В РИТМАХ ЗВЕНЯЩЕГО СЕРДЦА

***

С утра Генри решил наплевать на свой обычный моцион, – а чего она! – и прибыть в усадьбу в своем первозданном виде, как то: немытым, небритым, нечесаным. В результате этакого протестного настроения он практически проспал и прилетел к хозяйскому дому в последний момент, ко всему прочему, взмыленным, заспанным и голодным. Да еще с покорябанной физиономией, с которой едва начала спадать опухоль. Благо, глаз хоть открылся, но зато вовсю светил палящим фонарем. Искомую террасу, впрочем, найти было несложно, так как лейтенант изучил примерное расположение строений, когда рисковал пробираться к Мачо по ночам. Но с парадного входа его, конечно, никто не запустил, поэтому пришлось долго идти перебежками в обход, к боковым воротам, которые вели на хозяйственный двор. Терраса, кстати, оказалась как раз совсем недалеко оттуда, правда, почему-то справа от входа. Ну, разницы особо никакой – Генри сразу ее увидел, как только приблизился к дому. Таким образом, когда лейтенант прибыл к назначенному месту, завтрак уже был в полном разгаре. Вернее – заканчивался, потому как лакей уже разливал кофе, аромат которого заставил глаза Тейлора заслезиться от вожделения. Он невольно сглотнул. Тем более, румяная сдоба на большом блюде, благоухала так аппетитно. Генри подошел с поклоном и остановился чуть в отдалении так, чтобы, по расчетам, его было видно хозяйке, если та соблаговолит. У ног Каталины – кто б сомневался – лежал огромный молосс. При приближении Тейлора пес насторожено приподнял голову, но не вскочил – и на том спасибо! Некоторое время понаблюдав за нарушителем спокойствия таким образом, Мачо шумно вздохнул, уложил обратно морду на лапы и равнодушно сомкнул веки, вроде как расслабленно задремав. Но лейтенанту почему-то показалось, что такое впечатление весьма обманчиво. Донья сидела к нему лицом, и, очевидно, увидела англичанина, но сделала вид, что не замечает, очень заинтересовано беседуя в этот момент с круглолицым, плотного сложения человеком без парика, зато с великолепным в своей пышности жабо на обтянутом жаккардовым жилетом широкой груди. Генри уловил знакомый говор – французский! Лысоватая, коротко стриженная голова мужчины согласно кивала в такт словам хозяйки, а полные губы, обрамленные аккуратной рыжеватой бородкой тепло улыбались. Человек этот, в отличие от своей собеседницы, бросил на Генри заинтересованный взгляд и вдруг улыбнулся еще шире, слегка кивнув. Нет, правда что ли?! Это он ему, Тейлору? Лейтенант на всякий случай снова поклонился, но крепыш уже отвел глаза, с учтивым добродушием отвечая на вопрос сеньоры Гальяно. Генри, конечно, особо не прислушивался... но разговор, похоже, шел про виноделие. Гадство! Еще один чертов винодел! Да что ж они вьются возле его доньи, будто им тут медом намазано! Нервно сминая в руках поля своей обтрепанной нелепой шляпы под названием сомбреро, Тейлор стоял и, потупив взор, позволял себе лишь украдкой рассматривать трапезничавших господ. Сама хозяйка была одета просто, практически по-домашнему. Бумажное платье нежно-василькового цвета плотно облегало тугой корсет. Открытые по французской моде плечи были искусно задрапированы молочного цвета кружевным фишю[1], который скорее выгодно подчеркивал все женские прелести красотки, нежели скрывал их. По всему лифу, в тон шейному платку, были искусно рассыпаны вышитые цветочки, делая этот непритязательный наряд, при всей своей милой простоте, дорогим и обворожительно изысканным. Генри оценил. Тем более, молочные жемчужины, матово мерцающие в изящных мочках, дополняли картину. Почему-то Тейлору пришло в голову вообразить, как бы смотрелись в этих нежнейших ушках какие-нибудь другие драгоценные камни, если бы он, Генри, вздумал их когда-нибудь подарить... А еще лейтенант будто бы вновь почувствовал этот запах нежной свежести с нотками аристократизма, приправленные благоуханием элегантности, которые со вчерашнего дня намертво засели в его мозгу. И с ужасом ощутил себя практически отстойной ямой. Черти разнеси! Вот надо же ему было так недальновидно проспать из-за дурацкой вредности. Черт с ним, с лицом, но хотя бы смыл с себя весь вчерашний пот и полевую грязь, придурок идиотский! Сейчас бы не чувствовал себя как дерьмо перед сапфиром. Хотя что теперь? Поздно уже дергаться. Спиной к Тейлору восседала какая-то мадам, вернее сеньора, одетая, несмотря на жару, в глухое старомодное платье из того же жаккарда и укутанная сверху до низу в черную мантилью. Судя по тому, что сидела дамочка так прямо, будто ненароком проглотила трость, Генри отдал бы голову на отсечение, что по жизни эта жердь является настоящей занудой. Лейтенанту, за каким-то лядом, вдруг вспомнилась гувернантка мисс Грифон. Тьфу, тьфу, не всуе будь помянута! – Дорогая моя, – услышал Генри высокий скрипучий голос, от которого у лейтенанта все внутри зашлось – того и гляди выпорет, – хорошо бы сегодня вы уделили внимание осмотру кладовых, как мы и договаривались. Нужно подготовить их к новому урожаю. Я уже велела Лусии начинать заготовки. – Конечно, сеньора Хуанита, не беспокойтесь, – как-то уж чересчур любезно ответила старой перечнице Каталина и заметно впилась пальцами в ручку чашки, которую лишь слегка пригубила. Кажется, донья таким вот нехитрым образом спрятала легкое негодование, которое вызывала у нее эта безупречная матрона. Или Генри так хотелось думать... Но зато, хозяйка, наконец-то, соизволила посмотреть в его сторону, будто только заметила. Глаза их встретились. И Тейлор поспешно склонился. Еще не хватало в гляделки тут играть. Задница у него не лишняя все же. – Mi Ama... – буркнул лейтенант, стараясь хотя бы манерами не подкачать, если видом блеснуть не удалось. – Подойди! – раздался спокойный с тонкими льдинками голос. Генри по-настоящему опасался только одного, что сейчас последует продолжение вчерашней дрессировки, с публичным водворением на колени. Готов ли он, Тейлор, сейчас повторить все это на бис, вот в чем вопрос? Он бросал настороженные взгляды на присутствующих, пока приближался к ступеням. Подняться на саму террасу лейтенант не решился, с сомнением глянув на свои босые, видавшие виды ступни. Все-таки не тот у него прикид, разве что полы тут марать. Теперь вся честная компания уставилась прямо на Тейлора. Даже чопорная матрона слегка развернулась, и брови ее изумленно поползли вверх, пока она смотрела на изрядно помятого визитёра сквозь монокль, крепленный на изящной ручке. На рыбьем лице ее было явственно написано: «Что это еще за явление, позвольте?!» Генри решил быть дружелюбным все же и нарочито громко повторил, подкрепляя учтивым кивком: – Сеньоры... Сеньор... – Месье!.. – слегка приподнимаясь в его сторону, неожиданно заявил мужчина. – Я сам из Франции, любезный. Впрочем, если вам угодно, называйте меня сеньором, я вовсе не обижусь. – Ах, дорогой мой Шарль, – улыбнулась ему хозяйка, – он будет звать вас так, как вы захотите. Этот человек не в том положении, чтобы тут привередничать. – Как скажете, mi Ama, как скажете, – француза, похоже, все это весьма забавляло. – Но я вовсе не в претензии, право... – Вы позволите, я поговорю с этим человеком, сеньора Хуанита? – обратилась Каталина по-французки к суровой мадам. – Это наш новый раб..отник. Мне надо провести... собеседование. – Конечно, cariño[2], – матрона сделала знак лакею отодвинуть стул, потом гордо поднялась и, еще раз окинув Генри высокомерным взором, демонстративно сморщила нос. – Не смею вас отвлекать. Буду ждать возле складов, сейчас только прикажу найти Педро. – Непременно, сеньора Хуанита, я скоро буду, – вежливо улыбнулась ей Каталина. Когда надменная дамочка поднялась, француз Шарль тоже подскочил из-за стола и теперь аккуратно складывал салфетку: – Разрешите мне тоже откланяться, mi Ama, дела не ждут... Сегодня я планирую быть на винодельне. Благодарю вас за завтрак. Он бесподобен, как всегда!.. – О, нет, останьтесь, дорогой месье, – Каталина радушно протянула к нему руку, – мне нужен ваш совет. – Совет? О, вы мне льстите, моя прекрасная донья! Но раз вы так желаете, непременно, – толстячок с поклоном снова уселся, небрежным жестом разместив сложенную салфетку рядом со своей пустой тарелкой, – помогу, чем смогу. – Послушайте, Шарль, так случилось, что я оказалась весьма обязана этому человеку, несмотря на его... гмм... не слишком пристойное положение. На самом деле, мне бы хотелось слегка облегчить участь бедняги, – Каталина скользнула небрежным взглядом в сторону Тейлора. – Не могли бы вы взять его под свой патронаж, мой дорогой, ведь вам был нужен помощник по благоустройству парка и вообще... Помниться, вы как-то говорили, что не отказались бы. А этот парень, не находите, выглядит довольно смышленым. Будем надеяться, он способен на большее, чем просто рубить тростник. Генри неприятно кольнуло. Донья обсуждала его так, будто он тут пенек бессловесный. Особенно резануло это ее снисходительное «бедняга». Так вот он кто для испанской госпожи! Не более, чем жалкий, никчемный чурбан. Ну, а чего ты хотел, Тейлор? Раб – это всего лишь имущество... собственность, мебель. Хуже собаки. Мачо, к слову, поднялся и положил голову хозяйке на колени, а та ласково трепала его за ухом и скармливала булку, задумчиво макая ломтики в густую сметану. Псина бодро жамкала аппетитные кусочки с хозяйских рук. Генри сглотнул голодную слюну. Да, приятель, похоже, ты вытащил козырную карту! Чего явно не сказать о нем, Тейлоре. Ну правильно, не умеешь ты руки лизать, лейтенант. – О, дорогая сеньора, благодарю за вашу заботу. Конечно, мне не помешает помощник!.. Но сам-то молодой человек желает этим заниматься? – француз, сощурившись против яркого солнца, вопросительно взглянул на Генри. – Вы как, любезный, согласны? Работа будет, конечно, полегче, чем на плантациях, но тоже не простая – беготни много, да и лопатой иногда помахать придется. – Мне не привыкать, – пожал плечами Тейлор, – но... спасибо, что спросили! – лейтенант не сдержался и выразительно посмотрел на хозяйку, впрочем, та, увлеченно тетёшкая Мачо, похоже, вовсе не обратила внимания на его намеки. – На самом деле, – любезно продолжал винодел, – мне нужна не столько грубая сила, месье, – ее всегда можно найти в поместье – сколько человек, мыслящий немного шире, чем, как бы это выразиться, «бери больше, кидай дальше». Я мог бы обучить вас кое-каким вещам, передать вам, так сказать, опыт. Если вы не против? – А у меня есть выбор? Бесспорно, это прозвучало весьма невежливо и даже вызывающе, но что вы хотите: Генри стоял на самом солнцепеке, голодный как черт и уже вовсю изнемогающий от жажды, в то время как господа, насладившись вкусным завтраком, забавлялись разговорами в прохладе, под увитой зеленью крышей. Есть от чего потерять терпение. – А у тебя есть другие предложения разве, англичанин? – донья все же оторвалась от своего важного занятия и с некоторым негодованием воззрилась на Генри. – Что ж, я спрашиваю теперь – говори, раб! Что бы ты хотел делать тогда? Эх, была – не была! – Вообще-то, – Генри прищурился упрямо, – вы знаете: в первую очередь, я солдат, mi Ama. Так что могу быть охранником, если позволите. Или телохранителем, например. – Телохранителем? И чьим же это? – в глазах хозяйки заплясали такие знакомые вздорные искорки. – Ну... вашим, естественно. Чьим еще?! – Хах, правда что ли?! Сдается, видела я вчера некоторых бравых вояк прямо в деле. Как сейчас помню, наваляли этому ловкачу по самое нехочу, вон рожа вся расписанная. Или... поправь меня, если я не права! – Ну просто... – покраснев как помидор, пробубнил Тейлор, – меня застали врасплох! – Аха! Вот же какие подлые злодеи! Не соизволили предупредить, когда нападут! Наверное, наш великолепный солдат просто руки из карманов вытащить не успел! – Да нет у меня никаких карманов! – весь пунцовый от смущения, Генри уже не знал, куда девать глаза. – Ну тем более! – припечатала донья. – Сдается, такому горе телохранителю как раз самому не помешает телохранитель! Тьфу ты, да что за зараза эта девица! Никак нельзя с ней расслабиться. Сразу – прямо под дых! – И потом, у меня уже есть прекрасный телохранитель! Да, ведь, Мачо, мой дружок? Не чета тут некоторым увальням, у которых задница поворачивается, как у того ленивца толстопузого! Француз Шарль смотрел на возбужденную сеньору с легким недоумением, явно не понимая, отчего так разошлась благодушная до того хозяйка, потом примирительно встрял, поглядывая сочувственно на сконфуженного до невозможности Тейлора. – Сеньора Каталина, если вы позволите, сегодня я введу нашего подопечного в курс дела, может, ему все же понравится, но нет, тогда... – ...тогда он всегда может вернуться обратно, на свои дурацкие плантации, рубить обожаемый тростник! – язвительно закончила за него донья. – Раз уж без него жить не может!.. – Так что, молодой человек? Вы же готовы попробовать? – Шарль повернулся так, чтобы гримасы его не были заметны со стороны Каталины, и усиленно делал Генри большие глаза. – Я... м-м... д-да-а... – промямлил совершенно потерянный лейтенант, пытаясь хоть как-то взять себя в руки после ядовитых укусов злобствующей стервы. – Благодарю вас, месье. Я вовсе не против. Просто... – Просто не королевское это дело, если вы еще не поняли, мой дорогой Шарль, – голос доньи резал, словно кинжал, а потом еще курочил рану, впиваясь в плоть с особой жестокостью. – Господин воитель выше всех этих ваших плебейских дел! Будут оне вам тут еще мараться с лопатой! – Да вовсе не в этом дело, сеньора Гальяно! – Генри разозлился, наконец, и в следствии отчаяния и несправедливых обвинений голова у него заработала как надо. – Я имел в виду, что принес бы больше пользы, если бы занимался своей работой. Той, что я умею лучше всего. Но я лишь предложил вариант. А так, конечно же, я согласен на предложение месье Шарля. Как вы сами справедливо заметили, я не в том положении, чтобы особо выбирать. И вообще, мне, правда, всегда интересно узнать что-то новое. Прошу прощения, если показался вам не благодарным. Сеньора... Месье... – Генри галантно, насколько он умел, поклонился обоим. Каталина, уже открывшая было рот, чтобы снова проехаться по самолюбию англичанина, вдруг замолчала и, слегка приподняв брови, уставилась на Тейлора. Воцарилась тишина. – Ну вот и славно, – наконец отмерла донья. – Теперь осталось решить, где ты будешь жить. Рабский поселок далековато, надо тебе перебираться в дом. Или ты тоже против? – Да нет, почему же... – проговорил Генри, стараясь не поддаваться на провокацию. – Как вы скажете, так и будет, mi Ama. Каталина закатила глаза, прошептав что-то типа: «Вот же мошенник!», но дальше эту тему развивать не стала. – Итак, сейчас ты поступаешь в распоряжение месье Шарля, Бестиа, и будешь отныне делать только то, что он велит. Надо будет сказать сеньоре Хуаните, чтобы тебе подготовили кровать во флигеле для дворовой прислуги. И не вздумай опять выкрутасничать! Опять?! Да что же это такое, дьявол и все его бабушки?! Когда это он особо выкрутасничал? Ну да, было пару раз... И что? Теперь это ему вообще никогда не забудут? – А давайте-ка его ко мне в хижину, дорогая донья! Просто во флигеле одна комната сразу на несколько человек, – поясняя, француз повернулся к Генри, – и сейчас там, право, такая духота. А вдвоем нам будет веселее, вот увидите. Посудачим о том, о сём... Не люблю я одиночество, если честно. Как вы, мой друг? Согласны? – Ну... если я вас не сильно стесню, месье, – пожал плечами Генри, опасаясь высказывать хоть какие-нибудь возражения, чтобы не нарваться на новый виток ядовитого сарказма от прекрасной доньи. – Благодарю за предложение. Да и чего ему кочевряжиться особо, в бараках для рабов все спали вповалку на старых завшивленных матрацах, так что ему и во флигеле бы подошло. Тем более, если там кровати. Давно невиданная Тейлором роскошь. – Что вы, какое там стесните, мне будет только в радость. Значит решено? Вы же не против, mi Ama? – Ох, нет. Тут уж как вам будет удобно, Шарль. Если передумаете, всегда есть запасной вариант – пойдет жить во флигель! – Я думаю, как раз будет очень удобно, что называется, все под рукой. Не надо будет ни ждать, ни искать друг друга. И вообще, мы найдем, чем заняться... на досуге. Да, помощничек? – и француз добродушно подмигнул лейтенанту, который стоял столбом, еще так до конца и не осознав всей глубины своего счастья. – Хорошо, на том и порешим, – Каталина мягко улыбнулась французу. – Спасибо вам, любезный мой Шарль. Вы меня очень выручили! – О, что вы, моя дорогая донья! Я вам по гроб жизни обязан. Если бы не вы... Разрешите откланяться теперь? Француз встал и так галантно поцеловал сеньоре Гальяно ручку, что в результате от зависти у Генри все внутри засвербело. Как бы он тоже хотел вот так коснуться нежной кожи своими губами... и получить в ответ такую же милую улыбку. Эх... А ему достаются одни лишь понукания и ледяной пренебрежительный тон: – Обедать будешь вместе с прислугой на кухне, Бестиа. Надо сказать Лусии, чтобы на тебя тоже готовили. И подойдешь к управляющему Педро, он расскажет тебе распорядок. Ясно? – Так точно, моя госпожа. – И вечером, чтобы тебя там не потеряли, сходишь в поселок, скажешь Санчо, что ты теперь при доме. Понял? – Так точно, моя госпожа. Каталина почему-то снова закатила глаза. – Все. Теперь ступай, раб. Помедлив, Генри поклонился почтительно и пошел за ожидавшим его французом, который видно собирался, прежде чем приступать к работе, обустроить нового жильца в своей хижине. Но вдогонку лейтенант вдруг услышал резкое: – Постой, раб! Тейлор замер испуганно. С этой непредсказуемой девицы станется все переиграть. Он медленно развернулся и снова подошел, на всякий случай готовясь к худшему. Каталина стояла на ступеньках террасы и нервно теребила в руках кружевной веер. – Если хочешь, Бестиа, – надменно поджала свои прелестные губки донья, – то можешь пользоваться моим озером. Полагаю, чистый раб всегда лучше, чем такой замызганный. Но только выбирай время так, чтобы я тебя не видела и не слышала! Ты меня понял, охламон? – Да, mi Ama, – Генри еще некоторое время переминался в нерешительности, потом вдруг выдал совершенно неожиданно даже сам для себя. – И... спасибо вам за все, донья Каталина! Потом повернулся и побежал догонять ушедшего вперед винодела, оставив ошарашенную хозяйку удивленно смотреть ему в след. ________________________________________ 1. фишю́ (фр. fichu) – тонкий платок из лёгкой ткани (муслина, батиста) или кружев, прикрывавший шею и декольте. 2. cariño – (исп.) дорогой(ая).