёт: он, милейше ядовито улыбаясь, ловит Юнги за запястье и резко тянет на себя, и Юнги, впечатываясь в его влажную грудь, понимает, что вот вообще не зря выложил из карманов брюк бумажник и смартфон. — Ты мог просто попросить зайти в душ вместе с тобой, — негодует Юнги, отплёвываясь от капель воды, потому что поднял голову, чтобы посмотреть в эти бесстыжие кофейные глаза. — Не обязательно было меня мочить, знаешь ли. — Хотел посмотреть, насколько горячим будет мой маленький лис, когда его чёрная рубашка прилипнет к коже, а аккуратная укладка скажет «пока-пока», — низко-низко шепчет Тэхён, и этот чёртов бархатный шёпот гонит мурашки по вмиг вымокшей спине. — Тебе реально доставляет называть меня лисом, я понял, — Юнги больше не злится, да и злиться тут, в принципе, не на что, но всё равно чуть угрожающе, сощурившись, хрипит, а Тэхён и рад, растягивая уголки губ в улыбке сильней. — Спущу это тебе с рук ещё десять раз, а на одиннадцатый задницу откушу, — угрожает с таким умильным выражением, что тэхёновы глаза медленно расширяются, а сам он прыскает ему в лицо, всё ещё продолжая прижимать к груди. — В реальности ты даже без снайперки пугающий, — просмеявшись, Тэхён скользит ладонями вверх по спине Юнги и тонет пальцами в мокрых волосах, чтобы и голову его прижать к плечу. — Но, знаешь, — продолжает, а капли воды всё отстукивают по кафелю размеренный ритм. Тепло, — таким ты мне нравишься даже больше. Я удивился, когда увидел тебя на пороге в глазок. Ты такой… Безумно красивый, Юнги. Я понимаю, что не всем нравится, когда обращают внимание именно на внешность, понимаю, что и сам не особо люблю, когда мне такое говорят, но не могу не говорить этого тебе. И твой рост меня совсем не волнует, потому что так и вправду будет легче носить тебя на руках. — Немного не то место для откровений, ты не находишь? — Юнги не будет показывать, насколько смущён, пока одежда отчаянно липнет к коже и хочется её уже снять. Так вообще-то не особо приятненько стоять, но в тэхёновых объятьях Юнги, кажется, готов стерпеть абсолютно всё. — Но я рад, что ты так думаешь. Рад, что нравлюсь тебе таким, какой я есть, потому что это действительно важно для меня. Ты тоже чертовски нравишься мне, Тэхён. Может, даже больше, чем просто «нравишься», раз я до сих пор тебя не оттолкнул. — Мы только начали, — тэхёнов шёпот ласкает слух, а сам он склоняет голову и обнимает лишь крепче, прикрыв глаза. — У нас всё впереди, да? Хотя, знаешь, я уже готов это сказать. — Подожди ещё немного, — Юнги понимает, о чём он, расслабляясь в сильных руках, несмотря на очевидный дискомфорт. — Мы ещё можем друг друга заебать. — В каком из двух смыслов? — Тэхён даже в реальности не теряет удивительной способности воспринимать всё в одном ключе, но сейчас это забавно и к месту. Юнги вполне может его похвалить. — А это мы узнаем потом, — но подыгрывать ему он точно не будет. Не в его стиле быть дурачком. — Ну, когда ты отпустишь меня и домоешься. Я как бы душ сегодня уже принимал. — Пойдём спать? — вопрос звучит слишком невинно из тэхёновых уст, чтобы подумать о чём-то другом. — Я с ног валюсь. Ни минутки со вчера не поспал. — Такая же херня, — хрипит Юнги, полностью принимая предложение, потому что и сам внезапно осознал, что пиздец как устал. На том и порешили: Тэхён Юнги отпустил, а Юнги под его тяжёлым пристальным взглядом пришлось снять рубашку и долго сушить волосы не первой свежести полотенцем, пока он увлечённо моет свои. Закончив, наконец-то заблагоухав травами и чем-то древесным ещё, Тэхён выполз из душа, покопался в стопке предположительно чистого на стиралке белья и бросил Юнги футболку настолько широкую, что в пору в ней утонуть. Тэхёновы трусы — Юнги вот не брезгует вообще — тоже оказываются большими, что неудивительно, учитывая, насколько разные они в плане, ну, буквально всего, но Юнги не жалуется и переодевается, утонув в самом обычном запахе кондиционера для белья, когда хотелось ощутить естественный запах чистого тэхёнова тела, но всему будет время потом. Это забавно, но они не стесняются друг друга вообще. Не прикрываются, не отворачиваются и в целом ведут себя так, будто живут друг с другом уже много лет, и этот комфорт, который Юнги не испытывал очень давно, и вправду нагоняет сладкий сон. Им это нужно. Обязательно нужно отоспаться и набраться сил, потому что завтра будет очень трудный день, а после… А после Юнги придётся не видеть Тэхёна до самого вечера, ведь есть ещё работа, чёрт возьми. В спальне у Тэхёна немного чище, чем можно было ожидать, и Юнги находит её даже уютной, разглядывая мелкие сувениры, прочие безделицы и, вероятно, собственноручно нарисованные причудливые картины с забавными лицами, пока Тэхён, покряхтывая, меняет постельное бельё. У него довольно мрачно здесь: в основном преобладают чёрные и серые тона, и Юнги чувствует себя как дома, потому что привык к такой обстановке, потому что любит её сам. Ещё у Тэхёна по всем доступным поверхностям по разному светильнику, под потолком маленькие лампочки атмосферы ради и обтянут светодиодной неоновой лентой карниз. На рабочем столе у него сущий бардак, но в этом бардаке помимо компьютера и разбросанных тут и там пластинок от проигрывателя, в небольшой полочке под столешницей угадывается цифровое пианино, и теперь Юнги может даже предположить, что там у Тэхёна за фриланс, но решает спросить об этом когда-нибудь потом. За Тэхёном интересно наблюдать. На него приятно смотреть. Он слегка манерный и здесь, а ещё корчит до того забавные страдальческие рожи, пока расправляет простынь и разбирается с наволочками, что впору схватиться за живот. В выражении эмоций и чувств они друг другу диаметрально противоположны, но есть в этом уникальный шарм: в отношениях, где один с холодной головой, а другой готов эту голову ему взорвать, точно не придётся скучать. Постельное заправлено, и Тэхён показательно без сил валится в на вид мягкую двуспальную кровать, занимающую почти всё пространство комнаты, в которой кроме неё, стола и небольшого шкафа, в принципе, мебели и нет. Развалившись звездой, он хлопает по одеялу рядом с собой, кинув на притихшего рядом Юнги недвусмысленный взгляд, и Юнги повинуется, потому что постель манит, притягивает, зазывает, обещая прекрасный сон. Он тоже устал. Тоже не спал и только чудом держится на ногах. И хоть хочется провести с Тэхёном больше времени, хочется слушать его рассказы и растворяться в бархатном баритоне до самого утра, его глаза уже закрываются, а в голове растекается дурманящий туман. Теперь, когда волнение ушло, стало невообразимо легко. Теперь, когда больше ничего не сковывает по рукам и ногам, Юнги кажется, что он может даже взлететь, но пока лишь падает к Тэхёну вниз. Тэхён, привстав, тянется к самому большому светильнику, чтобы выключить его, и небольшая комната, которая совсем не кажется чужой, тонет в густой черничной темноте из-за плотных штор. Юнги больше не может сопротивляться сну. Он устраивается поудобнее, заползая под невесомое одеяло, и чувствует, как Тэхён тоже устраивается рядом, пытаясь подобраться настолько близко, насколько вместе будет удобно спать. Они находят друг друга ладонями, переплетаются пальцами и чувствуют чуть сбитое тёплое дыхание на щеках. Юнги улыбается в темноту, различая в ней чёткие тэхёновы черты, и позволяет себе самую малость: тянется губами к его влажному лбу, чтобы нежно-нежно поцеловать. Мог ли Юнги представить себе раньше этот момент? Думал ли вообще, насколько волшебна будет вместе первая ночь, даже если ему дозволен лишь один скромный поцелуй? Всё ощущается иначе здесь. Суровая реальность, которая для Юнги всегда была на втором месте лишь потому, что в ней не осталось дорогих сердцу людей, сегодня снова стала важна, ведь здесь есть настоящий Ким Тэхён, который принадлежит теперь ему одному, а прикосновения к нему никак не сравнить с тем, что можно почувствовать ШаР. Хочется больше. Хочется понять, какие есть отличия ещё, но в теле совсем не осталось сил, даже если рядом чертовски горячий парень, которому Юнги готов отдать абсолютно всё. — Завтра одним поцелуем в лоб ты от меня не отделаешься, — горячо шепчет Тэхён, придвинувшись ещё ближе, да так, что его дыхание теперь скользит по губам. — Я восстановлю силы и потом… — И потом потратишь их на уборку квартиры, чтобы блестела от пола до потолка, — за зевком незаметно издевательской хрипотцы, но зато слышен разочарованный тихий стон. Юнги тянет уголки губ в умильной кошачьей улыбке, прекрасно зная, что и сам тот ещё плут, растворяется в комфортном тэхёновом тепле и медленно закрывает глаза. Он дома. У него теперь действительно есть настоящий дом.