В РИТМАХ ЗВЕНЯЩЕГО СЕРДЦА

Тейлор насторожился. А вдруг все-таки он – гребаный десерт? И все это было ровно для того, чтобы усыпить бдительность доверчивого простачка!.. Да еще каким-то зельем опоил, чернокожий демон. Ясно, чтоб меньше сопротивлялся! Генри ощутил, как определенно вследствие употребления неведомого, довольно-таки вкусного и весьма питательного напитка, мышцы его налились равнодушной тяжестью. Он с тревогой глянул на Зафара – и «чернокожий демон» утопил лукавую улыбку в своей чашке. «Да прекрати ты уже истерить, Тейлор! – одернул сам себя лейтенант. – Видно так и мечтаешь, чтобы тебя сожрали, чертов идиот!» – Думаешь, кроме как ради твоей персоны и собраться людям незачем? – словно подтверждая его соображения, Зафар скривил в усмешке уголок большого рта. – Ты о себе слишком высокого мнения, англичанин. И что тогда? Ах, да! Загадочный гриот[1]!.. Генри ведь изначально был приглашен набраться какой-то там мудрости... от африканского дикаря. – Идем. Ламан встал, и, несмотря на общую вялость, Генри на удивление легко поднялся вместе с ним. Боли он не чувствовал вовсе, а расслабленное тело неожиданно свободно повиновалось, будто со стороны кто-то сильный помогал им управлять. Ничего себе! Знатная все же выпивка у этих туземцев! Или это так травки подмешанные действуют? Но в голове никакого муторного опьянения. Просто слегка подшофе. Тейлор почувствовал: жгучие тиски обиды и горечи незаметно растворились, ушли, оставив в сердце уверенность и спокойствие. Генри с любопытством заглянул в свою чашку, которую недавно снова наполнил ему хозяин. – Ты не хочешь знать этого, фружэн.[2] – Чего? – Генри никак не мог привыкнуть, что ему отвечают на невысказанные мысли. – То, как мы готовим этот напиток. Ты не хочешь этого знать, – повторил туземец. – Да я, собственно... – Тейлор посмотрел внутрь чашки уже с некоторым сомнением и приподнял одну бровь. – Надеюсь, не из фекалий? Зафар молчал, ухмыляясь. – Ну... хотя бы не из... человеческих фекалий? – с надеждой спросил лейтенант, поднимая обе брови. Африканец фыркнул, потом глянул на него с легкой укоризной. – Нет, на этот счет можешь не волноваться. Мы, конечно, дикари, фрэа, но не настолько. Всего лишь фекалии летучих мышей. Эти твари едят такие... особые плоды и... Генри поперхнулся. – Да ладно, шучу, брат. Пей спокойно. Потом скажу... чтоб не портить тебе аппетит, – лицо волофа было абсолютно бесстрастно. – Ладно, не бойся... Ох, ну какой же ты привередливый, право!.. Ничего там противного нет. Просто наши женщины туда плюют, чтоб молоко быстрее скисало. Да черт! Он и вправду не хотел это знать!.. Генри растерянно смотрел на собеседника, ощущая, как в непривычно полном сейчас животе плещется нечто чужеродное. И прислушался к своим внутренностям. Хотят ли они отдать это обратно? Те возмущенно заартачились, в кои-то веки пребывая в сытой благости, и решили, что им тоже наплевать. Тем более совершенно недавно, как помнится, они готовы были лопать крыс и закусывать тараканами. Урегулировав таким образом внутренние разногласия между вывертами своей холеной эстетики и телесным наслаждением, Тейлор отхлебнул хороший глоток и, стараясь не думать о сомнительном происхождении напитка, последовал за новым знакомым к центральному костру. Вокруг главного очага расположилась, похоже, вся деревня – как минимум, три дюжины человек, не считая детей, – завороженно внимая гортанным переливам и подщелкиванию сухонького пожилого рассказчика. Люди сидели тесным кругом: кто на корточках, кто по-турецки, а кто спиной к спине, или лежали прямо на земле, задумчиво устремив глаза на яркое пламя, беспокойно играющее в ночи. Отчего первозданная тьма за их спинами ощущалась особенно таинственно, заставив волоски на коже Тейлора трепетно всколыхнуться. Темные тела туземцев на фоне черного же леса были почти не видны. Если бы отблески костра не расцвечивали теплыми бликами чуждые европейскому глазу экзотические черты, да белки глаз время от времени ослепительно не вспыхивали в густой темноте, у Генри создалось бы жутковатое впечатление, что это собрались на свои посиделки бесплотные духи-невидимки. Либо ожившие каким-то чудом пестрые одеяния устроили тайную вечеринку, избавившись от собственных хозяев. Поселенцы, заметив появление старейшины, вежливо потеснились, и Тейлор, дождавшись приглашения ламана, деликатно пристроился рядом, включаясь невольно в этот мистический огненный круг с языческим идолом во главе. Над вечерней поляной раскинулся бескрайний небосвод, усыпанный мириадами далеких звезд, уютно потрескивали поленья в костре, а голос рассказчика обволакивал, проникал в самую душу своими напевными клокочущими вибрациями. От нечего делать Генри занялся тем, что с интересом стал рассматривать застывших в мерцающем круге людей, впитывающих мудрость гриота доверчиво и жадно. С благоговейно приоткрытыми ртами. Наверное, тот рассказывал что-то трагическое, потому что у многих в глазах стояли слезы, особенно у женщин. Гриот говорил прерывистым, но в то же время, мелодичным речитативом, и англичанин с удивлением уловил рифму в его словах. И это при том, что Тейлор не понимал ни слова из этого тарабарского языка. Лейтенант старался не думать сейчас где он и почему, а просто позволил себе наслаждаться забытым покоем и давно потерянным умиротворением, которое исходило от всего этого действа. Угомонившиеся детишки сидели тут же, среди взрослых, с искренним любопытством распахнув свои яркие глазенки. Некоторые, что помладше, спали в объятиях матерей, посасывая их бесстыдно обнаженные груди. Но выглядело это вполне естественно – никто здесь не обращал никакого внимания на неподобающую наготу. Принаряженные в пестрые туники и множество разноцветных бус, жены Зафара тоже подошли и сели позади мужа кружком, словно подходящая его статусу свита. А одна из красоток как бы невзначай вдруг коснулась близкого плеча Тейлора. Генри отдернул руку, словно это прикосновение его обожгло. Господь! Еще не хватало почтить хозяина дома этаким неуважением, как флирт с его женами! Хотя естественный женский запах от девицы стоял такой аппетитный, что у англичанина все заиграло внутри, резко наполняя первобытной сладостью его чресла. Да черт! Может, это все же напиток так действует? Искоса взглянув на ничего не подозревающего Зафара, Генри, на всякий случай, – хотя и не без сожаления – отодвинулся подальше от настойчивой туземки. Гриот умолк, кажется, закончив историю. Люди, наконец, вышли из транса, выдохнули, загалдели, видимо, обсуждая услышанное. Многие шмыгали носами, утирая слезы. Старик между тем взял небольшой мешочек рядом с собой и распылил над костром пару щепоток какого-то снадобья. Запахло головокружительно и терпко. Сказитель с наслаждением вдохнул разлившийся по округе дух всей своей чахлой грудью. Как и Зафар. Еще несколько мужчин, сидевшие возле огня, с удовольствием потянули носом. Генри зачем-то тоже неосторожно последовал их примеру. В голове непривычно зашумело, восприятие резко обострилось, в том числе, и зовущий аромат самки рядом с ним. Да, дьявол! Или как у них там?.. Шайтан! Его чертов бойкий член никак не хотел учиться на горьком опыте! «Только попробуй!» – отправил Тейлор мысленное послание в свои драные штаны, пытаясь хоть как-то отвлечься, но определенно не преуспел. Мысли путались и застревали на самом непотребном. До обостренного слуха англичанина внезапно донесся звук – сухой и гулкий одновременно – будто кто-то слегка постукивал по тонкой мембране армейского барабана. Но тембр звучания был совершенно незнакомым и каким-то чертовски органичным для этого магического места. Тейлор, поискав глазами, с удивлением обнаружил, как старик-гриот извлек откуда-то необычную туземную штуковину, весьма похожую на песочные часы – зачем-то опутанные веревками – и, зажав их «талию» под мышкой, выбивает легкое незамысловатое цокание на потертой мембране. В другой руке гриота, набирая темп, заплясала крючковатая палка, которая тоже постепенно включалась в цветастый ритм, то разгоняя его до предела, то вдруг резко отпуская; делая его более насыщенным, четким, и – тут же – рваным, хаотичным. Длинные пальцы африканца порхали все быстрее, рассыпая в пространство все более затейливую дробь, перемежая булькающий зычный звон с трескучим отрывистым. Потом вдруг звук неожиданно спотыкался, теряя опору, метался беспорядочно, пока гриот вновь не подхватывал яркий отточенный ритм, словно посылая в галоп норовистого скакуна. Кроме того, в отличие от обычного барабана, к которому Тейлор привык, тон звучания постоянно менялся. И от всего этого безудержного напора казалось, будто играли одновременно на нескольких инструментах: виртуозно, причудливо. Генри ощутил, как мозг его, постепенно растворяясь в этом слаженном звенящем ритме, обретает девственную чистоту, сердце трепетно бьется в унисон, а тело невольно вибрирует в такт, вторя бодрым рассыпчатым звукам. Он с любопытством окинул взглядом поляну, наполненную первобытным рокотом и огнем. Люди, вливаясь в заданный темп, тоже двигались в едином порыве, будто какой-то тайный кукловод дергал их за невидимые нити. Взгляды туземцев расфокусировались, веки были прикрыты, словно они вглядывались куда-то, в глубины своих собственных видений. Время от времени делая незаметное движение плечом, старик сжимал оплетку барабана, и от этого инструмент менял высоту звука, выводя, вдобавок ко всему, какую-то витиеватую мелодию – певучую и щелкающую, как и сам родной язык туземцев. А потом сказитель заговорил, и голос его своим гортанным напевом так естественно вплелся в звучание барабана, гулкими каскадами рассыпáвшего свою дробь прямо в звездные небеса, что казалось, это вторят друг другу два человека. Генри слышал, как барабан словно «выговаривает» с помощью перелива тонов те фразы, которые тут же подхватывает гриот. Это звучало до того завораживающе первозданно, что у Тейлора мороз побежал по загривку, а вся его выгоревшая на солнце «шерсть» встала дыбом. Зафар обернулся к нему, умудряясь двигаться в такт звонким перекатам отдельно каждой частицей сильного тела, но, в то же время, собирая эти движения в единый, общий ритм, – естественно и слажено – будто его танцующая плоть существовала отдельно от головы. Лицо ламана подрастеряло свою невозмутимость, глаза блестели азартом. Склонившись к Тейлору, он проговорил – не без определенной гордости: – Как тебе, ами? Это наше древнее тайное знание – «говорящий» барабан[3], по-вашему. Видишь, он будто... произносит целые фразы. Много веков люди Африки передают с помощью таких барабанов сообщения. На большие расстояния. – Это невероятно! – совершенно искренне восхитился Тейлор. – Никогда не слышал ничего подобного! Потрясающе красиво. Мне кажется, я действительно различаю в этих звуках человеческую речь. – Что ж, еще немного, фружэн, и возьмем тебя в наш клан барабанщиков, – беззаботно усмехнулся ламан, и все конечности его уже ходуном ходили. – А о чем говорит этот человек, можно узнать? – Генри с интересом кивнул на гриота. – Садись ближе, Себастьян, я тебе переведу... Только, сам понимаешь, это будет не так мастерски, как рассказывает наш славный Ти Йо. – Да хотя бы в общих чертах, Зафар, – попросил Тейлор, сдвигаясь. – Остальное я прекрасно вижу и... слышу. – Ну ладно. Значит так... м-м-м.... он говорит... Поведаю вам сказ мой про вождя... про его колдовской браслет... про молодого красавца... да про его жен. И про их неразумных детей. Слушайте добрые люди!.. – в тон сказителю перевел африканец. – Это у вас называется «сказка»? – Генри тоже наклонился к Зафару, чтобы перекрыть резвый перестук барабана. – Да, ами, сказка... Но в ней всегда можно почерпнуть немного полезной мудрости. А у вас разве не так? – Ну, наверное, так... Генри не помнил, читал ли кто-нибудь ему сказки вообще. В основном, насколько он припоминал себя в детстве, его всегда пичкали библейскими притчами и псалмами. Гувернантка, мисс Грифон, усиленно их декламировала для его поучения. Почти каждый урок. Особенно, после того, как высечет. А иногда... притчи читала мама. По вечерам, для всей семьи. Надо признаться, матушку слушать было довольно приятно. К тому же, Генри мог положить голову ей на колени, потому что, в кои-то веки, леди Марта не была занята своими важными делами по дому. Держа книгу в одной руке, другой миледи рассеяно перебирала его волосы, и Генри сладостно засыпал там же, под равномерное журчание ее голоса. И да... конечно, все эти истории были весьма поучительны!.. Кстати... кажется, его самого заставляли читать по слогам какие-то невзрачные книжки, до оскомины пропитанные назиданиями. Типа: один плохой мальчик – конечно, по разумению мисс Грифон, его звали Генри – не послушался маму с папой, напроказничал и умер. В рай он, естественно, не попал, потому что был глупым ленивым врунишкой, а Бог таких не любит. Так что, определенно, библейские притчи были на порядок занимательнее. И еще... помнится, кормилица – когда Генри был совсем младенец – пела ему на ночь заунывные песни про злобное чудовище – Бугимена, затаившегося под кроватью и готового начисто отхрумкать шаловливые ножки капризных дитяток, никак не желающих засыпать. Генри запомнил это лишь потому, что в результате ее вдохновляющих баек долгое время лежал без сна, потея и боясь высунуть нос из-под душного одеяла. А недовольный его поведением Бугимен скребся под кроватью своими острыми когтями и щелкал там окровавленными зубами. Став постарше, он стащил из библиотеки отца томик некоего Шекспира, и спрятавшись на своем любимом чердаке быстренько его пролистал, выбирая самые пикантные места... Конечно же, про любовь. Там была одна грустная история... про нежную, прекрасную девушку... ее звали Джулия, кажется... «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». В общем, конец Генри совсем не понравился. Насколько он тогда понял, все умерли. В той книжке, на самом деле, было много чего интересного, за что цеплялся его неискушенный глаз. Какие-то дуэли, приключения, призраки, отравители, неразбериха с переодеваниями... Но книгу надо было спешно вернуть, пока отец не хватился. В общем, хорошо бы еще раз перечитать. Теперь уж что говорить... если удастся... – Про колдовские браслеты я ничего такого не слышал, дружище. Что это значит? – Ну хорошо, слушай, ами. Жил-был вождь... – охотно продолжил толковать для гостя африканец, – знатный да богатый... и любил он больше всего на свете играть в бо... Всякого гостя с собой играть усаживал... а играл он прескверно, надо сказать... и потому всегда проигрывал... Но если бы все было так просто, друзья... то и сказки бы не было... В певучее повествование Ти Йо периодически вплеталась очередная заковыристая трель барабана, которая делала все это действо на редкость ёмким, проникновенным, порождая в голове реальные картинки. Да еще эти запашистые травки, которые гриот периодически подбрасывал в костер... – Победителю в награду вождь давал поносить на два дня свой золотой браслет, но с условием: потеряет гость браслет – голову долой. «Ничего себе, добрый вождь однако!» Генри с искренним интересом прислушивался к пересказу Зафара. – Но браслет тот был не простой, а заколдованный. Признавал он только запястье хозяина, а с чужой руки, как ночь придет, так и соскочит незаметно, да скатится прямо в озерцо. Там его поутру вождь и вылавливал. И тогда хозяин гостя жизни лишал, дескать, не выполнил уговор. «Да... вот и не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Надеюсь, эта мудрость не про то, чтобы я меньше доверял всяческим вождям? – Генри внимательно глянул на ламана, который продолжал для него старательно переводить непонятный язык. – Ну, нет... Зафар точно не может быть бесчестным. Вон улыбка у него такая... искренняя». И Тейлор улыбнулся африканцу в ответ. – Вскоре совсем с вождем в бо играть перестали... кому охота с жизнью расставаться! «Ну, это нормально. Я бы тоже перестал». – Раз пришел в деревню юноша, ликом красив и сердцем добр. Зазвал его вождь к себе играть... А надо сказать, была у того вождя дочь, молодая да пригожая... «О! Так с этого и надо было начинать!» В конечном итоге, Генри самозабвенно и совсем неожиданно для себя с головой погрузился в чудесный мир африканской сказки с подлыми вождями, коварными браслетами, ушлым героем-красавцем и его верными женами... Он, так же, как и другие обитатели деревни сидел, практически открыв рот. «Не, ну повезло же обормоту, чего там говорить: отхватил сразу четыре жены, всего лишь пробегая мимо! Подобрал красоток буквально на дороге. За что ж такая везуха, спрашивается? Тут хотя бы одну. Эх, почему белым мужам только одна жена положена?» Уж он бы, Генри, да развернулся!.. Тейлор невольно покосился на благосклонную туземку и тут же отвел глаза, заметив, как она с интересом поглядывает на гостя, перебирая концы бесчисленных бус. Свое миловидное личико она уже не прятала под платком, а широкий ворот туники сполз с гладкого шоколадного плеча. Почему-то именно с той стороны, где сидел англичанин. Надо же! Так откровенно заигрывает, шельма! Должен ли Генри, как признательный гость и добрый друг, сообщить об этом Зафару? Или пусть сами разбираются? Он ведь не собирается отвечать взаимностью. Ни в коем случае! Еще не хватало... Развязка про волшебный браслет оказалась неожиданной, и вовсе не такой, какая предполагалась, судя по началу. Барабан стих, и гриот завел для благодарных слушателей новый рассказ, теперь уже безо всякого аккомпанемента, про какую-то гиену и хитрого зайца, который эту бестолковую гиену пытался обдурить. У странных африканских животных были имена, как у людей, и творили они, на взгляд лейтенанта, полную белиберду. И хоть его новый друг честно переводил все события, Генри стал терять нить повествования, периодически выпадая из реальности прямо с открытыми глазами. «Как выглядит эта гиена, интересно? Надо будет спросить у Зафара. Что-то вроде лисы?» – кажется, это была его последняя здравая мысль. Обрывки сознания путались, незаметно проваливаясь в небытие. Опоённый до ушей колдовскими зельями, непривычно сытый, расслабленный и утрёханный до последних кончиков ногтей хозяин этого сознания уже не различал где явь, а где видения, порожденные забытьем. Действительность причудливо переплеталась с жутковатым дремотным бредом... _______________________________ 1. гриот (griot) – в Западной Африке существует особый клан певцов-сказителей, почитаемый и одновременно презираемый во всех племенах. Презирают их потому, что гриоты, по преданию, происходят из клана рабов, кроме того, они ведут бродячий образ жизни, ничего не имеют и существуют за счет подаяний. А почитают их за то, что в своей памяти гриоты хранят бесценные сокровища народной мудрости, без их песен и сказок не обходится ни одно празднество. А еще гриотов побаиваются. Всеобщее презрение ожидает того, кто откажет путнику в гостеприимстве. Хозяин хижины или деревенский вождь, не ублаготворивший гриота, рискует стать героем очередной его насмешливой сказочки. А гриоты всегда славились своим острым языком. Бродячие гриоты объединены между собой в своеобразное профессиональное братство. Они – истинные хранители африканского фольклора и, переходя из деревни в деревню, от племени к племени, по вечерам – только с наступлением темноты, как велит обычай! – рассказывают сказки, поют, вспоминают мудрые притчи, сыплют поговорками. И сами внимательно слушают, пополняя свой запас народной мудрости, их единственное богатство, единственное достояние. Во время песен и рассказов гриоты аккомпанируют себе игрой на музыкальных инструментах. Типично гриотскими музыкальными инструментами считаются кора, лютня, количество струн которой значительно варьировалось, и маленькие барабаны. В том числе «говорящие». В сказках гриотов раскрываются характерные черты и обычаи народа. Становиться очевидно, что африканцы чтят скромность, уважают старших, воспевают храбрость, щедрость, бескорыстие и благородство. Вежливый, послушный юноша или девушка всегда бывают вознаграждены. Злого же, грубого и заносчивого, нарушившего обычаи предков ждет обязательная и порой жестокая кара. Практика иметь личных гриотов при дворе правителей в средневековой Западной Африке была общераспространённой. С XVII – XVIII века практически каждое селение имело собственного гриота. 2. frangin – братишка. 3. «Говорящие» барабаны/ Talking drums (англ.) – особый вид африканских барабанов, предназначенных для передачи сообщений на значительные расстояния (до 10 – 15 км). Устройство «говорящих» барабанов позволяет извлекать на них звуки с широким диапазоном звуковысотных и тембровых оттенков. Благодаря этому исполнитель может, пользуясь системой специальных звуковых сигналов, кодировать и передавать самую разнообразную информацию. «Говорить» барабан научился благодаря своей особой конструкции. По форме его корпус похож на песочные часы – из-за узкой «талии» посередине. С двух сторон барабан имеет по кожаной мембране, причем мембраны соединены друг с другом шнурами натяжения, которые идут вдоль всего корпуса-резонатора. Музыкант держит барабан под мышкой и, нажимая плечом и локтем на шнуры, изменяет натяжение мембраны. Игра производится с помощью одной изогнутой барабанной палочки, и пальцев руки, держащей барабан. Причем звуки, которые в результате получаются, имеют четкую тоновую доминанту: несмотря на шумовые примеси, их легко различать по высоте. Говорящий барабан являются одним из старейших инструментов, используемых западноафриканскими гриотами, и их происхождение можно проследить до империи древней Ганы. Эти барабаны распространились в Центральную и Южную Америку через Карибское море во времена работорговли. Впоследствии говорящие барабаны были запрещены для афро-американцев, так как рабы использовали их для общения между собой. Некоторые приемы игры на «говорящих» барабанах нашли применение в джазовой практике исполнения на ударных инструментах.