В РИТМАХ ЗВЕНЯЩЕГО СЕРДЦА

Каталина благосклонно обещала подумать и, в результате, решила вернуться в Колонии все же, хоть ей и неуютно было оставлять мать в одиночестве. Обратное плавание до Вест-Индии девушка опять же совершила в компании сэра Уолтера, который теперь везде представлял донью Каталину как свою невесту. Она благоразумно не возражала. Пейн был богат и знатен – как и донья, впрочем – так что ничего не мешало, на благо им обоим, объединить свои капиталы. Но по возвращении в собственный дом, где Каталина провела столько счастливых дней с Диего Фернандо, эйфория новизны пропала, интерес к переменам угас, и девушка поняла, что не слишком-то ее и тянет к спесивому, глуповатому Уолтеру. Честно говоря, он ей весьма поднадоел, и как бы она не стремилась убедить себя в том, что богатство и знатность это хорошо, а женское одиночество – плохо, но... ежедневное общение и постель ведь никто не отменял. После ее дорогого мужа – донья откровенно признавалась себе в этом – она не была готова делить ложе с такой заурядностью, как Уолтер. Внешне англичанин был совершенно не в ее вкусе: рыхловат, низковат, с женственными бедрами, круглым животиком и пухлыми губами, которые теперь хотя и считались эталоном мужской красоты в знатном обществе, но сама Каталина отнюдь не разделяла этих взглядов. Ее Диего Фернандо был, наоборот, высок, статен, широк в плечах и узок в бедрах. Его мускулистый торс ладно опирался на крепкие длинные ноги, увенчанные ядреными ягодицами, от которых Каталина всегда сходила с ума. Каждое движение Дона: твердая поступь, властный взмах руки, поворот породистой головы заставляли любоваться его врожденной силой и благородством настоящего испанского гранда[1]. Кроме того, с некоторых пор Дон Диего приобщил ее к своим весьма пикантным любовным пристрастиям, которые молодая женушка сначала испуганно отвергала, но потом вдруг прониклась, потому как фривольные забавы эти позволяли им обоим испытывать на брачном ложе ни с чем не сравнимое удовольствие. Это было их обоюдным стремлением, их трогательным супружеским таинством, лишившись которого, Каталина вскоре поняла, что ей определенно не хватает чего-то подобного. А скучный сэр Уолтер в этом плане ее совершенно не прельщал. Впрочем... стоило бы попробовать, наверное... Вдруг случиться чудо, которое заставит ее пересмотреть свое прохладное отношение к англичанину. У доньи, конечно, как и у всякой богатой испанской вдовы, имелся смазливый постельный раб для удовлетворения естественных нужд. Если не выставлять напоказ, это не возбранялось. И она даже пробовала проделывать с пареньком некоторые вещи, которым научил ее Диего Фернандо. Но... льстивое подобострастие и тупая угодливость хитрого мальчишки-раба, готового по одному шевелению брови выполнять все ее прихоти, быстро надоели ей до тошноты. Она не знала, в чем тут дело, но, определенно, ей было не все равно. Катарина с тоской понимала, что она отчего-то не ощущает того звездного напряжения, когда душа сворачивается в тугой звенящий узел, а потом вдруг разом распахивается вся без остатка навстречу чистому удовольствию, как это происходило с ее дорогим, незабвенным, возлюбленным мужем. Который, дразня несбыточным, приходил к ней теперь только во снах. Она просыпалась после такого сновидения с теплым томлением во всем теле и долго не могла прийти в себя от истинного, совершенно фатального положения вещей. Проклятый Диего! Какого черта он бросил ее так... подло, так безвозвратно! Каталина второпях шла в домашнюю часовню и долго молилась, чтобы Бог послал ей спасение от этой вечной боли и успокоение для мужниной души. В результате, все прекращалось ненадолго, но через некоторое время образ покойного мужа приходил к ней снова и... снова. В один из таких безрадостных моментов она сдалась и, после очередного приглашения, все же решилась посетить с визитом владения потенциального «жениха», который имел обширные земли на одном из принадлежавших английской Короне соседних островов: плавание занимало в общей сложности недолгих два-три дня. Ничего нового эта встреча не принесла – Каталина в целом подтвердила для себя нелестное впечатление об этом жалком человеке. Но из поездки она привезла это вот великолепное животное – молосского пса Мачо, да еще какого-то странного раба-англичанина, которого она купила чисто из милосердия. Этот человек вел себя на удивление великодушно, но взбрендивший Пейн зачем-то вдруг решил казнить бедолагу. Но было и еще одно, что исподволь смутило ее, казалось бы, без остатка выжженное сердце. Словно какая-то искра тронула вдруг потухшее нутро, когда Каталина случайно оказалась свидетелем наказания этого невольника. Она же не ошиблась? Ведь это был именно он? Трудно сказать наверняка: смеркалось и вообще... эти жалкие люди, грязные и заросшие, для нее были все на одно лицо. Так ей представлялось. Что вдруг заставило ее заинтересоваться тогда, она так и не поняла. Может, упрямо закушенный рот, или отчаянный взгляд больших глаз, сверкавших весьма непокорно на худом заросшем лице. Или же то, как наказуемый сдержано морщился от боли, но, надо отдать ему должное, держался весьма стойко, пока ему так жестоко расписывали гм-м... определенную часть тела. Каталина вдруг поймала себя на мысли, что с удовольствием бы посмотрела на это с другого ракурса... Пейн сказал после, что этот каторжанин был отправлен Короной на плантации в наказание за какое-то ужасающее преступление. Но все равно, даже самые страшные ублюдки, по мнению Каталины, не заслуживали той жуткой участи, которую уготовил этому человеку Пейн – бр-р-р... аж мороз по коже!.. – в отвратительном, недостойном припадке ярости за свое совершенно справедливое унижение. В результате она привезла этого оборванца к себе в имение – вместе с другими вещами в подводах – и мимоходом велела управляющему о нем позаботиться, то есть пристроить к какому-либо делу. И все. Практически о нем позабыла... Работники обширных плантаций табака, кофе и сахарного тростника, издавна принадлежавших семье Алварес де ля Серна – и теперь унаследованных Каталиной от мужа – жили далеко за пределами усадьбы, ближе к полям, чтобы рабочей суетой не нарушать хрупкий покой сеньоры Коста Гальяно, который она тщательно оберегала, после того, как едва начала восстанавливаться после своей сокрушительной утраты. Надо будет поинтересоваться, кстати, как бедолага там устроился. Все ж спас ей жизнь как-никак. Хотя... конечно, никто его не просил!.. Но, будем надеяться, его там не обижают. Донья Каталина никогда не любила лишней жестокости. Кроме того, невольники стоили дорого, поэтому – какой же рачительный хозяин не заботиться о своем имуществе – в ее поместье с полевыми рабами обращались обычно сносно. Порой даже лучше, чем с вольнонаемными рабочими. Кормили хорошо, наказывали только в случае крайней необходимости, а нормы давали такие, чтобы люди в конце дня не падали от усталости. Кроме того, рабам плантаций оставляли время на вечерний отдых и даже разрешали заниматься своими личными делами. По крайне мере, Каталине хотелось так думать, хотя особо во все эти тонкости она старалась не вникать. Иначе, зачем ей тогда несколько управляющих, а так же, свора надсмотрщиков? Что ж, ее распорядителям были даны соответствующие указания, а там – пусть ориентируются по обстановке... Так повелось, что в Санто-Доминго и его окрестностях давно было принято мягкое обращение с рабами, а хозяева довольно часто даже отпускали невольников на свободу. «Цветные» свободные – мулаты, негры, индейцы – занимались в городе ремеслом, торговали, нанимались слугами в богатые дома, или в загородных поместьях рабочими на плантации. Свободный люд практически уже составлял большинство населения испанской части острова. Каталина, кстати, нескольким своим личным слугам – к которым особо привязалась – давно выписала вольную. Преданные своей госпоже, они, конечно, не спешили покидать поместье, но, в случае чего, бедолаг хотя бы не постигнет жестокая участь перепродажи какому-нибудь неизвестному господину. Но на самом деле, больше всего сейчас сеньору Коста Гальяно заботил привезенный пес, и она очень порадовалась за то, как хитро удалось ей все же вытряхнуть животное из обуявшей того тоски. Что ж, понять Мачо было можно: Каталина хорошо помнила, как это – безнадежно потерять того, кого любишь. Если, конечно, можно сравнивать чувства собаки и человека... Пройдя с новым обитателем по центральной аллее, девушка на правах хозяйки повела по широкой парадной лестнице слегка воспрянувшего духом Мачо в дом. – Надеюсь, амиго, пúсать в доме ты постесняешься! – строго сказала Каталина псу, когда лакей запустил их в прохладные покои через тяжелую, резного дерева, дверь. Мачо, и правда, писать постеснялся, потому как внутри дом оказался так же роскошен, как и снаружи. Каталина для начала завела его в цветущий внутренний дворик – патио – с небольшим фонтаном посередине. Большое пространство внутри, прохладные полы, вложенные каменными плитами, пес оценил: есть где размять затекшие кости. А еще много свежего воздуха вокруг, и на светлых стенах весело играют блики, отраженные морской волной за окном. На которые, кстати, не возбраняется звонко гавкнуть. Эх, давненько он не позволял себе такие забавы! Правда, зачем-то везде расставлены странные, никому не нужные предметы: вазы, скульптуры, какие-то горшки с растениями. Но это дело поправимое... Можно и свернуть парочку, прикинувшись неуклюжим увальнем. «Эх ты, скотина, такую красивую вазу укокошил!» – посокрушалась новая хозяйка, но ругать особо не стала: похоже, добрая... Вон, даже за ухом опять почесала! Наверное, тоже не нравится, когда что-то по дому бегать мешает. Массивную мебель в гостиной из темного дерева, каменную резьбу и лепнину на стенах, разные кованые штучки-закорючки, оконные и дверные проемы, декорированные изразцовой плиткой, Мачо не успел особо ни разглядеть, ни обнюхать, потому как хозяйка торопливо вывела его через боковой выход на солнечную, утопающую в душистой зелени террасу, с которой они вместе полюбовались роскошным видом на манящие морские дали, раскинувшиеся бирюзовым светом до самого горизонта. Красота!.. И правда, чего ж ему так убиваться по старому хозяину? Он еще и пожить-то по-настоящему не успел!.. В этой мысли Мачо окончательно утвердился, когда они с доньей спустились по ступенькам, вырубленным прямо в скале, на широкую полосу белого песчаного пляжа и погоняли там как следует. Вернее, это он погонял за той штукой, которую Каталина бросала для него прямо в воду. Ох, и весело же получалось – кидаться за деревяшкой в набегающую волну и потом радостно приносить ее новой хозяйке за ласковую похвалу! Старый хозяин, кстати, тоже так с ним играл, но получалось это совсем не часто. Вернее, очень, очень редко. Да... Всего лишь раза два или три, если быть честным. В основном, Мачо работал или сидел в тесном загоне. Правда, иногда они ездили в место, где много-много людей, и там он дрался с другими собаками. Тоже было весело! Но совсем по-другому. Но потом, в результате, почему-то все долго болело... После такой продолжительной прогулки Мачо, вернувшись в свой вольер, без разговоров слопал хорошую порцию мяса, изгрыз подчистую парочку костей и с этого момента начал поправляться. А через месяц вообще стал выглядеть матерым зверем, мощью и размерами с небольшого льва. Шерсть его снова лоснилась, а складки вокруг шеи свисали богатым воротником, как раз напоминая львиную гриву. Облаченный Самóй Главной Госпожой особыми полномочиями по охране территории, Мачо чувствовал себя практически хозяином поместья. Он свободно бродил по усадьбе, где вздумается, ретиво присматривая за порядком. Либо же таскался по пятам за хозяйкой, когда она перемещалась туда-сюда в своих домашних хлопотах. А часто просто валялся праздно у нее в ногах, если донья читала, писала или занималась рукоделием. Что ж, теперь он сам это решал, потому что его загон был всегда открыт. Многие из домочадцев его сначала побаивались с непривычки, но потом перестали, поскольку пес вел себя со спокойным равнодушием. Хотя особо близко он никого не подпускал, а слушался вообще исключительно донью Каталину. Ну ладно, еще ее грума – индейца Гуано, да и то только потому, что так велела почитаемая хозяйка. Ну хорошо, еще и потому, что невозмутимый конюх псину кормил, поил, купал и не сильно с ней при этом сюсюкал. Пес чувствовал загривком, что индеец обладает той первозданной силой, которой невольно хочется подчиниться всякой животине, и Мачо делал это, но этакой с вальяжной ленцой, будто совершая великое одолжение разным недостойным плебеям. Пусть себе не думает тут... Но больше всего Мачо любил, когда после своего ночного бдения за усадьбой, он, прямо как сейчас, отправлялся на утреннюю прогулку вслед за хозяйкой, летевшей стремительной птицей на своей легконогой лошади. Но он-то, Мачо, и не думал не отставать! Чего захотели! Он еще и фору даст этой заносчивой воображале-кобылке. – Чучо! Наперегонки до леса! – весело прокричала хозяйка, и они понеслись во весь опор. Пес с наслаждением вбирал в себя силу этой жаркой земли, лихого простора, насыщенного солью близкого моря, и чувствовал, как каждая мышца ходит ходуном от радости движения. Так, что он сам готов был взлететь. Вот и густые заросли леса, источающего такие вкусные испарения. Глаза разбегаются вместе с лапами: нужно быстрее все исследовать, обнюхать. Многое ли изменилось за день, прошедший с их прошлой прогулки? И необходимо сызнова пометить каждый подозрительный кусток. Обязательно. Пусть знают, что он, Мачо, здесь, и он начеку. Но, в то же время, одним глазом пес продолжает следить за сбавившей ход всадницей: нельзя потерять ее из виду, ведь теперь он – единственная защита хозяйки. Мачо прекрасно помнил их обычный утренний маршрут. Спустившись с невысокого плато, на котором была расположена усадьба, они привычно миновали небольшой перелесок и выбежали в поля, расположенные в пойме какой-то реки, где уже начинали понемногу трудиться единичные фигурки рабочих. Хозяйка осматривала плантации, разговаривала с управляющими и, после, наступала самая любимая для Мачо часть путешествия – они возвращались по другой дороге, через широкую полосу горного леса, росшего на пологом склоне. Там, в самой глубине джунглей, хозяйка сворачивала на маленькую тропу, которая вела их к заповедному месту. Каталина привязывала Эстелу к дереву, потому как далее лошади пройти было трудно, и, вместе с Мачо, они скользили вниз, прямо сквозь заросли тропических деревьев, раздвигая лианы и пригибаясь под густыми низкими ветвями. Вернее, пригибалась Каталина, а Мачо трусил рядом с гордо поднятой головой, нетерпеливо напрягая шею и принюхиваясь. Что ж, неудобство того стоило, потому как в конце тропы их ждала живописная картина в виде чудного озерца, созданного одной из множества горных речек, которая шумно низвергалась с уступа вниз несколькими внушительными пенными струями. На солнце сам водопад сверкал, как и покрытая рябью поверхность озера, а вода заманчиво светилась изнутри изумрудным светом, искушая разгоряченных путников хрустальной прохладой. В озерцо удобно сходил маленький песчаный пляж, усеянный редкими валунами. Райское место. Каталина, недолго думая, скидывала легкую одёжу, совершенно не стесняясь безразличного к девичьим прелестям пса, и с разбегу врезáлась жарким телом в студеную глубину. Они долго плавали, резвились и ныряли, а потом, уставшие, но довольные, возвращались обратно в усадьбу – получать свой заслуженный завтрак. Новый день начинался воистину безупречно. Да, так случалось почти ежедневно, но в этот раз что-то пошло не так. Спутники уже оставили кобылу у начала тропы, и резво пробирались к желанному месту, когда Мачо вдруг почувствовал непривычный здесь, хотя и определенно знакомый ему запах. Насторожившись, он сделал стойку и предупреждающе заурчал. Хозяйка сначала взглянула на пса удивленно, но потом, дав ему знак вести себя тихо, сошла осторожно с тропы влево, к небольшому скальному уступу, из-за которого открывался прекрасный обзор на озеро и пляж. И осторожно выглянула… Так и есть! Их любимое местечко беспардонно захватил какой-то нахальный субъект, и донья Каталина, судя по всему, совершенно не знала этого человека. __________________________________ 1. гранд – почётный статус представителей высшего дворянства Испании, имевший привилегии, в первую очередь в отношениях с королевскими особами, титул мог быть любой (герцог, маркиз, граф, барон).