***
Боль. Она не давала покоя, глодала, вытягивала силы. Тяжко саднила, пока Генри не двигался, и взрывалась оглушительной резью, стоило только пошевелиться. И даже примочка из воды с толикой рома, сделанная по заботливому настоянию Маргарет, не спасала, потому что нагрелась и вызывала лишь дискомфорт своей влажной тяжестью. Кроме того, Генри лихорадило, кости противно ныли. А сырость на теле, дьявол, вовсе не добавляла приятностей его состоянию. Марго давно заснула, а Тейлору больно было переместиться, чтобы как-нибудь сбросить этот ее докучливый компресс. Он недоумевал, как еще пару часов назад эта боль казалось ему чем-то желанным, спасительным – чуть ли не облегчением. Генри специально даже раздирал себе раны в припадке бессильного гнева. Теперь он полагал, что вряд ли поступил бы столь опрометчиво, если б знал, как будет от души, дьявол, «наслаждаться» кипящей мẏкой, от которой практически готов был лезть на стены сейчас. Спасительный сон не приходил. Правда, пару раз ему все же удавалось провалиться в забытье, постоянным фоном которого было то же едкое тление между лопатками, но каждый раз, шевелясь во сне, Генри вызывал в поврежденной спине новый приступ пламени, и лейтенант мгновенно просыпался в испуге от того, что это он так надрывно стонет в беспамятстве. Хотя… кажется, эти звуки издавал вовсе не он… Тейлор прислушался. Да, точно. Это их долбаный подкидыш что-то прерывисто лопочет в бреду. Кажется, бедняга просит воды, насколько Генри мог разобрать испанский: «…агуа… пор эль амор де Диос… агуа…» И горячечная речь его перемежается тягучими грудными стонами. Ну уж нет! Ищи дурака, братишка! Генри будет самым безнадежным тупицей на свете, если после случившегося приблизится к ублюдку еще раз – хотя бы на шаг! «…aгуа… пор фавор…» – снова раздалось хриплое, жалобное. Да десять бабушек ему в щель! И так заснуть невозможно! От раздрая и злости боль пыхнула с новой силой. Генри маялся так некоторое время, пытаясь заткнуть свою совесть. Потом вдруг накатило ясное осознание, что тому парню во сто крат хуже сейчас. Лейтенант представил себе, как изрезанное тело несчастного должно мучительно болеть, если его, Тейлора, несколько неглубоких ссадин ныли так зверски. Но что если кто-нибудь опять застанет его за этаким актом милосердия? И тогда... его, Тейлора, запорют на палубе, безо всякой жалости. Ему ясно дали это понять. Вот скажите, ему это надо, рисковать своей жизнью ради какого-то непонятного прохвоста? Сам ублюдок, небось, не лучше всей этой братии. Наверняка получил то, что заслужил! Тейлор отвернулся и заткнул уши. Просто невыносимо слышать все эти тягостные стенания! Лейтенант ощутил, как у самого во рту пересохло. «Agua… por favor…» Дерьмо! Генри с трудом отодрал себя от постели, дополз на четвереньках до бочки. Зачерпнул миской воды… Как хорошо, когда имеешь возможность напиться, когда так хочется! И с наслаждением сделал несколько жадных глотков. «Agua… por favor!..» ААА! Чтоб тебя! Ладно. В трюме совсем темно. Тейлор с трудом различал предметы в тихом свете луны, льющемся сквозь приоткрытый порт. Наверняка, часовой, если он есть, заснул: движения на верхней палубе не слышно. Так что… никто ведь не заметит. Он быстро! Только даст парню пару глотков и уберется подальше, как ни в чем не бывало. Генри снова зачерпнул в плошку воды, подполз к раненому… Так вот почему бедолага так жутко стонет! Тот лежал навзничь, прямо на израненной спине, наверняка тревожа свежие порезы. Голова его сползла с подсунутого давеча Тейлором мотка веревки и запрокинулась, открывая обзору покалеченную часть лица и поврежденное, залитое подсыхающей кровью ухо. «Интересно, если его пришить, оно прирастет?» – задался Генри неожиданным вопросом. Господь! Да что ему вообще за дело, прирастет ли долбаное ухо к этому никчемному ублюдку? Давай Тейлор, быстро делай дело, раз такой добрый, и отползай в свой уголок, пока никто не застукал! Лейтенант изловчился, поднял тяжелую голову практически за волосы и влил жидкость несчастному в рот. Потом снова потихоньку подтянул грузное тело на относительно здоровый бок. Подоткнул под спину моток парусины, оправдываясь тем, что дает возможность себе заснуть спокойно, наконец. Без этих чертовых терзающих душу стонов. Обустроив притихшего пленника, Тейлор еще раз влил в его безвольные губы немного воды, и уже вознамерился было убраться к себе на лежанку, когда парень, со всхлипом втянув в себя воздух, внезапно открыл невидящие глаза. Рассеянный взгляд его некоторое время блуждал, бессмысленный, потом застыл на Тейлоре, постепенно проясняясь. Генри следил за этими усилиями с праздным любопытством. А чего еще делать-то? В результате, глаза их встретились, и мужчины некоторое время молча таращились друг на друга. – Что пялишься, как на дублон? – наконец, прохрипел страждущий каким-то потусторонним голосом. – Нравлюсь?.. – Нормально… – Генри пожал плечами и усмехнулся, вспомнив, как Пушка вовсю кичился своими шрамами. – Заживет, поди-ка, будешь еще гребаный красавчик. – Да, беда… Сеньориты теперь… будут нос воротить… – парень сказал это без особого сожаления. – Пусть попробуют!.. Надо только ухо тебе пришить, и получишься... жених хоть куда. Пират неожиданно расхохотался, потом закашлялся, корчась от боли. – Кончай… хохмить… утешитель хренов… Вишь… не могу я… – Ладно. Просто я хотел… А, не важно! Спи, давай... Пошел я к себе, паря, а то увидят. – Погоди… раз пришел, дай воды что ли… Ссохлось всё… прям пустыня… – Да пей, не жалко… – Генри пододвинулся, чтобы стало сподручнее, и стал поить раненого маленькими порциями. Некоторое время они самозабвенно занимались этим процессом. Наконец, узник оторвался от миски – ему явно стало лучше: глаза заблестели в полумраке. Он глянул на Генри со свежим любопытством, потом как-то странно ухмыльнулся, кажется, чему-то веселясь. – Попало тебе из-за меня, да, амиго… Ты уж прости, – но никакого раскаяния не слышалось в его голосе. Тейлор, на самом деле, незаметно для себя «расходился», и боль как-то поутихла. По крайне мере, он не думал про нее ежесекундно теперь. Генри для пробы пошевелил мышцами пострадавшей спины и чуть сморщился, – но ему ли жаловаться, если перед ним лежит буквально порезанный на лоскуты человек – поэтому лейтенант буркнул упрямо: – Ничего… мне не больно! И… ты тут не при чем… амиго. – Тебе что… в первый раз наваляли? – парень дышал рвано, поверхностно, но, видимо, не прочь был поговорить, коротая в компании тяжкую одинокую ночь. Как и сам Тейлор… – Вовсе нет!.. Просто… мне обычно только дома влетало… От отца там… или от гувернеров, а вот так, чтобы кто-то чужой меня тронул – это первый, да. – Э-э-э… да ты маменькин сынок, – в голосе собеседника слышалось добрая усмешка, но Генри почему-то задел его пренебрежительный тон. – Сам ты!.. Маменькин!.. – проворчал он с легкой досадой. – Это да... Я – маменькин как раз, – парень тихо хохотнул с какой-то ностальгической ноткой. – Моя мамита знаешь какая суровая была... Не одну сотню розог об меня обломала. – Дак ты был шалопаем? – Генри решил пока что не обижаться. – Еще каким! Только почему «был»? – парень явно слегка напрягся и пытливо глянул на Тейлора. Генри захолонуло: – Да я не в том смысле! – И я не в том… – пленник слегка сощурился, затем довольно беззаботно пояснил: – Просто я и сейчас дубина порядочная. Только полный долбо*б умудриться попасть в этакую переделку. Это вот надо было так облажаться! Мало видать драли в детстве. – Ничего… ты выберешься, амиго! – Генри зачем-то вдруг захотелось подбодрить этого израненного человека, хотя… что ему за дело. Парень хмыкнул на это, но ничего не сказал. – А ваша теплая кампания как сюда попала? Сдается мне, не по своей чертовой воле. – Верно, – Тейлор помрачнел, чувствуя, как шающий огонь в груди разгорается. – Этот сучий потрох нас захватил. Незаконно! – Хочет выкуп? – пират внимательно смотрел на Генри. – Я не знаю, чего ему надо, – лейтенант чувствовал, что как раз эта полная неизвестность изводит больше всего. – Нам не говорят. – Да… мудодень… случается, – раненый попробовал улечься поудобнее, сморщился и закряхтел, потом как ни в чем не бывало продолжил разговор: – Так ты из англичан что ли будешь, приятель? – Угу. Из Лондона. – Ну, спасибо, что не из Португалии, – неожиданно заявил пленник. – Ненавижу этих спесивых засранцев! – Да разве ж я похож на португальца? – Генри удивленно приподнял брови. – Ну, знаешь, всяко бывает. Вот я и говорю… не похож… – А сам ты откуда? – Тейлору, на самом деле, стало любопытно. – Севилья… чико… – веки парня чуть дрогнули, или это он просто в утомлении прикрыл глаза. – Все-таки испанец… – удовлетворенно пробормотал Генри, почему-то радуясь, что почти угадал. – Андалусец… – строго поправил его собеседник, будто это имело особое значение. – Понятно. Ну и как там у вас? В Андалусии? – спросил Генри, чтобы что-нибудь спросить: про Андалусию он слышал пару раз лишь мельком – просто никогда не интересовался географией. – Нормально. Кúнно авúста Севúя, но авúста маравúя, – хрипловато протараторил испанец на своем тарабарском языке, и глаза его при этом с теплой отрешенностью устремились в темноту. – Кто не видел Севилью, тот не видел чуда, – пояснил он с воодушевлением, осторожно вдохнув чуть глубже. – И это в точку. Красиво у нас, конечно, и весело… Жизнь кипит… Ну, эрма, приедешь как-нибудь в Андалусию, покажу тебе, – раненый вопросительно посмотрел на Генри, и тот машинально кивнул – а что ему оставалось? – Сеньоры и сеньориты разные… прекрасны и весьма благосклонны. Бывало, знаешь… – глаза парня вновь заблестели мечтательно, – залезешь на балкончик, пока муженька ихнего дома нет или там… папашки. Если ты понимаешь, о чем я… Генри понимал. «Прекрасные и благосклонные сеньориты» его тоже весьма и весьма интересовали. – И чего ж ты уехал тогда?.. Если у вас там все так прекрасно? – самого Генри тоже какого-то лешего понесло из милого, славного дома, поэтому данный вопрос был для него чрезвычайно актуален. – Да так, тесно мне в Севилье стало, – принялся охотно пояснять испанец, его тихий голос прорывался легкой хрипотцой. – Сколько себя помню, всегда хотел Новый Свет поглядеть. Есть где разгуляться… счастья поискать. А то скучно, брат, всю жизнь на одном месте. Особенно, когда дублоны не позвякивают в карманах. А у нас, в Севилье, с этим делом сейчас туго – главный порт какого-то гребаного дьявола в Кадикс перенесли. – Понятно. А как зовут тебя, андалусец? – Мигель… можно просто Миго, – парень слегка мотнул головой, видимо, пытаясь изобразить церемонный поклон. – К вашим услугам, сеньор. – Рад знакомству, Миго, – произнося эти ничего не значащие слова, Тейлор подивился, насколько реально стал ему небезразличен этот безрассудный человек. – А я – Генри. – Да, я слышал. Приятно познакомиться, Генри, – собеседник взглянул на него на редкость доброжелательно. – А почему Додо тогда? – Это сестренка меня так звала… еще с детства. Помню, много с ней возился, когда она была малявкой, вот она и решила… что я ей вроде «папочки», просто «daddy» она не выговаривала. – Забавно… Красотка она у тебя… – глаза пирата подозрительно засветились, и Генри невольно подобрался, но далее услышал весьма неожиданное: – Береги ее… а то знаешь, много тут всяких охотников… Это являлось больной мозолью. Тем, что – тысяча дьяволов! – Тейлор совершенно не мог контролировать, как бы не пытался. – Да я стараюсь… Мигель. Но что-то плохо пока выходит, как видишь, – поддавшись порыву внезапной откровенности, пожаловался он. – Ничего, – испанец посмотрел на него пристально и убежденно кивнул, – ты сможешь, эрма. Генри вдруг стало неловко за эту минуту слабости. Да, конечно, он сможет. Будет биться изо всех сил. Даже, если его… вот так же изувечат в итоге. Это не имеет значения! – Как они сделали это с тобой, Миго? – осмелился все же спросить лейтенант, в который раз окидывая взглядом дикие порезы. – Пороли «кошками» или что? Генри видел, что бывают страшные плети, на концах хвостов увенчанные ржавыми крючьями, которые буквально раздирают плоть несчастных в клочья. Было похоже на то… – Нет… Всего лишь… пару раз под килем протащили. – Протащили под килем?! – Генри помнил «живописные» россказни матросов на «Бонанзе», а также душещипательные угрозы боцмана, которые тот, в общем-то, не спешил исполнять, но даже самое богатое его воображение не могло себе представить такие вот последствия. – Господи, из-за этого такие раны?! Никогда бы не подумал! – А ты не знаешь, что такое килевание, чико? Совсем салага что ли? – Да слышал я, вообще-то! Только вживую не видел никогда. Не довелось… хвала Создателю. – И хорошо, что не довелось, амиго. Ничего прекрасного в этом нет! – Мигель посмотрел на него задумчиво и вдруг вожделенно облизнул жаркие губы: – Послушай, эрманито. Если мне не пригрезилось, где-то в закромах у тебя водился ром! Не принять ли нам по глоточку, а? Признаться… в горле что-то совсем пересохло… от этих разговоров. – Ну… если только совсем понемногу. Нам тут выдали неприкосновенный запас на всякий пожарный случай, – с сомнением проговорил Генри, прикидывая в уме перспективы, поскольку эта идея ему понравилась и даже слишком: кто дерзнет сказать, что случай неподходящий? – Сдается мне, чико, сейчас он самый и есть, – чудесным образом подтвердил его мысли испанец. Ладно, в конце концов, пара глотков не повредит их запасам. Там еще половина фляжки. – Что ж, Миго, сдается мне, твоя правда... – Да! – парень явно воспрял духом: у какого же бродяги не загорятся глаза в предвкушении выпивки. – Да. «В конце концов, – мудро рассудил Генри, успокаивая свою взбрыкнувшую совесть, – надо жить сегодня: кто может знать, нужен ли им вообще будет завтра этот несчастный ром. Судя по состоянию его собеседника, ни в чем нельзя быть уверенным даже на день вперед. Впрочем, всегда ведь можно потребовать еще. Наверное…» Некоторое время, парни по очереди пили из фляги. Тейлор, глотнув сам, подносил горлышко к губам испанца и наслаждался непередаваемой гримасой на его лице, будто тот вкушал какой-то невероятный божественный нектар, а не посредственного качества матросское пойло с привкусом ослиной мочи, годящееся лишь для портовых кабаков. Правда, так казалось только после первых двух глотков, дальше вкус каким-то волшебным образом улучшился. Заметив сомнение на лице Генри, раненый хмыкнул снисходительно: – Все познается в сравнении, амиготе… Ага? Особенно, когда не чаял получить даже гребаной воды. Генри отсалютовал ему фляжкой. В мозгу приятной негой разливалось спокойствие, обесценивая все тяготы последней недели, плечи ощутимо расслабились, конечности сделались слегка ватными. Да!.. – Так отчего такие раны тогда, Миго? – Тейлор продолжил настойчиво донимать собеседника, выясняя так волновавший его вопрос. – Похуже, чем от плетей даже получается. Испанец лежал с закрытыми глазами, расслаблено подремывая. На его лице теплилось умиротворение. Казалось, Генри уже не дождется ответа... Лейтенант плюнул и хотел было пойти спать, напоследок по инерции прихлебнув из фляжки – тем более, спиртное, наконец-то, и его разморило, – но Мигель разом открыл глаза, будто и не спал вовсе, с определенной долей ревности дожидаясь законную порцию. – Просто там ракушки по всему днищу, амиго, – поимев искомое в двукратном размере, испанец с воодушевлением продолжил разъяснения. – Острые, что твоя бритва. Тело пластают – в два счета! Но это еще ничего. Страшнее, если не уследишь с перепугу, и твой член разом отшмякает об эти резаки. Я уж и так, и этак – изворачивался как мог! Вон задницу всю распорол… Так что – похуже плетей, это да. А еще опасно, когда от страха и от боли кричать начинаешь… Там, под водой. Тут сразу и захлебнуться недолго, покуда тебя протащат туда-сюда. В общем, что-то одно выбирать надо: либо вопить как резаный, – ха-ха – каламбурчик! – либо терпеть со всей мочи. Одно скажу: рот надобно крепко на замке держать, если жить хочешь. Не всем это удается, скажу тебе, эрма. Вот я смог, как видишь, – хвастливо хмыкнул испанец, – потому и живой! Пока мест… – Почему «пока мест»? Ты все же решил умереть, а, Миго? Генри кольнуло. Почему-то он был уверен сейчас, что парень выкарабкается, несмотря на свои жуткие раны – он выглядел как матерый пес, потрепанный, но до чертиков живучий. Конечно, ему нужен хороший лекарь и пара недель покоя, хотя – за неимением лучшего – можно и без этого скрестить пальцы на удачу. Но, кажется, сам раненый почему-то не слишком надеялся на благополучный конец. – Не дождутся!.. Сам я ни за что не умру, пусть даже не рассчитывают! – заявил он так убежденно, что Тейлор понял – не умрет. – Тогда в чем дело? Разве это не все? Разве это не конец… наказания? – Генри стало окончательно не по себе... – Да дело в том, что это не наказание, чико. Вернее, не совсем наказание. Это месть, – Мигель усмехнулся, в голосе его почему-то слышалось торжество. – В свое время я слегка насолил Таккеру… и вот… он меня достал все же! – Достал? – Ну да, захватил… Обманом, сучонок подлый. Заплатил тут одним пúкарос. Напоили меня какой-то дрянью, предатели, и очнулся я уже связанный в трюме ихней гнусной лоханки. По пути на долбаный «Дракон» Таккера! Но сам виноват. Нечего быть таким беспечным муделем. – А что такого ты сделал капитану Таккеру? – Было дело… Провернул я одно прибыльное дельце без его участия. Ублюдок поклялся мне отомстить. Вот и отомстил. Но это еще не конец его зашибенных планов, полагаю. Так что завтра, амиго… меня… ждет ох*нное плавание – к самому Дейви Джонсу в рундук. – «К Дейви Джонсу в рундук»? – мысли Тейлора зароились встревоженными пчелами. – Чего ты как долбаный попугай, Генри, заладил за мной повторять! – Прости… Что значит «в рундук к Дейви Джонсу»? – перспективы заполучить в конечном итоге что-либо подобное, заставляла лейтенанта досконально исследовать возможные варианты. – Ну… привяжут к доске и кинут в море… пока я не перевернусь вниз головой из-за волн, либо не сжарюсь под прóклятым солнцем без глотка воды, либо меня не сожрет какая-нибудь адская акула. Сам понимаешь, все эти варианты – не фонтан. И акула здесь вероятнее всего. И предпочтительнее, кстати. Потому что быстрее, – Мигель прихлебнул еще из фляжки и продолжил рассуждать, будто не о собственной смерти идет речь, а о легкой увеселительной прогулке по морю. – Надеюсь, что мне повезет, амиго: море кишит этими голодными тварями, а они слишком чуют кровь. Не хотелось бы, конечно, кончать свою жизнь вот так, не на суше, потому как попадать в лапы Дейви Джонса никогда не входило в мои планы. Но против судьбы, цука, не попрешь... – И что? Нет никаких шансов, дружище? – Ну разве что я – чертов везучий сукин сын, поцелованный в задницу самим el Señor... o el Demonio. Тут все едино. Тогда, надеюсь, вынесет меня на какой-нибудь отличный остров, или проходящий мимо корабль подберет. А может, и то, и другое вместе. – Я тебе от всей души желаю этого, Мигель. – Что ж, спасибо, эрма. Но сам видишь, шансов мало. Да ладно, я ни о чем не жалею. Моя жизнь и так не должна быть длинной, я всегда это знал. Хотя, если честно, жаль заканчивать ее так бездарно, под каблуком у проклятого Таккера. – И сколько ж тебе лет? – Кажется… что-то около тридцати… но точно я не считал. Могу ошибаться года на два плюс-минус. – Да-а… уж и пожил, считай, – с уважением проговорил Генри. – Угу… возраст почтенный. Но я бы не отказался еще годков этак десять похороводить. Сеньориты опять же… Эх… Заскучают оне без меня!.. – Погоди, я сейчас. Тейлор отполз ненадолго и, порывшись в своем хламнике, где уже скопилась всякая мелочь – от фишек до нарисованных углем карт, – извлек заточенный бутылочный осколок, который лейтенант рассчитывал когда-нибудь применить во спасение. Но ладно, этому бродяге важнее сейчас, а они с Маргарет пока вроде не умирают. Найдет еще что-нибудь. Позже. – Вот, возьми, брат, вдруг пригодится… Может, чем черт не шутит, удастся веревки разрезать. Или от акулы отбиться. Испанец едва заметно усмехнулся: «Ну, разве что вспорю брюхо гадины изнутри! Но ведь я не чертов Иона, чтобы она заглотнула меня целиком». Хотя осколок взял. Тот удобно лег в его ладонь, полностью исчезнув в кулаке. Они в задумчивости – каждый о своем – сделали еще по глоточку. – Послушай, Миго… – нарушил молчание Тейлор. – Может передать что кому? Глаза испанца сверкнули, когда он хмыкнул недобро. – Передай капитану Таккеру, что он – эль ихо де пута! Придет время, я еще трахну его в зад! Не на этом свете, так на следующем... – Договорились, – Генри тоже усмехнулся, представив себе картинку, – при случае передам, не сомневайся. Но я имел в виду... твоих родных, Мигель. Вдруг… Когда мне удастся выбраться. – У меня никого нет, – испанец сказал это, как отрезал: спокойно и отстраненно, будто сообщил давно свершившийся факт. – Ладно, – Тейлор кивнул: чего ему лезть с вопросами или с сочувствием – не его это дело вообще. – Может, ты есть хочешь, братишка? – Смотрю, не боишься ты порки, амиго… – одобрительно кивнул головой пират. – Того и гляди, распнут тебя завтра на решетке и обдерут до костей, в назидание остальным неслухам. Так не хуже выйдет, чем даже при килевании.. – Плевать! – Генри и правда было наплевать: алкоголь сделал свое дело или его, Тейлора, врожденное упрямство, а может одно подогрело другое. – Так хочешь? – Ну, гляди, чико. Я-то не откажусь. Когда еще поесть удастся… На том свете вряд ли кормят. Что у тебя там? – Сухари, – Генри с сомнением посмотрел на изрезанное лицо испанца. – Только нужно размочить… – Сухари это вещь! Валяй, неси свои сухари, англичанин. А выпить там еще есть? Генри поболтал фляжку, с удовольствием прислушиваясь к ласковому звуку: – Осталось немного. – О да, сухари и ром!.. Похоже, мне чертовски повезло: напоследок у меня будет царский ужин в компании достойного кабальеро, – и в голосе испанца не слышалось ни капли сарказма. По крайне мере, Генри хотелось так думать.***
Ранним утром английских пленников вывели, в кои-то веки, на палубу и заставили смотреть – вместе со всей командой «Дракона». Испанца, действительно, накрепко примотали к доске. Довольно широкой. Чтобы, видать, не сразу перевернулся... Капитан Таккер что-то сказал поверженному сопернику, нагнувшись к самому его уху, потом вдруг отпрянул, побагровев. Рыкнул яростно своим матросам, и те осторожно, на веревках, спустили ненадежный плот на воду… Погода стояла великолепная. Cвежий воздух сладостно овевал ошалевшее от вечного трюмного смрада обоняние узников. И можно было бы радоваться неожиданной прогулке, если б не обстоятельства... Поникшая Маргарет жалась к Рику. А Генри угрюмо взирал, как утлая досточка со своим одиноким пассажиром некоторое время плавно покачивается на бирюзовых волнах. Таких манящих, наполненных изнутри теплым солнечным светом… Не верилось, что скоро они станут очередной могилой для еще одного беспутного бродяги. Мигель с усилием приподнял голову и, Тейлору показалось, глянул прямо на него. Потом вдруг здоровая сторона его рта скривилась в мимолетной ухмылке, и испанец едва заметно кивнул. Прощался? Что ж, еще один чертов прощальный взгляд в дьявольскую копилку Генри. Маленький плот, с привязанным к нему человеком, быстро скользил вдоль корпуса корабля к корме, зыбко ныряя в волнах, поскольку команде был дан приказ ставить все паруса. Тейлор провожал это шаткое сооружение долгим взглядом, прежде чем оно окончательно не исчезло в бескрайней широте океана. Ненасытного, как брюхо проклятого Дейви Джонса.