В РИТМАХ ЗВЕНЯЩЕГО СЕРДЦА

***

– Это мы еще посмотрим! – зарычал Генри, бросаясь словно toro bravo на проклятого главаря. В этот момент его мало волновала реальная перспектива смерти от ножа. Шанс окончить жизнь зарезанным – быстро, безболезненно – казался Генри в данном конкретном случае самым предпочтительным вариантом для себя, да и для Каталины тоже. Практически спасением. Кто б с этим поспорил? Ведь нарисованная дикарем картина выглядела в разы хуже! Плохо было только то, что от полученного обещания жуткой расправы, а также от вида плененной сеньоры с дагой у горла, Тейлору снесло всякий мозг, и он начал действовать безо всякого плана. Просто налетел, чтобы убить, почти не отдавая отчет, что в ответ могут также легко заколоть и его. Хотя в здравом уме лейтенант прекрасно представлял, чем отличается уличный поединок на ножах, от благородного фехтования, облеченного правилами. В плебейских стычках правил не было никаких, чему он не раз оказывался свидетелем в портовых кабаках и на бедных улицах Лондона, когда шатался там по молодости. Молниеносное нападение двоих друг на друга – тычки и порезы без разбора. Результат обычно – два трупа. Может, один чуть раньше, другой – позже. Кому как повезет. Победителей часто не оказывалось, поскольку здесь выигрывала чистая удача и игра на опережение, а не умение бойцов. Та остервенелая скорость, с которой нападающий наносил хаотичные удары «куда попало» зачастую получались выше скорости ошеломленной жертвы, поэтому отразить их было невозможно. И сейчас Генри как раз хотел получить такое преимущество – в стремительности атаки, в тотальном смятении противника. Поэтому, ко всему прочему, Тейлор добавил дикий вопль озверевшего викинга. Его спонтанный натиск оказался действенным: дикарь от неожиданности не нашел ничего лучшего, чем вчистить от «разъяренного» берсерка. Так они немного поносились по поляне в догонялки, пока африканец, тяжело дыша, не спрятался за толстым деревом, откуда достать его получалось уже сложно. – Ах ты, черномазая тварь! А ну иди сюда, я выпущу все твои грязные кишки! – рычал от бессилия Генри, истово мечась вокруг дерева и, тыкая ножом наудачу, чтобы достать соперника, но тот ловко ускользал и даже, в свою очередь, пару раз легко подранил Тейлора, дотянувшись более длинным клинком. Впрочем, носиться так можно было долго, и главарь, видимо, осознав нелепость этакой суетни, прокричал, наконец: – Эй, эй! Стой, белозадый! Подожди! – Ну чего тебе! – приостановился Тейлор, все еще взбешенный и готовый к любому повороту событий. – Послушай, так неинтересно! – африканец высунулся из-за ствола, будто чертик из табакерки. – Давай нормальный поединок. Если победишь, уйдешь на все четыре стороны! Даю слово! Таков будет твой приз. – Уйду вместе с девушкой тогда! – набычился Генри, втайне несказанно обрадовавшись такой невероятной надежде на спасение. – А если ты умрешь, твои ублюдки нас не тронут. Это ясно? – Идет! Туземец что-то прокричал своим приспешникам, которые до этого в полном молчании наблюдали за схваткой. С их стороны не было слышно никаких криков в поддержку своему вожаку, а на черных безжизненных лицах не отражалось ни одного переживания – ну чисто демоны. – Все в порядке! – кивнул головой колдун. – Я сказал парням условия сделки. Но, учти, если Я одержу победу, тогда мой план в силе. А если ты умрешь, то я сполна отыграюсь на твоей шлюхе. Это понятно? – Если! – почему-то пришла на ум знаменитая фраза лаконского полководца, и Генри в ответ презрительно дернул губой. Дикарь одобрительно оскалился: – Ладно. Начнем сначала. В центр! – скомандовал он. Соперники вновь передвинулись на середину поляны, держась друг от друга на безопасном расстоянии. – До смерти! – пригнувшись в боевую стойку, заявил туземец. – До смерти! – вторил ему Тейлор, ставя ноги в упор как можно шире, чтобы легче было нападать и уходить от атаки. У африканца, конечно, было гигантское преимущество – длина клинка, который больше походил на короткий меч. Но у Генри имелось его тайное орудие – амулет Огун, а также уверения олуво Па Конте в том, что он, Тейлор, непобедим в любой схватке. Сия мистическая убежденность придавала англичанину сил. Скинув намотанный на руку сюртук, который, снижая скорость и маневренность, только мешал сейчас, лейтенант немедля полетел на врага. Не давая тому опомниться, Тейлор хлестко выбросил вперед руку с ножом, целя в лицо соперника и, одновременно, сделал шаг в сторону, чтобы самому уйти с траектории атаки. Туземец ожидаемо отбил клинок, но открылся в этот момент и получил от Генри хук слева кулаком, укрепленным кхе-та, заставивший жилистого африканца пошатнуться. Рассчитывая, что соперник хорошенько оглушен, Тейлор вальсирующим шагом обошел колдуна, планируя нанести обратным хватом смертельный удар в шею, но неожиданно оружие его встретилось с африканским ножом, который, каким-то магическим образом повернувшись в руках туземца, безжалостно ткнул лейтенанта в левое плечо. Из-за неожиданной раны Генри с трудом преодолел паническое искушение, тут же войти с африканцем в ближний бой и, обнявшись, тыкать ублюдка своим клинком до тех пор, пока тот не сдохнет, но в последний момент сообразил все же, что точно также будет потыкан сам. У него не было права на ошибку! Даже один удар мог оказаться роковым. И тогда... Тейлор не позволял себе смотреть в ту сторону, где двое ублюдков удерживали притихшую Каталину, но чувствовал: донья отчаянно наблюдает за тем, как решается ее судьба. Лейтенант ощущал всем своим взвинченным нутром жгучий взгляд испанки. Да! Он, Генри, должен победить, хотя бы ради спасения девушки! Ладно, ничего, еще поборемся! «Боец на всё, что меньше перелома, внимания не обращает», – говаривал их бывалый сержант Гасби. Отскочив подальше, Тейлор собирался с силами для новой атаки, хотя чувствовал, как сознание, к дьяволу, слегка плывет. Взгляд его, видимо, выдал сей конфуз, чем и воспользовался ушлый дикарь. Перехватив свой клинок обратным хватом, он понесся на лейтенанта, совершая одну отмашку за другой – целя по глазам. В последний миг Генри каким-то чудом удалось уклониться и даже отбить натиск, как следует чиркнув лезвием по нападающей руке, а потом с силой всадив острый конец кхе-та чуть выше ключицы чернокожего. Соперник, на удивление, заорал от боли и упал на одно колено. А Тейлор, пользуясь ошеломлением африканца, с размаху пнул его сапогом в бок, пытаясь окончательно уронить. Но в тот же миг сам получил чувствительный укол в бедро. Главарь туземцев, быстрый, как змея, очевидно, просто так сдаваться не собирался. Черт! Лейтенант поздно сообразил, что с колена у колдуна получалась прекрасная позиция для нападения, поскольку вся область живота Генри вмиг оказалась уязвима. Англичанин, уже хорошенько ослабленный ранениями, попытался отскочить все же, сознавая со стылым ужасом, что сейчас его распластают от паха до груди, и некоторое время он будет грустно любоваться на свои кишки, смешанные с землей, пока не умрет в страшных мучениях. А может ему даже успеют показать весь задуманный дикарем нечестивый спектакль с несчастной девицей в главной роли. О, чертов дьявол и все его бесы! Но туземец, видимо, тоже весьма скудно соображал в сей ответственный момент, поскольку вместо того, чтобы воспользоваться такой удачной позицией и нанести смертельный удар, он явно оплошал. Перехватив свой тесак в левую руку, африканец нанес жесткий удар Тейлору прямо под дых всего лишь округлым концом рукояти, а потом, когда Генри согнулся, хватая ртом воздух, довершил начатое оглушающим ударом снизу вверх, напрочь круша его челюсть. Генри пришел в себя на земле, распластанный под колдуном, словно долбаная морская звезда. А острие африканского ножа неприятным образом впилось ему в веко – аккурат под левый глаз. – Ну что, ты готов сдохнуть, упрямая белая задница?! М? Риторический вопрос, конечно, поэтому Тейлор обоснованно промолчал. Тяжело дыша, дикарь навис над лейтенантом всем телом, и Генри чувствовал слишком близко чужую звериную вонь. Но даже если бы англичанин не был притиснут к земле неодолимой теперь громадой, сил пошевелиться у него все равно не было. Тейлору хотелось блаженно прикрыть веки и отдаться на милость Божью, но он упорно продолжал смотреть в глаза противнику, хотя из-за ножа в глазнице это становилось проблематичным. Силуэт над ним троился, глаз резало нестерпимо, и вследствие этого слеза щекотно текла по виску. Вот так вот просто закончилась его жизнь?! Глупо!.. Бесконечно глупо и бездарно он, Тейлор, ее прожил. Аминь. – Что молчишь? Говори! – дикарь зачем-то требовал ответа. – Готов, – Генри чуть прикрыл глаза все же, собираясь с духом. – Давай!.. Проклятье! Без покаяния он, Тейлор, верно попадет в ад! – Только... прошу... девушку отпусти!.. – в отчаянной попытке прохрипел лейтенант, еле шевеля сухими губами. – И с чего это? – африканец, по своему обыкновению, презрительно хмыкнул, раздув широкие ноздри. – Она... – Генри лихорадочно соображал, чем бы заинтересовать бандита, – она богата и заплатит вам большой выкуп! – Богата?! П-ф-ф... – злобно скривился вожак, еще сильнее даванув Тейлора кинжалом под глаз. – Тогда пусть сполна заплатит смертью за все наши муки, сраная рабовладелица! – Если ты воин, отпусти. Она... не заслужила. Никому из своих рабов она не сделала зла. – Ты идиот?! – рыкнул туземец, еще больше наседая, лицо его исказила лютая гримаса, и Генри почувствовал, как тело африканца сотрясает крупная дрожь. – Рабство. Уже. Есть. Сраное. Зло! Тебе ли это не знать, белозадый!.. – Мне?! Как этот дикарь понял, что он, Генри, гребаный раб? Ни одного ведь слова сказано не было! И донья теперь не похожа на богачку в таком замызганном виде. – Да, тебе! Или ты счастлив в рабстве... Белый Домибур? Белый Домибур?! Что?! Откуда?! Благодаря Зафару и Па Конте так звали Генри на Антигуа, среди тамошних рабов. – Откуда ты зна?... – Генри еще раз всмотрелся в темное лицо, испещрённое старыми и новыми шрамами, и словно пелена упала с его глаз. – Каракал?!.. – выдохнул он. – Черный Каракал?! Немудрено, что Генри не узнал бойца, с которым дрался в обмен на коготь Мачо по приказу надсмотрщика Боба Тито. Отросшие волосы и выражение лица, хоть и свирепое, но полное жизни теперь, изменило облик африканца практически до неузнаваемости. С трудом обыграв тогда непобедимого Каракала, Тейлор не стал его добивать, как требовала распаленная дракой толпа. Пожалел. Что ж, видимо, зря... – А! Так ты помнишь меня, ублюдок?! – глаза туземца, налитые кровью, почти вылезли из орбит, а близкий рот извергал проклятья вместе со слюной прямо в лицо Тейлора. – Помнишь?! Тогда вспомни, как я УМОЛЯЛ тебя! Как просил о милосердии! – Генри молчал, потрясенный, разом позабыв про все свои «неудобства». – Но ты... струсил, сучий выкидыш! Струсил! Лишил меня... надежды, пес! Вновь обрек на гребаное рабство! – Лишил надежды? Ну, почему? – Генри чувствовал, как его самого адски лихорадит – действительно, нелегко расставаться с надеждой. – Разве сейчас ты раб? Кажется, так и не услышав слова Тейлора, Каракал продолжал, но теперь градус его недовольства отчего-то заметно снизился: – Что ж. Так я думал в тот кровавый день, белозадый, это правда! Но сейчас... – туземец помолчал недолго и, хвала Иисусу, убрал, наконец, кинжал от его глаз, – сейчас я думаю, ты был прав тогда! Если бы ты не оставил мне жизнь, я не познал бы вкус свободы! Вкус борьбы. Вкус мести! Поэтому, сегодня я возвращаю тебе долг! Живи, Lucky Boy. Думаю, ты достоен этого, – и Каракал, хлопнув лейтенанта по плечу, кособоко поднялся и заткнул за пояс свой смертоносный клинок. Некоторое время Генри так и лежал, раскинувшись, не веря своим глазам и ушам, ощущая лишь одно великое бессилие, затопившее его с головой. И жадно вдыхал сладостный воздух вновь обретенной жизни. Потом, осознав кое-что, приподнялся на локте, не в силах сдержать возмущение. – Так какого черта ты это всё устроил, дьявол! Чуть меня не убил! – Генри безотчетно стер пальцами щекочущую струйку под глазом и глянул – это была кровь. Туземец пожал плечами, презрительно при этом хмыкнув: – Захотел – убил бы! Но... вестимо: сначала месть, потом награда. Если бы ты знал, на какой кровавый ад ты обрек меня... своей пощадой, кретин, ты бы не счёл несправедливым мой маленький урок. Хозяин меня тогда не пощадил! Так что, прости, белозадый домибур – не смог отказать себе в удовольствии! Волосы зашевелились у Генри на голове при мысли о том, что он стал невольной причиной мучений этого человека. Наверное, африканец имел права злиться. – Да... Я помню твоего сраного хозяина и твои... чертовы шрамы. Прости меня, парень! Правда. Но, сдается, надежда остается, покуда жив! – умоляюще проговорил Тейлор, ощущая лишь тихий ужас вины. – Несмотря ни на что, ты ведь жив! И это главное! – Главное, ты теперь жив! – оскалился в ухмылке Каракал. – Чему я даже весьма рад! Что ж, идем, перевяжем твои раны, брат. Когда кровь течет долго, это плохое дело. Она может быстро закончиться. Он потянул Генри за руку, помогая подняться. Потом, кликнул пару своих парней, те подвели обессилившего лейтенанта к костру и там усадили на ближайшее бревно. Огонь снова пылал, расточая тепло. Люди Каракала, после боя потеряв всякий интерес к англичанину, сидели теперь вкруг на чурбаках и собственных корточках, негромко беседуя и что-то поедая с аппетитом. Кажется, все же отыскали в траве кусочки кролика, мерзавцы. Ладно, хоть совсем их с Каталиной ужин не пропал!.. Впрочем, в большом глиняном горшке, который пришельцы, видимо, принесли с собой, уже булькала, источая волшебный дух, нехитрая похлебка из какой-то птицы с зеленью и бататом – если судить по тушке и другим кускам, которые периодически выпрыгивали на вершину кипящего гейзера. Каталину, по знаку вожака, оставили в покое, и девушка теперь сидела чуть поодаль – в корнях большого дерева, – замерев в каком-то усталом оцепенении. Приобняв поджатые колени, она рассеяно посмотрела на еле живого телохранителя, но ничего не сказала, хотя лейтенант честно попытался улыбнуться ей ободряюще. Вождь что-то повелел одному из сородичей, и тот исчез в лесу ненадолго, а потом принес пучок какой-то травы. И корни. – Смотри. Это, – туземец взял траву и засунул ее в рот, – надо разжевать как следует и, после, запихнуть в рану. Потом примотать. Хорошо бы еще смешать с выпаренной ослиной мочой. Но где ж ее сейчас возьмешь. Все, что Каракал говорил, он демонстрировал на себе. После того, как парень стянул рубаху, на животе у него стал заметен глубокий порез. Но на фоне того, что вообще творилось по всему телу этого человека, новая рана выглядела как-то даже несерьезно. Кровь уже почти не сочилась, вовремя заклеенная тканью рубахи и, вытащив изо рта зеленую кашицу, туземец щедро набил ей разошедшуюся темную рану. Он не обращал, казалось, никакого внимания на боль, будто был совершенно бесчувственный. Потом Каракал также замазал и другие свои порезы, которые нанес ему Тейлор. Человек, который ходил за травой, принес откуда-то полоски разорванного полотна и помог вожаку перебинтоваться. – Давай, жуй, домибур, – велел африканец. – Если этого не сделать, то через пару дней твои раны загниют, и вскоре ты посинеешь и умрешь, от того, что в твою кровь нагадят духи болота. Просто прелесть! – Да вую я, вую, – промычал Генри сквозь выступившие слезы, пытаясь справиться с жесткой едучей горечью во рту. Нижние зубы ныли, а пострадавшая челюсть ощутимо вспухла и, помимо всего прочего, отдавала острой болью от каждого шевеления. Дьявол, эта чертова отрава по вкусу похожа на перец! Ее что, надо пихать в рану?! Прямо так? – Корни позже заварим и смочим бинты. Не сомневайся, заживет все, как на бегемоте. Да суй ты глубже! Не бойся! Прямо внутрь, – проговорил африканец, с сомнением взирая на то, как Генри, извлекая изо рта окровавленную кашицу, бережливо обкладывает ею края ранки. – Вот так! – он с сгреб пораненное предплечье Тейлора в охапку и безжалостно вдавил массу прямо внутрь свежего пореза, не обращая внимания на то, что у несчастного «пациента» глаза буквально полезли на лоб. – Это по первости жгет. Через пару минут занемеет, не боись! – туземец подмигнул и ловко перемотал предплечье полотном. Генри и правда ощутил, что язык его уже занемел и жжение во рту теперь почти не чувствуется. Он вздохнул и сунул за щеку новую порцию. – Где у тебя еще? На бедре? Там я всего чуток тебя ткнул. Если не истек кровью, жить будешь, – колдун запихал пережеванную траву в разрез ткани и перетянул бинтом прямо поверх штанов. – На плече был глубокий порез, помню, и прокол. Снимай рубаху! К своему удивлению, порез Генри вообще не заметил. Ощущая порядочное головокружение, он с трудом стащил сорочку, которая слева вся промокла от крови. Тело зазнобило даже рядом с костром. Каракал безапелляционно заделал и перевязал оставшиеся раны, которые, к счастью, все пришлись на левую руку. Потому что правой лейтенант мог владеть хотя бы. Потом туземец соорудил перевязь из куска веревки, моток которой так и валялся вблизи костра рядом с вещевым мешком Тейлора, и велел всунуть туда пораненную руку. – Эта лекарство духов земли – дуа-ту, Белый Домибур, – важно проговорил африканец. – Оно останавливает кровь и склеивает раны. Ты не будешь долго страдать, брат. Но пока постарайся не двигать рукой, пусть раны затянутся. Генри чуть было не спросил у чернокожего, нельзя ли что-нибудь сделать со сводящей его с ума болячкой на заднице. Но не рискнул. Странно было бы просить человека, который чуть тебя не убил, пялиться на свой зад. Да и вообще... Слишком много ненужных свидетелей вокруг. Покончив с процедурами, Каракал извлек из собственных котомок, сваленных под деревом, тыквенную фляжку, сел рядом на бревно и с превеликим наслаждением отхлебнул приличный глоток. Потом протянул питье Тейлору. Вкусно пахнуло крепким алкоголем, хорошенько сдобренным каким-то медово-растительным духом. – Пей, белозадый, не бойся! Это «Мама Хуана» – зверски полезная вещь! – И что там? – Генри недоверчиво понюхал горлышко: не хотелось ему, если честно, потерять последний разум сейчас из-за всяческих там шаманских зелий. – Э-э-э... Ну что там?.. – пока Тейлор осторожно вливал в себя жидкость, дикарь взялся перечислять: – Разные травы целебные... корни, мед, кажется, сухой виноград, еще джин... и ром, понятно. Но самое ценное, приятель, это член черепахи Бисса! Едкий напиток фонтаном хлынул через нос, когда Генри подавился от неожиданности. Кашлять было невыносимо больно, слезы лились из глаз, и Тейлор чуть было не задохнулся. – Ну что?! – с легкой обидой проговорил Каракал, недоумевая по поводу такой вопиющей дикости англичанина. – Последняя штука самая важная здесь – она придает чреслам мужскую силу, что б ты знал, недотёпа. Ну и вообще... жутко лечебная. Не сомневайся, мужик, пей! – Ладно, – отдышавшись, сипло выдавил Тейлор и сделал второй глоток, стараясь не думать о содержимом. На самом деле, вследствие употребления туземного снадобья, Генри ощутил: натруженное тело тут же приятно разомлело, в голове, наоборот, прояснилось, а бесконечная озабоченность куда-то при этом исчезла без следа. Лейтенанту вдруг сделалось все равно, что за хуано добавлено в сию пользительную маму. Он со вкусом причмокнул. – Ну вот! Распробовал? Так бы и сразу!.. – хмыкнул Каракал, забирая фляжку, чтобы тоже приложиться. – А то надо же! Воротишь тут свой чопорнутый белый нос! Чтоб ты понимал, дурень, в черепашьих членах! Лейтенант благоразумно не стал спорить, а вместо этого задал вопрос, уже час не дававший ему покоя: – Вот мне интересно, брат, как ты умудрился пройти по углям? Это что было?.. Колдовство? – Не знаю... Нет, вообще... Правда, меня этому учил шаман из нашей деревни когда-то. Давно-о... У нас в племени всех молодых воинов заставляют ходить по огню, чтобы доказать силу духа. Это входит в испытание. – Испытание? Что за испытание? – Генри опять сделал добрый глоток из перекочевавшей в его руку фляжки. – Ну, обряд, когда мальчик становится мужчиной. После этого он может защищать свое племя, охотиться со всеми вместе. И выбрать себе женщину... В общем, жить, как все воины. Разве у вас не так? – Не знаю... – Генри вспомнил, через сколько всего ему пришлось пройти, чтобы иметь право называться мужчиной, а с женщинами у него так и вовсе засада какая-то. – У нас это долго, брат... А из некоторых вообще не получается настоящих мужчин. – У нас тоже так бывает. Те, кто не проходит испытание, становятся рабами. Их продают в соседние деревни. Или убивают, если они просят. Вместо рабства. – Жестко! – Почему? – Каракал пожал плечами и ярко сверкнул оскалом в полумраке. – По-вашему, это называется «мило-сердие». У всех должен быть выбор, разве нет? – Стать рабом или умереть?! – Да. Но для начала – нужно иметь мужество, чтобы пройти испытание. – Что ж, справедливо! – признал Тейлор, попробовав проникнуться чуждыми ему традициями. – Послушай, прости еще раз! За то, что не оставил тебе выбора тогда!.. Но я... Я не убийца! – Ты – храбрый воин, Белый Домибур! Для меня была честь проиграть тебе. Но еще большая честь – победить! Так что я доволен сейчас. Мы квиты, брат. Генри кивнул, принимая похвалу и... прощение. – Послушай, а как же пистолет? Все же колдовство? Ты ведь не мог знать, что я не выстрелю. – Все дело в том, что я сразу узнал тебя, Белый Домибур. И предположил, что выстрелить у тебя духу не хватит. Судя по прошлому разу. Я ошибся, прости! – Каракал одобрительно хохотнул. – Сейчас был другой случай, мне есть кого защищать! – лейтенант покосился в сторону Каталины, которая совсем скукожилась под своим деревом, бедняга. – Что ж, ты прав. Этого я не мог учесть, конечно. – Значит, тебе крупно повезло, что пистолет дал осечку? Этого ты тоже предполагать не мог. Хотя... при такой влажности долго уберечь порох практически невозможно. – Но это лишь значит, что боги хранят меня! Разве нет? – Кто бы спорил! – Генри вспомнил, из каких переделок выходил живым туземец, и это еще о скóльких Тейлор даже не имел представления. – Послушай, как мне называть тебя? У тебя ведь есть имя, Каракал? – Есть, конечно! Меня зовут Абини. Я ганман этих людей, – африканец протянул Генри руку. – А как тебя зовут, домибур. У тебя ведь наверняка тоже есть имя. – Я Ген... гхм... меня зовут Себастьян. Себастьян Пасс. Но можешь звать меня Бастьен. Я к этому привык. Рад познакомиться, Абини, – Тейлор попытался взять протянутую ему ладонь, но туземец крепко обхватил предплечье Генри в незнакомом ему рукопожатии. – Хорошо, – кивнул ганман, потом, когда они отхлебнули еще по глотку, спросил. – Послушай, насколько я понял, ты ведь раб этой испанки? Так? – Я ее телохранитель, – осторожно ответил Генри, поскольку от слова «раб» его коробило. – М, – понимающе отозвался Каракал. – Слушай. А хочешь, пошли с нами! Мы сейчас идем в Бараону, нужно встретиться там кое с кем. Могу познакомить тебя с тамошними парнями. Думаю, за плату они не откажутся взять пассажира на борт и доставить, куда скажешь, Бастьен. Ты ведь англичанин? Я прав? Разве ты не желаешь уплыть хотя б к самому дьяволу от этих испанских ублюдков? Что?! Нет! Неужели судьба дает ему такой прекрасный новый шанс?! И такой реальный! Все, как он и мечтал! Дьявол! Генри замер в ступоре, в который раз за день оказавшись потрясенным до глубины души. Внутри вспыхнуло безумной надеждой, а потом... тоскливо заныло. Так, что он готов был взвыть от отчаяния! Нет кандалов крепче собственного слова! А еще... судьба проклятущей сеньоры рабовладелицы стала ему до чертиков небезразлична. Как оказалось... Ну вот что?! – Больше всего на свете я мечтаю о свободе, Абини. Но у меня нет денег сейчас. И потом... я не могу бросить эту женщину. – Пф-ф-ф... Делов-то! Возьмем девку с собой! В Бараоне продадим пиратам. Вот и деньги. Или сразу же обменяем согласной команде за твою доставку. Какой дурак, скажи, откажется от этакой крали. Куда хочешь податься, брат? – Ты меня услышал, Абини? Я должен доставить сеньору домой! Точка. Абини посидел немного, соображая. Вид африканца при этом был крайне недоуменный, потом ганман, наконец, отмер: – А-а-а... понимаю, – прищурившись, он внимательно посмотрел на Каталину – чумазую, подавленную, растрепанную, потом фыркнул. – Это твоя женщина? Да уж, сложно тут не понять! – Моя. И тот, кто ее тронет, будет иметь дело со мной! – Ладно, ладно, не злись, брат. Я понял! – туземец поднял открытые ладони вверх, соглашаясь. – Только я бы так безоглядно этим тварям-рабовладельцам не доверял! Тем более бабам. Ты, похоже, не представляешь, на что они способны! – Не твое дело, парень! – Конечно, не мое, кто спорит. Только смотри, чтоб потом не заплакать кровавыми слезами! – Я разберусь, – упрямо повторил Генри. – Ну давай, разбирайся... – как-то неопределенно буркнул Каракал, потом добавил уже совсем другим тоном. – Вот что. Идем-ка, поедим, что ли. Похлебка готова. И мясо там твое еще осталось, кажется. То, которое готовилось, когда мы пришли. Кстати, на будущее! Если не хочешь неприятностей в темном-темном лесу, не надо жарить мясо на весь этот лес, зазывая непрошенных гостей на запах! Глядишь, все голодные сбегутся, и тебе, думаю, это не понравится. Потому что придется делиться, домибур. Да, действительно! Как солдат и телохранитель, Генри дал большого маху. Не подумал, дьявол! Не иначе, от крайней усталости. Но все равно, нет ему никакого извинения! Из-за такой непростительной ошибки чуть не погубил сеньору, доверившую ему, Генри, свою драгоценную жизнь! А еще рыцарем назвался, мать твою растак! Смех просто. Лейтенант понимал: им несказанно повезло, что вожаком маронов оказался Каракал, который хоть и после хорошей трепки, но оставил им жизнь. Генри стало по-настоящему дурно, когда он понял, какого черта им удалось избежать. Ну да ладно, чего теперь плакать по сбежавшему молоку! – А что, если бы не запах мяса, вы бы нас не нашли? – Почему, нашли бы. Костер-то видно из далека. – Дьявол!.. Правда. И ты действительно готов был нас убить, Абини? – осторожно вопросил Генри. – Нет. Мне это зачем? Из Санта-Доминго вышлют войска прочесывать горы, испанцы ведь так просто не отстанут. А мы сейчас идем своей дорогой тихо-мирно, у нас планы. Мне скандалы ни к чему. Пока что... Но это ничего не значит, Бастьен. Другие мароны не станут церемониться, я тебе уверяю. Огонь мщения горит в их душах, а вожди-колдуны жаждут власти и крови. Так что будь осторожен, раз ты у нас телохранитель. Не разводи яркого огня в ночном лесу! – Ладно, я учту урок, брат! Послушай, а если бы я убил тебя все же? Тем же ножом? – Ну значит, так тому и быть. Боги лучше знают, как правильно, – просто ответил Каракал. – Ну так что? Поделишься своим ужином, белозадый? – Определенно поделюсь. Но, вообще, меня вроде никто и не спрашивает, – криво усмехнувшись, Тейлор кивнул на жующих куски крольчатины туземцев. – Что ж, миска мхачо за съеденное мясо – это справедливо, брат. Голодным не останешься. – Мне две миски! Ганман понимающе кивнул: – Вообще, мисок у нас немного, парень, так что нальем тебе двойную порцию. – Идет. – А ложек лишних вообще нет. Но если подождешь... – Да ладно, одна у меня найдется, а сам я могу и руками. Генри порылся в своем мешке здоровой рукой, отыскивая ложку, потом осторожно взял из рук парня-раздавальщика полную, с горкой, тарелку горячего варева, куда сверху кинули еще пару кусочков отставленного специально для них кролика. И пошел к Каталине. Девушка сидела в полной прострации, обняв плечи руками. На приближение Тейлора она никак не среагировала. Дерьмо! Генри осторожно примостился напротив доньи на одно колено, левая нога, к дьяволу, даже не сгибалась. – Mi Ama, вот, покушайте, – Тейлор протянул добытую тарелку, настойчиво пытаясь заглянуть сеньоре в глаза. Взгляд испанки выглядел тусклым и каким-то рассеянным. А еще лейтенант заметил, что зубы Каталины намертво стиснуты, и саму ее сотрясает мелкая дрожь. Да уж, час от часу не легче!.. – Сеньора! Эй! Вы меня слышите? Нужно поесть! – как можно громче повторил Генри, упорно впихивая девушке в руки бесконечно ароматную миску. У него самого, кстати, от этих божественных запахов громко забурлило в животе. Донья остановила на телохранителе безжизненный взгляд, который мало-помалу обрел осмысленность все же. – Я не хочу. Ешь сам, – едва раздирая сведенную челюсть, глухо выдавила она. – Что значит «не хочу»?! Не говорите глупостей, донья! Ну-ка, подождите! Только не опрокиньте! Генри поставил тарелку рядом с Каталиной, потом сходил к костру и выпросил у чернокожих парней флягу с живительным «снадобьем», которая теперь, во время трапезы, путешествовала у них по кругу. Те без разговора отдали. Немного целебной жидкости на дне еще плескалось, хвала Святому Иисусу. – Вот, mi Ama, давайте, выпейте! Да не упрямьтесь, вы, пожалуйста! – Тейлор поднял голову сеньоры за подбородок и насильно влил спиртное в посиневшие губы. Как и ожидалось, пара хороших глотков «Мамы Хуаны», заставили щеки Каталины порозоветь, глаза заблестеть, а тело заметно расслабиться. Хотя испанка и закашлялась от первого вливания, но потом сразу выхватила бутыль из рук телохранителя и жадно присосалась. Тейлору даже пришлось отбирать флягу. – Ну, ну... Эй! Не увлекайтесь, сеньора! Для начала нужно поесть! – Да не хочу я! – взрыкнула донья сердито и, морщась от крепости напитка, вытерла губы тыльной стороной ладони. – Чего пристал! – Хочешь! – в свою очередь рявкнул Тейлор, вконец потеряв всякое терпение от тяжкой усталости. – Ну-ка, быстро ешь! Кому говорю! А не то... сейчас получишь у меня, вредная девчонка! – невольно вырвалось у лейтенанта, чего он совершенно не ожидал и поэтому замер, мгновенно похолодев до тошноты. Повисла неловкая пауза. Да, черт! Пусть лучше разорется, чем вот так безнадежно каменеть! – Ладно, – на удивление покладисто молвила вдруг Каталина и, как ни в чем не бывало забрав себе на колени тарелку с воткнутой в нее ложкой, принялась за еду, надо сказать, прямо-таки с волчьим аппетитом. И кто-то тут есть не хотел! Генри, глотая слюни смотрел, как донья вытащила из супа и слопала кусок кролика, потом принялась наяривать похлебку. Обжигаясь, она засовывала ложку в рот так жадно, что по чумазому подбородку струился бульон, который девица тут же бесцеремонно утирала рукавом. Живот лейтенанта вновь возмущенно заурчал. Каталина остановилась и внимательно посмотрела на англичанина. – А ты сам-то ел, Бестиа? – с подозрением вопросила она. – Ел, – зачем-то соврал Тейлор. – Вы давайте, кушайте досыта. – Вот что-то я не припомню такого! Опять ты мне врешь, паразит этакий! Ел он, как же! – она притворно нахмурилась. – Ну ладно... э-э... просто... пожалуй, я подожду, mi Ama, пока вы поедите. Вы мне оставьте... немного. Донья перевела взгляд на тарелку, где еще возвышалась приличная горка всякой еды. – Господь, да тут на нас двоих с лихвой хватит, дуралей, чего выдумываешь?! Потом она вытащила из глубин варева второй кусок кролика и, протягивая, распорядилась: – На вот, ешь пока! И, вообще, давай-ка, подсядь ко мне поближе. Сможешь? Раз ты весь из себя такой раненый, Басти, я буду тебя кормить! – пояснила девушка в ответ на недоумевающий взгляд лейтенанта. – Что? Кормить? Зачем? – Генри аж опешил. – Не такой уж я калека пока. Сам прекрасно могу поесть, если что! – Можешь, можешь!.. Все ты можешь! – ворчливо буркнула донья, зачерпывая полную ложку и настойчиво поднося ее ко рту телохранителя. – Давай, живо открывай рот, горе ты мое! Не все тебе тут командовать! Я тоже хочу. Генри даже не нашелся, что возразить, и безропотно открыл рот, больше от удивления все же, куда в момент оказалось загружено доставленное пропитание. Донья, похоже, понимала толк в кормлении, поскольку в довершение она рачительно провела ложкой Тейлору по губам, как это делают с маленькими детьми, когда у них изо рта вываливается еда. Нет, правда что ли?! – Все, жуй давай! – распорядилась Ката, отправляя следующую ложку уже себе в рот. Так они ели по переменке, пока девушка не насытилась. Только после этого Тейлор смог отобрать у нее тарелку, чтобы уже доесть самому, потому что заметил краем глаза, как туземцы ехидно пялятся на занятную картинку. Окх, стыдоба! Особенно насмешливо качал головой и закатывал глаза сам Абини. Каталина, на самом деле, до сих пор упорно не смотрела в сторону пришельцев, будто их не существовало вовсе. Но зато, когда Тейлор встал, чтобы отдать миску и флягу обратно, девушка вдруг намертво вцепилась ему в ногу. – Ты куда?! – в голосе ее слышались нотки нешуточной паники. – Я сейчас, донья, только верну посуду и сразу приду, – Генри для наглядности потряс пустыми емкостями, на деле слегка удивившись такой бурной реакции испанки. Вроде только что все было в порядке?.. Или что? – Нет! – захват ее стал еще крепче. – Не уходи! – Ладно, ладно. Вы чего это? – лейтенант обеспокоенно вгляделся в свою спутницу. – Ну просто!.. Девушка бросила многозначительный взгляд на африканцев все же. Хотя те совершенно мирно укладывались спать вокруг костра – на потрепанных одеялах либо прямо на земле, ее внезапно вновь начало трясти. – Эй, эй! Mi Ama, ты чего? Все же хорошо, девочка!.. Тейлор, отложив тарелку, снова присел с ней рядом и осторожно взял донью за руку. Ее холодные пальцы судорожно вцепились ему в ладонь. – Ничего не хорошо! Давай, уйдем отсюда, Бестиа! Я здесь не могу!.. – в расширенных глазах сеньоры набрякли слезы, губы дрожали, хоть она и пыталась их закусить. Генри немного поразмышлял о том, как объяснить напуганной девице, что плутать сейчас по ночным джунглям, напичканными разными ядовитыми тварями, не вариант, тем более, он был уверен, что от маронов на данный момент им ничего плохого не грозит. Но лейтенант осознавал, что любые слова во время приступа паники, который побуждает человека просто бежать куда глаза глядят, наверняка будут бессильны. Ката тем временем задрала подбородок вверх – явно, чтобы заставить слезы затечь обратно, и шмыгнула распухшим носом. Господи! Это кто еще чье горе тут! – Иди сюда!.. – наконец вздохнул Тейлор и, не тратя времени на уговоры, забрался сзади Каталины так, чтобы девушка оказалась между его ног. Потом лейтенант осторожно заключил в объятья напряженное до дрожи тело и мягко потянул на себя, заставив сеньору откинуться головой ему плечо. – Ч-ш-ш... Все будет хорошо, красавица моя, – прошептал Генри ей на ухо, невесомо целуя донью в висок, – завтра мы уже будем дома. Ты мне веришь? Она ничего не ответила, но Тейлор ощутил, как постепенно расслабляется в его руках теплая девичья плоть, а дыхание Каталины становится глубже, ровнее... Почувствовав, что донья, хвала Иисусу, наконец-то, заснула, Генри тоже обессиленно оперся спиной о ствол дерева позади и закрыл глаза. Каждая клеточка его бренного тела ныла, колола, пульсировала, саднила, горела, но самому Тейлору, на удивление, было хорошо. А все потому, что в его объятиях нежданно-негаданно оказалась заветная женщина, которая сейчас так доверчиво жалась к нему, изредка вздрагивая в беспокойном сне. И, видит Бог, он, Генри, готов был сидеть так вечно. Да. Надо отметить, что «домой» лейтенанту совершенно не хотелось. И его сложно было в этом упрекнуть.