***
Нижний твиндек грузового трюма определенно не был тем местом, в котором Генри Тейлору хотелось бы провести остаток своего на редкость увлекательного путешествия. Довольно-таки продолжительную его часть, надо отметить. Плавание еще ведь только началось, а он уже успел превратиться из лихого драгунского офицера армии Его Величества в распоследнего ублюдка на этом треклятом корыте, безостановочно кувыркающемся посреди ненавистного океана. И, кроме того, ему посчастливилось насмерть рассориться сразу со всей честной компанией самых идиотистых тупиц в его жизни, подраться с чертовски огромным и задиристым оленем среди этих жутких остолопов, выблевать все внутренности за борт и чуть было не схлопотать плетью по спине. Ах да, как же тут забыть все прелести матросского гальюна с его гребаным канатом! Великолепно! «Super!» – как говорят в модных французских салонах сибаритствующие лоботрясы, которых лейтенант Тейлор всегда в тайне презирал. Что ж, Генри Тейлор, определенно, ты – счастливый сукин сын! Хотел героических свершений на свою выдающуюся задницу? Получи и распишись! Если бы лейтенант сейчас, вопреки своей титанической усталости, мог размышлять здраво хотя бы о чем-нибудь, он подумал бы о тех затейливых превратностях судьбы, которые определенно привносят в его жизнь женщины. Да, именно те дьявольски коварные плутовки, которые так стремительно ввергли Тейлора на самое дно общественного положения, то бишь, в пучину беспросветного мрака и зловония трюмного чрева. Cherchez la femme! Лягушатники иногда, надо отдать им должное, попадают в яблочко: женщины кого угодно сведут с ума, вывернут наизнанку! Да что там! В момент испоганят всю вашу такую чудесную, благоустроенную жизнь! Чего стоит одна только афера его ушлой сестренки со этим ее недостойным замужеством! Какая низость! Он, Генри, никогда не отмоется, прикрывая сестру в этаком позоре! Истинно, если бы не эти хитрющие, упрямые, ненасытные в своих сумасбродных желаниях бестии, Генри до сих пор просыпался бы у себя в роскошной постели фамильного особняка на Кинг-стрит, неторопливо попивал бы утренний кофе, а после занимался делами любимого полка, по пути наставляя рога богатеньким ублюдкам. Тьфу ты! Ну почему у него всегда одни бабы на уме?! Казалось бы... вот теперь ему мало?! Эх, превеликая задница дьявола! Ничему-то его жизнь не учит! И даже сейчас, когда компанией лейтенанта на ближайшую пару недель стали три злющих матроса и ржавая, скрипучая железяка, называемая рукоятью помпы, которую нужно было без остановки качать верх-вниз, налегая втроем изо всех оставшихся сил, пока четвертый из парней, в ожидании наполняемых емкостей, имел хоть какую-то возможность перевести дух. Истинно, даже сейчас Генри не отказался бы от прелестной пухлощёкой штучки.. Дерьмо! Ведь он же, Тейлор, еле стоит на ногах, а его неуемный приятель, напротив, бодро так зашевелился в штанах, намереваясь спраздновать стояк. О! Генри с опаской покосился на своих товарищей по несчастью, но те, увлеченные работой, конечно, не обращали внимания на неуместный энтузиазм новичка. А, может, виною их недостаточной прозорливости оказался тусклый полумрак, лишь отчасти рассеянный масляным фонарем. Нет, определенно надо все же переодеться в эти чертовы слоппы от греха!.. Далее, набранные этакими непосильными стараниями бочки с затхлой водой, измотанные вконец трудяги, чертыхаясь и постанывая на все лады, тащили из низов трюма на верхнюю палубу, карабкаясь узкими крутыми ступенями трапов. И выливали там за борт. Работенка, прямо скажем, напоминала Сизифов труд, и Генри уже десять раз усомнился в том, была ли сия каторга такой уж предпочтительной заменой несостоявшейся порке. Особенно, если учесть сбитые до крови – в который уже раз! – ладони, изнурительную слабость во всем теле, ледяную воду, без конца выплескивавшуюся из бочек на штаны, собачий мокрый холод, гнилую вонь трюма и мрачную подвальную темень, с попискивающими изо всех углов шустрыми тварями. – Вся грязная работа на нижних палубах ваша, джентльмены, пока я не решу иначе! Таков был вердикт капитана Ван Денберга, когда он – ну конечно же! – в гордом сопровождении вездесущей, полыхающей победным пафосом сестренки Маргарет, чертовски вовремя появился на палубе и, о чем-то переговорив со Стаффом по-голландски, заявил об отмене телесного наказания всем провинившимся, вернее, замены порки на более гуманный, черти его разнеси, вариант. – Кроме того, – капитан был величав и спокоен, словно прибрежная скала на рассвете, – всем виновным в дебоше дополнительные ночные вахты на усмотрение боцмана. И вашу порцию грога будут разбавлять вдвое, парни. Ах, да! Квартирмейстер Линч временно разжалован в матросы без сохранения жалования на весь период. В карцер его на двое суток, потом присоединится к остальным. Это все. К исполнению! Он кивнул боцману и, вежливо поклонившись леди Маргарет, вразвалочку, с исключительной важностью вновь удалился в свои капитанские каюты. Красавец! И как у него это получается? Генри всерьез опасался, что его, как основного виновника всех этих непопулярных санкций, потихоньку спихнут за борт, но пока вроде обошлось. По крайне мере, его невольные компаньоны, с которыми лейтенант без удержу качал воду, вели себя довольно дружелюбно, насколько было возможно в таких условиях, и даже слегка подначивали измученного с непривычки морехода, кажется, пытаясь поднять ему – и себе заодним – настроение. – Чего сник, гаденыш! Шевели плавниками бодрее! Давай, крепче прокачивай нашу кралю! Ну и че ты пыжишься? Это тебе не на пижонский зад дрочить, клецка ты недоваренная, тут сила мужицкая нужна! – Да слабак он, Флорри, сразу видно – яйцы-то вельможные в кучку смерзлись от ейных тесных штанофф, вот бабы поди-тка и не дают! Признайся, Клецка, ведь не дают тебе нормальные бабы-то? Чего молчишь? Правда глаза колет! Ну, то-то! Вон моя Пенни-красотка, как ухватится за член, так и не отбрыкаешься от пышечки моей, пока три раза ее не отдрючишь по самую глотку! А уж кричит! Как она кричит от того, ребятушки, я сам тут же дурею, что твой кабан. Учись, давай, парень, у дядюшки Зака, пока я жив! Генри прикинул, хмыкнув с сомнением, что говоривший будет едва ли не одного с ним возраста. Тут парни благополучно переключились на обсуждение достоинств этой самой Пенни – которые лейтенант, надо сказать, так же счел весьма любопытными – а заодно и всех остальных своих пассий, целый ворох которых прохиндеи якобы имели в своей любвеобильной жизни. Благо, в этот недолгий момент они отстали, наконец, от благоразумно помалкивающего Тейлора, который, стоически закатывая глаза на сей безобидный треп в его адрес, искренне дивился тому, как совпадают самые заветные мысли этой шелудивой братии и его – высокородного в доску джентльмена. – Что, небось заскучал по мамкиному-то подолу, тютя? – опять вспомнили про него изнывающие от монотонной работы матросы. – Да уж, маман отшлепала бы тебя до поросячьего визга за такие-то дела... Это же надо с начальством подраться! Как тебя еще не вздернули в одночасье, придурок. Тейлор сознавал резонность их замечаний: в армии солдата, осмелившегося хотя бы непочтительно поговорить с сержантом, с большой долей вероятности запороли бы насмерть. Бывали такие случаи... Зато во время небольшого передыха, когда количество трюмной воды ощутимо уменьшилось, парни щедро поделились с Генри заныканными жесткими сухарями, которые он, на удивление не сломав зубы, смёл в один присест, запивая такой чертовски вкусной сейчас водичкой с привкусом плесени. И ничего, дьявол, когда и то и другое слегка отдавало водорослями и крысиным пометом к тому же. Пообедать нормально ведь так и не удалось. С изумлением лейтенант осознал, что ничего вкуснее, кажется, не едал в своей жизни. – Эй, ушлепок! Говорят, ты граф, – чумазый раздолбай в замшевой, лоснившейся от грязи куртке, которого звали Флорри, скосив подбитый в пресловутой драке глаз, наблюдал за Тейлором с насмешливым интересом. – Не, я не граф, – лейтенант благодарно слизал с ладоней последние крошки. – Меня Генри зовут, вообще-то. – Что ж, а меня – Флорри. Я из Корки. А это Зак, он – валлиец, и Рут из Абердина. Смотрю, ты никак голодный, а, Генри? – Ну, да... Есть немного, – Тейлор чувствовал, как желудок прилип к позвоночнику, свиваясь в мучительных спазмах, а кожа страдальчески обтянула скулы: и сухари с водой, дьявол, только раздразнили аппетит! – Давно не ел просто, ребята. Почитай, с самого отплытия. – О! Ого! А-а, ну да! Это ты ж у нас акул за бортом пугал. – Угу, было дело... – Тейлор, в свою очередь, усмехнулся. А что? Это и вправду смешно, если уж смотреть правде в глаза – он, Генри, бы и сам не преминул посмеяться над этаким блевуном. – Это я с непривычки, парни. Первый раз, почитай, на корабле. Не знал, что тут болтает без остановки, словно пьяную вошь на коровьем хвосте. – Хэх! Ну, ничего, попривыкнешь, цуцик, – охотно включился в разговор приземистый, чертовски опытный в вопросах соблазнения Зак. – Это всегда так, когда на новенького. Старичков, признаться, тоже иногда мутит, если качка долгая. Хотя сейчас не особо и калдыбает, просто быстро идем. И это хорошо, – заметил он рассудительно, задрав к потолку грязный палец. – Быстрее придем – деньги быстрее получим. И по бабам! Оторвемся всласть! Ох, и охоч я до этого дела, ребята. Даже выпивку не так уважаю. Генри сглотнул. Он и сам, как ни крути, был охоч до этого дела, правда, признаваться не спешил по вполне понятным причинам. Соленых шуточек лейтенант уже сегодня наслушался всласть. – Ха! Здорово вы с Пушкой давеча хлестались! – хлопнул Тейлора по плечу жилистый Рут, который из Абердина. – Давненько у нас никто так не жарил друг друга. А уж на Пушку-то и вовсе никто не полезет – бешеный дьявол! В два счета самоубивцу шею свернет. Ты еще долго продержался, Генри. Хм, а знатно ты дерешься, приятель! У меня чуйка на это дело добрая – я на тебе чуть целый шиллинг не заработал, прикинь. Хотя на твоем бы месте я теперь основательно поберегся. Впрочем, конечно, тебе все равно хана! Пушка теперь злой – он из-за тебя и место, и жалование потерял. – Вот болван, успокоил сосунка! Да не боись ты, пижон, Рон нормальный, не будет он зазря убивать. Он и сам подраться не дурак. У нас тут знаешь, прямо скукота, если честно. Пить нельзя, в кости играть – нельзя, баб и тех взять негде. Что еще делать нормальным парням? Одна надежда на какой-нибудь порт. Так что спасибо, развлекли хоть немного. – Угу... – размышления Генри могли вращаться сейчас исключительно лишь вокруг одного факта, – только в итоге поесть я так и не успел. А есть еще еда, парни? Сил нет, как жрать охота! – А если ты не граф, чего порку-то отменили? Обычно так не бывает. Заслужил – получи. – Ну... не знаю я, – Генри вспомнил торжествующую мордаху сестренки, – может, капитан сегодня добрый. Парни от души закатились. – Ну и сказанул ты, разве дело тут от доброты зависит? Хотя да, не злобствует он обычно, наш капитан, как и Брам-стеньга. Так что жить можно. Вот я на одном корабле как-то ходил, помню... Так там да, просто жесть какая-то была – пошевелиться нельзя, чтобы не схлопотать по зубам. Плеть у боцмана так и свистела. Еле дотерпел, братцы – слинял в ближайшем порту. Не люблю я так. – Это кто ж его любит, Рут? Только за драку, знамо дело, никто не пожалует. – Это точно. Повезло нам. Легко отделались. Не хотелось бы опять раны от плети соленой водой промывать. – Да уж... повезло... – Генри вздохнул, мрачно окинув темную глянцевую воду трюма, потихоньку опять набиравшуюся через незаметные щели в палубах и обшивке, которые, ко всему прочему, зловеще поскрипывали, содрогаясь от неумолимых ударов стихии, бушевавшей снаружи. – А почему соленой-то, братцы? – Ну... лекаря болтают, заживает так быстрее, когда солью прижгешь. Оно и впрямь жгет от соли-то – горит просто адским пламенем! Порка – и та легче, если прикинуть. Хотя заживает, и правда, гора-аздо быстрее – не гниет почти. Вообще-то, можно и грогом промывать, но кто ж пожертвует своей порцией? Это добро полезнее внутрь. – Ты давай, пока у нас тут перерыв, дуй-ка к Кенни, Клецка, – озабоченно проговорил Флорри, заметив, как Генри основательно побледнел, враз осунувшись, от этаких кровожадных разговоров. – Это наш кок. Ну, ты его уже знаешь. Спроси у него каши. А то и загнешься так, не ровен час, до ужина-то. – Да, похоже, что и загнусь, – Генри вымученно улыбнулся, опять ощущая предательскую тошноту. – Все кишки свело к чертям. – Ну вот и сходи. – А он что? Правда даст? – недоверчиво воззрился на матросов Тейлор. – Так почему бы ему не дать? А ежели не даст, заплатишь пару монет или пообещаешь что-нибудь сделать. Но обычно он дает, если еда остается... Кенни у нас добряк, каких мало. Это Кенни-то добряк?! Ха! Скорее, это снова какой-то розыгрыш. Генри вспомнил, как этот добрый малый сверкал глазами, когда новичок по дурости пришел к нему за бомбрамселью. Но спорить лейтенант на это особо не стал.***
Корабельная кухня – камбуз – находилась на баке, на две палубы выше. Генри поднялся туда, подозревая очередную шалость коварных сослуживцев и особо не надеясь на успех. Но кишки пилило так, что он готов был рискнуть. Лейтенант вошел и остановился, не зная, что сказать. Красный от жара кок таки зыркнул на него недобро, помятуя предыдущий конфуз: – Чего тебе? Господь! Высокородный джентльмен, выпрашивающий кусок хлеба у какого-то простолюдина! Прелестно! Генри казался сам себе противен. – Послушай, любезный... – лейтенант все же отодрал язык от гортани, – каша есть? – И с чего ты решил, что ты ее получишь, Клецка? – кок от души швыранул крышку на кипящее на огне варево так, что она громко загрохотала. Тейлор грустно посмотрел на достойного правителя сего благословенного местечка, потом вздохнул, потом поджал губы и с сожалением сглотнул слюну – все-таки еда на плите пахла довольно аппетитно. Кишки опять расстроенно забурчали. Но нет, умолять он не сможет! Определенно, он, Тейлор, до такого стыдобища не опустится. Заплатить тоже сейчас нечем – все деньги в каюте у Маргарет, а на ют простым матросам нельзя. Обещать? Но страх, что чертов голос жалобно сорвется, если Генри выплюнет хотя бы слово из сведенного голодной судорогой рта, не давал ему даже шанса попробовать. И вдобавок, лейтенант не желал при этом выглядеть как побитая собака. Дьявол! Потоптавшись нерешительно, Тейлор развернулся к выходу, чувствуя, как от тоски задеревенели плечи. – Постой, парень! Каши нет, пригорела она. Я ее свинятам тем же вечером отдал... Есть похлебка с обеда. Будешь? Будет ли он?! Да он рад был сжевать свои сапоги, не то что эту невероятную, горячую, пахнущую... нормальной человеческой едой похлебку. Тейлор молча кивнул, потому как готов был заплакать сейчас от такого простого человеческого участия. – Иди за стол? Ложка есть? Возьми там, в ящике. – Спасибо, приятель, – прохрипел Генри, все еще не веря своему счастью. За каких-то три минуты умяв поданную коком тарелку с бесконечно вкусным, настоявшимся за полдня супом, он вопросительно посмотрел на своего спасителя, изо всех сил стараясь, чтобы это не выглядело, как мольба. – Это, конечно, не мое дело, парень, но я бы повременил со второй порцией, – правильно понял его животрепещущий взгляд Кенни, – колики начнутся, помереть можешь. Брат мужа моей сестры вот так в одночасье и помер, после того, как его в море унесло и с неделю там калдыбасило. А он, дурында, как вернулся, не удержался и слопал целый горшок каши в один присест. Ну и тут же, на месте, бедолага, помер от страшных болей. Вот ведь судьба-злодейка, из адского моря спасся, а на кухне у себя помер, – кок мотнул головой сокрушенно. – Давно ведь не ел, ага? – Давно, – согласился Генри, шмыгнув потекшим вдруг носом. – Третьи сутки, наверное... Он сидел в тихой прострации насыщения, чувствуя в желудке приятную, согревающую тяжесть. Из всех членов постепенно уходил стылый холод, мышцы наливались привычной силой. В голове медленно прояснилась, а потом снова стало мутиться... От тепла и еды его разморило и потянуло в сон. – Это ты, говорят, за Пушку перед чифом заступился? Генри пожал плечами. Не будешь же говорить, что перед тем, как заступиться, он же его и подставил... – Молодца. Тебя как звать-то, англичанин? – Генри... Генри Тейлор... – А я – Кенни Блер. Ну, ты, верно, знаешь уже... – Да... сказали... – Ты, Генри, вот что. Вечером приходи... К ужину. Гороховая каша скоро сготовится. На этот раз вкусная будет, на свинячих шкварках. М-м-м... Пальчики оближешь! Покладу тебе двойную порцию. Глаза начали слипаться, двигаться не хотелось, но надо было идти обратно в трюм, к парням. Его отпустили ненадолго, обещая прикрыть, если что. – Спасибо, – снова сказал он, постаравшись вложить в это слово всю благодарность, на которую был способен. – Я твой должник, Кенни. Не дал мне умереть. – Да ладно... – кок простодушно хмыкнул. – Сочтемся, небось, приятель. Мало ли... Перед тем, как спуститься в прогнившую преисподнюю трюма, Генри пришла мысль вдохнуть напоследок свежего воздуха и заодно спросить часового, сколько склянок осталось до конца их каторжной вахты на сегодня. Если честно, оглушенный тяжкой работой и омерзительным самочувствием, он совсем не прислушивался к ударам корабельного колокола. Вынырнув на шкафут из приятного жара камбуза, Генри в очередной раз ощутил всю гребаную прелесть северных широт, когда промозглый морской ветер тут же задорно прожег холодом его размякшую плоть. Но, пока кровь, разгоряченная едой и теплом, быстро бежала по жилам, получалось довольно терпимо. Ругнувшись от души, Тейлор судорожно глотнул колючий воздух – вот оно ему, собственно, надо было, переться куда-то? – и, запахнувшись посильнее в куртку без пуговиц, утерянных в давешней драке с квартирмейстером, пошел в сторону часового, стоявшего на склянках у бизань-мачты. Надо все же спросить о точном времени, раз все равно поднялся на палубу, дурень. И тут своим почти померкшим сознанием Генри уловил нечто странное даже для такого, по его меркам, экзотического места, каким являлась эта чертова посудина. Лейтенант машинально развернулся к носу флейта, ныряющего равномерно и тяжело в свинцовые бурные волны, и внимательнее глянул на фордек, откуда и доносились те возбужденные звуки. В районе фор-мачты с десяток матросов, задрав головы в вязаных колпаках, внимательно рассматривали что-то там интересное наверху и рьяно выкрикивали туда же разнообразные советы и непристойные умозаключения, стараясь перекричать шум ветра и грохот воды. Весь этот птичий базар перекрывало витиеватое рычание Пепина Вандербильда о том, что «если трусливый, жидкохвостый маменькин говнюк, три колючих ракушки ему в печень, сей секунд не спустится, он, чертов боцман, поднимется к нему сам, стащит его за жалкий бабий член и собственными руками протянет под килем. Пять раз! А потом то, что останется, вышвырнет за борт на съедение акулам!» Генри по инерции тоже перевел взгляд дальше вверх, любопытствуя, что же могло ввергнуть обычно уравновешенного, солидного боцмана в такое чересчур ядреное красноречие. И тут же застыл, забыв о собственных пустяковых планах. Футах в тридцати над палубой, мертво облепив всеми своими долговязыми членами трос и балясины «лестницы Иакова», застыла неуклюжая фигура лейтенанта Ричарда Райза собственной персоной. Бедняга так и не дополз до «вороньего гнезда», куда, видимо, был отправлен в качестве наблюдателя. Он завис в безнадежном ступоре где-то на двух третях пути, совершенно не реагируя на вопли доброжелателей снизу, пытающихся хоть как-то расшевелить неподвижного обормота. «Да матушкин рай! Чертов сукин сын, кажется, боится высоты, – мелькнула у Тейлора мрачная мысль, – а это значит, идиот провисит там до тех пор, пока не свалится на палубу от холода или изнеможения. Если, конечно, не возьмет себя в руки, в конце-то концов». Но, судя по абсолютной невменяемости Райза, непохоже, что в данный момент паразит оказался бы способен сдвинуться хоть куда-нибудь. Самому Генри это гнусное ощущение пребывания на высоте было слишком знакомо. Поэтому, при взгляде на беспомощного приятеля, болтающегося между небом и землей – а, вернее, шаткой палубой – у лейтенанта самого благополучно отнялись руки и ноги. Да, дьявольская мамаша! Вот же незадача! Тейлор опасливо оглянулся к юту, выискивая на палубе вездесущую фигурку сестры. Не хватало, чтобы чертовка приняла участие еще в одном сыр-боре! Но, видимо, благодаря тому, что солнце уже садилось, Маргарет удачно на сей раз пребывала в своей каюте. Хвала Иисусу! Костеря бестолкового Райза на чем свет стоит, лейтенант взлетел по трапу на фордек и, стиснув стучавшие в панике зубы – он ведь сам, дьявол, еще как боялся всяческой высоты! – решительной походкой направился к лестнице, уходящей шаткой струной в круговерть бескрайних небес. __________________________________ Если вам нравится история, дорогие читатели, не забывайте оставлять комментарии и лайки, подписывайтесь на автора.