В РИТМАХ ЗВЕНЯЩЕГО СЕРДЦА

Генри маялся. Он ехал следом за сеньорой Гальяно на смиренном гнедом мерине и вовсю пожинал последствия своих амурных похождений. Последствия пожинались так себе, если быть честным. Его взмокшее вялое тело одолевал неудержимый зуд, а левая ягодица – да чтоб ей! – противно ныла от давешнего укуса. Вот надо же ему было встряпаться в какую-то непонятную тварь! Тейлор незаметно ерзал в седле, пытаясь хоть немного разгрузить болезную плоть. Вдобавок ко всему, голова лейтенанта противно подкруживалась, глаза слезились от яркого солнца, губы ощутимо распухли, а рот пересох. Неуемная жажда, эта спутница безудержных возлияний, до сих пор не давала покоя. Благо, с собой у Генри имелась фляга с водой, к которой он периодически прикладывался. Прошло уже более суток с той ночной попойки у Лавиньи, но лейтенант все равно списывал свое состояние на чрезмерно затянувшееся похмелье. А что? Так ведь бывает... Все эти прелести самочувствия вестимо прилагались к минувшему процессу искупления, во время которого Тейлору пришлось довольно туго. Никакой тебе изящной порки от красотки-сеньоры, которую он сам себе так жарко нафантазировал. Все было грязно, муторно, больно и... страшно. Особенно, в кромешной южной тьме, априори кишащей разными тропическими гадами. Лейтенанта до сих пор передергивало от впечатлений. Надо отметить, собственную великосветскую брезгливость Тейлор, учитывая обстоятельства, уже очень и очень давно вышвырнул за борт своей рабской жизни. Как ненужный балласт. Но многочасовое истребление крапивы по прихоти мстительной доньи, как по нему, не вписывалось даже в эти, весьма жесткие рамки здешнего бытия. Генри не был доволен. Положа руку на сердце, он предпочел бы поменять сие муторное наказание на зверскую, но зато хотя бы быструю порку какими-нибудь розгами, чем вот так вот тяжко колготиться. Но кто ж его спрашивал... Насчет срока сеньора не обманула. Отправила какого-то домашнего раба проверить исполнение договора. Не сказать, чтоб лейтенант успел. Но за обещанную пару песо слуга согласился немного подождать, и Генри, мобилизовав оставшиеся силы, доделывал совсем уж второпях, не обращая никакого внимания на жгучие ласки гибнущих кустов. Он пластал последнюю крапиву так стремительно, будто в него вселился чертов тролль, понимая, что иначе сейчас вся его адская работенка окажется напрасной. Кстати, одежду Каталина, то ли случайно, то ли умышленно, прислать незадачливому ухажеру так и позабыла. А после всего... Признаться, Генри вовсе не понимал, какого лихого дьявола его понесло в логово к французскому содомиту – да еще в чем мать родила! Но представление, что он таким вот голым и до чертиков надрюченым пробирается в господский дом, вгоняло Тейлора в еще больший диссонанс. Еще бы! В лабиринтах замысловатой испанской постройки можно неожиданно столкнуться с кем угодно, начиная от очередной болтушки-служанки до какого-нибудь лакея-зубоскала. А, может, – в темном закутке – встретить обоих любезников вместе. И все! Прости-прощай его, Тейлора, доброе имя, будучи перетертое на теплых посиделках почтенной прислуги. Вовек не отмоешься. А в довесок – только представить! – ему наверняка полагалось клянчить свою одежду у сеньоры! С этой ехидны станется! Воистину, вот это и есть самый главный конфуз! Чтобы слегка остудиться от жара, Тейлор лихорадочно сиганул в купальню Лавиньи. Но крапивные ожоги в холодной воде, вопреки ожиданиям, вспыхнули с новой силой. Генри не смог сдержать возмущенных криков. Благо, деликатный француз хоть не приставал с расспросами, а сделал именно то, о чем лейтенанту так мечталось. Накормил, напоил и спать уложил. Вернее, разморенный выпивкой и сытной едой, Тейлор сначала уснул прямо за столом. Как убитый. Но потом каким-то загадочным образом переместился в свою бывшую кровать, где проснулся уже под утро, как водится, мучимый жаждой, пронзительной головной болью и отвратительным ощущением, будто его кожа хорошенько варится в кипятке, а мелкие пузырьки бесконечно и колко лопаются прямо по всей ее поверхности. Генри весь искрутился, пытаясь снова заснуть во всем этом дерьме, но вскоре сдался и пошел выпрашивать у Шарля обещанную мазь. Получив искомое от заспанного, но неизменно приветливого маэстро, вкупе с живительным ивовым отваром – а как же иначе! – Тейлор удалился, от греха, на пляж, там разделся и как следует натерся всем этим чертовски полезным зельем с головы до пят. Иступленное жжение, наконец-то, стихло, и лейтенант снова благополучно уснул, не откладывая дела в долгий ящик. А то мало ли... Весь последующий день он лениво провалялся под пляжным навесом – к счастью, всеми забытый – потому что Генри малость лихорадило. К вечеру же – хвала Иисусу и чудодейственной мази француза – болезненных последствий его войны с крапивой почти не осталось. Конечно, если не считать хаоса бордовых отметин, выглядевших так колоритно, будто его, Тейлора, расписал кляксами какой-нибудь сумасшедший живописец. И все бы ничего, но это чокнутое творчество теперь порядком чесалось – до жутко щекотных звездочек прямо под черепом, которые жизнерадостными мурашами бодро сновали в копчик и обратно. О, бесы всё забери! А на следующее утро Тейлора вызвали к сеньоре Гальяно все же. Вернее, велели прийти к конюшне в полной боевой готовности. Владычица, крайне сосредоточенная и явно одетая в длительную дорогу, лишь насмешливо глянула в сторону нахохленного лейтенанта. И более оне не изволили разговаривать с плебеями – с тех самых пор, когда, не поворачивая головы, бросили надменно: «Телохранитель, трогаем!» Генри поворотил своего мощного конягу вослед и далее мрачно сверлил узкую, ровную спину, затянутую в синий бархат охотничьего жакета. Не прострелить бы! Что ж, его дело маленькое. Следовать, куда велено, за госпожой, а объяснять ему, убогому, конечно, ничего не обязаны. Через пару часов путники, очевидно, покинули территорию владений семьи Алварес и также в полном молчании углубились в лесную чащу по узкой проезжей тропе. Вначале Генри усердно пилил свою обиду и смаковал болезненные ощущения, потом вдруг отвлекся на первозданные виды вокруг и решил понаслаждаться все же. Лейтенант давно уже привык к дикому буйству джунглей, к их влажной духоте, к терпкому солнцу, – на любителя, не иначе – но тем не менее, какая-то особая прелесть вечного лета, пьянящего своей заматерелостью, благостно растекалась окрест. Стояло раннее и от этого еще свежее сентябрьское утро. Густой хаос растительности над их головами с трудом пропускал прямые солнечные лучи, которые, тем не менее, своими нежными стрелами впивались во влажную землю, исторгая густое благоухание сочной зелени, сладости и древесной гнили, аппетитно будоражащее ноздри. Птицы и еще какие-то неведомые твари заливались вовсю. Хоть уши затыкай от их возбужденного гомона, раззадоренного рассветом. Благодаря солнцу Тейлор определил, что сначала они долго продвигались на север, вглубь острова, мимо обширных плантаций, раскинувшихся в пойме местной реки, а потом, в том узком месте, где речку стиснуло ущелье, осторожно перешли через какой-то хлипенький мосток и, повернув уже на северо-запад, поехали, удаляясь от реки, сквозь совсем уж девственную чащу – в неизвестном ему направлении. Поля вместе с трудягами и надсмотрщиками остались позади. Генри тут же насторожился, внезапно почувствовав важность своей телохранительской миссии. Вокруг не было ни души, и как-то тревожно стало пробираться через непроглядные заросли, обступившие вокруг плотной стеной. Но сеньора ехала вперед довольно уверенно на своей золотистой Эстелле. Да и лошади, в общем, не нервничали. Лейтенант поймал себя на мысли, что пожалел о Мачо, который по какой-то причине остался дома. Вот сейчас хватка бойцового пса бы точно пригодилась. Лишней уж, по крайне мере, не оказалась... Впрочем, тропа была протоптана. А это значит, ей исправно пользовались для каких-то неведомых целей. Мало ли... Народ здесь и плантации обихаживал, и рыбачил, и торговлей занимался, да и так сновал туда-сюда – в поисках заработков, наверное. Пару раз, без особых разговоров, путники спешивались в живописных местечках у ручейков – перекусить и поразмять ноги. Но, в целом, ехали в темпе, будто куда-то торопясь. Иногда Генри – всего лишь от праздности, не подумайте! – исподволь позволял себе рассматривать хозяйку, благо она не замечала его преступного внимания. Все же Каталина была хороша в любом образе. Сейчас девушка, видимо, собралась сразить весь мужской род своей элегантностью, но при этом она вновь приказала оседлать лошадь на мужской манер: не слишком длинный подол верхней юбки дерзко открывал в распахе высокие сапоги со множеством серебряных пряжек по голени. А вместо нижних юбок... Черт! Тейлор не мог оторвать трепетного взгляда от вида изящных колен, обтянутых бархатными кюлотами – опять-таки в мужском стиле. Создавалось впечатление, что юбки неистовой испанке сейчас нужны чисто для антуражу. При этом в складках синей бархатной ткани щедро пенились дорогущие черные кружева, призванные, видно, придать донье приличный вид, потому как невзначай маскировали всякие вольности в наряде. Высокую прическу по-королевски венчала пейнета, а непременная мантилья провокационно кутала горделивый стан в тонкое прозрачное кружево. Роскошный образ, что там говорить!.. Генри невольно бросал взгляды на упругий хлыст, зажатый в крепкой руке, и ощущал странное томление в присутствии великолепной хозяйки. Особенно его будоражили воспоминания о недавно полученном наказании. Сейчас, когда оно благополучно минуло, все это представлялось как-то совсем по-иному. Вожделенно, что ли, и так... волнительно, что перехватывало дыхание. Несмотря на червячок поруганной гордости. А может и... благодаря ему. Господь! Эти постыдные мысли заставляли бедное сердце громыхать, тело зудеть еще сильнее, а неотступную боль в заднице, вкупе с такими вот переживаниями, странным образом трансформировать в тягучее удовольствие. До предательской слабости в руках. Хотел бы Тейлор повторить такое? Определенно, по собственной инициативе – нет! Но вот если бы сеньора... вновь нашла бы причину... Эх, ну что за непотребные глупости он мыслит! Давай уже, болван, займись чем-нибудь более достойным!.. Лучше вон внимательнее смотри по сторонам! Но долгий занудливый шаг лошадей заставлял Генри, снова и снова проваливаться в мечтательное безвременье, возвращаясь в своим похотливым грезам. Видимо, мало ему всыпали, придурку этакому! Наконец, ближе к полудню, по ощущениям преодолев небольшой перевал, они вышли из чащи на открытое пространство. С невысокого каменистого плато открывался красивейший вид на морскую бухту, конечно же, изумительно бирюзовую и наполненную легким радостным светом. Сразу захотелось облегченно распрямить плечи после гнетущего деспотизма джунглей и вздохнуть полной грудью всю эту свободную ширь. Двухмачтовая гафельная шхуна стояла на рейде совсем близко от берега. Видимо, глубина прибрежных вод была приличная. «Подходящее местечко для тайных высадок», – подумалось Генри. Действительно, скалистый берег удобно стекал в океан, оставляя место для небольшого, наверное, рыбацкого поселения, кучно располагавшегося на каменных уступах вокруг этой самородной пристани. – Послушай, Бестиа! – вдруг сказала Каталина, знаком подзывая телохранителя ближе. – Видишь таверну? Вон там, – она протянула руку в лайковой перчатке в направлении самого крупного, хоть и весьма неказистого дома в деревеньке. – Ты должен спуститься туда и аккуратно сказать капитану Августо Серрано, что сеньора Гальяно де ла Серна прибыла для переговоров. После проводишь этого человека сюда. Учти, мне надо встретиться с доном Августо без лишних свидетелей. Если увидишь что-либо подозрительное, лучше сначала понаблюдай. Это ясно? Я буду ждать вас вон за той скалой, подальше от любопытных глаз. Помоги мне спешиться и привяжи коней. За упомянутой скалой нашлось немало места и для того, чтобы привязать лошадей, и для того, чтобы с удобством можно было наблюдать за деревенькой сверху. И даже имелось несколько камней, по виду напоминающие плоский стол и кресла вокруг. Хитро! Донья явно была здесь не первый раз. Девушка мимолетным движением руки распустила подколотую юбку, в единый миг превратившись из залихватской всадницы в элегантную даму – прямо хоть на светский прием. Даром, что дорога продолжалась почти в шесть часов, госпожа ничуть не выглядела утомленной. Наоборот, была бодра и собрана, словно перед азартной схваткой. Глаза Каталины, слегка расфокусированные, светились предвкушением. В кои-то веки осененный важным поручением, лейтенант с гордым видом спустился в деревню. Состроив вальяжное лицо бывалого морехода и зверски впившись в эфес испанской даги, Тейлор быстро отыскал капитана Августо – или как его там... – в таверне, где попивали и закусывали всего лишь несколько человек. Явно не местных, судя по одежде. Они с интересом покосились на подошедшего и кивнули в сторону миниатюрного седовласого испанца в кроваво-бархатном камзоле, с тростью. Поразмыслив, Генри решил, что не заметил вокруг абсолютно ничего подозрительного, поэтому вполне удачно выполнил порученное, доставив означенного капитана вместе с еще одним угрюмым мужчиной к месту дислокации своей хозяйки. Был ли второй человек тем самым «лишним свидетелем» либо просто незаменимым помощником осталось невыясненным, потому как парень, не спросясь, просто последовал за своим патроном, а потом молча стоял за его спиной, пока шли переговоры. Но так как донья в результате не высказала неудовольствия ни Тейлору, ни капитану Серрано, то Генри рассудил, что так и должно быть. Когда присутствующие занялись каким-то важным обсуждением на непонятном ему до конца испанском, лейтенант принялся степенно отираться рядом, приглядывая то за гостями, то за окрестностями в порученной ему ипостаси телохранителя. Но более всего, конечно, его занимала донья, за которой Тейлор сейчас вполне себе легитимно наблюдал. Казалось, девушка разыгрывает сложнейшую партию в шахматы, используя при этом свой особый шарм, полный природного очарования – наверняка, чтобы обезоружить соперника. А иначе зачем это ей? Эх, чертовка на самом деле чудо как хороша! Генри залюбовался. Легкие интимные жесты подчеркивали грацию и возбуждали неприличные мысли, едва заметные покусывания губ заставляли безнадежно отвлекаться на их влажный блеск, задумчивые полуулыбочки, трепетания аккуратных ноздрей, искристые многообещающие взгляды – к сожалению, не в его, Тейлора, сторону – подавали ложные надежды. Терпкий голос стал еще более глубоким и вкрадчивым. Завораживающим. Ведь не собирается же она взаправду?!.. Нет? Или все же?... Вот это настоящее дерьмо! От Каталины исходил такой мощный шквал убедительности, что сносило даже стоящего поодаль Тейлора, не говоря уже о седовласом кабальеро, вольготно расположившемся на каменном седалище и внимающем сеньоре Гальяно с неподдельным интересом. Генри особо не понимал все тонкости испанской речи, но прекрасно видел, что на все вопросы дона Августо был уже готов подходящий ответ, высказанный веско, спокойно. С полным осознанием своей правоты. Вот сейчас донья достала какой-то лист и грациозно тыкала пальчиком в свои записи. Дон аж привстал на своем камне в искреннем любопытстве. Нет, ну что за женщина, позвольте! Генри вдруг поймал себя на мысли, что испытывает к хозяйке неведомое чувство, которое доселе не посещало его ни к единой женщине. Скорее, оно возникало лишь по отношению к каким-то значимым для него мужчинам. Но с этой вот госпожой-сеньорой все было тоньше, сложнее, удивительнее... И возбуждало странные желания, к тому же. Наконец, переговорщики подписали какие-то бумаги и, сеньор капитан, склонившись, галантно поцеловал Каталине руку. – Позвольте пригласить вас на обед, милая донья. Мой повар расстарался... – частично понял испанскую речь Тейлор, – специально для вас гаспачо и паэлья... В лучших традициях Андалусии. Не обижайте Эрике, прошу вас. Он сегодня с утра у плиты. А потом я позволил себе подготовить вам комнаты в одной приятной хижине на берегу, здесь, неподалеку. Вы же наверняка устали с дороги. Охрану мои ребята вам обеспечат, не извольте волноваться. Генри видел, как на лице Каталины отразились сомнения: – Вообще-то, дорогой мой дон Августо, мне бы хотелось сегодня же уехать. Но, кажется, вы правы, как всегда. Дотемна я уже не успеваю и, к тому же, я чертовски голодна. Так что, пожалуй, действительно воспользуюсь вашим любезным приглашением. Телохранитель, за мной! Что ж, за мной, так за мной! Хорошо хоть не «пошел вон!» Генри воинственно ухватился за кинжал и зашагал вслед за процессией по широким скалистым уступам – к таверне.