***
Одно дело – говорить, другое – дело творить. Эту полезную мысль Генри познал в полной мере на собственном насущном опыте. Потому как действительность оказалось вовсе даже не похожа на то, чего ему там грезилось в его опрометчивых представлениях. Например, что Каталина, словно добрая фея, практически без особого труда моментально водворит все заказанные Тейлором знания прямиком в его беззаботную голову. Стоит только возжелать. Пользуйтесь и наслаждайтесь! На деле же получалось отнюдь не комильфо: ему, солидному мужу и умудренному жизнью офицеру, вновь пришлось, словно жалкому школяру, сесть за ученическую парту и грызть гранит науки, то бишь изучать новый для него язык буквально с самых азов. То есть с гребаного алфавита. Эта самая парта, вернее, стол, расположился по приказу доньи на заднем дворе, у всех на обозрении – под большим раскидистым вязом, тень которого надежно прикрывала место (м)учения от жаркого солнца. Да... хорошо же он выглядел, старательно выводя под диктовку сеньоры чертовы буковки и, как прóклятый, заучивая их звучание. Впрочем, испанский алфавит почти что походил на английский, так что писать было несложно, но названия букв читались совершенно по-другому. Надо отметить, через пару дней мозги лейтенанта, напрочь осоловевшие в результате болезни, просто кипели. И, признаться, вовсе даже не вследствие жары. Ну а чего теперь делать? Сам напросился! Хотя... не то, чтобы он не справлялся с задачей – на первых порах все выходило даже весьма занятно. Тем более Каталина, как того и хотелось, уделяла все это время лишь ему одному, да и выглядела донья поначалу хоть и строгой, но, в целом, весьма терпеливой наставницей. Или, как теперь ее следовало называть – señora maestro. Тьфу ты, maestra. Это было первое, на чем Генри серьёзно заткнулся: в испанском языке все слова делились на мужские и женские, будь они неладны! Окончания у первых нужно было ставить -о, а у вторых – -a! А также подбирать к оным нужный артикль. Ну вот что это за непонятные глупости! Кому нужно различать этот чертов род? Обычно во время нехитрого разговора с челядью по-испански – больше, впрочем, с помощью жестикуляции – этому факту значения как-то не предавалось, но при написании фраз такие тонкости превращались в настоящий ад для его бедной головы. – Женщина ест яблоко... Я читаю книгу... Девочка пьет воду... – размеренно диктовала донья по-английски. А он, Генри, должен был перевести это все на испанский. Со всеми вытекающими отсюда... долбаными правилами. Смилуйся, о, добрый Господь! Честно говоря, когда, вспотевший, лейтенант подавал новоиспеченной преподавательнице свой исписанный, исчерканный помарками листочек, на котором – он догадывался – выходила полная абракадабра, то сердце у него нехорошо ёкало, а задница начинала чесаться. Совсем как в те стародавние времена, в бытность его домашних уроков под присмотром противозной мисс Грифон. Особенно, когда Ката, читая лейтенантские перлы, недовольно хмурила свои хорошенькие бровки. Хотя, конечно же, прекрасная, напитанная солнечным светом испанка совершенно не походила на ту высохшую занудливую ненавистную мымру-гувернантку. Но это и было второй загвоздкой, на самом-то деле. – Ну ты чего, Бестиа?.. – ничего не подозревающая, Каталина склонилась рядом с Тейлором, чтобы изящным пальчиком с ухоженным ноготком указать ему на ошибки. – Это же так просто, дуралей!.. Вот, видишь... «яблоко» женского рода. Поэтому пишем артикль una. А ты что написал, бестолочь такая? М? Бархатный голос звучал прямо в ухо – мягко, завораживающе, бередя глубинные нотки души – какой там, к черту, артикль, сеньоры! Шелковистый локон, подхваченный легким ветерком, ласково щекотал скулу Тейлора, а бесстыжая ложбинка между округлых грудей оказывалась прямо перед его плотоядным взором. Да за какие грехи ему такие муки, скажите?! И это не считая того, что сладкий запах близкой девичей плоти напрочь сносил уцелевшие остатки здравого смысла... И тут внезапно – вместо воркующего контральто – рядом раздался возмущенный вопль, такой, что аж то самое ухо заложило: – Ты куда это пялишься, болван! Дьявол тебя раздери! О чем ты, вообще, думаешь, остолоп! Святые Апостолы! Так о женском же роде!.. – Я тут его стараюсь, учу, учу... А он! Бестолочь! И тут же, следом, крепкая затрещина неожиданно впечаталась в беззащитный затылок Тейлора – да так смачно, что у лейтенанта буквально звезды из глаз посыпались. ЧЕГО?!! Сначала Генри на миг опешил от такого вопиющего оскорбления лучших его чувств, на которое он, сладостно растекшийся по заоблачным сферам, в данный момент совершенно не рассчитывал. Потом кровь бросилась ему в голову, сметая, как обычно, всяческое благоразумие. Несмотря на то, что резкие движения все еще давались ему с трудом, лейтенант стремительно подскочил, опрокидывая стул, и свирепо уставился на хозяйку сверху вниз, кажется, готовый пришибить ее в ответ. Каталина, в свою очередь, нахально задрав подбородок, вперилась в него вызывающе. В глубине ее потемневших глаз все еще клубилось возмущение, приправленное недюжинным упрямством. Мачо, безмятежно дремавший рядом, тут же взвился на ноги в полной боевой готовности и упреждающе зарычал. Но Генри уже было все равно. В силу последних событий нервы и так были оголены до предела, что явно не шло на пользу его покладистости. И вообще! Что он такого сделал-то?! Можно узнать?! С трудом осознавая тот факт, что физически тронуть девушку его благовоспитанность не могла себе позволить, лейтенант, не долго думая, подхватил со стола всю кипу заготовленных для урока листов вместе с пером, чернильницей и еще какими-то письменными принадлежностями и единым махом подбросил все это в воздух прямо над головой изумленной Каталины, выпуская таким образом наружу все скопившееся за последнее время негодование. – Если ты собираешься меня бить, донья, сама учи свой испанский! – отрезал он, даже не заметив, как чернильница, перевернувшись в воздухе, забрызгала темными каплями лицо, грудь и изысканное атласное платье сеньоры Гальяно, расшитое драгоценными цветочками. Мачо свирепо залаял. Донья так и стояла, разинув рот от крайнего потрясения. А Тейлор, подхватив трость, которую на днях подарил ему сам Черный Беркут Серрано, гордо зашагал прочь, все еще сильно прихрамывая на больную ногу и подспудно ощущая, как между его лопаток все буквально плавится от огненного взгляда разъяренной испанки.***
Каталина растерянно смотрела в след уходящему обормоту, и у нее во истину не находилось слов! Святая Дева! Что это, вообще, сейчас было? Можно узнать?! Ошалевшим взглядом она окинула испорченное дорогущее платье, привезенное ей к будущему приему по случаю именин – прямиком из Мадрида – и специально надетое сейчас, чтобы немного покрасоваться перед этим жалким выскочкой. Да чтоб его, подлеца, на кусочки разорвало! А ведь последнее время англичанин казался ей таким милым, покладистым – кротким, будто пасхальный ягненок. Особенно, когда он, совсем обессиленный болезнью, праздно проводил время в постели, и Каталина старалась выделить среди своих ежедневных забот хотя бы полчаса, чтобы заглянуть к страдальцу, поболтать о том, о сем... или даже почитать очередную книжку. А после обсудить... Пасс на удивление задавал довольно-таки разумные вопросы, пытаясь докопаться до истины, или высказывал свои вовсе нетривиальные замечания, чем нередко сражал Каталину наповал. Потомственный торговец шерстью оказался вовсе не так уж глуп. В результате донья незаметно для себя иногда засиживалась допоздна... Но ведь она не могла ошибиться! Глаза англичанина при виде хозяйки загорались неподдельной радостью, будто тот искренне ждал свою сеньору весь день. А потом, несмотря на слабость и изморось болезненного пота на висках, старался бодриться: веселил ее разными байками об армейской и корабельной жизни, а то и молча, безо всяческих дурацких советов, выслушивал сетования сеньоры на какие-либо заморочки по хозяйству. При этом во взгляде парня было столько честного восхищения, что Каталине все ее проблемы начинали казаться надуманными, пустыми, легко решаемыми. Она ловила себя на мысли, что в присутствии этого человека чувствовала ту непроходящую надежность и спокойствие, которую испытала под его защитой уже не раз во время совместных поездок. И в то же время ей неодолимо хотелось его опекать. Понимание, что Пасс оказался так жутко израненным по ее вине, не давало покоя. Ну да, ну да, он сам виноват, обманул ее с этой чертовкой Терезой. Но ведь смерти-то за ту банальную интрижку он не заслуживал. Не так ли? То, что это была всего лишь пустая похотливая связь, Каталина вскоре убедилась. С тех пор Бастиен лишь однажды поинтересовался, как дела у Терезы. И после того, как узнал, что хозяйка – конечно же, с хорошими рекомендациями, как и обещала – пристроила плутовку к своей дальней родне в предместье Санто-Доминго, явно успокоился, удовлетворенный. И впоследствии – донья могла поклясться – больше о девице не вспоминал. Гад, конечно! Но Каталину такое положение вещей в этот раз более, чем устраивало – а именно то, что англичанин так быстро позабыл свою разлюбезную пассию... А еще та трагичная встреча с маронами! Тоже, как ни крути, ее вина!.. Если бы Каталина самонадеятельно не потащила англичанина в джунгли искать переправу, ничего бы такого не случилось. Раны на его теле от ножа того жуткого африканца только сейчас начали как следует подживать. Хвала Лавиньи! Таким образом, как бы Ката не искала оправдания, совесть не позволяла ей расслабляться. Она даже придумала себе откупную – решила наградить англичанина за его доблесть исполнением... да-да... именно исполнением любого желания! Ну а чего? Пусть загадывает. Парень, по чести сказать, заслужил... Только она совсем не ожидала, что Пасс выберет для себя такую необычную награду. Донья посмотрела на телохранителя с настоящим уважением. Надо же! Вселенский дурында и вдруг... хочет учиться?! Вот уж никак бы не подумала на этого бестолкового солдафона. Конечно, донья решила подождать пару недель – пусть охламон окрепнет как следует. Все же сидеть придется подолгу, а он пока еще не готов к таким подвигам. Можно, конечно, заниматься и стоя за какой-нибудь конторкой, но... пока даже полулёжа в подушках Пасс через некоторое время начинал бледнеть и покрываться пóтом – от слабости, не иначе. Что уж говорить о каких-то более интенсивных телодвижениях. Правда, жестокосердный Лавиньи во всю гонял приятеля по парку. Ката не раз из окна своего кабинета могла наблюдать, как несчастный Бастиен, одной рукой опираясь о плечо приземистого француза, а другой – о раздобытый им где-то костыль, ковылял что есть силы по дорожке до фонтана и обратно, останавливаясь по-стариковски отдышаться почти на каждом шагу. Душераздирающее, однако, получалось зрелище... Хотя, надо отдать им обоим должное, с каждым разом этот доблестный вояж получался все жизнерадостнее, все дольше, все быстроходнее. Англичанин, стиснув зубы, не сдавался и к концу недели, как и обещал, уже проходил достаточное расстояние, опираясь теперь на один лишь костыль. В итоге, Пасс ожидаемо заявил, что собирается во что бы то ни стало охранять Каталину на встрече с проклятыми пиратами, и сам дьявол ему не сможет в этом помешать. И, вообще, она же обещала! Ну, во-первых, не с пиратами, а всего лишь с контрабандистами, впрочем, довольно-таки опасными ублюдками, да. А, во-вторых, как это ни странно, у Каталины с джентльменствующим Серрано за прошлую встречу установились вполне себе дружеские отношения, поэтому, уверенная в собственной безопасности, донья разрешила своему едва ожившему спасителю поприсутствовать, хотя того и пошатывало от слабости, пока бедолага решительно шел к конюшням. Ну пусть уж!.. Хотя интересно, как это он собирается ее защищать при таком вот раскладе, дурында?.. А уж какими-такими невероятными усилиями Себастьян Пасс умостился в седле, одному Богу известно! Но ни один мускул не дрогнул при этом на его каменном лице. Каталина, конечно, втайне похихикивала над упрямцем, хотя внешне ничем не выдала своего злоехидства. Так-то Пасс, донья отдавала себе отчет, заслужил настоящее признание своей стойкостью и желанием, несмотря ни на что, выполнить долг. Поэтому она, пока ехала во главе обоза и дюжины собственных всадников, сдерживала лошадь, да оглядывалась иногда незаметно на своего бравого охранника: вдруг еще свалиться с седла ненароком. Впрочем, в тот раз больше никаких приключений не случилось. Черный Беркут, пока шла погрузка товара, галантно пригласил их с Бастиеном на обед в капитанскую каюту. Каталина, оставив верного Гуано присматривать за погрузкой, с превеликим удовольствием поднялась на палубу и там, в разудалом обществе уже знакомых ей офицеров дона Августо, насладилась вкуснейшей испанской трапезой, сотворенной кудесником Эрике. И вино, признаться, было выше всяческих похвал. Честно говоря, еще в прошлую встречу Каталине не преминула рассказать контрабандисту о своих злоключениях в джунглях, и тот, что называется, оценил. Поэтому капитан благодушно выразил англичанину восхищение за его беспримерный подвиг – спасение из рук отвратительных, злобных нигеров прелестной сеньоры Гальяно. И рассыпался в комплиментах по поводу небывалой доблести сеньора телохранителя. – Если вы, дорогой мой друг, вдруг соберетесь по какой-либо причине покинуть вашу бесценную сеньору – ну, мало ли, – то знайте, мой корабль всегда готов взять на борт этакого храброго кабальеро. В таком опасном деле, как у нас, всегда нужны достойные парни. – Благодарю вас, сеньор капитан, – Пасс поджал свои бескровные губы, практически слившиеся по цвету с зеленоватым лицом, – Если я когда-нибудь не буду нужен своей сеньоре – увы мне, увы, – тогда я непременно воспользуюсь вашим лестным предложением, не сомневайтесь. А пока... я все же буду надеяться, что меня не скоро прогонят. – Вы, я вижу, все еще страдаете от ран, добрый мой дон Себастьян, – Серрано кивнул на самодельный костыль приткнутый рядом с креслом гостя. – Немного беспокоят, это да, дон Августо, но это не помешает мне в любом случае выполнить свой долг телохранителя, если что. – Конечно, конечно... я в этом нисколечко не сомневаюсь, сеньор офицер. – Имею честь доложить вам, сеньор, что я нахожусь на данный момент в звании лейтенанта, – склонил голову Бастиен, как бы заново представляясь. Ката заметила, что паршивец почти ничего не ест и не пьет. Неужели ему так сильно нездоровиться? Святой Иисус! – Да, непременно наслышан об сем факте, мой друг. И повторю вам, что поступок, который вы совершили, достоин звания настоящего офицера. Впрочем, я, на самом деле, хотел бы еще раз как следует извинится за тот инцидент, который давеча произошел между нами в бухте. Мои ребята, несомненно, погорячились. Я, признаться, тоже. И в качестве извинения хочу преподнести вам в дар небольшой презент, – Черный Беркут извлек из-за спинки своего кресла такую знакомую Каталине трость, богато инкрустированную замысловатыми узорами с костяным набалдашником в виде головы орла. – О, даже не вздумайте отказываться, дорогой мой дон Себастьян! Это чисто в знак нашей доброй дружбы. Вы же не намереваетесь отказываться от моей дружбы, сеньор? – Э-э-э... Ну, что вы, нет, конечно. Но не в этом дело, дон Августо, – Каталина заметила, как при виде такого шикарного подношения запавшие, обведенные красными кругами глаза англичанина загорелись жадным огнем. – Просто... это слишком дорогой подарок, сеньор капитан. Я не могу его принять! – Конечно, можете, приятель! Конечно, можете! – вальяжно отрезал Серрано. – Я думаю, моя трость будет отныне в достойных руках. Берите же! Берите! Не обижайте старого капитана. Ой, ну всё! Если Серрано начинает заводить разговоры о собственной старости, значит, жди скандала. И Каталина быстрее сделала англичанину большие глаза, усиленно намекая, чтобы тот не смел отказываться. Ничего не подозревающий, Бастиен склонился к Черному Беркуту, чтобы взять протянутую вещь. И в ту же секунду в руках у контрабандиста сверкнул длинный клинок. Пасс отшатнулся и, надо отдать ему должное, мгновенно оказался на ногах, нацелив на капитана собственную дагу, выхваченную из-за пояса, прямо скажем, с невероятной для его состояния скоростью. Впрочем, помощники капитана даже не подняли глаз, продолжая с причмокиванием лакомиться седлом барашка в соусе ромеско. Хотя, весьма многозначительно отрезали они куски от сочной тушки собственными обоюдоострыми кинжалами. Каталина лихорадочно прикидывала, как же ей, к дьяволу, половчее вытащить свой стилет и уже напряглась в готовности, чтобы последовать примеру телохранителя. Но Серрано, будто бы не замечая произведенного им эффекта, с легкой улыбкой уже внимательно рассматривал тонкое лезвие в своей руке. – А! Что скажете, сеньоры? Не правда ли, превосходно? Прекрасная толедская сталь! Нажал на кнопку и... вуаля! Безобидная на вид штуковина превращается в грозное оружие! Тем более полезное, что никто ничего не ожидает! М? Как вам, дорогой друг? – дон Августо перевел ехидный взгляд на взбудораженного телохранителя. – Не правда ли впечатляет? – Какого черта! – обескураженный, Бастиен даже не нашелся, что сказать. – Ну полноте, лейтенант! Не будем ругаться при дамах. Неужели же вы усомнились в моих дружеских намереньях, господа, как и в моем капитанском слове?.. Тс-тс-тс... Нехорошо... друзья мои, нехорошо... Просто, я хотел продемонстрировать вам, Бастиен, этот маленький, но, согласитесь, дюже важный секрет. Хах, вижу, вы оценили его по достоинству, сеньор телохранитель! И Серрано небрежно кивнул в сторону все еще взвинченного, застывшего в боевой позе Пасса, судорожно сжимавшего дагу в руке. – Святая Дева! Ну что за шуточки у вас, дон Августо! Да еще и за обедом, – капризно посетовала Каталина, стараясь побыстрее взять себя в руки, хотя, признаться поджилки у нее подрагивали, – так не долго и до желудочных колик, экий вы затейник! – Да, я такой! – довольно вымолвил Беркут. – От души люблю всяческие розыгрыши и фуроры. Вам это всякий скажет про старика Серрано, правда, гм-м... надо признаться, не все уже смогут про это рассказать. Не серчайте, сеньоры, зато со мной не соскучишься. Не правда ли, донья Каталина, вы ж меня знаете? Еще этой чудесной паэлья, господа? Отведайте хотя бы ложечку! Не обижайте Эрике. Ну чего вы глазищами своими так яро на меня сверкаете, дорогой Бастиен? Не надо горячиться. Подойдите же! Давайте, я покажу вам на какую кнопку надо нажать, чтобы всегда быть во всеоружии. Вот видите... И капитан ловко вставил лезвие в древко трости, плавно защелкивая скрытый механизм, а потом, надавив пальцем на какой-то выступ, единым движением выхватил шпагу обратно. – М? Как вам? – Ладно, – Себастьян, наконец, отмер и, засунув свое оружие обратно за пояс, подошел к Черному Беркуту, распуская галстук на шее и извлекая из-под рубахи заостренный кусок дерева. – Я согласен принять ваш драгоценный подарок, дон Августо, но только на обмен. Вот, возьмите в ответ мой защитный амулет – коготь Огун. Это туземный Бог Войны. Он хоть и не столь ценен на вид, но, поверьте, обладает настоящей магической силой. Уже не раз испытано на себе! Мне его подарил один африканский колдун. Кроме того, это тоже оружие!.. И Пасс молниеносно воткнул острие резной палочки в расслабленное плечо пирата, извлекая из горла последнего сдавленный вопль. Глаза Августо расширились от боли и неожиданности, а все присутствующие, включая матросов-подавальщиков, замерли в шоке. Но капитан тут же задорно расхохотался, потирая пострадавшую руку. – Ладно, мы чертовски квиты, добрый мой друг. Что ж, вы правы. Защитный африканский амулет при моем ремесле не помешает... – и Черный Беркут, принимая сувенир из рук телохранителя, весело подмигнул своим оцепеневшим парням. – Ну-ка, расскажите и вы, лейтенант, как работает сия прилада. Сдается, тут нужно знать какие-то приемы? Потом Пасс, Серрано и его офицеры долго развлекались тем, что хватались друг другу преимуществами своих орудий, а Каталина – тем, что наблюдала с улыбкой за сим занятным представлением, попивая легкое винтажное вино из трюма контрабандистов. Ну а что еще оставалось девочке в компании бравых вояк? Только еще раз убедиться, что, если дело касается вооружения, то мужчины – так и не повзрослевшие толком мальчишки. Причем, в любом возрасте, учитывая благородные седины дона Черного Беркута Серрано.