В РИТМАХ ЗВЕНЯЩЕГО СЕРДЦА

Тейлор практически не помнил, как он добирался до поместья, одолеваемый гиблой слабостью и мерклой дурнотой. Кажется, его хотели посадить на чью-то лошадь позади всадника, но Генри не представлял себе, как он умостит там свою болящую плоть, которая и так при малейшем неловком движении прошивала острым копьем прямо в мозг, в результате чего лейтенант еле сдерживался от крика. А тут скакать на жестком крупе лошади несколько часов?! Нет уж, увольте!.. Поэтому Тейлор категорически воспротивился, насколько это было возможно в его положении. – Вы идите, mi Ama. Не ждите меня. Я как-нибудь сам доберусь... Попозже приду, – еле вымолвил Генри хозяйке безвольным опухшим языком, когда ту уже заботливо усадили впереди грума Гуано. Невозмутимый индеец обхватил ослабевшую сеньору сильной рукой, а другой придерживал нетерпеливо гарцующую под ним кобылу, дожидаясь, пока донья вдоволь наговорится с тупым бледнолицым недоноском. – Вот еще глупости! Что значит придешь? – сдвинула брови Каталина. – Залезай, кому говорю, не задерживай нас. Да что же это такое! Вечно ты упрямишься, Бестиа! Проклятый индеец с высоты своего положения бросил на Тейлора мимолетный взгляд, полный презрительной иронии, который показывал, что Гуано явно не забыл тот унизительный для англичанина инцидент. Но Генри сейчас было все равно, на самом деле. Он пошатнулся и замер беспомощно, не представляя, что ему делать теперь. Сил на то, чтобы спорить или бороться не осталось. Лейтенант лишь умоляюще посмотрел на сеньору снизу вверх. Вернее, Генри хотел, чтобы взгляд его выглядел твердо и решительно, а получилось жалко, затравленно. Тем более пораненный мароном глаз абсолютно заплыл. – Святая Дева! Да что случилось, обормотина? Ты сейчас специально меня злишь? – Нет, – прошептал Тейлор, едва двигая побитой челюстью, которая вдруг неимоверно разнылась. – Что ж... один ты не пойдешь, даже не надейся! – проговорила Каталина, бросив подозрительный взгляд в ту сторону, где накануне они схватились с маронами, потом мотнула головой на одного из верховых. – Берись тогда за стремя, Басти, пойдешь пешком, если так желаешь – будешь под присмотром парней хотя бы. А то знаю я тебя... – буркнула она с превеликим сомнением. Ну что опять? Вроде бы он, Тейлор, уже тысячу раз доказал, что ему можно верить! Ну ладно, пятьсот... – Благодарю вас, mi Ama, – пробормотал Генри, хотя благодарности никакой сейчас вовсе не испытывал, стараясь пропустить мимо ушей очередное оскорбление. Впрочем, он не чувствовал ничего вообще, сосредоточенный всю дорогу лишь на том, чтобы позорно не свалиться на землю, или даже под задние копыта ведущей его кобылы. Ведь Тейлора, прямо скажем, спасала та инерция движения, что тащила его тушку вперед, пока лейтенант вяло цеплялся за стремя, едва переставляя подгибающиеся ноги. В каком-то хмельном тумане добравшись через пару-тройку мучительных часов до пресловутой «Райской Гавани» – будь она неладна! – лейтенант незаметно для всех отцепился от лошади-поводыря и безотчетно поплелся в то спасительное местечко, где он обычно отлеживался в часы отвратительного самочувствия – к Лавиньи на пляж. Там Генри завалился на такой вожделенный сейчас лежак под навесом из пальмовых листьев. Тело заунывно пульсировало, и лейтенант, свернувшись беспомощным клубочком, с облегчением закрыл невидящие глаза. Отключившись в единый миг, он, наконец, хвала Иисусу, смог позволить себе впасть то ли в глубокий сон, то ли в болезненное беспамятство.

***

Генри пришел в себя от того, что кто-то осторожно похлопывал его по щекам, тормошил за плечо. – Басти! Басти! Ты меня слышишь, дружище, просыпайся... – М?.. Что?.. – разодрав опухшие щелки глаз, лейтенант едва навел резкость на говорившего. Из полумрака на него пялилась участливая рыжеватая физиономия, освещенная тусклым фонарем. Лавиньи! – Пошел к черту, приятель! Просто отвали! – сухо ругнулся Тейлор, так бестактно выдернутый из своих лучших за последнее время ощущений, и опять зарылся лицом в собственный локоть на здоровой руке, намереваясь продолжить сладостное забытье во что бы то ни стало. Пошли они все к такой-то матери, ублюдки! Чего надо? – Дружище, вставай, идем в дом. Донья велела тебя осмотреть. Обработать раны! – Мммм... – Ты же ведь не хочешь ослушаться госпожу, приятель? – Ну чего ты привязался, зараза?! – если бы не было больно шевелиться, Генри отмахнулся бы как следует. – Передай донье, что у меня все в порядке, если ей это так важно. Отстань говорю, дьявол, я спать хочу! Генри почувствовал, как лежак дрогнул под весом француза, и лейтенант ощутил кожей живое тепло рядом. – Хозяйка ожидала, что ты ответишь что-либо подобное, Басти. Поэтому, извини, велела мне воспользоваться помощью этих людей, – присевший сбоку Лавиньи настойчиво опустил горячую ладонь на плечо Тейлора, и тот снова открыл глаза, узрев в результате две внушительные фигуры на фоне темнеющего вечернего неба. Дерьмище! Вот что значит взяли в оборот! – Конвой? – раздраженно скривился раненый. – Скорее, санитары. С твоего позволения... – О, нет! Идите к дьяволу, я сказал! – Генри со стоном перебросил себя на спину и, запрокинув голову, пробормотал невнятно: – Дайте просто поспать, канальи, завтра я буду в полном порядке. Обещаю! Так и передай донье! – Прости, дружище, ты не оставил мне выбора!.. – Шарль кивнул своим помощникам. – Так! Стоп! Не надо! Я сам! Сам пойду! – с чувством выдохнул Тейлор, нетвердо поднимаясь на локте. – Что за гнусные отродья! Даже сдохнуть спокойно не дадите, мерзкие сволочи! – Не дадим. Можешь не надеяться. Боже! Ты весь в крови, мой друг! – как-то совсем по-женски ахнул Лавиньи, прижимая широкую ладонь к своей груди. – Ты, верно, слишком самонадеян, если думаешь, что весь этот кошмар заживет без должного ухода! – У меня есть дуа-ту, приятель. Мне его Абини дал, – невнятно ответил Тейлор, отчаянно барахтаясь, чтобы переместится в вертикальное положение все же и попутно отбиваясь от посторонней помощи. Лавиньи взглянул на англичанина с крайним беспокойством, будто подозревая, что у того начался бред. – Что такое дуа-ту, дружище? – Вот. Тейлор извлек из-за пазухи измочаленную тряпицу, где, как он помнил, были завернуты целебные травы и корни Каракала, и, не глядя, сунул в руки Лавиньи, потом повторил для пущей убедительности: – Это мне там один... шаман дал. Так что все уже отлично зажило, не волнуйся, Шарль. А кровь на одёже еще со вчерашнего дня осталась... негде было отстирать. – Прекрасно, мой друг! Но все же я не могу не выполнить просьбу сеньоры. Ты же понимаешь? Она была очень настойчива, на самом деле. Пойдем, я просто гляну и все. Если зажило, я так ей и доложу. О! – когда Лавиньи развернул тряпицу, мысли заядлого ботаника и лекаря в одном флаконе тут же потекли совершенно в ином направлении. – Alitubus millefolium! Где ты это взял, дружище? – Ну где. Я же говорю. Парень нам один встретился... колдун. Н-да... – А он где взял? – продолжал допытываться маэстро. – Ну... вроде возле той поляны, где мы с ним... встретились как раз. – Ты мне сможешь показать, где? – француз чуть ли не подпрыгивал от нетерпения. – Ты даже не представляешь, Басти, это невероятно ценная, реликтовая вещь! Надо ее найти и попробовать вырастить здесь у нас... О, Иисус! Генри плохо слышал, что ему азартно втолковывал француз, казалось, забывший про все на свете при виде какой-то там целебной требухи. Лейтенант же тем временем кое-как поднялся, навел свой внутренний прицел на хижину и теперь уперто шел в этом направлении, переставляя по инерции неживые ноги. Кроме того, он старался побыстрее выдергивать себя из тех странных провалов в сознании, когда вдруг напрочь терял ориентацию. Что за черт! Ни дать ни взять, будто он, Тейлор, залпом выпил бутылку шнапса и теперь вкушает последствия безмерных возлияний. Только вот незадача – он не пил! При очередном головокружении морозная дрожь прошла по телу, и лейтенанта вывернуло прямо на песок. Лавиньи замер на полуслове, и Генри почувствовал, как француз склонился над ним, участливо растирая спину... Боже! Лучше бы он этого не делал! Но боль в потревоженной спине отвлекла на самом деле, заставила взять себя в руки. А злость на проклятого француза отрезвила, ко всему прочему. – Что с тобой, Басти? Ты отравился? Что-то не то съел, дружище? – голос маэстро звучал по-настоящему обеспокоенно. – Ничего, – не без помощи Лавиньи поднимаясь с колен, буркнул Тейлор. – Просто... внезапно поплохело... Он хотел добавить: «От твоей несносной болтовни!», но не стал, взглянув в расстроенное лицо друга, а просто утер рот рукавом, проигнорировав протянутый Лавиньи платок. Весь из себя такой сердобольный, Шарль, подстраховывая пошатывающегося Тейлора, незаметно поддерживал его под локоток все же, пока они вместе поднимались по ступенькам на веранду, а потом галантно пропустил вперед, отворив дверь хижины – ни дать ни взять услужливый дорман [1]. Знакомый стол посередине гостиной оказался освобожден от скатерти, что само по себе уже являлось подозрительным в епархии педанта Лавиньи, да еще и маленький каминный столик был сдвинут ближе и сплошь уставлен всяческой недружелюбной утварью. В угрожающей готовности там возлежали какие-то тряпицы, дымилась миска с горячей водой, поблескивали жутенького вида инструменты. Генри понял, что ему всё это весьма и весьма не нравится и резко развернулся, намереваясь удрать, но тут же с налета вписался в мощный корпус француза. Пришлось сделать поспешный шаг назад. – Проходи, дорогой мой друг, располагайся, – как ни в чем не бывало сладенько пропел маэстро, гостеприимно поведя рукой в сторону стола. – Я уже подготовил все, что может понадобиться – со слов нашей прекрасной доньи Гальяно. Тебе помочь раздеться? – А ещё чего?.. – сварливо отозвался лейтенант. Несмотря на вечную духоту тропического острова, которая только к вечеру чуть ослабла, Тейлор чувствовал себя невероятно зябко, на самом деле. Кроме того, перспектива оказаться голым пред очами гнусного содомита его нисколечко не вдохновляла. А уж тем более, чтобы тот дотрагивался! Бр-р-р!.. Но Лавиньи, казалось, не замечал взъерошенного настроения пациента. – Помыться не желаешь, Басти? – вдруг вопросил он, с сомнением окинув взглядом непрезентабельный вид англичанина. Ну нет! Генри представил, как он сейчас полезет в ледяную воду купальни, и его передернуло. Неужели не заметно, дьявол?! Единственное, чего ему по-настоящему хочется, так это закутаться в теплый плед с головой и больше никогда не двигаться! И уж точно мытье в холодной воде ни в коей мере не входит сейчас в его гребаные планы. – Ступай на мостки, Басти, там Тиби нагрела ванну. Парни тебе помогут. ВАННУ?! Генри чуть не поперхнулся. Нет, правда что ли? Целую ванну?! И за что ему такая честь, скажите? Сознание сразу поплыло в нирвану, когда лейтенант представил, как с блаженством погрузится в настоящую горячую воду, но проклятую вредность, которая его зачем-то обуяла сейчас, переубедить оказалось нелегко. – И так сойдет, – упрямо буркнул Тейлор. – Перед кем мне тут модничать? Он бросил едкий взгляд на чернокожих слуг, зашедших вслед на ними и замерших теперь в дверях, в ожидании распоряжений французского господина. – Ну как знаешь, Басти, – покладисто проговорил маэстро. – Но рубаху-то хотя бы сними. Сеньора Каталина сказала, ты с кем-то там подрался так, что на тебе живого места нет. И подозреваю... – Лавиньи многозначительно кивнул на потемневшую от крови ткань горемычной рубашки, – она права, мой неугомонный друг. Донья велела срочно тебя осмотреть, обработать раны и зашить, где нужно. Но я уже об этом говорил, кажется. Генри только закатил глаза на все увещевания француза. – Я же сказал, ничего не нужно! – строптиво повторил он, набычась. – И так прекрасно заживет! – Бастиен! – вдруг на удивление жестко выдал Лавиньи, разом превращаясь из суетливого добродушного толстяка в величественного эскулапа. – Это ты можешь с сеньорой спорить, а со мной – не надо! Так что будь любезен – раздевайся, если не хочешь, чтобы тебе помогли, – и «добрый доктор» красноречиво кивнул головой на двух истуканов у входа. – Только пусть кто-то из них останется! – истерично выплюнул Генри, мотнув, в свою очередь, головой на слуг. – Ну, конечно, они останутся, мой друг, – с нехорошей усмешкой проговорил маэстро. – Если что, они тебя подержат. Осознав, что деваться ему некуда, лейтенант презрительно фыркнул и взялся за ворот своей рубахи. Но снять ее оказалось не так-то просто – левая рука напрочь отказывалась подниматься выше пояса, без того, чтобы причинить обладателю пронзительную боль в проколотом плече. Да и порезанное предплечье неприятно засаднило. Охнув от неожиданности, Тейлор скривился и беспомощно уставился на француза, ожидая по меньшей мере победной усмешки. – Помочь? – тем не менее, все также участливо проговорил Лавиньи без тени намека на какое-либо злорадство. – Пусть лучше вон тот поможет... – Генри неуступчиво кивнул на одного их чернокожих. – Чего тебе утруждаться, мой славный месье? Ни слова не говоря, маэстро безропотно кивнул указанному слуге, и они, совместными с Тейлором усилиями, стащили рубаху с покалеченного тела. Генри при этом упрямо удержался от стона. Лавиньи, заметив, как пациент вцепился в скомканную рубаху здоровой рукой, судорожно прижимая к обнаженной груди, попробовал ее отобрать. – Ничего, Басти, дай сюда, – голос лекаря звучал исключительно мягко, будто француз разговаривал с зашуганным кутенком, – я отдам ее Тиби – постирать и заштопать. Она такая умелица, уже кучу моих вещей спасла от гибели. Будет, как новая, не переживай... – и, после, отложив в сторону отнятую все же одежду, решительно похлопал по столешнице: – Залезай, давай, на стол, парень. Ты же не против, если я тебя осмотрю? – А у меня есть выбор, месье? –  едко вымолвил Тейлор. – Как я понял, все уже решено. Лавиньи внимательно посмотрел на удрученного англичанина, и в его ласковом тоне появились суровые нотки. – Басти, в чем дело? Давай так. Если ты мне не доверяешь, я скажу сеньоре... – И что тогда? – Генри вызывающе вскинул голову. – Ну, думаю, тогда она пошлет за доктором Бертольдо. Хоть тут и не слишком далеко – он наш сосед в паре миль отсюда. Но ведь доктор пока приедет, а у меня уже все готово... – с некоторым смущением пробормотал маэстро и как-то потерянно при этом развел руками. – И потом... ему же платить придется. Последний аргумент априори заставил Тейлора сдаться. – Ладно, – устало буркнул он. – Только... садиться я не буду! Шей так. – Что? Почему? Еще какие-то раны? Покажи! Ага! Покажи ему! Щас! Но, действительно, не будешь ведь рассказывать, что сесть для лейтенанта сейчас равносильно приземлению со всего маха на острый штырь. Уж точно по доброй воле Тейлор не готов был совершить сей безумный маневр, потому как задницу, а с ней и весь левый бок, без конца ломило, саднило и дергало. Даже через ткань штанов чувствовался жар, исходящий от этого неприличного по всем меркам места. Так что... В общем, его седалище явно было не в порядке и беспокоило Генри сильнее всех других ран вместе взятых. Но это была явно не тема сегодняшней встречи с доктором Лавиньи. Да пусть лучше он, Тейлор, сдохнет к чертовой матери! ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ СЛЕДУЕТ... ВСКОРЕ. Каюсь, дорогие мои читатели, давно уже не писала, и вы, наверное, заждались проду, но, думаю, дело сейчас пойдет веселей. Для этого не забывайте поддерживать автора комментами, дорогие друзья. Спасибо, что остаетесь со мной, несмотря на все мои кризисы.  _______________________________________ 1. Дорман (англ. doorman, «человек при двери») – человек, чьей основной обязанностью является встреча посетителей у входной двери в какое-либо заведение, швейцар.