***
Дождь – мелкий, настырный – сыпался нескончаемо. Тонкие колючие нити сшивали набрякшее небо, раскисшую, истоптанную землю пристани и темные взъерошенные вóды Темзы в одну промозглую, свинцовую хмарь. Северное море лениво штормило, хотя ветер был спокойный, и, очевидно, в ближайшие пару дней ничего особо ужасного с погодой не предвиделось. Кроме того, обстоятельства вынуждали поторопиться: через полтора месяца в Атлантике начинался сезон штормов. Поэтому шкипер небольшого торгового флейта «Бонанза», голландец Питер Ван Денберг назначил отплытие на сегодня, 10 апреля 1724 года, в шесть часов утра – такого мокрого, неприветливого и холодного. Немногие пассажиры флейта, в основном из простолюдинов, решившие покинуть Старый Свет в поисках лучшей доли, прибыли накануне и, стоя на палубе, бросали последние взгляды на землю обетованную, которую они, вручая свои жизни милости Господа, не сподобятся увидеть теперь очень и очень долго. Впрочем, герр Ван Денберг, наблюдающий со шканцев за подготовкой к отплытию, выглядел достаточно матерым, собранным и спокойным, что внушало определенную надежду на удачное завершение путешествия. А переживать, видимо, стоило, поскольку плавание предстояло длительное и даже опасное: шутка ли – махнуть через океан – не то что Ламанш пересечь. Несколько недель вдали от цивилизации. А так же приемов, балов и иных развлечений. По большому счету, предстоящая многодневная скука и была главным опасением лейтенанта Генри Тейлора, который, вдыхая полной грудью насыщенный влагой воздух, сейчас вместе с другими пассажирами вышел из тесной каюты юта, от щедрот предоставленной ему капитаном, на мягко покачивающуюся скрипучую палубу. Настроение родовитого пассажира «Бонанзы», добровольно-принудительно направляющегося и, главное, совершенно внезапно для него самого, к месту своей «секретной миссии» – в Колонии, было не слишком-то радужное, прямо под стать погоде. К тому же, если уж совсем честно – получается, он, боевой офицер, как последний щенок поджав свой куцый хвостик, попросту сбегал в какую-то паршивую Филадельфию к своему дядюшке Тейлору от злого герцога Бедфорда после безрассудной интрижки с его женой. Отличная идея, что тут скажешь! Он, Тейлор, может себя поздравить с очередной безмозглой выходкой с определенно предсказуемыми последствиями. Стоило хотя бы на миг их представить!.. Только вовремя. Почему всегда его несчастные мозги начинают шевелиться, когда уже ничего не попишешь?! Тот, самый важный вопрос в его долбаной жизни, на который Генри никогда не находил ответа, хотя и устал задавать его самому себе. Лейтенант бессильно крякнул и поежился, чувствуя, как холодная вода, пропитав поля треуголки и шерстяной плащ, потихоньку проникала за шиворот, стекая между лопатками. По солдатской привычке Тейлор не собирался обращать внимание на такую слегка досадную мелочь. Его мысли больше занимал другой факт, о котором он и размышлял на верхней палубе судна, облокотившись о планширь фальшборта и рассеяно наблюдая за последними погрузочными работами «Бонанзы». Основной товар был уже давно уложен в трюмы, и сейчас матросы, резво шныряя по сходням – с берега и обратно, – закатывали оставшиеся бочки с водой и провиантом, тащили какие-то мешки, веревки, клетки с птицами, коз, поросят и другую полезную в путешествии живность. Вопли чаек смешивались в единый гвалт с говором, криками и руганью множества людей, которые занимались своей привычной работой. Над портом навязчиво благоухало протухшей рыбой, ворванью, горячей смолой, гнилой древесиной, водорослями и еще какими-то специфическими запахами, которые непривычный нос лейтенанта Тейлора не взялся бы различить. Кроме «Бонанзы» у соседних причалов разгружалось еще пара небольших торговых судов, а один также готовился к отплытию. Кажется, портом его назначения называли Венецию... Эх, какого черта он поперся в эти забытые Богом Колонии? Может, лучше махнуть в ту же Италию? Или в Париж? Там красиво, и богатая жизнь бьет ключом. А девицы, говорят, услада для любвеобильного сердца: бойкие, легкие, ненасытные... Одно плохо – у герцога слишком длинные руки: ему ничего не стоит дотянуться до Парижа. Нет, похоже, Европа – совсем не его вариант. Последние пару дней, пока лейтенант, завершая дела, готовился к отплытию, он старался в одиночку не выходить из казарм, особенно по вечерам. Иногда, шагая по улицам, Тейлор чувствовал на себе внимательный взгляд, а один раз, внезапно обернувшись, увидел, как невзрачный человечек, дернувшись, скользнул в какую-то подворотню. Генри ринулся туда, расталкивая прохожих, но соглядатая уже и след простыл. Дожил! Лорд Генри Тейлор теперь проклятый трус, вздрагивающий от каждого шороха, а вся его размеренная, до мелочей распланированная жизнь – наперекосяк. Больше всего, как оказалось, лейтенант Тейлор грустил о своей потерянной роте, – будь они все неладны: чертов герцог и братец Дерби, конечно – вырвавшие его из повседневного солдатского распорядка, который придавал хоть какой-то смысл его, в общем-то, бестолковому существованию. Его бравые ребята, выстроенные на плацу для прощания, как полагается, замерли в струнку с отрешенными лицами. Монотонно прокричав им что-то подобающе пафосное, Генри поспешно отошел в сторону, чтобы не дай Бог никто не заметил его кислого вида. – Разрешите обратиться, сэр? – бесцеремонно вторгся в его горестное настроение Гасби: голос хриплый, сорванный, как и положено старательному сержанту. – Тут ребята, сэр... извиняйте, сэр. Генри нехотя обернулся и, заметив за спиной сержанта нерешительную группу солдат, кивнул им подойти. – Сэр... Простите, сэр, – самый смелый из них, Дик, некоторое время переминался с ноги на ногу, потом выплюнул. – Мы тут с ребятами... Не сочтите за дерзость, сэр. На память от нас, сэр!.. Генри вдруг так сильно захотелось обнять своих парней на прощание, похлопать по крепким спинам. Почувствовать совсем близко их надежное, практически братское плечо. Проклятые ублюдки никогда его не подводили: его рота, пожалуй, всегда была лучшей. На всех маршах, смотрах, учениях. Несколько раз они участвовали в боевых диспозициях – в той же Ирландии сейчас неспокойно... Эх, проклятая субординация... Он сдержанно кивнул Гасби, позволяя. Сержант принял из рук Дика ящичек с разным сувенирным барахлом, потом с легким поклоном и щелканием каблуками передал его Генри. Тот бросил рассеянный взгляд на подарок: какие-то расписанные шкатулки, расшитые кисеты, самодельные свистки, камешки в виде брелков и игральных костей, пара небольших стилетов с красивыми резными рукоятками – одна из дерева, одна даже из настоящей кости... Генри почувствовал, как волна холода поднялась от его бедер и впилась в сердце мелкими осколками льда – аж по затылку мурашки побежали. Он сглотнул, пытаясь унять непрошеную боль, и пару секунд смотрел солдатам в глаза, всегда хмурые, повидавшие на своем веку много разного, но сейчас наблюдавшие за своим лейтенантом с добрым сожалением. «Мы будем помнить вас, сэр», – говорили их теплые внимательные взгляды. И он кивнул им в ответ. Склонил голову, больше, чем позволяла субординация. Голос не слушался, сел, и Генри, кашлянув, все же выдавил: – Благодарю за службу, ребята. Потом развернулся на каблуках и быстро зашагал прочь, с усилием глотая острый спазм – предвестник злых, безнадежных слез. Что ж, эти люди, кажется, действительно искренне любили его – одни из немногих на этом свете – и, несомненно, достойны были его огорчения. Хотя он сам – Генри прерывисто перевел сжатое дыхание – вряд ли был достоин такой любви. Он подвел их... Так безответственно все похерил в очередной раз, мать его растак! Может, его братец все-таки прав – он, Тейлор, неисправимый разгильдяй и мальчишка. Пороть его некому, это уж точно...***
– Дóдо?! – звонкий возглас, взывавший к нему с причала, вывел Генри из невеселых раздумий. – Маргарет?! Ты что тут делаешь? С сестрой и матушкой лейтенант попрощался вчера на семейном обеде, устроенном в честь его отъезда, и совершенно не ожидал увидеть здесь никаких провожающих. Проводы он вообще не любил. Чего бестолку слезы лить – он живой, здоровый – не умер вот пока, хвала Всевышнему! – Братец! Спустись! Иди сюда! Тейлор видел сквозь пелену дождя, как сестра лихорадочно махала рукой. Рядом с ней стоял какой-то, показавшийся Генри смутно знакомым, высокий человек в форменной треуголке, кутавшийся в плащ драгунского офицера. Черт! Он сбежал на пристань, нетерпеливо пропустив ряд матросов, со своими грузами идущих на него по сходням. – Ричард?! – Генри узнал офицера, нервно кивнувшего ему из-за спины сестры, потом перевел недоуменный взгляд на Маргарет. – Какого черта, сестрица! Ричард Райз, вообще-то, был его хорошим приятелем на всех пьянках-гулянках, вечеринках и вздорных дуэлях до первой крови. В карты он также был перекинуться не дурак. Ну да, разводили они пару-другую раз подвыпившую компанию на деньги. Забавно было... Хотя, в основном, шулерством доблестные лейтенанты не позволяли себе заниматься. Не по статусу родовитым офицерам. Впрочем, родовитость у Ричарда довольно сомнительная. Второй или третий сын мелкопоместного дворянина. Поэтому и в армию подался ловить удачу: наследства-то особого нет. Но при чем здесь Маргарет?! Он, Тейлор, ведь не знакомил их, кажется! Если ему не изменяет память... Вот дьявол! – Дóдо, прости, ты должен нам... мне помочь, – напряженный взгляд Марго выискивал в хмуром лице брата хоть какое-то дружелюбие. Которого, ясно, не было. Предчувствие беды заставило желудок Тейлора сжаться. А ведь он сегодня даже еще не завтракал. – Что случилось? – он навис над миниатюрной, изящной сестрой всем своим бравым ростом. – Ричард и я... – Марго никогда не была робкого десятка, и обычно – избалованная любимица семьи – всегда говорила, что думала. – В общем, мы любим друг друга, братец! Мы обвенчались! Вчера. И едем с тобой к дядюшке в Филадельфию! Я полагаю, на первых порах поживем у дяди, пока Ричард не исхлопочет себе достойного местечка в местном гарнизоне. Она с беспокойством наблюдала, как огорошенный родич тихо меняется в лице, и поспешила заверить: – Да не волнуйся ты так, малыш. Дик не дезертир. Командование вашего полка в курсе и обещало помочь с переводом. – ЧЕГО?! Генри почувствовал, как дыхание окончательно сперло, а в глазах заплясали мушки. И дезертирство Ричарда Райза сейчас было наименее важной изо всех чертовых причин! – Матушка знает? – еле вымолвил он непослушными губами, пытаясь как-то совладать с гулким шумом в ушах. – НИКТО не знает, Дóдо, – тихий голос сестры требовательно возвысился. – И граф Дерби тоже. Пожалуйста!.. Иначе он нас убьет! – Ах ты ж, подонок! – кипучее негодование резко перешло во всплеск неконтролируемой ярости, и Генри вцепился новоявленному зятю в грудки. – Я тебя сам щас прибью, тварь! Ричард в долгу не остался, и они запыхтели, вырывая пуговицы из одежды в безуспешных попытках сдвинуть друг друга с места. Сбитые таким напором треуголки попадали в грязь. Из груди вырывались злобные взрыкивания. Наконец, Генри изловчился и жестко боднул бывшего приятеля в переносицу. Тот с воплем отпрянул и согнулся, схватившись за лицо. Между мокрых пальцев заструилась кровь. – А! Дьявол! – голос предателя звучал задушено, усиленный возмущенным надрывом. – Ублюдок! Ты мне нос сломал! – Я тебе еще и ребра переломаю, мразь! – проревел Генри, с превеликим наслаждением впечатывая увесистый кулак Райзу в бок. Что-что, а грязно драться он умел, спасибо элитной школе Святого Павла, из которой его быстро поперли за непристойное для высокородных воспитанников поведение. Но пусть сами не лезут, извращенцы поганые! От неожиданного удара под ребра чуть рыхловатый и немного сутулый Ричард рухнул на колени и, забыв про нос, судорожно пытался хватать воздух окровавленными губами. – Дóдо! Пожалуйста! Хватит! – Маргарет бросилась между ними, резко отталкивая брата в грудь, тем самым благополучно предотвратив сокрушительный удар вероломному мерзавцу в челюсть уже практически занесенной для этой благородной цели ногой. В результате толчка из такого неустойчивого положения сам Генри чуть не шлепнулся задницей прямо в лужу. Благо быстро подставил руки: как раз реакция бойца у него была отменная. – Что ты творишь, братец?! – испуганной чайкой на весь причал резко завопила леди Маргарет. Скандал разрастался. Генри, что называется, не разбирая дороги, с налитыми кровью глазами, подхватился одним прыжком и опять вцепился противнику в капюшон плаща, намечая как следует повозить гаденыша разбитым носом по склизкой земле. Впрочем, Ричард как-то быстро обмяк и сопротивляться уже не пытался. Только загораживался от такой неожиданной прыти руками. Зрители постепенно подтягивались на бесплатный спектакль. – Дóдо, пожалуйста! – отчаянно взывала к его совести сестра. – Ты его убьешь! – Ну и убью, невелика потеря! У-у-у! Подонок! – Генри изо всех сил залепил стоящему на коленях Райзу затрещину, на которую тот опять же благоразумно не ответил, лишь сильнее вжал голову в плечи, даже не почесался, паскудник! – Скажи спасибо, что не прирезал тебя на месте, шваль подлая! Впрочем, благодаря бездействию поверженного ублюдка, пыл лейтенанта Тейлора уже стихал, и мозг его, как всегда, потихоньку начал включаться, пока легкие шумно восстанавливали дыхание. Он выпустил плащ Райза, с силой шуранув его за ворот в последний раз, чтобы сбросить остатки неконтролируемой злости. Потом развернулся и, забыв про шляпу, пошел к сходням, бросив на ходу в сторону сестры: – Возвращайся домой, Маргарет! Я тебя не видел и не слышал! – Генри! С тобой или без тебя, но мы уедем, братец! – на радость зевакам голос ее остро звенел над причалом. – Уже поздно отступать! ААА! Дьявол! Да что ж такое! Почему дерьмо так и валится на его грешную голову?! Прогневил он-таки Бога, не иначе! Генри остановился, вздохнул несколько раз, пытаясь успокоиться, и повернулся к сестре, которая помогала своему незадачливому женишку подняться, а потом хлопотала, пытаясь осторожно промокнуть окровавленные губы поганца платком. И даже худенькая спина ее излучала в сторону брата гневное осуждение. – Ничего, Марго, ничего! – гнусавил распухшим носом этот бесчестный повеса, неловко отстраняясь от заботливого внимания женушки и искоса поглядывая на собравшуюся вокруг оживленную публику, но платок из ее рук взял все же, притиснув к ноздрям, из которых еще текла яркая кровь. – Не волнуйся. Все хорошо, милая, правда. Тейлор еще раз глубоко вздохнул, чувствуя себя загнанным в угол, и направился обратно в их сторону, по пути поднимая и, насколько это возможно, стряхивая грязь со свалившихся в пылу борьбы треуголок. Потом, остановившись напротив нервно сглотнувшего Ричарда, впихнул устряпанную шляпу в его вялые руки. – Ты – самый бесчестный подлец и негодяй, которого я когда-либо знал! Только ради сестры, учти! Но не надейся, что ты когда-нибудь будешь прощен, мерзкий мошенник!.. – и, повернувшись в сторону Марго, в свою очередь окатил ее ледяным презрением. – Ждите здесь. Я переговорю с капитаном. Никто из них не заметил, как дождь уже давно перестал. И, поднимаясь по сходням, Генри скорее почувствовал, чем увидел, как сквозь разветрившиеся тучи вспыхнули – словно тросы ведущей в небеса лестницы Иакова – благодатные лучи солнца, резко озаряя все вокруг чистым утренним светом. Генри, наверное, принял бы сие явление за хороший знак, если бы не был так безнадежно растерян и удручен. Ощутив это доброе тепло на своих промокших плечах, он хмыкнул раздраженно и направился прямиком к трапу, ведущему на квартердек, откуда шкипер давал последние распоряжения перед отплытием.