В РИТМАХ ЗВЕНЯЩЕГО СЕРДЦА

***

На новом месте, абсолютно не зная языка, Генри поначалу ощущал себя довольно беспомощно, пока не выучился, словно в розовом детстве выражать свою мысль лишь парочкой отчетливых звуков, дополняя их выразительной мимикой лица и жестами, которые на всех языках выглядели примерно одинаково. «Хочу есть!» Ням-ням! – и показываешь пальцем на рот. Можно также красноречиво пожамкать челюстями. «Куда идти?» Вопросительно поднимаешь брови и с коротким мычанием подкидываешь подбородок. «Где это взять?» В дополнении к вышесказанному надо еще указать пальцем, про что именно идет речь. «Без понятия, сеньор!» Пожимаешь плечами и глупо улыбаешься. Ну и так далее. Делов-то! В этот самый момент Тейлору почему-то приходила на ум популярная среди светской молодежи салонная игра в шарады, когда по кратким инсценировкам нужно было угадать задуманное слово. В общем, через пару недель мимические способности Генри так развились, что он мог бы, кажется, податься в комедианты и сыграть там немого сумасшедшего в какой-нибудь захудалой пьесе на базарной площади. В обратную сторону с ним, естественно, вели разговоры таким же образом. Незнание языка обострило его догадливость, и англичанин наловчился не только в совершенстве расшифровывать смысл жестикуляций, но понимать целые фразы по паре опознанных слов и расклада ситуации в целом. Тем более испанцы – народ весьма темпераментный и, тараторя без остановки на своем языке, как раз много гримасничали и размахивали руками при этом. Вот и теперь, когда лейтенант немного отошел от боли и шума в голове, он вдруг осознал без всякого переводчика, что над ним собираются учинить эти чертовы бандиты. Вообще-то сложно не понять, когда их главарь выразительно тычет пальцем в ближайшее дерево, ноги Тейлора крепко стягивают концом длинной веревки, а один из подонков бежит к ближайшим кустам, размахивая мачете. Тем паче, благодаря разом обострившемуся чутью, в зловещих посулах ублюдков, явно обращенных в его, Тейлора, сторону, англичанин без труда различил слова: «el dolor»[1], «el perro inglés»[2], «la muerte»[3]. «Ahora sabrás lo que significa el dolor, el perro inglés! La muerte al bastardo sucio!»[4] Дерьмо! Генри попытался вырваться, расслабить путы хотя бы на руках, но его, словно гигантского червяка бесславно потащили волоком прямо к дереву, забросили веревку на сук... Тейлор почувствовал, как ноги беспомощно задираются вверх, а тело отделяется от земли. Лейтенант невольно затрепыхался в воздухе, как тот самый червяк, насаженный на крючок, закрутился отчаянно в бесплодных попытках обрести опору. Мельком заметил с досадой: прыткий мужичок, отправленный на заготовку, уже радостно спешит обратно с целой охапкой нарезанных прутьев. ААА! Дерьмо два раза! Лейтенант уже прикидывал, как ему стерпеть все отпущенные на его долю муки достойно и с честью умереть, как практически с небес, а точнее, с высокого каменистого уступа, раздался резкий возглас, который буквально накрыл поляну ледяным мороком. – Así pues, señores! Alguno de ustedes puede aclarará, qué está ocurrido aquí?![5] В результате подонки остолбенели, и в тот же миг Генри почувствовал, что летит головой прямо в землю. Едва успев извернуться, дабы не сломать себе шею, он со всей мочи плашмя шлепнулся вниз. Благо, там оказалось довольно мягко. Лейтенант приподнял голову, силясь что-либо рассмотреть забитыми кровью и песком глазами. Да что там за... ешь твою медь?! К несказанному облегчению Тейлора, это оказалась сеньора Гальяно собственной персоной, каким-то невероятным чудом оказавшаяся в сём забытом Богом местечке. Далее Генри просто лежал под раскидистым деревом, смиренно связанный колбаской, и впечатлялся тому достоинству, с которым донна сошла на бренную землю, а так же – тому сногсшибательному темпераменту, с которым госпожа принялась объяснять своим донельзя сконфуженным работникам, насколько они неправы, – дьявол их всех четвертуй! – свирепо тыкая направо и налево обоюдоострым стилетом! Похоже, это выглядело эффектно не только со стороны, поскольку мужланы, которые казались мощнее и выше девицы, как минимум, на полголовы, ретиво кланялись, ходили на полусогнутых и испуганно трясли перед ней пресловутым мешком, вывалив неопровержимые улики побега прямо госпоже под ноги. Лейтенант даже слегка пожалел засранцев, с настороженным любопытством наблюдая весь этот спектакль прямо из первого ряда, а сеньора Гальяно сурово посматривала на незадачливого беглеца, прищурив свои полыхающие негодованием глазки. Наконец, распатронив ублюдков в хвост и в гриву, сеньора надменно велела им убираться. Вернее, с непреклонным выражением лица вскинула указующий перст в виде своего кинжала в сторону поселка и, вопреки испанскому многословию, кратко отрезала: – Fuera! Один из парней попытался ей что-то возразить, озабоченно поглядывая на недвижимого Тейлора, но донна так сверкнула на бедолагу глазами, что тот попятился и, наверняка проклиная свою дерзость, предпочел спешно ретироваться вместе с остальными cabríos. Несмотря на свое сомнительное положение, Генри с облегчением откинул голову и прикрыл глаза, чувствуя, как теплое утреннее солнце, проникая сквозь пышную крону дерева, ласкает его саднящее, мокрое от крови лицо. Холодная струйка из носа щекотно текла по щеке, но ему было все равно. Что ж, жить все-таки здорово, как ни крути! Отвлекся Тейлор от своих дум в результате хорошего пинка в бедро. Он открыл глаза и увидел хозяйку – ведь эта донна теперь его хозяйка вроде? – стоявшую прямо над ним. Одной рукой она манерно уперлась в бок, а другой небрежно поигрывала кинжалом. – Святая Дева Мария! Ты чего лыбишься, идиот! – процедила дева со своим слегка рокочущим акцентом теперь уже на понятном Тейлору языке, хотя он, порядком дезориентированный, этого даже не осознал. «Я лыблюсь? Я?!» – Генри тотчас поймал себя на том, что действительно слегка улыбается. Ну, а что вы хотели от человека, только что избежавшего мучительной смерти? Лейтенант хотел сказать об этом сеньоре, но та его опередила: – Тебе известно, поганец, что за побег положена смертная казнь! Так что сделай хотя бы грустное лицо в знак уважения к своей близкой кончине! Почему-то сейчас сеньора не казалась ему такой уж страшной, хотя и махала своим ножиком, зверски выпучив на него сердитые глаза. Может, все дело было в необъяснимой комичности ситуации, когда он лежал так глупо связанный, весь в дерьме, перед этой потрясающе роскошной сеньорой, а, может, в том, что с Генри вдруг спало дикое напряжение последнего часа? В общем, Тейлор не придумал ничего лучше, чем захихикать. – Как вам будет угодно, госпожа... гхм... сеньора, то есть... – Что смешного?! Ты надо мной что ли смеешься, обормот? Донна еще сильнее нахмурилась, пальцы ее в тот же миг опасно сжали рукоять. Узкое лезвие клинка сверкнуло на солнце. Несмотря на разбитые губы, Генри закатился еще сильнее. Он морщился от боли, но не мог остановиться. Черт! В него определенно попала предательская смешинка. Тейлор знал, как это бывает: чем больше ты мечтаешь сдержаться, тем больше тебя пробирает. И, главное, в самый неподходящий момент. – А ну! Прекрати сейчас же! – возмущенная хозяйка даванула каблучком ему прямо в грудь. – Да, да, простите... сеньора! Уже все!.. Но заметив, с каким откровенным подозрением уставилась на него красотка, Генри вновь принялся безудержно клокотать, периодически всхлипывая от смеха. Господь Милосердный! Спасите, помогите! Так и до истерики недалеко! В следующую секунду тонкое лезвие жгучей осой впилось ему в горло, аккурат там, где сейчас возбужденно пульсировала сонная артерия. Одним движением скользнув на колено, испанка нависла над ним, опасно приставив лезвие к шее. Другой рукой больно сжала вихры надо лбом. Место укола неприятно засаднило. Черт! Все его дурацкое веселье как рукой сняло. Тейлор, наконец-то, благоразумно замер, опасаясь вздохнуть. Но вдобавок к невольному испугу, Генри вдруг с трепетом ощутил всей кожей, как совсем близко от него очутилось живое девичье тело, источавшее вибрации разгоряченной женской плоти с легкой вуалью духов – изысканный, дурманящий аромат, отчего-то остро защемивший нутро. А еще... этот льдистый серый взгляд, который светился ярым негодованием сквозь тонкую вуаль шляпки и пронзал насквозь безо всякого кинжала... – Ну что, хохотун, не смеешься? Больше не смешно? – глаза ее, широко распахнутые от гнева, еще сильнее приблизились, и Генри разглядел почти черные ободки, окаймляющие радужки цвета грозового неба, и золотые звездочки там, в их махровой глубине. А еще лейтенант увидел сердитую морщинку меж бровей, полные, крепко сжатые губы и гневный разлет точеных ноздрей. Что ж, шутки для него, кажется, закончились! – Нет, – он осторожно сглотнул, потом буркнул на удачу: – Развяжи меня! Плотный изгиб суховатых губ дрогнул, брови мягко разошлись, и одна из них приподнялась. Слегка. В глазах трепыхнулось удивление. Лейтенант скользнул взглядом по тонкой переносице с еле заметными крапинами веснушек, заметил гладкую бархатистость скул, залитых возбужденным румянцем, бисеринки пота на висках... – ТЕ!.. – чуть отпрянув, деловито изрекла сеньора, и все же выпустила волосы, а так же убрала – хвала доброму Иисусу! – острие с его горла. – Что? – Генри бездумно уставился на обольстительно сочный рот и сглотнул. – Надо сказать: «РазвяжиТЕ меня, милостивая госпожа»! – Ладно, – стараясь максимально не двигаться, словно по телу его ползла ядовитая сколопендра, лейтенант послушно шевельнул липкими от крови губами. – Развяжите меня, милостивая госпожа! – Кажется, ты забыл добавить «пожалуйста», обормот! Внимательно отслеживая реакцию пленника, Каталина щекотно повела лезвием по его припухшей щеке, аккуратно, едва касаясь, очертила расквашенный рот. Генри растерянно почувствовал – наравне с объяснимым страхом – как что-то сжалось в животе слишком... трепетно. Необычное ощущение... И оно, к дьяволу, не было неприятным, вопреки всяческому здравому смыслу! Лейтенант незаметно перевел дыхание и, по своему обыкновению, – когда его что-то смущало – оскалился вызывающе: – Да, пожалуйста! Милостивая госпожа, будьте так добры! Прошу покорно! В его голосе – Тейлор ничего не смог с этим поделать – отчетливо прозвучали язвительные нотки, но донна Каталина почему-то предпочла этого не заметить. – Молодец, поганец! Быстро учишься. Давай и дальше в том же духе. Кажется, девушка подняла руку, чтобы похлопать Генри по щеке, но в последний момент отчего-то вдруг передумала. Вместо этого настоятельно подтолкнула лейтенанта в плечо: – Повернись, обормот! В следующий миг Тейлор почувствовал, как путы на его запястьях благословенно ослабли: Каталина взрезала их ножом. Генри почти не чувствовал рук, на самом деле, и, переместившись в сидячее положение, принялся с наслаждением растирать набухшую кожу. Подлые мурашки брызнули прямо в кисти, вонзаясь в занемевшие ладони и противно кусая пальцы. К тому же, побитая голова его неожиданно закружилась, в висках запульсировали острые молоточки, а ребра недовольно заныли. Ох, ну что за напасть! Рассеянно потирая запястья и пережидая нахлынувшие звездочки в глазах, лейтенант молча наблюдал, как сосредоточенная хозяйка пилила веревку на его голых щиколотках. Потом девушка вдруг подняла глаза и внимательно посмотрела на Генри. Не сдержавшись, Тейлор улыбнулся ей – слегка сконфужено. Да, несомненно, он проштрафился, и тут ничего не попишешь... Веревка, наконец, поддалась, и донна величаво поднялась с колен. Песок водопадом посыпался с ее бархатистой юбки. Упруго склонившись, она приподняла подол и одним ловким движением всунула свой кинжал в ножны, крепленные к ее тонкой щиколотке. Потом разогнулась гибко и отряхнула ладони в тончайших перчатках друг об дружку. – Цени мою щедрость, обормот! – Да. Благодарю, сеньора! Вы очень добры. Тейлор смотрел на госпожу снизу вверх, собираясь с силами, чтобы подняться тоже. Все ж-таки невежливо сидеть, когда женщина стоит. Но он чувствовал тошноту и предательскую дрожь во всех конечностях. Как бы не завалиться в своих жалких попытках – вот будет убогое зрелище! Но Каталина не дала ему шанс далее прохлаждаться. – Может, все же соизволишь поднять свою бесстыжую задницу, раб? – поинтересовалась донна с хозяйским гонором. – Какого черта!.. Изо всех сил стараясь не качнуться, Генри – а куда деваться? – встал и тоже потер об штаны свои ладони. Они отчего-то резко вспотели. Дьявол! Полное ощущение, что лейтенант, проштрафифшись, стоит перед полковым командиром в ожидании хорошей взбучки за очередную провинность. По инерции пытаясь привести себя в порядок, Тейлор тщательно расправил сбившуюся рубаху, зачесал пятерней назад многострадальную шевелюру, которую сегодня чуть не повыдергивали к дьяволу, и замер навытяжку, усердно отметая трусливые мысли о том, какая немыслимая кара теперь ему положена у этих долбаных испанцев в качестве наказания за побег. Генри надеялся, его не сварят живьем в кипятке, как гласила одна из страшилок, вовсю гулявших средь рабов Пейна... Кого-то там, видимо, все же сварили в свое время. Хвала Иисусу, лейтенант не застал этот жуткий момент. А у испанцев, говорят, казни и того хуже. Еретиков они вон, вообще, сжигают сотнями. А еще ломают кости, оставляя умирать... Эх... Судя, по крайне недоброжелательному виду сеньоры Гальяно, ему тоже сейчас устроят развеселую жизнь. Что ж, если расплаты не избежать, то он, Генри, хотя бы не станет унижать себя трусливыми оправданиями. Шмыгнув, он утер рукавом кровь под носом, которая еще сочилась все же. – Итак, раб, что ты тут делаешь по утрам, на моем озере? – задала донна совсем уж неожиданный вопрос. – Ну... это... – лейтенант сразу даже не нашелся, что ответить, потому что готовился к вопросу от сообщниках. Сообщников у Генри не было. Тут ему даже врать не придется. Он не хотел никого втягивать в свое сомнительное дело, да и себя лишнему риску подвергать не стоило. Мало ли, что за люди попадутся... Здесь каждый сам за себя. Его итак вон продали в два счета – даже безо всяких сообщников. – Ну что ты там мямлишь, паскудник? Отвечай, когда спрашивают! – вид у донны был воистину королевский. И Генри не удержался. От переизбытка чувств его понесло. Более-менее здоровый глаз нахально сузился, губы попытались скривиться в ухмылке, и лейтенант брякнул наобум, презрев всякий политес: – Так это вы тут из лесу несколько дней за мной подглядываете, сеньора? Наверное, Тейлор тут же пожалел о своей бесцеремонности, потому что донна вдруг осеклась, и весь апломб разом с нее слетел. Девушка растеряно захлопала глазами, а нежные щеки безудержно затопил яркий румянец. «Боже, как же ей идет это милое смущение!» – с некоторой долей раскаяния подумал лейтенант. Некоторое время сеньора Гальяно беззвучно открывала рот, явно пытаясь взять себя в руки, и, наконец, выдохнула почти беззвучно: – Да как ты смеешь?! Мерзкий раб! Да чтобы я!.. Вот еще! Свинтус ты неотесанный! Господь, это точно! Теперь покраснел Генри. Поведение, недостойное офицера, а тем более... дворянина. Фу ты... итишь. И, правда, плебей... Чурбан неотесанный! – Простите, сеньора, – лейтенант покаянно пошел на попятную. – Я не... В общем, сморозил глупость. Простите. С минуту Тейлор беспокойно отслеживал малейшие изменения на лице девушки. Та нервно покусывала губы, видимо, пытаясь справиться с собой, в глазах застыла... досада? – Называй меня mi Ama, раб. В крайнем случае – донья[6]. Уяснил? – Да, mi Ama, – Генри сказал это предельно покладисто, стараясь загладить неловкость, да еще и взгляд в землю уткнул, от греха... – Я понял. Простите. – И что прикажешь с тобой делать, злодей? За побег ты заслужил хорошей вздрючки! – Как скажете, mi Ama, – Тейлор снова сверкнул на хозяйку взглядом, далеким от рабской покорности. – Кроме того, ведешь себя нагло, паразит! Уж больно ты смел, как я погляжу. Не боишься смерти, что ли? Закусив удила от новой провокации, Генри пожал плечами: – Кто ж ее не боится, mi Ama! Но и вы тоже не робкого десятка, как я погляжу, – он многозначительно обвел глазами пустынный пляж. – Негоже девушке быть одной наедине с... беглым каторжником. Донья!.. Видно было, как Каталина опешила снова, в глазах ее промелькнула плохо скрытое смятение, по длинному горлу пробежал отчетливый спазм. Она бросила неуверенный взгляд в ту сторону, куда ушли надсмотрщики, которых давно и след простыл. Но на сей раз донья явно постаралась быстрее взять себя в руки, чтобы не показать опасному оппоненту свою слабину. – Ты соображаешь, что говоришь, раб?! – девица наверняка хотела сказать это с напором, но получилось немного сипло. – Ты мне угрожаешь никак?! – Что вы, mi Ama, – Тейлор опять почувствовал, как верхняя губа его пренебрежительно дернулась, а взгляд прямо-таки засочился лютым сарказмом. – Как можно! Я бы никогда... Просто предупреждаю. И действительно, что ему мешает сейчас шарахнуть эту зарвавшуюся девицу каким-нибудь камнем, да и дать себе деру. Вещи вон валяются, только обратно в мешок собрать! А у сеньоры в придачу можно и оружие позаимствовать. Ну, чего ты стоишь Тейлор, размякший, как телок? Давай, действуй! Ну ладно, не хочешь убивать, можно просто связать девицу! Хватятся госпожу только к вечеру, а у тебя будет хорошая фора. Наверняка у прекрасной донны и лошадь где-то здесь. Не пешком же она притопала. Далековато, однако!.. Тейлор поискал глазами вокруг на предмет какого-нибудь подходящего орудия, но заметил лишь пучок лозин, валявшийся неподалеку, позабытый резво ускакавшими надсмотрщиками. Мысли его сбились в кучу, в горле засвербило. Каталина проследила за его взглядом и хмыкнула. – Только попробуй, поганец! Просто предупреждаю. Я велела моим людям присмотреть за тобой. Они тут, неподалеку, так и знай! Ты не уйдешь отсюда живым, даже если тебе хватит смелости мне навредить. – Да не собираюсь я вам вредить! – хмуро ответствовал Тейлор, понимая, что действительно не сможет этого сделать, и дело тут вовсе не в смелости. – Я не воюю с женщинами, mi Ama, представьте, хоть я и грязный каторжник! Эх, ну и как же ему сбежать-то, скажите, с его долбаными принципами?! То – нельзя, другое – нельзя! Это просто засада какая-то! Каталина закатила глаза. А когда она вновь глянула на Тейлора, стало ясно: донья приняла решение. – Подай! – поджав губы, сеньора кивнула на охапку заготовленных прутьев, в голосе зазвенел метал. ОГО! Так уверено может говорить лишь человек, который знает, что его невозможно ослушаться. Генри почувствовал, как сердце предательски стекает вниз, а на его место врывается могильный холод. Что это еще за черт?! Уж не думает она, что?.. Картинка из далекого прошлого вдруг возникла в голове. Хищный профиль мисс Грифон, впалые щеки, поджатые тонкие губы, скрипучий голос: – Мистер Тейлор! Будьте любезны пройти в воспитальную! Подготовьтесь и ждите. И тот же отвратный мороз клубиться в животе, ступни наливаются тяжестью, а губы немеют. Сестренка смотрит на него сочувственно, но ничем помочь не может, конечно. Генри идет вверх по сумрачной лестнице, медленно переступая вялыми ногами, будто вдруг в одночасье превратился в столетнего старика. Он понимает, что спасение не придет, как ни тяни, но все же продолжает надеяться. До последнего. Будто все это часть тоскливого безнадежного сна, но он, Генри, еще может проснуться. – Ну чего застыл, раб! Подай розги! Живо! Еще чего! Тебе надо, ты и возьми! Ведьма! – Что? Никак испугался, обормот? – губы доньи презрительно скривились на оцепенелый вид Тейлора. – Надо же, а ведь был весь из себя такой смелый! – Ничего я не испугался! – Генри набычился, стиснув челюсти. Не дождешься, стерва! Генри Тейлора еще никто трусом не называл! Буравя госпожу бешеным взглядом, лейтенант наклонился и, не глядя, ухватил пучок из нескольких лозин. Потом, шагнув вперед, молча протянул его великолепной сеньоре. А дальше мрачно наблюдал, как девица, выбрав три ровных, не особо толстых ветки, подчеркнуто медленно очистила их от листьев, будто специально посматривая иногда в его сторону своим странным прозрачным взглядом. И, в конце, нарочито резко взмахнула ими – на пробу!.. Вспоров воздух, прутья пакостно присвистнули. Дьявольская стерва! К концу всего этого действа зубы у Тейлора почти раскрошились, а глаза в итоге лейтенант опустил, чтобы случайно не выдать чувств, вовсю вскипающих одержимым ключом. – Стань там, раб! – Каталина на удивление спокойно указала розгами на поваленный ствол примерно на уровне его бедер. – Упрись руками! В негодовании раздув ноздри и ощущая, как мир вокруг нехорошо пульсирует красными пятнами, лейтенант Генри Тейлор повернулся – чего теперь! – и положил ладони на теплое дерево, ощущая под пальцами смолистую шершавость коры. Для этого ему пришлось согнуться. Немного. Ровно настолько, чтобы его пятая точка удобно выпятилась. Что ж, наверняка он выглядит просто отлично! Дьявол! Надеюсь, штаны ему в результате оставят! Тейлор осторожно покосился на улыбающуюся чему-то хозяйку. Тьфу ты, чертова фурия! Глаза сощурены, ноздри трепещут. Сеньора сейчас была подобна мифической горгулье, что почуяла сладостный запах жертвенной крови! ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ СЛЕДУЕТ... ___________________________ 1. el dolor (исп.) – боль; 2. el perro inglés (исп.) – английский пес; 3. la muerte (исп.) – смерть; 4. Ahora sabrás lo que significa el dolor, el perro inglés! La muerte al bastardo sucio! (исп.) – Теперь ты узнаешь, что значит боль, английская собака! Смерть грязному ублюдку! 5. Así pues, señores! Alguno de ustedes puede aclarará, qué está ocurrido aquí?! (исп.) – Итак, сеньоры! Кто-нибудь из вас может объяснить мне, что здесь происходит? 6. doña (исп.) – донья, госпожа. По-английски звучит, как донна.