Голубая трава

Торин мог сказать, что он сходит с ума. И, вероятно, так и было. Дубощит практически рад, что все это время не может думать о женщине, которую потерял — такой момент выпадает только в лодке Барда, и тогда он только и делает, что винит себя в том, что они бросили Дарс. Потом начинается настоящее безумие, и Торин сражается с самой смертью, и о Дарси почти не думает. Лишь иногда мелькает мысль, что Эсироу сделала бы все по-другому. И что если сейчас умереть, будет ли она ждать его по ту сторону? Но Торин выживает и живет, потому что он должен сделать то, что желала бы его невеста, и почтить ее память теперь святой долг Дубощита. Сначала он увидел Дарси, когда узнал о смерти Смауга. Ему показалось — только показалось — что где-то за горами сокровищ мелькнула знакомая девичья фигура, но конечно, этого не было. Торин лишь лишний раз вспомнил о том, что его любимая женщина была далеко от него, а возможно — уже последовала в чертоги к своим праотцам. Но спустя буквально два дня после победы Бардом над драконом образ Дарси преследовал Торина все больше и больше. Он видел ее то тут, то там в небесно-голубом платье, с туго заплетёнными косами, с короной, которая ей полагалась после свадьбы с Торином, с тяжёлыми ожерельями на шее, кольцами. Такой, какой она должна была быть. Сначала он подумал, что спит, но видение начали преследовать его наяву. И Дубощит хотел допустить мысль о том, что Эсироу, возможно, вернулась к нему, пока Кили не развеял эту надежду. В тот день Дарси появилась буквально в двух метрах от него. Ее голубые глаза скользнули по Торину взглядом, преисполненным нежностью. Она улыбнулась и тихо рассмеялась: — Ты же не серьезно, Торин? Он хотел было спросить, что именно она имеет в виду — и при этом Торин понимал, что красавица перед ним не больше, чем видении — но тут пришел Кили и, задев плечом видение Короля, заставил Дарси раствориться в воздухе все с той же безмятежной улыбкой. Племянник доложил о том, что Аркенстон они пока не нашли, а люди требуют свою половину сокровищ. Торин забыл о Дарси на это мгновение. Но она не забыла о нем. Любовь слепа, поэтому безумию приходится водить ее за руку. И даже независимо от возраста сумасшествие, порой, становится поводырем для влюбленного сердца. На долгую жизнь такие болезненные отношения точно не обречены. А вот их создатели и виновники – сами влюбленные – рискуют либо вылечиться, либо окончательно слететь с катушек. Образ Дарси становился все реальнее и реальнее, и если Балин знал об этих видениях, то сказал, что они крепнут вместе с драконьей болезнью, потому что Дарси была своеобразным сокровищем для Торина. На данный момент — недоступным ему. Но старый гном ничего не знал о галлюцинациях своего Короля, лишь иногда видел, как взгляд Торина, безумный и немного испуганный, останавливался на месте, где никого и ничего не было. Дубощит все еще верил, что его невеста жива и через какое-то время он получит от Трандуила предложения обменять Эсироу на самоцветы, белее света звезд. На это согласиться можно было — Дарси стояла гораздо дороже. Следующий раз Торин увидел Дарси ночью, после того, как гномы стали готовиться к войне против эльфов и людей. Король отослал письмо своему брату Даину и был, в целом, спокоен. Разве что душа его металась от того, что сокровища могли у него отнять. Мучающий бессонницей от таких мыслей, Торин бесцельно бродил между покоям. Вот эти когда-то занимал его брат Фрерин, а эти принадлежали Дис. Правда, когда у нее родились сыновья, она заняла более просторные. А чуть дальше по коридору были покои Дарси Эсироу — через несколько комнат от его собственных, чтобы влюбленные не могли проводить ночи вместе, но и слишком далеко не находились. Он остановился напротив двери и долго не решался открыть ее. Его затопили приятные воспоминания о том, как влюбленная в него юная Эсироу урывала поцелуи у Принца в этих темных коридорах. Когда она в первый раз его поцеловала, то испугалась собственных чувств. Она всегда была порывистой, и часто делала что-то раньше, чем думала. Вот и в тот раз, устыдившись своих чувств, она уехала с братьями, и у Торина был целый месяц, чтобы понять, что же значит для него эта безбородая гномка. Когда в новую встречу им удалось остаться наедине, Торин встретил Дарси тягучим, горячим поцелуем. Король открывает дверь. Если бы не пыль, паутина в уголках, да не запах затхлости, узбад бы подумал, что Смауг не прилетал, а они с Дарси уже поженились, и он пришел проверить свою королеву в ее покои. Но эта мысль исчезает, а вот сидящая на кровати Дарси — нет. Все в том же голубом платье, с косами и украшениями, она сидит на кровати и пытается играть на арфе. Девушка прикусывает губу, дергая струны, но звук получается далеко не мелодичный, и Дарси хмурится. — Вот же! — шипит Дарси. — Видимо, я плохая ученица, раз за несколько лет ты так и не смог научить меня играть на арфе. Торин смотрит на нее, медленно заходя в комнату и закрывая дверь. Дарси тяжело вздыхает, откладывая инструмент и смотрит на узбада, который не отрывает от нее взгляд, будто боясь, что она исчезнет. — Дарси? — зовет он. Почти так же, как звал ее в тот момент, когда стрелы орков вонзились ей в спину. Гномка смотрит на него и усмехается. — Ага, — смеется она. — Нет, конечно, я не Дарси, да ты и сам это понимаешь. Но ты хочешь верить, что я, ну, то есть она, здесь. Одно из твоих главных сокровищ. Дарси замолчала, видимо ожидая, что Торин что-то скажет, но узбад и слова не мог вымолвить. Он себя не обманывал, понимал, что Эсироу — ненастоящая, что это просто видение. Но оно было настолько реальным: Дарси вела себя как Дарси, она говорила также, улыбалась и была такой… реальной. — Когда к кому-то привяжешься, всегда есть риск что потом будешь плакать, — замечает она и с досадой смотрит на арфу. — Я всегда лучше играла на скрипке, верно? — А она жива? — спрашивает Торин. — Настоящая Дарси? Не настоящая Дарси улыбается и пожимает плечами. Торин стремительно выходит, громко хлопая дверью. Видение не исчезает, напротив — становится все более реальным. Дарси ходит за ним буквально по пятам, разговаривая с ним, и Дубощит прилагает много усилий, чтобы не отвечать ей, хотя в одиночестве не может себе отказать в таком удовольствие. Он говорит с ней, она даже играет ему на скрипке, и рядом с ней Торин улыбается. Видение была права — Дарси его главное сокровище. Ему нравилась девушка, такая же яркая, как лето с солнечным светом в её волосах, такая же спокойная, как осень с закатом в её волосах, такая же холодная, как зима с лунным светом в её волосах. Дарси, которая сейчас рядом с ним — бледная копия той Дарси Эсироу, которая должна была стать его Королевой. — Ты же не серьезно, Торин? — спрашивает она каждый раз, когда они встречаются. — О чем ты? — непонимающе тянет узбад. Дарси хмыкает и идет вперед по дорожке из золотых момент, которые даже не звенят под ее шагами, что еще раз доказывает ее нереальность. Но Торин послушно идет за ней, раскидывая монеты под своими ногами. Торин сходил с ума из-за того, что не-реальная Дарси была рядом, а когда ее не было, он сходил с ума из-за Аркенстона. Причем с каждым его решением видение Эсироу становилась все злее и злее, и совсем как у настоящей Дарси ее лицо будто покрывалось маской. И сейчас Торин стоял перед своим троном, на котором вольготно расположилась не-настоящая Эсироу. Она облокотилась спиной на подлокотник и закинула ноги на второй, с прищуром и каким-то вызовом взирая на Короля-Под-Горой. — О твоем решение развязать войну, — сообщает гномка и ее голос источает яд. — Ради какой-то жалкой части твоих бесконечных сокровищ? Тебе в убыток не пойдет, если ты отдашь людям то, что им причитается. — Сначала помощи требует одни, затем другие, — гневно начинает Дубощит. — А потом я буду должен всему миру? Нет, люди и эльфы научатся бояться меня. Тогда они не посмеют посягнуть на мое. Дарси смотрела на него долго, пристально, и узбад не мог оторвать взгляд от видения. Утянутая в светлые одежды Дарси казалась ещё меньше и тоньше, чем была на самом деле, и тем не менее — прекрасная, как никогда. Её волосы были все еще заплетены в косы, только теперь между темными переплетениями сверкали золотые нити. Именно эти волосы так привлекали внимание Торина. Он пропускал их через огрубевшие пальцы, прикасался губами, вдыхал аромат. Узбад, отравленный золотом, уже слабо вспоминал, что девушка пахла солнцем, травами и свободой. В то время она сама напоминала солнце, освещая всё вокруг ясным взором и задорной улыбкой. Торин лишь надеялся, что однажды она вновь засияет, как прежде. Темные волосы взметнулись словно ветки молодого деревца, голубые глаза потемнели словно небо перед бурей. Но Дарси лишь презрительно глянула на него и, вскочив, растворилась за большим троном. — Нет! — крикнул Дубощит и, как безумный, кинулся за видением, но ее там, конечно, не оказалось. Следующий день прошел в мучениях: ни Дарси, ни Аркенстона Торин так и не получил. Ему было безумно неуютно без вечно надменного тона, которым разговаривала с ним Эсироу. Тем участком разума, которое не отравило драконье золото, Торин Дубощит понимал, что сходит с ума, но ничего не мог с этим поделать. Дарси не хотела бы для него такой судьбы. Будь она здесь, живой и невредимой, девушка бы связала его и пытками, но привела бы в сознание. Она бы дралась с ним на мечах, грубила бы и не признавала в нем Короля, пока Дубощит бы не очнулся от тёмных наваждений. Но Дарси не было. И осознание этого давило сильнее не только на разум, но и на сердце. В тот раз, когда Бильбо Бэггинс рассказал ему о желуде, Торин вспомнил слова хоббита о том, что именно Дарси помогла ему поверить с себя. И память о невесте затопила узбада на тот короткий миг, и ему хотелось жить. Причем не просто жить, а быть таким, каким бы его хотела видеть Дарси. Таким, который заслуживал свое место рядом со своей Королевой. Торину не было известно, жива ли Эсироу. И Аркенстон найти так и не удавалось. Торин был загнан в ловушку, сгораемый желанием обладать двумя своими самыми главными сокровищами —любимой женщиной и драгоценным камнем. Поэтому он так яростно хватался за видение, даже зная, что вечно с ним призрак — или чем это было — не будет. Он горел под взглядом призрачных синих глаз, от того, что не мог коснуться любимой, а ее слова больно ранили узбада. И он все равно ничего не мог поделать. В голове Торина всё ещё звучал ее мелодичный голос, говорящий о любви жаркими, грубыми словами. В его памяти синие глаза смотрели на него с женственной насмешкой, ласково, как может смотреть только влюблённая, верная своему мужчине женщина. Она называла его своим Королем. И Аркенстон нужен был Торину для того, чтобы сказать: «Я — Король, Дарс. Теперь по-настоящему». Но Эсироу и слушать об этом не желает. Она появляется в тот момент, когда Двалин предлагает отступить. Она смотрит хмуро на то, как Торин яростно доказывает то, что надо перенести золото на этажи ниже, что оно стоит всей пролитой крови. Дарси сжимает плотно губы, когда Торин кричит одному из своих самых верных воинов: «Я твой Король!» и едва ли не плачет, когда Двалин отвечает: «Ты всегда был моим Королем!». — Ты идиот, Торин, — говорит она. Узбад поворачивается к ней, смотря безумным, горящим взглядом. — Я ударила бы тебя, если бы могла. — Дарси, — шепчет Торин в полубреду и делает шаг к ней, но девушка выставляет руку вперед, и гном, пораженный, останавливается. Дарси щурится, и в ее синих глазах, так похожие на ее собственные, мелькает настоящая злость. Она глубоко вдыхает и внезапно указывает рукой на трон. — Ты сидишь здесь, на троне отца и деда, но ты не Король. Ты жалок. Торин Дубощит — вот, кто был достоин короны. Не ты! — видение смотрит в глаза шокированного Торина и спрашивает. — Кто ты? Торину было, что ответить. Он мог грубить ей, угрожать как Двалину, но внезапно сказал то, что страшился признать даже перед самим собой: — Ты не настоящая. Убирайся. Дарси усмехнулась, и черты ее красивого лица исказились как у хищницы. — Да. Да, возможно, я всего лишь то, что ты хочешь увидеть. Живая Дарси Эсироу. Но скажи мне, гном, разве бы она одобрила все это? Твои слова и поступки?! — она сорвалась на крик и больше тон не понижала. — Нет, она бы стала сражаться с тобой, и сама бы отдала людям Дейла обещанное тобой! Потому что она была воином! Она пришла искать смерти, а ты заставил ее жить! Теперь бы ты снова заставил ее умереть, гном! Даже если сама Дарси не была реальна, ее крики разносились под сводами Эребора, отражаясь от стен. Они ударили по натянутым нервам узбада, который уже находился на самой тонкой грани между помешательством и форменным безумием. Еще бы немного и уже ничто не заставило бы Торина, сына Траина, вступить в битву. Но у Дарси, даже у ее призрака, было одно преимущество — она могла за считанные секунды вывести и так горячительного Торина из себя. И было не важно — реальна она или нет. Король-Под-Горой выхватил меч из ножен и направил его на девушку. Дарси даже не дрогнула, лишь презрительно скривила губы. — Замолчи! Я не просто гном, я — Торин, Король-Под-Горой! — Возможно, — внезапно спокойно ответила Дарси, подходя ближе. Если бы она была материальна, меч уже упирался бы ей в шею. — Но ты больше не ее возлюбленный. Дарси Эсироу любила благородного Торина, наследника трона. Она любила Торина Дубощита, верного своему слову и смелого воина. Но не тебя, Торин, Король-Под-Горой, не тебя. Тебя бы Дарси Эсироу презирала бы. — Ты ничего не знаешь! — крикнул Торин. — Ничего! С досадой откинув меч куда-то к подножью трона, узбад направился в сокровищницу. С того момента, как они вернули Эребор, Торин шел туда постоянно — когда злился, когда хотел успокоиться, когда ему было больно. Балин шептал, что если так продолжиться, то Торин скоро сможет засыпать только на горах золота, совсем как дракон. Сейчас Дубощит хотел лишь сбежать от неживой Дарси Эсироу. Обычно в сокровищницы видение не появлялось, будто показывая свое отношение к драгоценностям горы. Девушка устало закатила глаза и направилась вслед за ним. — Все эти сокровища — грязь на ее память, — кричала она ему в спину. — Защищая их ты придаешь память о женщине, которую, по-твоему, ты любил. — Заткнись! Настоящей бы Эсироу он так, конечно, вряд ли бы ответил — от той прилетит будь здоров. Но слушать призрака он уже не мог. Потому что Дарси была права в каждом своем слове. Они остановились друг напротив друга в самом центре сокровищницы, на застывшем золоте, под которым должен был быть похоронен Смауг. — Ты убиваешь ее, Торин. Позволяя себе сидеть здесь и думать о сокровищах, о том, как их удержать, ты мучаешь ее душу. Женщина, которая шла за тобой, которая сражалась с тобой, страдает. Ты же любил ее... — Любил... — шепнул Торин и внезапно опустился на колени, будто согнувшись под тяжестью собственного признания. Дарси подошла к нему и опустилась на колени напротив него, заставляя Дубощита посмотреть на себя. Она протянула руку и, не коснувшись Торина, сняла с него корону. — Так докажи это! — горячо шепнула она. — Будем таким, каким она ожидает тебя увидеть! Будь тем, кого Дарси Эсироу безумно любила, будь тем, ради которого она пошла с волшебником, — Дарси Эсироу протянула руку, и холодная прозрачная ладонь легла узбаду на щеку. — Ради кого она выжила. А спустя мгновение видение рассеялось, и Торин остался один. На коленях в своей сокровищнице и с абсолютно разбитым сердцем, но впервые за это время — с надеждой. Когда он выходит на поле Битвы Пяти Воинств, ему слышится призрачный звук скрипки.