В РИТМАХ ЗВЕНЯЩЕГО СЕРДЦА

Не дожидаясь согласия слегка растерянной от волнения хозяйки, Пасс привязал один конец своей веревки к ближайшему стволу дерева и, раскручивая моток, довольно-таки бодро запрыгал по хрупким доскам, причем благоразумно стараясь на них не задерживаться. Пара гнилых перекладин, как и ожидалось, проломились под его весом, но англичанин смог удержаться за канатные перила и благополучно достиг противоположного берега, натянув, как и было задумано, спасательную веревку над мостом. Донья полагала, что Бастиен теперь будет спокойно дожидаться ее на том берегу и, взявшись за страховку, нетвердой ногой шагнула на мост. Голова закружилась. Господи Иисусе и Мать Его Пресвятая Дева Мария, помоги мне! Главное, не смотреть вниз!.. Уф! – Стойте, донья! Подождите! – донеслось с того берега. – Я сейчас! И телохранитель, оставив свою поклажу, с легкостью горного козла запрыгал в обратную сторону. При этом он, перекинув обрезок веревки через натянутый им трос, намотал концы на кулаки. Действительно, получилось вполне себе надежно: когда еще одна доска внезапно проломилась под ногой англичанина, он просто повис на этой петле, но тут же, изловчившись, выбрался из опасной дыры. Каталина только успевала охать, глядючи на кульбиты безбашенного охламона. Но тем не менее Пасс не оставил свою сеньору на произвол судьбы, а перебравшись к ней, сам лично привязал девушку за талию к страховочной петле и показал, как надо действовать, если вдруг что. – Простите, mi Ama, – чуть запыхавшись после своей беготни, ободряюще говорил он. – Я бы пошел с вами рядом, но боюсь, проклятый мост такого не выдержит. Вы сами видите. Хотя вы справитесь, я ни секунды в этом не сомневаюсь! Держитесь крепче за веревку, двигайте ее впереди себя и старайтесь идти быстрее, так доски почему-то меньше всего ломаются. Вздор! Будто она сама бы не догадалась! И вообще! Можно подумать, что у нее без всяких там умников не получится! Каталина, ощущая всем нутром зыбкую пустоту под ногами, постояла на самом краю, решаясь. Но, так или иначе, делать было нечего – не выказывать же свою слабость перед этим и так сверх всякой меры снисходительствующим пижоном. Знает она этих мужчин, столь ядовитых в своей заносчивости, что у нее просто разум сразу мутится от возмущения. И Ката пошла. Как она делала это в детстве, когда старшие братья злокозненно подбивали ее на какой-нибудь сумасбродный поступок, который уж точно не всегда оканчивался благополучно. Но она была готова стерпеть страх, а так же боль от падения, хорошей драки или свирепого наказания – если их выходки бывали раскрыты – но отнюдь не обидные насмешки гадких мальчишек. Лучше уж смерть, чем позор! Идти быстро не получалось, хоть Каталина и слышала, как трещит под слабеющими ногами старая древесина, чувствовала, как ходит ходуном коварная конструкция, готовая оборваться в бездну от одного неловкого движения путника, а то и просто по собственному коварному разумению. Донья продвигалась осторожно, дрожа всем телом, мучительно потея и разом позабыв все свои молитвы. Она старалась смотреть лишь вперед, на другой берег, который приближался как-то слишком уж медленно. Остатками измотанных сил девушка судорожно цеплялась за единственную надежную сейчас опору – ту страховочную петлю, которую соорудил ей Бастиен. И это придавало ей уверенности, несомненно. Но все плохое, как и все хорошее, когда-нибудь кончается, и донья благополучно перебралась на противоположный берег все же, первым делом с великим облегчением вознеся молитву Всевышнему. Потом Ката, обламывая ногти, отвязала страховку и без сил упала на ближайший камень, мечтая лишь об одном – глотке ледяной воды, так как во рту у нее все пересохло со страха. Вожделенная фляга обитала, как она помнила, на поясе англичанина. Донья поискала его глазами, ожидая, что парень быстро переберется через пропасть подобным же образом – по надежной страховке, но Бастиен зачем-то отвязал веревку от дерева и теперь, по пути через мост, рачительно сворачивал ее обратно в моток. При этом с каждым шагом безбожно рискуя полететь вниз, потому как обе руки его были заняты. Ох, идиотина!.. Каталина закрыла ладонями рот и, не дыша, следила за этим смертельным фортелем. Уже в уме прикидывая, что будет делать, если англичанин свалится. Тогда лучше бы он, на свое счастье, свернул себе шею, потому что в противном случае Ката сама его убьет! Когда Пасс, наконец-то, преодолел опасное препятствие, донья уже открыла было рот, чтобы как следует отбранить паразита, но тот улыбнулся ей до того облегченно и радостно, демонстрируя смотанную веревку, что все попреки застряли у нее в горле. – Вот. Решил забрать ее, mi Ama. Мало ли. Глядишь, опять пригодиться! – Не стоило тебе так рисковать, Бестиа, из-за какой-то там веревки, – буркнула Ката, потупившись, чтобы скрыть волнение во взгляде. – Вдруг бы упал... Англичанин посмотрел на нее как-то странно и пожал плечами: – Да ладно. Невелика потеря... – Ты идиот?! – тут же взвилась донья, еще не остывшая от своих переживаний, и тут же мстительно сообщила, чтобы заставить своего телохранителя тоже понервничать. – Ты моя вещь, вообще-то! И ты стоил мне денег, оболтус этакий! Какого черта ты так бесцеремонно обращаешься с моим имуществом, паразит?! Совсем страх потерял! Я сама решу, когда тебе жить, а когда умереть! – О, прошу прощения, mi Ama! – тут же сощурился Пасс, и в голосе его не слышалось не капли раскаяния. – Как-то не подумал об этом! Вернее, ваше тупоголовое имущество не дотумкало, что его жалкая жизнь измеряется в гребаных деньгах. Что? Теперь побьете меня за это? – ощерился он как-то совсем уже сердито. – Дурак! – донья сложила на груди руки и отвернулась, якобы надувшись на этакое несправедливое обвинение. Но, на самом же деле, Кате внезапно стало не по себе. Парень возится тут с ней не за страх, а за совесть, жизни не жалеет. А вдруг он сейчас обидится, и кто тогда, интересно, помешает ему бросить свою вздорную госпожу одну? Может быть, даже столкнуть с этого обрыва! И податься потом куда глаза глядят. Она сглотнула. И вот кто еще тут дурак не понятно! Вернее, дура... Но из-за собственного природного упрямства, Каталина решила не показывать своего сожаления. Пусть не думает, что она вдруг испугалась. Внезапно в поле зрения доньи нарисовалась фляга с водой и, следом, раздался голос, доброжелательный, но все же с нотками оскорбленного в своих лучших чувствах достоинства. – Воды хотите, mi Ama? И вот еще... – перед ее глазами, в свою очередь, появилась чумазая рука с тем самым большим вкусным плодом, похожим на абрикос, – фруктами подкрепитесь... На удивление, Пасс говорил таким тоном, будто даже не спрашивал, а распоряжался. Правда, в довольно-таки почтительной манере. Каталина взяла, не глядя на англичанина. Она все еще продолжала «привередничать», но устоять перед угощением не смогла: ее изнуренное тело мучила жажда и голод. – Устала, mi Ama? – мягко поинтересовался телохранитель, но получил в ответ лишь гордое молчание. – Думаю, пока не поздно, нам нужно найти место для ночлега и заняться ужином. Как вы на это смотрите, госпожа? – Бастиен аккуратно забрал у Каталины фляжку и отпил несколько глотков. – Ты ж у нас всегда лучше знаешь, чего всем делать, ваше превосходительство! – фыркнула донья строптиво, хотя идея Себастьяна ей, конечно же, показалась весьма здравой, чего там говорить. – Ну, а у вас какие предложения, сеньора? – Пасс, похоже, весьма искренне интересовался ее мнением. – Скоро стемнеет, в плутать по темным джунглям, сами знаете, хорошего мало. Надо успеть построить шалаш, а то ночью может пойти дождь. Вон видите тучки опять набегают, – он указал в сторону запада. – Да и вообще, как-то влажно. Он передернул плечами, будто замерз, хотя было довольно-таки душно. – А ты умеешь строить... этот самый шалаш? – Конечно, умею, дело нехитрое. Пойдемте поищем местечко поближе к воде, может, пещеру опять какую найдем, а? Подкрепившись, Ката как-то незаметно отошла, и сейчас ей казалось глупым, что она так некрасиво вспылила, да еще обидела ни в чем не повинного парня, но как загладить свою вину, не ущербив чертову гордость, она придумать так и не могла. Путники зашагали теперь, держась берега, но в обратную сторону. Идти получалось несказанно легче – уж сравнить было с чем. Как раз в нужном им направлении пролегала довольно широкая пешая тропа. И, главное, двигаясь прямо по ней, нестрашно было заблудиться – сквозь деревья, совсем рядом, проглядывало открытое пространство реки. А если просвет вдруг скрывался за густыми зарослями, то по правую руку слышался непрерывный гул и шелест воды. Наконец, берег стал совсем пологим, а путь им преградил лесной ручей, впадавший, как очевидно, в большую реку. Но препятствие это выглядело нешироким, так что его легко можно было перейти по камешкам, а то и просто вброд. Бастиен как раз-таки, не разбирая, пошел прямо по дну и развернулся, чтобы подать руку сеньоре, осторожно поставившую ступню на ближайший камешек. Но Ката, чисто из вредности, не иначе, проигнорировала его заботливый жест. Не такая уж она и беспомощная, вообще-то! Однако нога Каталины, совсем обессилевшей в результате дальней дороги, тут же соскользнула с замшелого камня, и девушка шлепнулась бы позорно прямо в воду, если бы ее не подхватила под локоть сильная рука. Конечно, глубина ручейка было всего лишь по щиколотку, но идти потом в мокрых штанах хорошего мало. Хотя – донья почувствовала с раздражением – едва подсохшие сапоги опять вымокли к чертовой матери! – Отпусти! – в сердцах дернула она захваченной рукой. – Как скажете, mi Ama! – и локоть Каты действительно выпустили, но в то же мгновение ее усталое тело с легкостью взмыло прямо в воздух. Опомнившись после такой резкой пертурбации, сеньора вдруг поняла, что находится прямо на руках у своего телохранителя. Вот паразит! – Бастиен! Ну-ка поставь меня, паршивец! – попробовала она вырваться, правда, не слишком-то настойчиво. – Кто тебе разрешал!.. – Никто, mi Ama, – честно ответил этот мошенник, обезоруживающе улыбнувшись. – Но ведь... никто и не запрещал. – Я тебе запрещаю! Негодяй! А ну поставь меня сей секунд! – но сама, тем не менее, покрепче обхватила Себастьяна за шею, поскольку парить на его руках было невыразимо приятно: тело, вопреки возмущению своей хозяйки, просто растеклось от блаженства, а язык стал предательски заплетаться. – Конечно, mi Ama! Как скажете, – покладисто говорил Бастиен, продолжая тем временем шагать со своей строптивой ношей по тропе, потому как ручей давно был уже пройден. Тропинка, кстати, повернула вдоль ручья, заметно удаляясь от реки, но Пасс продолжал идти по ней, оглядываясь по сторонам, очевидно, в поисках подходящего для ночлега места. Так они шли некоторое время, и Ката, слабовольно прильнув к плечу телохранителя, слушала как долбиться в грудную клетку его сильное сердце, а дыхание с хрипом вырывается изо рта. Все же вес он на себе тащил отнюдь немаленький, если быть абсолютно справедливым. Но раз так хочет, то – пусть!.. Каталине уже было абсолютно все равно, куда мерзавец ее несет. Да хоть бы в ад к самим чертям! Вдруг Бастиен замер, напрягшись, и осторожно опустил Каталину на землю. – Чш-ш-ш... Приложив палец к губам, он показал на траву возле самого ручья, которая еле заметно шевелилась, кем-то явно потревоженная. Вдруг, осторожно принюхиваясь, к воде шмыгнули два жирненьких кролика, видимо, чтобы напиться. – Вот, кажется, и наш обед, донья. Постойте-ка здесь покуда, – едва слышно прошептал англичанин и, тут же скинув с себя шляпу и вещи, поднял с земли увесистый булыжник. Непуганые кролики шебаршились достаточно близко – примерно, в двух десятках вара. Можно было даже рассмотреть черненькие блестящие глазки и длинные ворсинки усов на пушистых мордочках, но журчание воды, кажется, не давало бедняжкам уловить приближение опасности. Мягким охотничьим шагом Бастиен сократил расстояние вполовину и вдруг, вскинув руку с камнем, сделал резкий бросок. Донья даже фыркнула про себя по поводу такой глупой бравады англичанина. Да ладно! Не может быть! Но один из кроликов в результате отчаянно забился на месте, выписывая странные круги, потом стал беспомощно припадать на один бок, явно оглушенный. С быстротой молнии Пасс подскочил к добыче и, вздернув зверька за задние ноги, живо чиркнул по горлу кинжалом, пуская кровь. Потом англичанин поднял свой трофей повыше и потряс, победно улыбаясь своей сеньоре. Каталина аж рот открыла от изумления. Такой ловкий трюк она видела впервые. Обычно на кроликов от нечего делать охотились аристократы-креолы, долго гоняя их по полям специально натасканными собаками, ну или, ладно, фермеры, ставившие на вредоносных зверьков силки, но чтобы вот так, одним ударом прибить юркое животное... Это весьма впечатляло, чего греха таить. Каталина, не сдержавшись, восторженно зааплодировала. Пасс приблизился к госпоже и, встав на одно колено, сложил упитанную тушку возле ее ног. Потом, прижав руку к сердцу, склонил голову – на манер галантного до чертиков рыцаря: – Примите сей скромный дар, моя сеньора! Как я и говорил, сегодня вечером вы не останетесь голодной, благодаря моей невероятно меткой руке и потрясающей удаче. – Ну ты и хвастун, Бестиа! – довольная, Ката протянула руку, чуть взъерошив и без того встрепанный вихор коленопреклоненного «вассала». – Хотя, честно признаться, не ожидала от тебя этакой прыти! И где ты этому научился, интересно? – Да, было дело, mi Ama... В детстве с парнями охотились на крыс, а эти твари, между прочим, пошустрее кроликов скачут, – Бастиен поднялся на ноги, подхватил поклажу и, натянув ее обратно на плечи, подобрал добытый трофей. – Да и в армии потом пришлось приловчиться, если хочешь чего-нибудь отведать посытнее горелой каши. У нас говорят – не потопаешь, не полопаешь. Ну вот, там и сгодились мои умения, впрочем их частенько приходилось оттачивать, как вы понимаете. Так что сегодня обед туземных дикарей нам обеспечен! Идемте, найдем поскорее местечко... солнце заходит. Вокруг, и правда, сделалось довольно сумрачно, особенно в самой чаще леса, где они находились. Искать пришлось недолго: буквально чуть дальше по берегу ручья, они увидели большую поляну, усыпанную пожухлой листвой, окруженную скалистыми уступами. Замшелые стволы деревьев причудливо свисали с этих скал, а некоторые и вовсе рухнули от старости и теперь потихоньку гнили, создавая удобный остов для убежища: в корнях некоторых можно было спрятаться, стоило только забросать их ветками со всех сторон. Кроме того, путники обнаружили тут же старое костровище, окруженное теми же поваленными стволами в качестве скамеек, и полуразрушенный шалаш как раз в основании какого-то дерева. Значит, прохожий люд нередко останавливался здесь на ночлег. Но сейчас, хвала Иисусу, никого не было! – Пожалуй, пока светло, я займусь шалашом, mi Ama. Нужно осмотреть все эти корни, чтобы всякие твари не свалились вам на голову и не заползли в постель. И придется наломать свежих веток. Этих, полагаю, не хватит... А после я приготовлю ужин. Вы пока можете отдохнуть, моя принцесса, только будьте осторожны, садясь на эти трухлявые бревна, вдруг там змеи... – Тебе помочь? Если бы небо рухнуло на землю и то не произвело бы большего фурора, чем Каталина этим своим предложением. Пасс остановился на полдороге к шалашу и теперь уставился на нее ошарашенно, наверняка думая, что это очередная издевка. – Э-э-э... а что вы умеете, донья? – наконец, выдал паразит в своей исключительно «деликатной» манере. Получилось на редкость пренебрежительно. Если бы Ката так не устала, она, несомненно, закатила бы скандал на тему: «За кого ты меня принимаешь, лоботрясина?!» Но сейчас ее хватило только на то, чтобы вяло пожать плечами: – Ну... могу кролика освежевать. Дело нехитрое. Да и огонь развести мне, представь, по силам, мистер умник! Можно подумать!.. Она, представьте, делала это тысячу раз в доме своих родителей, в Андалусии, где Кате не удалось бы остаться белоручкой – мать и бойкие пройдохи-братья учили ее всему на свете. Да и, будучи замужем, сеньора Альварес в знак особого уважения с удовольствием готовила мужу его охотничьи трофеи. В основном, добычу составляли, конечно, птицы. Но кролики тоже попадались, как и другое мелкое зверье. Стало быть, что-что, а уж мясо запекать она умела прекрасно: муж всегда доверял только ей эту важную миссию. Когда не брался за дело сам. – Ну тогда, пожалуй, лучше начать с костра, моя госпожа, – наконец отмер англичанин. – Пока достаточно углей нагорит для жаркого, это долго. А потом можно и кролика выпотрошить. – Ладно. Как скажешь, Бестиа, – проговорила Каталина покладисто, чем повергла телохранителя в еще больший шок. На самом деле, она похихикивала над его обалдевшей физиономией, пока разводила костер, набрав сухих листьев и мха под корягами. Да и ветки подходящие также нашлись, если умело поискать в должных местах. А потом, когда разгорится хорошее пламя, так и влажные дрова сгодятся. Но покамест Ката разложила вокруг костра собранный хворост и толстые палки – подсушиться. Ну вот! Она же молодец? Донья победоносно посмотрела на телохранителя, едва сдержавшись, чтобы не показать паршивцу средний палец, но поймала в ответ его улыбку и уважительный кивок головой. Ох, ладно! Раз так – пусть живет, бестолочь!.. После, вытащив свой стилет из ножен на щиколотке, донья поволокла тушку кролика к ручью и с непривычки провозилась довольно долго, на самом деле – все же готовками давно не занималась. Даже палец вон порезала! Но все равно, порадовалась, что основных навыков, получается, она не растеряла. Так что вполне себе может сойти за туземную дикарку, если потребуется! Сомнительная, конечно, перспектива, но от этой мысли почему-то появилось настоящее удовлетворение. Будто бы она сделала что-то по-настоящему полезное. Сложив кусочки разделанной тушки на кожистый лист, донья принесла будущее кушанье к костру, вокруг которого сейчас суетился Бастиен, что-то обстругивая и прилаживая. Уже совсем стемнело, и пламя, стараниями англичанина, разгорелось практически до небес, излучая настоящий жар, который блаженно обволакивал вымокшую плоть, уже начинавшую безбожно подмерзать. В горах ночи обычно холодные. Палец саднило. И Ката, сдав шеф-повару подготовленное мясо, села на колоду поближе к костру, посасывая порез. Ей не хотелось никакой чертовой жалости, на самом деле, поэтому донья деловито оторвала от подола своей сорочки полоску и перемотала «ранение» сама. Ну, как уж получилось... Англичанин глянул на нее внимательно, но ничего не сказал. Может, даже и не заметил такую малость. Мужчины!.. Донья и ее телохранитель смотрели некоторое время на огонь, пережидая, пока дрова прогорят достаточно, чтобы на них можно было что-нибудь запекать. – А вы отчаянная!.. – выдал вдруг Бастиен. Сидя на корточках, он нанизывал кусочки крольчатины на заостренные длинные ветки и раскладывал эти шпажки на сооруженные им опоры – прямо над горячими углями. Каталина взглянула на слугу удивленно: «И что сие заявление значит, можно узнать?» – Я еще не встречал женщину такой удивительной храбрости, как вы, донья Каталина. Разве что, за исключением моей сестры. Та тоже... – голос парня стал заметно глуше, – девица на редкость бесстрашная. – С чего это ты взял, что я такая уж бесстрашная? – скривилась Ката, вспомнив свой мандраж на шаткой переправе. – Хотя... может, ты прав, Бестиа, нечасто что-то может меня напугать по-настоящему. Тут мои добрые братцы постарались. – А я вот... ужасно боюсь высоты, – вдруг признался Пасс, глянув на донью немного сконфуженно. – Думал сдохну сегодня от страха на этом чертовом мосту. И это выше меня – ничего не могу с собой поделать, mi Ama. – ДА? Вот никогда бы не подумала, что ты боишься, парень. Скакал таким резвым козликом, что я уже решила – ты умеешь летать. – Ха-хах, летать я, к сожалению, не умею, mi Ama. Однажды, правда, полетел с дерева и дьявольски расшибся. До сих пор иногда в том месте спина болит, – Бастиен, чуть заметно морщась, завел руку назад и показал, в каком именно месте у него болит спина. – И какого ж ты черта полез на то дерево, балбесина? Хотя, странный вопрос? Вы же, мальчишки, вечно куда-нибудь влезаете – на свою голову. Еще моя кормилица Фелиция говорила: мужчины – это выжившие мальчики, – проворчала Каталина. – Н-нда... – англичанин тут закусил губу и состроил весьма виноватую рожицу. – Ну... врать вы мне все равно не позволяете, так что... признаюсь честно, mi Ama: я полез туда потому...  только не судите меня строго, донья Каталина, ладно? – Ладно, постараюсь. Но готова биться об заклад, ты собирался подглядывать за какой-нибудь хорошенькой служанкой, поросенок этакий. М? Глаза Бастиена открылись насколько широко, насколько это, вообще, получалось возможным. – Э-э-э... КАК?! Вы откуда узнали, mi Ama?! Ката самодовольно хохотнула на его такое бесхитростное изумление. – Прочитала твои поросячьи мысли, мелкий ты бесстыдник! – хмыкнула она, а потом понизив голос, чтобы нагнать жути, добавила: – Я ведь владею колдовскими чарами, представь... только ты никому не говори! – Правда?! – глаза парня еще больше расширились, однако особого страха там не было, скорее – восхищение. Ката закатила глаза.  Ой, ну что за балбесина, однако! Вообще-то, она добрая католичка, если что! – Правда-правда. А еще... у меня имелось три старших брата-акробата, охламоны еще те! Уж насмотрелась я на все их проделки, потому как была для них кем-то вроде доверенного лица. За что мне, кстати, частенько перепадало на орехи. – Так они подглядывали за служанками? – в голосе англичанина прозвучало странное облегчение, будто он, наконец-то, нашел единомышленников. – Еще как! Да и других девиц в округе мимо не пропускали. Соседи, знаешь, как жаловались. Матушка прямо поседела с ними вся, а отец начисто ореховые кусты окрест обломал – на розги. – Ну вот, и мне тоже досталось в тот раз крепко. За подглядывание и за штаны, которые порвал. Я еще не сказал, что спину расшиб, а то вообще убили бы. Правда, сам я подглядывал тогда за кузинами, до служанок как-то не додумался, да. А жаль, – Бастиен рассмеялся невесело, видимо вспоминая неприятный эпизод. – Что, высекли? – поинтересовалась Ката с притворным сочувствием. – Высекли, ага, – брови англичанина жалобно взлетели. – Прямо при кузинах! Отец так велел. Сказал, чтобы я лучше запомнил. Мне и было-то тогда лет двенадцать, не больше. Хотя, что ж... в те времена я считал себя уже взрослым мужчиной, конечно! И вот... эти противные девицы смотрели на мой позор и хихикали, а я готов был провалиться сквозь землю. – Ну и что, запомнил? – Каталина, представив ситуацию, почему-то даже не смогла всерьез позлорадствовать на такое обормотское несчастие, но поймала себя на мысли, что чуток завидует неведомым кузинам – посмотреть бы на это она и сама не отказалась. – Запомнил... – англичанин вздохнул сокрушенно, переворачивая в очередной раз жаркое на шпажках. – Помню, стыдно было даже больше, чем больно. Прямо, хоть дьявол забери! – он взял одну из веток и, обжигаясь, оторвал пальцами кусочек кролика, сунув его в рот. – М-м-м... Вкуснотища!.. Ну что, mi Ama! Кажется, готово! Сейчас, пара минут и... прошу вас к столу – прямо на туземный пир! *** Они вышли из леса внезапно, почти бесшумно. Появились, словно дьявольские тени, возникшие из ниоткуда – а, вернее, прямо из самой преисподней. Вместо лиц пришельцев зияла пустота, так по крайне мере казалось поначалу, потому что головы их выглядели темнее ночи. Только большие красноватые белки глаз светились адским пламенем в трепещущем свете костра.  А потом уже стали заметны кровавые блики на жутких глянцевых физиономиях. Каталина подняла глаза, привлеченная странным движением на краю поляны, и... застыла в немом ужасе. Сердце ухнуло в черную пропасть. Себастьян, увидев ее лицо, в ту же секунду обернулся, хватаясь за дагу, пистолет и одновременно подскакивая на ноги. Нежданные гости стояли молча, кажется, не торопясь приближаться. В глазах чужаков не было заметно ни единой сердечной искры – одна лишь животная настороженность и пустота. Они просто смотрели – равнодушные, мрачные, словно стая диких собак, окруживших жертву.  Одичалые... Отвергнутые миром изгои, которые легко разорвут беспомощного путника за кусок хлеба либо  просто ради мстительной забавы. Потому что им плевать! Ведь их тоже никто никогда не жалел. Диего Фернандо, когда его нашли далеко в лесных дебрях, был привязан к дереву и зверски замучен. Каталина предпочитала об этом не вспоминать. КОНЕЦ ГЛАВЫ. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ... Не забывайте жать кнопочку "Жду продолжения" и писать отклики. Публикация продолжения будет зависеть от количества «ждунов».