***
На конюшню Генри пришел без опозданий. Добросовестно закончил с участком, ополоснулся в речушке, которая удачно текла как раз над беседкой... С приличной одеждой оказалось сложнее, поскольку таковая, выданная ему французом перед памятным ужином, благополучно осталась в епархии проклятого содомита. Пришлось выбирать из двух зол меньшее все же, поскольку ослушаться сеньору в такой ответственный момент Тейлору показалось не слишком-то разумно. Да и вообще, подставлять Шарля, объясняя истинную причину отсутствия своего доступа в хижину, лейтенанту не представлялось возможным. Хотя он был очень зол. Впрочем, и врать, выгораживая мерзавца, Генри был не готов. Лучше уж как-то по-тихому... Авось, прокатит. Прокатило. Хвала доброму Иисусу, Лавиньи в хижине не оказалось! Генри выдохнул и быстро переоделся в подаренную ему давеча одежду, с наслаждением натянул мягкие чулки, влез в те самые, поношенные башмаки из дорогой кожи, пристегнул к вороту жабо, обшитое немудреными кружавчиками... И вновь почувствовал себя человеком. Заметил в сундуке еще один камзол – песочного цвета, из тонкого сукна – без особых изысков. Прикинув, надел и его все же, хотя... солнце, конечно, жарило вовсю. Но будет ли он соответствовать представлению Каталины о приличиях, если вырядиться в одну лишь рубаху? На столе – все так же прикрытый тряпицей – стоял... его завтрак? Тейлор голодно сглотнул. Молоко, хлеб, сыр, кусок сочнейшей ветчины. Да... верный извечной заботе, Лавиньи, похоже, не терял надежду, что англичанин вернется. Генри ощутил горький укол прямо в сердце. Что же ты наделал, чертов долбаный подлец?! Ведь все было так хорошо! Некоторое время лейтенант боролся с искушением. В доме врага – ни капли! Но его желудок, пустой со вчерашнего обеда, положительно не был согласен с этакой недальновидной упертостью. Как и тело, надсадившееся за два дня тяжкой работы. Ладно, чего уж там модничать... Когда ему еще поесть придется! После непритязательной, но вкусной еды настроение слегка поднялось. Генри провел рукой по шершавому подбородку, попробовал пригладить растрепанную шевелюру. Да уж... чисто тролль пещерный, мать его растак! Каталина не поймет. Эх, была не была... Он вышел в так хорошо знакомый ему дворик, к туалетному столику, что стоял возле купальни. Как следует выбрил щеки, привел в порядок волосы, гладко расчесав их с помощью помады. Брызнул на себя одеколоном. Что ж, не убудет с ублюдка! Тем более, он, Тейлор, делает это в последний раз. Собрав в узелок рабочую одежку, – больше у него ничего здесь своего и не было – Генри подумал и положил сверху томик недочитанного Мольера. Ладно, вернет как-нибудь после... потихоньку: надежда велика, что Лавиньи книжки не хватится. Бросил взгляд на уютно тикающие на камине часы, тронул на прощание миниатюрную пяточку ангелочка. Кивнул зубастой шкуре леопарда, которая отчего-то грустно пялилась на него желтыми стекляшками глаз. Что ж, пока, приятель... Втянул напоследок ставший таким привычным запах прелого дерева, сухих трав, едких смесей и еще чего-то – сладковатого, терпкого. Колдовского... И вышел вон.***
К конюшне лейтенант подходил с некоторым содроганием, на самом деле. Строение это, по вполне понятной причине, не вызывало в нем со вчерашнего дня никаких приятных ассоциаций. Но Генри старался держать лицо, будто ничего особого не случилось, мечтая лишь об одном – не встретить здесь долбаного индейца. Еще не хватало! Но того где-то не было – хвала Иисусу! – и оседланных лошадей вывел совсем другой конюх. Так что хотя бы в этом самолюбие Генри не слишком пострадало. Каталина слегка улыбнулась англичанину. Наверное потому, что выглядел он действительно достойно: не стыдно стать сопровождающим даже у такой обворожительной красотки. Тейлор исподволь разглядывал хозяйку, пока та что-то шептала своей золотистой лошадке и, наглаживая ее морду, кормила хлебом и яблоками. Господь, какое счастье, что желудок Генри был набит до отказа, а то он бы не выдержал такого аппетитного зрелища. А так лейтенант мог сосредоточиться на более занимательных впечатлениях. Например, на потрясающем облике своей прелестной госпожи... Элегантная до умопомрачения, донья была одета в простого покроя амазонку для верховых прогулок, безо всяких излишеств и декораций. Короткий, в талию, молочный жакет безупречно сидел сверху бархатного корсажа насыщенного шоколадного цвета, расшитого спереди молочной же вязью из каких-то лепесточков. Зона декольте была задрапирована кремовым кружевным фешю, ненавязчиво подчеркивающим белизну нежной кожи. На убранных вверх волосах красовалась маленькая дамская треуголка, изысканно украшенная лишь небольшим облачком страусиного пера и тонким золотистым галуном. Короткий лошадиный хлыст небрежно свисал на ремешке с тонкого запястья. Но это было не все, что по-настоящему взволновало Генри. Юбка! Ее на сеньоре практически не было! Вернее, она представляла собой небольшой, в тон корсажу шлейф, собранный гхм... пониже талии пышным «хвостом» и спускавшийся сзади до середины голени. А спереди... Ноги в районе бедер смело облегали мужского покроя светлые кюлоты, открывая на обозрение – дьявол и все его бабушки! – все соблазнительные формы девицы. Генри изо всех сил старался туда не смотреть, но подлые глаза сами невольно соскальзывали в запретном направлении. Вот за что ему эта мука, скажите на милость?! Он ведь не должен так пялиться! Ни как джентльмен, ни, тем более, как раб. Давно по заднице, однако, не получал! Целых шестнадцать часов продержался... Похоже, пора и честь знать. Каталина, будто невзначай, снова глянула на смущенного лейтенанта. Глаза ее, лучистые, яркие, сверкнули насмешливым пониманием, потом донья едва заметно усмехнулась, и в уголке ее выразительных губ тут же обозначилась такая... милая ямочка. Тейлор поспешно потупился и принялся усердно рассматривать посыпанную гравием дорожку, пока в зоне его внимания не возникли изящные сапожки, увенчанные позолоченными пряжками. А потом раздался бархатный глубокий голос: – Что? Нравлюсь... англичанин? Господь! Что он теперь, как чертов образцовый раб, должен ответить на это? Сама сначала провоцирует своим видом, а потом... Как ему, скажите, выкрутиться? Ну ладно, пойдем проверенным путем. Тем более, сейчас он искренне так думает... – Если позволите, донья... Я в жизни не видал подобной красоты!.. – Ах ты, наглец! – по его плечу слегка хлопнул плоский кончик того самого хлыста. – Кто тебе позволил глазеть столь откровенно? – но по тону испанки Генри безошибочно определил, что донья весьма довольна комплиментом, как и всякая женщина, чего ж... – Я бы не посмел... mi Ama. Простите!.. – Ладно, нахал. Вывернулся. В награду позволяю посадить меня на лошадь! Надеюсь, ты умеешь? Она подошла к своей лошадке, взялась за луку седла и согнула в колене левую ногу. – Ну? – требовательно повернулась девушка к застопорившемуся от неожиданности Тейлору. – Чего застыл, раб? Долго мне еще ждать? Черт, он уже забыл, когда чувствовал так близко изысканную женскую плоть, свежую, элегантную, деликатно надушенную. Шлейф тонких духов головокружительно окутал его обоняние, когда Тейлор, повинуясь повелению, подсаживал сеньору. Ноздри лейтенанта жадно затрепетали, впитывая полузабытый запах женщины. Каталина легкой птицей взлетела в седло. На удивление, оно – теперь стало понятным отсутствие юбок! – оказалось мужским тоже, и уселась донья в него соответственно, по-мужски, решительно подбирая поводья длинными пальцами в светлых хлопковых перчатках. Когда лейтенант устраивался в своем, то понял, что имела в виду хозяйка, когда так язвительно выспрашивала Генри о его способности сидеть. Право, на таком жестком действительно было чертовски неуютно. Подушечку бы, как говорится, подложить не помешало. Но Тейлор, отдавая дань своему упрямству, опять же, не подал вида. По крайне мере, он очень постарался не дрогнуть. И не надо смотреть на него так насмешливо! Стерва! – Телохранитель! Трогаем! Да что ты! Даже не «раб»? Вот уже прямо продвижки!.. Гнедой конь под Тейлором со всей свой могучей силой двинулся вслед за золотистой лошадкой с белой гривой. Эх, какая же красавица эта лошадь-паломино! Генри завистливо раздул ноздри. Вот прямо достойная самой королевы! И его хозяйка, несомненно, смотрелась на такой весьма уместно. Горделивая, уверенная посадка, ни капли напряжения: все очень естественно, будто девица в седле родилась. И лошадь ей повинуется беспрекословно, к тому же. Просто загляденье! Теперь Генри мог безопасно наблюдать за ехавшей впереди него сеньорой Гальяно. Даже обязан был делать это, если на то пошло. Телохранитель он или кто? Красотка некоторое время вела свою лошадь шагом, разминая, потом чуть сжала ее бока, посылая вперед легкой иноходью. Боже! Как же впечатляюще!.. Лошадь, легко разгоняясь, полетела над землей, будто птица на бреющем полете. Каталина вдруг лихо присвистнула, и тут же, наперерез им, из глубин двора радостно вылетел гигантский молосс. Развернувшись довольно ловко при своей недюжей массе, пес побежал рядом с хозяйкой, двигаясь в унисон. Так привычно, будто это случалось много и много раз. Игра у них что ли такая? Да-а, не удивительно... Все у сеньоры по одной половице ходят! Тейлору, чтобы не отстать, тоже пришлось пустить свою лошадь резвой рысью. Вот тут-то лейтенант и почувствовал всю прелесть верховой езды после знатной порки. Недаром хозяйка давеча так гадко насмешничала! Генри стиснул зубы, чтобы они не скрипели. Виски его тут же стали влажными. Пришлось даже незаметно привставать в стременах, дабы смягчать удары о жесткую кожу седла. Дай Бог, чтобы добрая госпожа не уловила его катастрофического дискомфорта. А то ведь, совсем засмеет. С нее станется... Как назло, донья чуть придержала лошадь и, поравнявшись с Тейлором, взялась посматривать на него внимательно, словно пытаясь определить, когда же он, наконец, взмолится о пощаде. Не дождешься, стерва! Генри на всякий случай, состроил самую непроницаемую мину, на которую только был способен. И старался выглядеть расслабленно. Уж лучше боль, чем позор! И тут Каталина, с криком: «Догоняй, англичанин!», снова рванула вперед на своем иноходце, да так быстро, что лейтенанту пришлось пустить коня галопом. Но хорошо хоть, хвала Иисусу, уже на полном основании, можно было спасительно привстать в стременах. Во весь опор они слетели с плато, где располагалась усадьба, и поскакали по открытой полевой дороге – к лесу. Тейлору показалось: Каталина будто соревновалась с ним, иногда поворачивая голову через плечо и сверкая новоявленному телохранителю задорной улыбкой. А он не мог ее догнать. Или мог? Но нужно же делать вид... Пиетет, черт его побери! Как-то все это неправильно, однако! Он здесь, чтобы охранять жизнь хозяйки, а эта чертовка так разогналась, что того и гляди навернется и шею себе сломает. Вот дьявол! Отличный из него телохранитель получается. И как ему быть, если командовать он права не имеет? Да... дилемма. Генри поднажал и, все-таки поравнявшись с девицей, крикнул ей, несмотря на сбившееся дыхание и густой ветер в лицо: – Донья, стойте! Стойте! Сеньора!.. Остановитесь! Каталина глянула на него с недоумением, но потом все же натянула поводья. Эстела, нетерпеливо подгарцовывая, пошла легким аллюром. – Ну что такое? – голос хозяйки выражал терпкое недовольство. – Сдулся, англичанин? Сдулся? О чем это она? Ах, да... Благо, что лицо лейтенанта раскраснелось от быстрой скачки, и на этом фоне не было заметно, как вспыхнула его физиономия. – Я не... Гхм... Э-мм... Послушайте, сеньора Гальяно. Позвольте мне, как вашему телохранителю, отметить: вы скачете слишком быстро! – И что с того? – видно было, что Каталина слегка опешила, но показывать этого не собиралась. – Догнать кишка тонка? Чертова фурия! – Это опасно, донья Каталина! – Генри постарался, чтобы голос его звучал твердо. – Пожалуйста, будьте благоразумны!.. – Чего?! Кто б говорил! И вообще, не слишком ли много ты на себя берешь, раб? – брови девицы опасно сошлись у переносицы. – Ты – телохранитель, а не мой папȧ! Черт, а вот это жаль! Тоже не мешало бы всыпать как следует. Тейлор собрал в кулак всю свою волю. Ну и разговорчик, аж задница зудит!.. – Давайте так, mi Ama. Я – либо раб, либо телохранитель. Невозможно быть и тем, и тем одновременно. – Это еще почему же? – ноздри Каталины затрепетали: не поймешь, то ли злиться, то ли насмехается. – Потому что телохранителя вы должны слушаться. В подобающих ситуациях. А то мне вскоре некого будет охранять. – Так я и знала, что этим все кончится! – с возмущением фыркнула донья. – Вот поэтому меня вполне устраивает Мачо, он хотя бы не указывает мне, что делать! Взгляды их снова скрестились и зазвенели, как на том памятном ужине. – Простите, донья. Вы же понимаете, что я не бестолковая собака. И вполне могут возникнуть моменты, когда придется указать... Генри невозмутимо смотрел на хозяйку, приподняв вопросительно одну бровь в ожидании ее решения. Но внутри все поджилки у него тряслись, на самом-то деле. Как же ему не хотелось отказываться от этой работы! Податься сейчас особо-то некуда, только обратно – на плантации. Но, видимо, при таком раскладе, придется. Дьявол! Донья нехорошо так прищурилась. – То есть, я правильно поняла, ты... ставишь мне условия, раб? – Да, mi Ama. Без этого никак. Простите... Каталина смерила его сверху вниз презрительным взглядом. – Ладно... Уговорил. Я подумаю, – потом добавила вполголоса, будто про себя, – нужен ли мне вообще такой телохранитель... – Как скажете, mi Ama. Некоторое время они ехали молча по лесной дороге – но хотя бы шагом, и то хлеб – до тех пор, пока Генри не начал узнавать памятное место. Уже слышался сквозь деревья характерный шум водопада. Наконец, донья остановилась перед самым спуском на пляж. – Телохранитель! Помоги мне сойти с лошади! Не видишь что ли! Бестолочь!..– она цыкнула языком, при этом раздраженно закатив глаза, когда заметила, что ее спутник сидит себе безразлично на лошади и ни о чем таком даже не помышляет, и, явно поддразнивая Тейлора, тут же сквасила капризную мордашку: – А то я могу упасть и сломать себе что-нибудь!.. Ты этого добиваешься что ли? Господи! Дай же мне терпения! – Нет, конечно, mi Ama! Простите!.. Генри послушно спешился, привязал сразу обоих лошадей и подошел вплотную к хозяйке. Потом, помедлив немного, – уместно ли это будет? – протянул к ней ладони. И девушка, вдруг лучисто улыбнувшись, практически скользнула с седла – прямо в его объятья! Лейтенант с легким смятением почувствовал довольно-таки увесистую плоть в своих руках. Ладную, сильную, теплую. Живую... Растрепавшиеся от лихой скачки пряди защекотали кончик носа, и Тейлор позволил себе гораздо больше, чем просто безликий слуга. Закрыв глаза, он зарылся носом в эти душистые волосы на ее влажном виске и с великим наслаждением потянул ноздрями. Мурашки побежали по телу. О, этот дивный запах, так безнадежно сводящий его с ума... Генри не сдержался и легонько, почти невесомо, коснулся губами прохладной кожи возле аккуратного ушка. И, скорее, ощутил, чем услышал, как Каталина тихонько перевела дыхание. И даже! Невероятно!.. Обвила своей рукой его шею! Или все это ему только чудится? Так что теперь ему прикажете делать? Донья подняла на него лукавые глаза цвета грозового неба и поощрительно улыбнулась. Наверное, ему снова показалось?.. Да, к дьяволу! Лейтенант, осторожно нащупывая ступнями каменный сход, с драгоценной ношей на руках стал спускаться к водопаду. Под ноги Генри, разумеется, не смотрел, потому что... не в силах был отвести взгляд от очаровательного лица, такого близкого сейчас. Черт! Только бы не оступиться! Вот это будет конфуз! Хотя Каталина – он ощущал – держалась за него крепко. С некоторым разочарованием Генри понял: ступени как-то быстро закончились, но он – была не была! – утопая по щиколотки в мягком песке, безо всякого на то повеления понес свою госпожу дальше, через весь золотистый пляж. Там, возле кромки сверкающей воды лейтенант остановился, до тягучей боли в чреслах наслаждаясь такой нечаянной и такой желанной близостью. Он вдруг осознал с удивлением, что донья вовсе не спешит высвобождаться и даже как-то затихла в его руках. С проснувшимся вдруг волчьим голодом Тейлор впитывал сейчас каждую мелочь: как солнце подсвечивает, будто изнутри, персиковую кожу на ее высокой скуле, как колышется от легкого ветерка прядка пушистых волос, растрепанных так небрежно и так... пленительно. Как пушистые ресницы тихонько подрагивают от брызг, радужно парящих над водопадом. Он чувствовал между своих рук вес ее круглых бедер, бесстыдно обтянутых одной лишь тканью мужских штанов, а между ними – такое невообразимо сокровенное местечко! Видел, как под сбившейся косынкой пылко вздымаются небольшие упругие груди, и как проступают, на просвет, тоненькие жилки под ее тонкой белой кожей. Христос! Дай же ему силы туда не пялиться! Донья, улыбаясь, задумчиво осматривала окрестности, столь доверчиво восседая у него на руках, и сочные уголки ее чувственных губ казались такими заманчивыми... – Las lagrimas de una Ninfa del Bosque, – вдруг тихо проговорила девушка. – М? – Тейлор едва осознавал происходящее. – Водопад этот называется «Слезы Лесной Нимфы». Говорят... – в голосе Каталины засквозила необъяснимая печаль, – так плачет несчастная нимфа, которую безжалостно бросил ее возлюбленный. Она была такая открытая сейчас в этой своей странной грусти. Доступная... Генри до дрожи ощутил это безумное желание – поцеловать! А там... будь что будет! Словно почувствовав что-то, Каталина перевела взгляд прямо на его лицо, и лейтенант с невольным трепетом ощутил щекотное дыхание девушки на своих губах. Боже правый! Кажется, он теряет последний разум... – Поставь меня, Бестиа!.. – услышал он сиплый шепот. И следом чей-то хрип, похожий на свой: – Я не хочу... – Не слишком ли ты обнаглел, раб!.. – в голосе сеньоры Гальяно отчетливо прорезался металл. Тейлор поспешно разжал руки, аккуратно придерживая, и донья ловко спрыгнула на пушистый песок. Потом, словно очнувшись от морока, внезапно отскочила от англичанина на пару шагов. Будто от прокаженного, ей Богу!.. – Простите, mi Ama, – Генри еле справился с болью, которая полоснула от этих ее слов. – Простите своего... бестолкового раба. Больше такого не повторится. Обещаю. Они застыли друг напротив друга, полные неловкости. Наконец, Каталина первая пришла в себя. Глаза ее сощурились, а вкрадчивый голос засочился ядом: – Так ты, Бестиа, правда нашел вчера Гуано? – Вы изволите сомневаться в моих словах, сеньора?! – как всегда вскипел лейтенант в следствие крайнего своего смущения. Ну что произошло? Ведь все так удачно складывалось! Дерьмо!.. – Изволю!.. Потому что незаметно, чтобы ты вчера получил положенное. Ведешь себя опять как... полный засранец. И на лошади сидишь вполне себе... спокойно. Даже не поморщился. Или он порол тебя по спине? Что-то не похоже на нашего Гуано... Генри беспомощно посмотрел на госпожу. Христос! Чего еще эта чертовка от него хочет? Какие могут быть доказательства в таком деликатном вопросе! Не будет ведь она застав... – Покажи-ка! – ЧЕГО?! – То место, по которому вчера получил порку, естественно! Чего же еще, олух?! Нежные губы, которые еще несколько мгновений назад так хотелось поцеловать, искривились в хищной ухмылке, делая донью... отвратительно прекрасной все же! Да что это за дьявольское наваждение?! – Ээ-э... но это... Это невозможно, mi Ama! – Это еще почему? – она уперла кисти в бока. – Если я повелела, возможно все! Ты – моя собственность, дурень. Забыл? Или мне напомнить? – Я не собираюсь тут перед вами заголяться! Фу ты, как жалко звучат его протесты! – Собираешься! Поверь... – И кто меня заставит, интересно? – Генри многозначительно обвел взглядом пустынный пляж. – Я? Твоя хозяйка! Разве нет? – Да что вы? Каким образом это у вас получится? – Например, прикажу тебе, Бестиа. Снимай штаны! – Да еть! Приказывайте вон... своему Мачо, донья! – Мачо, значит? – Каталина вздернула одну бровь. – Угу!.. – Хорошо. Мачо, иди сюда, мой верный песик! Молосс, до этого с повышенным интересом шнырявший по кустам пока людишки заняты своими непонятными делами, с готовностью подбежал к хозяйке и, завертев обрубком хвоста, с удовольствием подставил мощный загривок под интенсивную трепку. Натешившись лаской, он с готовностью сел рядом с доньей и радостно вывалил из черной пасти свой розовый язык. – Будь так добр, передай этому паразиту, милый, – глаза Каталины теперь пристально смотрели на Тейлора, будто буравя насквозь, но где-то в их глубине лейтенанту мнились легкие смешинки, – что, когда он не телохранитель, то он должен меня слушаться, потому что тогда – он мой раб! Нормально она его уела, чертовка вредная! – Передай своей хозяйке, Мачо, – Генри, не оставшись в долгу, тоже прищурился, ноздри его упрямо раздулись, – что ее желания слишком... неприличные для благовоспитанной сеньоры. Глаза девушки чуть округлились – в удивлении, не иначе. – Передай этому наглецу, Мачо, что я сама буду судить о том, что прилично, а что нет! – Передай, Мачо, дружище, что если она будет настаивать, то пусть пеняет на себя! Мачо, словно маятник, переводил между ними вопрошающий взгляд. Бархатистые складки на его бровях недоуменно переключались справа налево и обратно. – Что ж, Мачо, если этот раб думает меня испугать, то он рискует остаться без причинного места, – тон сеньоры сделался угрожающим. – Ведь ты мне в этом поможешь? Так ведь, мой друг? Пес переступил передними лапами и подобострастно рыкнул. Предатель! – Что вы, донья Каталина, – Генри понял, что слегка заигрался и сбавил обороты, – я лишь имел в виду, что вид моей голой задницы наверняка не доставит вам удовольствия. – Это уж позволь судить мне, раб! Снимай! Ну ладно! Спорить себе дороже, Генри это уже уяснил. Да и что он тут может поделать? Не мытьем, так катанием достанет. Лучше уж подчиниться. Правда, сейчас это получалось воистину что-то запредельное даже для его закаленной стыдливости. Тейлор чувствовал как мучительно пламенеют его щеки, пока он подчеркнуто медленно, изображая из себя, по меньшей мере, наследного принца в изгнании, снимал весткоут, расстегивал чертовы пуговицы на боках собственных кюлотов. Спасительная рубашка, правда, тут же скрыла наготу. Но все равно, стоять без штанов перед этой нахрапистой дамочкой было чертовски неуютно. Донья некоторое время рассматривала застывшего англичанина, потом, неторопливо ступая, зашла ему за спину... Генри ощутил, как холодная кожа хлыста осторожно погладила его между ног, а после, начиная почти от колена размеренно поползла вверх, задирая подол. Достигнув, наконец, ягодиц, огладила их натруженную горячую поверхность. Медленно, опасно... Тейлор напрягся в ожидании неминуемого удара. Но хлыст пока лишь щекотал, лаская. Генри понял, что он перестал дышать, только когда воздух закончился в легких. И он судорожно втянул его ртом. – Подними рубашку, раб! – последовал тихий приказ. Дыхание Тейлора окончательно сбилось, а голова закружилась, когда он выполнил распоряжение хозяйки, комкая полу рубахи в кулаке. Лейтенант ощутил всей своей обнаженной кожей, а потом – и спиной, тепло приблизившейся чужой плоти. Ягодиц нежно коснулась сухая ткань – верно, перчатка – потом заскользила осторожно, очерчивая полушария – на грани касания. Генри закрыл глаза, доверчиво отдавшись неведомым ощущениям. Сквозь сомкнутые неплотно ресницы поблескивали искорки солнца, которое жарко ласкало его лицо, как девичья рука – его задницу. Плоть ненасытно впитывала это тепло, отзываясь бесстыдным трепетом. Потом эта нежная ручка вдруг крепко сжалась на его многострадальном заду – ущипнув как следует. Весьма болезненно получилось, кстати! Но невеликая эта боль заставила ошеломленное нутро Тейлора встрепенуться огненным шквалом и потом заплясать по всему телу невыносимо щекотными искорками. Расплавленное золото разлилось по венам. Генри застонал. Сеньора еле слышно хмыкнула, кажется, удовлетворившись. И Генри подумал, что тут-то его сладкой пытке придет конец, но девица вновь обошла англичанина по кругу и встала перед ним, насмешливо взирая на очевидный результат своих непристойных провокаций. Гадкий член, надо отдать паразиту должное, эти ее усилия оценил по достоинству, и жадно сочился смазкой, словно слюнявый пес на сахарную кость. Лейтенант почувствовал себя так жарко, будто его все ж таки прямо сейчас варят заживо в давно обещанном сиропе. – Кто-то у нас тут слишком благовоспитанный и даже, помниться, посмел учить меня приличиям, а?! – милый уголок рта на этот раз торжествующе скривился, а стальные глаза откровенно посмеивались: наверное, над его, Тейлора, нелепым видом. – Может быть, вам это известно, донья... что мужчины не в силах сдерживать такие... вещи, – буркнул Генри гораздо более резко, чем бы ему хотелось, в силу своего великого раздрая. Да уж... Стоять без штанов, с синей задницей и вздыбленным членом перед красивой девушкой та еще диспозиция. Дерьмовая, если посмотреть непредвзятым взглядом. Но его изголодавшийся приятель почему-то так не считал. – Представь, известно! Мне многое известно о мужчинах, Бестиа... – красотка вдруг подступила ближе, ухватила Генри за мошонку цепкой рукой и, приблизив губы к его уху, прошептала с жарким придыханием. – И о том, от чего они могут получать удовольствие... С минуту сеньора – надо признать честно – довольно-таки нежно перебирала пальцами сосредоточие его мужского достоинства, а Генри, как чертов идиот, сладостно плавился от близости женской плоти. Такой... реальной, истовой, манящей, которая была почти в его руках. Ну... или он в ее. Неважно. Дьявол! Интересно, если он сейчас поддастся своим желаниям и возьмет ее прямо здесь, что будет? Ведь этого добивается сеньора или нет? – Ты хочешь меня, солдат? – вдруг спросила девица, добавив томных рокочущих ноток в голос, и сжала пальцы еще сильнее на его напряженном естестве. Генри рвано выдохнул и осторожно отвел благословенную руку. С превеликим сожалением. – Прошу меня простить, сеньора Гальяно, но еще немного – и я не смогу остановиться. Прошу меня простить... – повторил он, потому что не знал больше, что сказать. Донья фыркнула, как ему показалось, презрительно и опять настойчиво ухватила его за яйца. ДА ЕТЬ! – Так хочешь?! – повторила она с вызовом. ЕЩЕ КАК! Просто лопнет сейчас от вожделения и всё. – Мне кажется... это будет неправильно, mi Ama! – словно со стороны услышал Генри свой осипший голос. Если он когда-нибудь встречал в своей жизни полных кретинов и неудачников, то, несомненно, до него, Тейлора, им было ой как далеко... – Что ж... Верно тебе кажется, раб! – сеньора вдруг зловеще усмехнулась и отступила, наконец, совсем отпуская взмокшего лейтенанта. – Потому что, если ты меня соблазнишь, тебя порубят на кусочки и бросят собакам! Одевайся! Я СОБЛАЗНЮ?! Тейлор, в силу своего плотного общения с женщинами, а особенно – с сестрой, видал всяческие завихрения женской логики. Но этакий расклад... уже переходит все границы! – Я постараюсь... держаться от вас подальше... донья, – буркнул лейтенант, поспешно натягивая штаны. – Вот и постарайся, болван! – отчеканила сеньора, видимо, предпочитая, чтобы последнее слово оставалось за ней. – Поехали, давай, телохранитель! – девушка мельком глянула на солнце. – В три часа я жду с визитом дона Фредерико с женой. Та еще жуткая скука меня ждет... Почище, чем с Пинарио. Но тебя больше звать не буду, не надейся, дорогой кузен, – Каталина вдруг благодушно хихикнула, видимо вспоминая пресловутый ужин, – Хватит мне краснеть перед соседями. Да ты и так сполна развлек меня сегодня, раб! – добавила она как бы между прочим, уже не глядя на Тейлора. – Рад был услужить, сеньора, – едко пробормотал Генри, не сдержавшись, потому что от этих пренебрежительных слов в его сердце разлилась черная тоска. Донья фыркнула в ответ надменно и пустила Эстелу вперед легкой иноходью. До самой усадьбы они более не проронили ни слова. ______________________________________________ 1. Тут имеется в виду испанский перевод пословицы «Заставь дурака Богу молиться, он и лоб расшибет» – «Дай дураку напрясть кудель, он сам себя на ней повесит».