В РИТМАХ ЗВЕНЯЩЕГО СЕРДЦА

***

Боцман Пепиджин Вандербильд молча пыхтел в его распахнутую грудь и как-то совсем беспомощно разевал рот, вследствие того, что необходимые фразы, по-видимому, в голове у бедняги никак не складывались. При этом конопатое лицо прожжённого морехода выглядело совсем пунцовым то ли от пронизывающего ветра, то ли от ярого негодования. Сей факт и вызывал, на самом деле, весьма серьезные опасения Тейлора. Чтобы Брам-стеньга не мог извлечь из своего мощного чрева хотя бы пару интересных словосочетаний, надо было сильно постараться, чего лейтенанту, кажется, как раз таки удалось. Хотя ничего такого он, в общем-то, не совершил. Ну да, самовольно покинул место штрафных работ и при этом, как водится, засветился перед начальством. Но ведь Тейлор не знал, что ему придется спасать этого придурка Райза от того, чтобы тот сделался замороженной котлетой, размочаленной в хлам по доскам палубы. Впрочем, ждать-таки словесных изысков от Вандербильда долго не пришлось, поскольку боцман, в очередной раз набрав воздуха в грудь, разразился такой забористой бранью в адрес разгильдяя недопоротого, что у Генри едва не снесло матросский колпак с головы. – Ты где должен находится, матрос, караси тя распатронь, моя бабушка интересуется?! В каком таком помещении, позволь узнать, твоя наказанная задница должна сейчас поворачиваться?! Какого раскудрявого дьявола ты тут наверху пируэты выписываешь, засранец, словно копчик того опарыша, когда должен вовсю сейчас нашу добрую барышню-помпу ублажать?! При чем всеми доступными тебе способами! А? Вопрос риторический. Генри покосился на невменяемого Райза рядом, больше похожего сейчас на смертника аккурат перед повешеньем, и, следом за ним, заметил потихоньку отползающих матросов, которые с весьма заинтересованными мордами внезапно заспешили по своим делам. Н-да-а... подмоги тут ждать не приходиться ни с какой стороны. Но, впрочем, так даже оно и лучше... Меньше свидетелей, как за очередную оплошность его, благородного лорда, тычут носом, будто он вам тут щенок неразумный, а не, ко всему прочему, боевой драгунский офицер! Да, кстати, его бабушка тоже весьма интересуется, когда же закончится эта херь, которая валится на его, Тейлора, голову с этаким щедрым размахом? А то до конца сего увлекательного плаванья еще довольно далеко – и, судя по всему, он, Генри, рискует не дожить, однако. Впрочем, черт с ним, пусть Вандербильд ругается и даже выпорет до кучи, все равно это не может сравниться с тем катастрофическим ужасом, который лейтенант испытал, когда долез приблизительно до середины расстояния от палубы до марсовой площадки. Шаткие балясины дрожали под его ладонями, подошвы дешевых башмаков соскальзывали с отполированных многочисленными восхождениями перекладин, закоченелые пальцы не гнулись и грозили сорваться, но это было еще полбеды. Настоящая засада началась, когда лейтенант глянул вниз, на ма-а-аленькую, качающуюся под ногами палубу, которая с этого ракурса создавала впечатление, что он, Тейлор, болтается неистово, будто хрупкая былинка в могучей стремнине. Он оглянулся вокруг, на бескрайние просторы океана, и... замер. Совсем как Райз! Потому что, казалось, невозможно сдвинуться с места, не рискуя сорваться в этой бешеной круговерти, которая вовсю трепала его ничтожное тельце, парящее между небом и землей. Возможно ли вообще было противостоять этакой первозданной стихии? Его оцепеневшая плоть не хотела это проверять. Предательница просто перестала подчиняться и точка, зависнув в том же ступоре, что и туловище Ричарда двумя ярдами выше. Генри казалось, если он сейчас двинет хоть чем-нибудь – даже пусть просто пошевелит скрюченным от страха пальцем – тут же как пить дать шлепнется вниз. С палубы что-то кричали – и весьма навязчиво! Но из-за ветра, хлопанья парусов и колотящегося в висках сердца Генри ничего толком не мог разобрать. Вернее, он перестал понимать, что вообще творится вокруг, уткнувшись носом в ближайшую балясину и судорожно обвив тросы лестницы руками и ногами. – Придурки гребаные! – донеслось сквозь завывание ветра и волн отчаянное рычание боцмана. – Вот спустúтесь мне только... кретины!.. Я над вами так надругаюсь, мудели вы сухопутные! Пожалеете, что на свет родились! «Господь! Это, кажется, нам... – отстраненно подумалось Тейлору, и даже мысли его дрожали, когда он с великой опаской позволил себе сглотнуть. – Та-ак!.. И что теперь делать, вообще?» Обе бабушки, как водится, были явно не в курсе. Так же, как добрая маман, которую прямо сейчас хотелось призвать, слезно рыдая. Но надеяться на помощь гипотетических родственников, а так же кого-либо более осязаемого – кроме стенающего в бессилии боцмана – в данный момент особо не приходилось. Да и то, вся помощь со стороны Стеньги заключалась в регулярном подбадривании «акробатов криво*опых» всяческими обещаниями мыслимых и немыслимых кар, ожидающих «моллюсков недоваренных, пусть ваших чокнутых мамаш, которые, видать, сдуру с одним и тем же косоногим верхолазом согрешили, растелешат на базарной площади! Вот только спуститесь мне, паяцы никчемные, пожалеете, что вас с утра на ремни не распилили!» И вся эта гневная тирада дополнялась яростным сотрясанием лестницы Иакова снизу, что, по вполне понятным причинам, храбрости скукоженным на верхотуре бедолагам не добавляла. Разве что побуждала дополнительно вцепиться зубами в канаты, а так же пучить в панике и без того ошалелые глаза. Наконец, Генри с трудом сообразил, что надо начать как-то шевелиться все же. А то – смерть. Довольно-таки глупая, негероическая. Совсем не такая, о которой мечталось Тейлору в лихих мальчишеских грезах. Ну, или в худшем случае его ожидала перспектива остаться калекой с переломанными костями на всю жизнь. Тоже хорошего мало!.. Он осторожно поднял глаза на Ричарда, который беспомощно трясся то ли от страха, то ли от холода чуть выше, пребывая в том же невменяемом состоянии. Казалось, до него рукой подать. Но эту руку нужно было еще как-то протянуть, отодрав, дьявол, от такой ненадежной опоры. Генри опять покосился вниз, с замиранием сердца обнаружив, что ничего так и не изменилось – все та же яростная болтанка грозила сбросить его задеревеневшую тушку прямиком на дале-е-екую-предалекую палубу. Ой, Господь Милосердный и все его Архангелы! Вы где? «Ладно, – подбодрил себя Генри. – Просто не надо смотреть вниз! Надо лишь представить, что ты лишь в трех футах над землей. Держишься крепко и точно не упадешь! Так что спокойно, Тейлор, мать твою, спокойно! Хватит психовать! Это всего лишь гребаная, к чертям, лестница. Надежная и крепкая. Гораздо лучше, чем то же дерево. А по деревьям ты, бывало, лазил в свое время... с переменным, правда, успехом». Да, черт, пример неудачный!.. Как-то, будучи десятилетним – дьявол его дернул, не иначе! - Генри взялся подглядывать в окна второго этажа за кузинами, гостившими в ту пору в загородном поместье Дерби, и, как водится, совершенно бездарно свалился с облюбованного им дерева, ломая тонкие ветки по пути к земле. Всего лишь ступил не на тот сучок, олух любопытный, и, потеряв опору, сорвался в единый миг. То впечатление полета в неизвестность и ощущение стылого ужаса в бесплодных попытках поймать воздух руками он не забудет, наверное, никогда. Что ж, определенно, это помнилось гораздо дольше, чем голенастые ножки хихикающих девчонок, нарочно медленно и игриво стягивающих чулочки перед завороженным взором малолетнего наблюдателя. Но за все удовольствия, как водится, наступает расплата, и, свалившись с дерева, Генри несколько долгих мгновений просто не мог вздохнуть: раскинувшись на влажной земле недвижимый, он беспомощно таращил глаза и разевал рот. А листья и ветки высоченного вяза над головой сыпались ему в лицо. После спина долго болела и было больно дышать, и мальчишка до слез боялся, что вырастет ужасный горб, как у того карлика-арлекина, над которым зеваки потешались в цирке на рыночной площади. Но все обошлось, хвала Иисусу! Он даже не стал никому говорить о своем ушибе. Потому что противные девицы, конечно же, нажаловались тетушке, та – папеньке, и Генри с лихвой хватило порки за подсматривание, а заодно и за разодранные штаны. А так бы наверняка добавили за этакую его беспечность, опасную для здоровья. Легкомыслие и безответственность сэр Джеймс карал, по обыкновению, особенно строго. Отец, конечно, по-своему, был прав – волновался за бедового отпрыска. Но Генри-то точно знал, кто причина всех его несчастий – эти препротивные la femme! – и даже никаких доказательств не нужно. Нет, определенно, лягушатники понимают толк в виновницах всех конфузов! Кстати, после того случая, выше чем на три-четыре ярда Тейлор никогда залезать не осмеливался, да и то, если опора была надежная – что-то типа садовой лестницы, ведущей исключительно в опочивальню к хорошенькой барышне. Что ж, было бы желание, как говорится... Хотя лейтенант предпочитал, чтобы его любовные порывы в этот момент незаметно страховал кто-нибудь из слуг. Стараясь не думать и смотреть прямо перед собой, Генри стал подниматься выше, чтобы все-таки добраться до треклятого Райза. Хотя что делать с этим идиотом дальше, лейтенант не вполне себе представлял. Впрочем, очень сильно хотелось отодрать того за шкирку от лестницы и скинуть на палубу. Ну а что? Сам сорвался, однако... Но ведь, на самом деле, никаких сил ему не хватит спустить Рика, если тот решит не двигаться с места. Тем более, Генри сам боится до колик в животе сейчас. Та-ак, а ну, дурень, не смей думать об этом! Лестница была не слишком-то и широкая, но вдвоем они вполне уместились бы – бок о бок. Хотя сейчас парень распластался так, что ухватиться рядом с ним было просто не за что. – Ричард, – позвал Генри и, крепко ухватившись руками за перекладину возле голеней Райза, поравнялся головой с его коленями. Господь! Вот зря он это сделал! Рик заверещал, как резаный и попытался пнуть Генри каблуком по лицу. Благо Тейлор вовремя увернулся, да и ногу этот паразит побоялся сильно отрывать, во избежание. – Не подходи ко мне! – судорожно обнимаясь с балясинами, истерил Райз, похоже не отдавая себе отчет в происходящем: на лице его был написан животный ужас. – Убирайся! Я не хочу! – Рик! – почти нежно прокричал Генри, пытаясь перекрыть шум ветра и шелест парусов. – Пойдем! Надо спускаться! Маргарет там, внизу! Она тебя ждет. – Нет! Я не могу! Не трогай меня! – Я тебя не трогаю! Видишь? Не трогаю. Ты сам. Сам спустишься! Я тебе помогу! – Не надо! Уйди, говорю! – Райз еще крепче вцепился в веревки и зажмурил глаза. – Ты, сукин сын, моей смерти хочешь! – С чего это?! – Генри начал заводиться. Вот же осел! Злость на Райза, на удивление, отвлекла его от собственного панического состояния. Вспыхнув обидным негодованием, он как-то сразу забыл и про свой страх, и про высоту, и про изрыгающего проклятья боцмана, и про грозившее ему очередное наказание за самоволку. Про все, кроме резкого желания надавать этому беспробудному мерзавцу подзатыльников, а после... Вот что делать с ним «после», Генри пока не придумал. Отодрать громоздкого увольня от веревок насильственным путем не представлялось возможным. Дьявол! Если прикинуть, еще пару часов, конечно, они провисят здесь на чистом энтузиазме, а потом окончательно ослабнут от холода и усилий – и навернутся вниз. Уже сейчас Тейлор чувствовал, что еле справляется со своими закоченевшими конечностями. Ветер здесь, наверху, продувал насквозь еще безжалостней. Решительно вздохнув, лейтенант поднялся еще на одну ступеньку. Перед глазами, полностью скрывая окружающий дивный пейзаж, оказалась внушительная задница Ричарда Райза. Генри едва удержался, чтобы не впилить со всей дури по этому, чертовски тупому, свинскому месту, в который раз подставляющему его так безмозгло. Остановила только мысль, что он сейчас не в слишком выгодном положении относительно поганца и тот, дернувшись в ответ, может легко сбросить Генри вниз. Тейлор, чертыхнувшись от души, подтянулся с трудом на следующую балясину, охватывая Ричарда с боков. Он чувствовал, как тело невменяемого приятеля трясется в кольце его рук, и как с нервными всхлипами тот чего-то бормочет себе под нос. Молится что ли, бестолочь идиотская? Лучше бы подумал, как жить дальше, упырь бессовестный! – Тихо, Рик! Спокойно, – Генри невольно понизил голос до мягкого урчания, чтобы не спровоцировать парня на резкие движения: здесь, на высоте, это может быть фатально. – Я пришел тебе помочь, дружище! Ты меня слышишь? Райз никак не реагировал и глаз не открывал. – Эй, вы там, наверху! – ветер доносил снизу обрывки не слишком благопристойных советов от дружелюбно настроенных матросов, как водится, вместе со взрывами смеха. – Трахнитесь уже быстрее и спускайтесь, содомиты конченые. – Ты, Клецка, не мог засадить своей девочке в темном закутке? – вовсю глумились любопытствующие парни, глазеющие от скуки на очередное занятное представление с участием новеньких. – Обязательно было залезать на мачту?! По-тихому у вас не стоúт, что ли, обормоты?! Опять послышался радостный гогот. «Да чтоб вас, идиоты, лишь бы языки почесать! Хотя... – подумал вдруг Тейлор, прицепившись почти вплотную за спиной у Ричарда, – мысль вообще-то дельная! Как еще привести долбаного ублюдка в чувство?» Ухватившись покрепче, он с силой прижался к задеревеневшему телу Райза и нарочито развязно потерся бедрами об его напряженный зад. Потом склонился и, перекрывая рвущийся во все дыры ветер, жарко зашептал придурку в ледяное ухо: – Что, любимый, а ребята ведь дело говорят! Признаюсь честно, давно тебя хочу! Ты только не шевелись, я все сделаю сам... зая моя, сла-адкая! – А?! ЧЕГО?!!! ТЫ СПЯТИЛ, ТЕЙЛОР! ОТПУСТИ МЕНЯ СЕЙЧАС ЖЕ! – в потрясенном запале Рик толкнулся так, что они вместе чуть не полетели с мачты, хорошо Генри, предвидя его реакцию, укрепил свой захват. Окх! Хвала Иисусу! Ну хоть что-то проняло идиота! – Чш-ш-ш!.. Тихо, Ричард! Не гоношись! Спокойно! Никто не посягает на твою девственность, – он не удержался и хмыкнул мстительно. – Только не здесь, карапузик!.. – Отвали, кретин! – вот теперь, судя по возбужденному вскрику, Райз был далек от агонизирующего овоща, и вменяемость его на порядок повысилась. – Хорошо, молодец! А сейчас смотри вперед и спускайся тихонько, парень! Ничего не бойся! Я крепко тебя держу! – Опусти! – Ричард еще раз попытался вырваться из мертвого захвата, которым окутал его Тейлор. – Сейчас спустимся на пяток ярдов и отпущу, не боись. Сам полезешь, там уже не страшно. – Мне и так не страшно, идиот! – но, оглянувшись на качающееся вокруг мироздание, Ричард благоразумно спорить перестал и начал нерешительно спускаться, вяло перебирая подрагивающими конечностями. Озабоченный проблемой Райза, Генри как-то позабыл про собственную боязнь и, через пару десятков футов выпустив воспрянувшего наконец приятеля из своих страховочных объятий, довольно бодро соскользнул на палубу. В результате чего и выдохнул с превеликим облегчением. Хотя, похоже, рано он все ж таки возрадовался, поскольку сейчас стоял навытяжку перед осатаневшим боцманом и, вместе со все еще рассеянным Райзом, собирался постигнуть на собственной шкуре парочку из тех страшных кар, которые так щедро посулил им давеча Вандербильд. – Вы же сейчас внимательно следите за моей глубокой мыслью, джентльмены? – Стеньга, видимо, проверяя их реакцию, которая выглядела, мягко говоря, заторможенной, пощелкал пальцами перед неподвижными мрачными лицами. – Давайте, выбирайте, пока я добрый! Либо вылизывать языком гальюн. Либо собачья вахта! – Собачья, сэр?! – С полуночи до четырех утра, недотепы. Нет, правда, что ли? Добрый?! Ночная вахта после трех практически бессонных ночей и целого дня каторжной работы в трюме? Генри покосился на совсем вялого Ричарда, водившего туда-сюда отупелым взором. У бедняги, видимо начался отходняк после шока. И он особо не вникал в разговор. Генри и самого порядком потряхивало. – Герр Вандербильд! Разрешите обратиться? – Чего тебе, недоносок? – Разве матросам не положено отдыхать перед вахтой? – Матросам положено, а вы – ушлепки и фигляры конченные, последние в здешнем списке идиотов. Поэтому вам – не положено! Или вы думаете, матрос, будете вытворять тут, сам дьявол подивится что, – Стеньга свирепо вращал покрасневшими белками, – а мы должны все молча терпеть в угоду вашей высокородной заднице? Вы еще мамочку свою позовите. Авось заступится за вас! Вот не надо было поминать черта всуе! Генри бросил взгляд на шканцы, откуда уже спешила как на пожар, бесцеремонно расталкивая толпящихся матросов, его заполошная сестренка. Каким местом она чует скандал, спросите у фейри. Лейтенант с сожалением посмотрел на боцмана и приподнял одну бровь. Тот заметил ехидный взгляд и, оглянувшись, витиевато выругался. Генри пожал плечами и опять состроил непрошибаемую физиономию. Ну, сейчас-то он точно ни при чем!.. – Ричард! – горячо воскликнула Марго, подбегая к жениху на манер хлопотливой квочки. – Ты в порядке, любимый? Она судорожно ощупала бедняжку Райза, заглядывая озабоченно в его тусклые глаза. – Да в порядке он, чего ему сделается, – не вовремя вякнул Генри, вызывая огонь на себя. – Маргарет, иди к себе, дорогая, тебе не место среди, – он мельком посмотрел на благоразумно приткнувшегося боцмана, – среди этих грубых людей. Мы тут сами как-нибудь разберемся. – Вы разберетесь, братец?! Разобрались уже, хватит!.. Кто-то, помнится, не далее как сегодня утром чуть плетей не получил! – она, в свою очередь, зло зыркнула в сторону сникшего Вадербильда. – Вас ни на минуту нельзя оставить одних! А тебя особенно! – МЕНЯ?!! – Да, тебя. Вечно ты куда-то встреваешь! – Ну, знаешь! – Знаю!.. Генри открыл было рот, потом закрыл, тяжко вздохнул, обреченно закатил глаза, снова вздохнул и – женщины, что с них взять! – демонстративно повернулся к боцману, игнорируя дальнейшие бессмысленные перепалки. – Я выбираю ночную вахту, с вашего позволения, сэр. Разрешите теперь вернуться к помпе? Ричард тоже наконец-то ожил и забормотал, оттесняя свою, так не вовремя заявившуюся новобрачную, к трапу на шканцы. – Я тоже буду готов заступить на ночную вахту, джентльмены. Пойдем уже, душенька, я тебя провожу. Простите, герр Вандербильд. Я вернусь... только сейчас... – и он решительно взял Марго под локоток. Боцман, в свою очередь, закатил глаза. – Не зря говорят, женщина на корабле к несчастью, – удовлетворенно буркнул он, будто лишний раз удостоверился в чем-то бесспорном. Генри снова пожал плечами. – Твоя сестра, Тейлор? – Моя, герр боцман. – Нд-а-а... хваткая леди, – он сочувственно глянул на Генри. – Сестрицы они такие – выпьют весь мозг через соломинку и не подавятся. У меня их аж цельных три, – он оттопырил для наглядности три толстых, заскорузлых пальца, – не считая двоюродных. Я кое-как дотерпел до пятнадцати, а потом в море сбежал. Тут как-то спокойнее, знаешь. Генри с пониманием кивнул. Он и сам бы предпочел смыться в бурное море на недельку вместо одной разборки с этой вселенской доставалой, которая любит не только мозг высосать, но и с упоением потоптаться на твоих останках. Но Вандербильду не обязательно про это знать. – А твой приятель, – боцману неожиданно захотелось поболтать, что ли, – видать, влип, бродяга, по самые уши. – Ну так сам виноват, кто ж ему велел, – не выдержав сочувствия просоленого морехода, буркнул вдруг Генри. – Но вообще-то она хорошая, моя сестра. Просто немного взбалмошная. И потом... непривычная обстановка и все такое... – он неопределенно покрутил в воздухе пальцами. – Тут кто хочешь заистерит. А так – она молодец, держится иногда тверже, чем иной мужчина. – Ну да, ну да, – задумчиво проговорил Вандербильд, потом, внезапно подобравшись, гаркнул совсем другим тоном: – А ну, отставить разговорчики, матрос! Сейчас – марш на отдых до восьмых склянок, а потом заступаешь на ночную вахту. – Так в трюм мне не спускаться, сэр?.. – Для тупых выпендрежных идиотов повторяю! Две оставшихся склянки – отдых, потом – вахта. – Сэр! Я тут парням обещал... что вернусь, сэр! Они ждут. Наверное. – Ну так спустись и скажи им, что я велел тебе спать. Или ты против? Тогда давай, иди, качай помпу, дармоед, если такой обязательный. Но на вахту все равно идешь. – Да, собственно, нет. Я не такой. Разрешите идти спать, сэр? – Разрешаю. Только спи быстро, Генри! И... – Слушаю, сэр? – Тейлор уже сделал шаг к трапу, но обернулся. – И еще учти – за сон на ночной вахте полагается килевание. Это что б ты знал. Впрочем, даже если не знаешь, это не спасет тебя от наказания. – Киле... что, сэр? Боцман сурово прищурился: – Не советую тебе это узнать, матрос! Ох, ни за что не советую! – с загадочным хмыканием Вандербильд развернулся на каблуках и вразвалочку пошел прочь, по всему видать, весьма довольный собой.