В РИТМАХ ЗВЕНЯЩЕГО СЕРДЦА

Сначала Генри толком не понял даже, что, собственно, произошло, пребывая от всего случившегося в состоянии легкой невменяемости. Ну, выбежала куда-то хозяйка, мало ли... Может, приспичило. Причем, срочно. До того ли ему, Генри, было, на самом деле? В этот момент теплые волны, невыразимо приятственно щекоча, буравили туда-сюда его растекшуюся плоть, а мозг плавился в сладостной неге. Будто Тейлор внезапно, сам не ведая как, попал в некий пенный поток, и сейчас, обласканный множеством бурлящих пузырьков, тихонько плыл по течению, не в состоянии сопротивляться этакому феерическому блаженству. Надо же. Он, право, не ожидал, что ему закатят такое невероятное действо. Что это было вообще, м? Он вновь и вновь переживал тот бурный всплеск во всем теле, когда Каталина поцеловала его – связанного, совсем беспомощного – мягко и в то же время властно. Неизбежно. И потом все, что происходило далее, стало похоже на ядовитый дурман – топкий, неистовый и, одновременно, чарующий. Реальность будто отстранилась, утекла куда-то за пределы сознания, оставив место только неведомым доселе чувствам и телесным впечатлениям. Хэх. Он что-то даже пытался говорить... Кажется, по-испански? Точно попугай повторял вслед за Каталиной слова, тут же теряя всяческие нити и смыслы. Ах, да! Что-то вроде: «Целую землю у ваших ног, госпожа». И фраза эта жгла его прямо в сердце, расходилась по телу едкими стрекалами, собиралась внизу – там, в самом сосредоточии предвкушения, потому что это получалось так волнующе и так... чертовски порочно – никоим образом несопоставимо с его вечной, неизбывной гордыней. А хлыст в руках хозяйки, которым она столь убедительно оглаживала Тейлора во всех местах, бесспорно, подливал масла в огонь. Боялся ли он? Это вряд ли. Скорее, он жаждал! Желал тягуче и томительно, как ждешь чего-то недостижимого, и тихо таял от этого неутоленного ожидания. Но если бы кто спросил Генри, чего он хочет на самом деле сейчас, вряд ли этот кто-то получил бы доходчивый ответ. Лейтенант ощущал лишь, как его раздирало неведомыми страстями, выкручивало до самого донышка, буквально до помрачения в голове – только это и было для него очевидно. Правда, изначально вид загадочной темницы Генри отнюдь не понравился. Он бы сказал: здешняя обстановка слишком походила на допросную, какими Тейлор их себе представлял, – поскольку ему, слава Господу Иисусу, никогда еще не «счастливилось» попадать в подобные места. Впрочем, надо отдать должное – гламурная атмосфера убранства частично навевала воспоминания о комнатах страсти в каком-нибудь приличном борделе, где ему, чего греха таить, иногда-таки случалось обитать. Впрочем, грубо сколоченный стол-верстак посреди комнаты совсем не вписывался в этот гламур. У Лавиньи был подобный в его мастерской, но этот с ременными привязями во всех положенных местах. Генри, конечно, не специалист в таких вопросах, но право слово, ведь, если что – не пошевелиться. У лейтенанта засосало под ложечкой. До тошноты. На всякий случай он замер, вытянувшись в струнку, как самый что ни на есть примерный солдат перед взыскательным офицером. От греха. Но Каталина тем временем как раз вела себя так, будто попала в какое-то исключительно важное для нее место, облеченное лишь приятными воспоминаниями. Увлажненные глаза ее лучились таинственным светом, она трепетно обласкала пальцами все попавшиеся ей по пути предметы, благоговейно сняла со стены внушительных размеров хлыст, а затем... втянула в себя его запах с таким непередаваемым выражением тоски и нежности, будто вкушала последний райский плод на земле. Только что не застонала в упоении. Тейлор чувствовал: все неспроста, это очевидно. Его привели сюда не для того, чтобы жестоко наказать. Вернее, не только для этого. И Ката его удивила. В очередной раз. Будто лейтенант заглянул ненароком под глянцевую поверхность ухоженного озерца, а там... бурлил целый океан. Пугающий, бездонный... Ему стало жутко до колик в животе. Не шуточки ведь – вот так шагнуть в неведомое и утонуть там безвозвратно. Но Каталина, эта безудержная валькирия, смотрела на него с таким злорадственным ожиданием, что Тейлор не мог сплоховать. Он вам тут не слабак, позвольте! А еще чертовка напомнила ему о доверии. Бесспорно, если он, Генри, желал доверия, то должен сам показать пример. Господь! Ну конечно! Это и есть то самое и с п ы т а н и е ! Когда широкие ремни мягко обхватили его под коленями, сначала он даже не почувствовал никакого неудобства. Лишь мучительное смущение от своей глупой, униженной позы, которое Тейлор всеми силами старался скрыть. Что ж, ладно, чем, однако, не наказание? Тем более, он, идиотина, действительно, заслужил. Вон, дорогущее платье хозяйки так безнадежно испорчено, а прелестное лицо совсем по-дурацки залито несмываемыми пятнами от чернил, которые он, Тейлор, давеча безуспешно пытался оттереть. И Ката об этом факте еще не знает, на самом-то деле! Вот будет история, когда испанка дойдет до зеркала! Очевидно, не сносить ему головы! Ладно уж, пусть потешит свою душеньку теперь, может, после попадет ему поменьше. Но когда его руки тоже оказались пристегнуты в какой-то громоздкой перекладине, со скрипом спущенной с потолка, – без малейшей, к дьяволу, возможности пошевелится, – вот тут-то Генри почувствовал себя весьма неуютно. Это приспособление, действительно, оправдывало свое жуткое назначение. Оказалось, полная недвижимость – это вовсе не то, о чем можно мечтать на досуге. Генри даже не подозревал, насколько это скверно. Оковы держали крепко: ноги не смещались ни на дюйм, руками еще можно было шевелить, но крайне ограниченно. И лейтенант запаниковал. Чуть было тут же не запросил пощады, потому как все выстроенные им барьеры дерзости едва не рухнули к чертовой матери под натиском пугающих ощущений. Но его невероятная госпожа держалась настолько уверенно, с таким ощутимым удовольствием вкушала процесс, что Генри решил подождать и посмотреть, что же будет, в итоге. Ну ведь не убьет же она его, на самом-то деле! А на все остальное он, Тейлор, в силу своего непроходимого головотяпства, вроде как даже согласен. Паника схлынула. Лейтенант лишь бросал опасливые взгляды на хлыст, который донья, похоже, специально во всей красе демонстрировала пленнику, задумчиво похлопывая плоским кончиком о ладонь. На лице хозяйки, кстати, читалось предвкушение чего-то заветного, но ничего кровожадного отнюдь не наблюдалось. Скорее, наоборот – вдохновение художника, рисовавшего свой лучший портрет. Красотка с явным наслаждением любовалась своей работой: губы ее слегка улыбались, а прищуренные глаза светились снисходительным одобрением. О, Благие Небеса! А по мнению же Генри, все это выглядело довольно глупо. Он уже, право, пожалел о том, что попросил о наказании сию сумасбродную сеньору. Безыскусную порку на конюшне, как это ни странно, лейтенант находил сейчас более привлекательной. Но его мнение изменилось в единый миг, когда мягкие суховатые губы коснулись его губ, раскрылись, обожгли дыханием, обволокли своим влажным теплом. Поласкали настойчиво, умело – словно пробуя сочный плод на вкус. Правда, напоследок Генри почувствовал, как твердые зубки впились в его набрякшую плоть, не больно, но максимально чувствительно. Будто поставили хозяйское клеймо. Ошеломлённое нутро от этого терпкого укуса прострелило до самых пяток и разом обратилось в кисель. Это при условии, что распятое тело получалось ему вовсе неподвластно, как ты ни старайся! А потом началось такое, отчего Генри и вовсе потерял всяческие ощущения реальности. Практически он будто попал на берега теплого океана, пронизанный со всех сторон горячими лучиками солнца. Его личного Солнца! Под названием донья Каталина. Неистовая, опасная – испанка плавила его своим жаром, не давая возможности глотнуть спасительной свободы, выйти из-под властного напора, побуждала откликаться каждую жилку в ответ на дразнящие, острые прикосновения орудия в ее руке. И почему-то... почему-то именно сейчас Тейлор жаждал, чтобы она впилила ему как следует – крепко, хлестко – от души! Но так и не дождался, слегка разочарованный даже. – Хорошего понемногу, Тано!.. – усмехнулась сеньора, видимо, отметив его несколько досадливый вид. – А теперь, – она протянула к его губам руку со своим дьявольским инструментом, – благодари за урок, дармоед. В тот же миг Генри тихонько застонал от прилива жгучей похоти – «Иисус! Что творит эта стерва!» – и поднял на хозяйку взгляд – совершенно покорный, щенячий – в котором, казалось, навеки застыло вожделение. «Beso la tierra cerca de tus plantas», – так и крутилось в его голове. Что сие значит? Ах, да! «Целую землю перед твоими ногами, госпожа!» Боже, Боже! Кажется, его член сейчас просто разорвет вместе со всеми сопутствующими внутренностями. А разрядку получить между тем нет никакой возможности. И из-за этого получалось просто зверское... наслаждение! Изысканное, ни на что доселе не похожее. Генри все еще предавался своим необычным переживаниям, когда хлопнула дверь. Глухо, резко. Аж по ушам долбануло. Несколько удивленный, он приоткрыл затуманенные глаза, с трудом улавливая действительность. Каталины перед ним не оказалось! Хозяйка куда-то ушла? Оставив его одного? Как такое может быть? Но кровь расплавленным золотом до сих пор струилась по венам и, одурманенный, лейтенант сперва даже не придал должного значения такому сомнительному факту. Но, в конце концов, имеет же донья право выйти по делам, не ставя в известность своего гхм... раба? А, может, решила так проучить его все же?.. Да, ладно, все равно ведь скоро придет. Черт, рано еще пугаться! Доверие, помнишь... Он еще немного поплавал в океане беспечной неги, снова и снова до мурашек переживая сладостные моменты. Ну а чего ж добру пропадать!.. Между тем, сознание Тейлора начало прояснятся, постепенно возвращаясь к нелицеприятной реальности. Что?! Это он сейчас стоит на коленях, пришпиленный к дурацким распоркам, словно никчемная букашка? Это он не может двинуть ни единым членом? Особенно, тем, который являл собой на данный момент вопиющее сосредоточие его личного убожества – лишенное сладостных грез, достоинство как-то быстро скукожилось и увяло. И чему до сих пор радовалось, спрашивается? Перспективе получить по жопе? Вот что значит сидеть на голодном пайке! Уже готов, аки бездомный пес, слюни пускать от любой ласки, даже самой извращенной! О!.. Щеки лейтенанта загорелись вместе с ушами – от стыда. И даже слезы на глаза навернулись, когда Генри представил, как нелепо выглядит со стороны. И чего он, скажите, на все это повелся? Как его загнали в этакую ловушку? Словно околдовали, честное слово! Лишили последнего разума, не иначе. Выпили здравый мозг. Как теперь ему все это пережить? И, главное, как смотреть после всего в глаза насмешнице-хозяйке? Она ведь размазала его сейчас с размахом – не хуже, чем давеча делал это ее разлюбезный «женишок» – растоптала в конец его, Тейлора, последнюю гордость! И самое ужасное то, что ей даже силу для этого применять не пришлось. Надо честно признать, Генри сам, что твой телок – практически по собственной воле – сунул голову в сию богомерзкую петлю. Вернее, свои несчастные конечности... Забывшись, лейтенант хотел было закрыть пылающее лицо руками, но вдруг с очевидным ужасом ощутил, что не может этого сделать! Руки висели беспомощными плетьми где-то над головой. И почти уже не ощущались. А колени внезапно разнылись от неподвижного стояния на жестком полу. Но Генри ни на йоту не способен был ими переступить дабы облегчить свое тяжкое положение. Это была настоящая катастрофа! Бескомпромиссная, отчаянная. Сладкая иллюзия вдруг махом развеялась, а пробуждение вышло оглушительным, леденящим душу так, что скрутило живот. Еще не хватало! Борясь с отчаянием и стараясь собраться с духом все же, Генри в ожидании уставился на дверь, прислушиваясь с робкой надеждой, что сейчас, наконец, раздадутся долгожданные шаги, и сеньора вернется, улыбающаяся, ехидная. Стерва! Будет подтрунивать над его смятением. А потом все же освободит. Ну ладно, потребует, чтобы он, Генри, попросил как следует. И он... попросит. Так и быть – унизится еще больше! Ну а чего уж теперь. И без того, к дьяволу, по самые уши в дерьме! Но стоять вот так, в безвременьи: изредка пламенея от надежды и облегчения, но по большей части замирая от страха и тоскливой безнадеги, на его вкус, получалось еще невыносимее. Тейлор сейчас чувствовал в полной мере, как тело его в следствие неудобной позы уже давно дрожит от напряжения, а между лопатками медленно стекает едучий пот – изуверски щекочет оголенные нервы кожи, свербит в ложбинке между ягодиц. От того все его едва поджившие раны, а также нос, загривок, чертова задница... О! да что там – все его тело! – начинают зверски чесаться – снаружи и где-то там, глубоко внутри – буквально сводя с ума этой абсолютной невозможностью хотя бы как-то унять несносный, изнуряющий зуд. А безнадежные мысли дополнительно добавляют сей жестокой пытке адских ощущений. Но чу!.. Вдруг Тейлор услышал вожделенное все же! Шаги? Шаги! Легкие, явно женские. О, спасибо Тебе, Господи! Неужели это возвращается Каталина?! Но ведь больше-то некому. Кто еще в доме знает об этой чертовой комнате? Отогнав тревожные мысли, Генри уставился на двери, изобразив на своем лице презрительное безразличие. Дескать, нашла чем напугать! Вот пусть не думает, что он так уж умучался! Па-а-адумаешь! И не такое терпеть доводилось! Да не испугался он вовсе! Чего тут боятся, скажите на милость? На удивление дверь всё не отворялась – на некоторое время в коридоре наступила непонятная тишина, потом долго гремели ключом, будто пришелец ворочал его туда-сюда, воюя с неподатливыми запорами... Странно! Каталина ведь так быстро убежала. Неужели она успела закрыть двери на ключ? Вот он, Генри, дает! Даже не заметил! Совсем потерял всяческий рассудок от этих непотребных утех, идиот! Дверь, наконец-то, потянули на себя и в образовавшимся проеме – О, НЕТ! – возникла служанка Розетта собственной персоной. Держа впереди себя полную лохань, темнокожая сеньорита деловито прошествовала к верстаку и с облегчением шмякнула на него свою тяжелую ношу. – Уф!.. – растерянно буркнула девица, кажется, разговаривая сама с собой. – Почему это ключ в замке? Неужели я, растяпа, забыла в прошлый раз двери закрыть? Святая Дева! Как бы сеньора не прознала, а то ведь попадет... Рози тут весьма выразительно кинула опасливый взгляд на предметы для наказаний, красноречивым образом развешанные на обозрение «грешников». Генри вовсе перестал дышать и замер, на манер деревянной статуи Христа, подвешенной в нише на противоположной стене. Вот сейчас эта противная язва обернется и увидит его такого!.. Такого... невероятно жалкого! Господь! У Тейлора аж в глазах потемнело от сей скверной перспективы. Но... деваться было совершенно некуда! И надо же так случится, чтобы убираться здесь пришла именно эта зубастая пройдоха! Ни раньше ни позже, а исключительно в тот момент, когда он прохлаждается тут в таком бесконечно унизительном виде. Что сказать? Тейлор, ты гребаный везунчик! – Она всегда так из-за этой комнаты переживает, – продолжала свои ворчливые рассуждения камеристка, – допытывает вечно, как следует ли я прибираюсь. А я что? Нормально я все делаю! Как мне и велено! Пришла бы сама, да посмотрела! Так нет. Все равно ведь сюда не ходит, почитай с того самого времени, как сеньор... Тьфу, тьфу... не к ночи будь помянут! Прополоскав как следует тряпицу, Розетта, действительно, принялась за влажную уборку, но, Хвала Иисусу, с самого дальнего от Генри угла. При этом с большим пиететом она обтерла лишь резную скульптуру Спасителя, а все остальные предметы вскользь обмахнула, причем с явной брезгливостью. – Нет, я бы поняла, – брюзжала тем временем эта зараза, – если бы сеньора использовала все это барахло, как положено, по прямому назначению. Ну там, для наказания бездельников всяких. Но ведь... стоит же добро без дела. Пропадает. Что за блажь?.. Ой, видать тебя позабыли спросить, дурында! Как обычно, в столь беспомощной ситуации на Генри нахлынуло раздражение. Но выплеснуть его пока никуда не получалось. Он, признаться, всеми силами старался оттянуть момент разоблачения и срочно собирался с мыслями для неизбежной перепалки с этой зловредной поганкой. Сейчас она его увидит и ведь начисто заклюет. Да еще и растрезвонит всем, кому не лень будет послушать. Надо срочно придумать что-то удобоваримое! Но что? Отупевший от всех передряг мозг напрочь отказывался соображать. И тут лейтенанта осенило! Почему бы не упросить Рози освободить его? Пусть хотя б одну руку отстегнет, а дальше, так и быть, он как-нибудь сам. А то ведь это уже невозможно терпеть: лейтенант готов был буквально взвыть от безнадеги! Да еще и естественные позывы внизу живота потихоньку давали о себе знать. Правда, пока еще терпимо. Но ведь скоро... Неужели дойдет до того, что ему, королевскому офицеру и лорду, придется позорно обмочить штаны? О, нет, Господи, прошу, только не это! Генри много раз в своей жизни мог наблюдать на казнью преступников у позорного столба. И самая ужасающая сторона такой экзекуции, на его взгляд, была как раз эта неминуемость публичного унижения, после которого на беспомощного наказуемого сыпался град насмешек от любопытствующей толпы. Врагу не пожелаешь! Тейлору со стыдом вдруг вспомнилось, что они с дружками в своем относительно недалеком прошлом частенько занимались этакой подлостью. Соревновались буквально, кто побольнее ужалит беднягу, обездвиженного колодками. Ну а что, весело же! И, главное, безопасно. Христос, воистину, жизнь – это бумеранг. Бесспорно, Генри отдавал себе отчет, что донья наверняка будет недовольна, если он освободится самовольно. Но он, Тейлор, уж придумает, что сказать Каталине, если нарушит таким образом ее дальнейшую задумку. Как-нибудь да выкрутиться! В конце концов, жестокая, но быстрая порка будет во сто крат лучше такой вот изматывающей, «срамной» пытки. Вон и рук Генри уже совсем почти не чувствует, хотя и пытается всячески их разминать – дергать, напрягать и крутить кулаками, рискуя ободрать запястья до мяса. Дьявол! Так, глядишь, и отсохнут совсем! Лейтенанту вовсе стало жутко. Тем временем, двигаясь по кругу, Рози постепенно приближалась к пленнику и, наконец, повернулась к нему лицом. Надо было видеть то выражение ужаса, которое исказило на тот момент ее хорошенькое, но зловредное личико. Тейлор даже подумал удовлетворенно, что не зря он тут мучался столько времени – это стоило того! Издав дикий вопль, камеристка в ту же секунду прижала свою тряпку к губам, будто самой себе затыкая разинутый рот. Но зато глаза с яркими белками, словно два бешенных блюдца, смотрели на лейтенанта поверх этой тряпки невероятно испуганно. Дьявол! Если бы Генри мог, то подскочил бы на месте от этакого резкого звука. По крайне мере, он вздрогнул хорошенько, потому как нервы его были на пределе. – Ну чего ты орешь, дурында! – не сдержался Тейлор, пытаясь перехватить инициативу. – Не видишь, все свои!.. – Да срань Господня! – не стесняясь, выругалась в сердцах разъярённая от испуга девица. – Ты совсем охренел, так меня пугать, ублюдок! Я думала ты это ОН! И конец мокрой тряпки полетел лейтенанту прямо в лицо. Причем, Тейлор даже не успел увернуться, поскольку не ожидал такого воинственного порыва. – Эй! Ты чего творишь, паршивка! Я что виноват по-твоему, да? – Генри насколько мог задергал привязанными руками, демонстрируя свое незавидное положение. – Виноват! Ты чего затаился, пенёк бесстыжий?! Нет, чтобы голос подать! Специально напугать меня решил! – и Рози снова шлепнула его своим тряпьем по макушке. Довольно неприятно, надо признать. Особенно, когда ответить ну никак не можешь. Только если чуть отклониться. – Рози, остынь! Ничего я не хотел тебя пугать. Просто... я немного задремал, – и лейтенант попробовал изобразить хороший зевок. – Задремал?! Вот ты ври да не завирайся, паскудник. Разве возможно так спать? – она окинула намертво прикованного англичанина сомнительным взором. – Ну а чего мне еще делать, сама подумай? Мы это... знаешь, – Генри, наконец, поймал волну вдохновения. – Мы с французом проводим научные испытания, в каких условиях уставший человек способен заснуть. Я с ним поспорил, что в любых. Так что я выиграл спор! – Чего? Как-кие еще пытания? – Рози попятилась и окинула помещение недоверчивым взором. – Ну и где твой француз, интересно? – Не знаю, – лейтенант усиленно пожал плечами, изображая безразличие, – наверное, ушел по своим делам. Видать, решил не мешать мне выспаться. – Ты меня за дуру что ли держишь, Бестиа! – прищурилась камеристка. – И откуда вы знали, где ключ лежит, интересно? Да и кто б вам, вообще, разрешил зайти в эту комнату? Вы без спросу сюда что ли проникли, тупицы?! Сеньора вас убьет за это, и меня заодно! Да, версия его, конечно, была так себе... слабовата. Ну и Розетта тоже не ума палата. Лейтенант весьма на это надеялся. – Так ключ же в замке торчал! – Генри тут же вспомнил недавние причитания девицы. – Мы ведь донье ничего не скажем об этом, ага? Ты меня отстегни, милочка, я быстренько отсюда уберусь, и все будет шито-крыто. М? А с меня презент! Тебе понравиться, обещаю. – Какой такой еще «презент»? – мулатка подозрительно на него посмотрела, и вдруг заметила хлыст, так до сих пор валявшийся на полу у ноги Тейлора – там, где Каталина его бросила, убегая. – Вот сдается мне, паразитина, что ты меня сейчас задурить хочешь. Откуда здесь этот хлыст? – Рози подняла его, рассматривая. – Вы с французом что ли развлекались? – Да нет же! Говорю мы с месье Лавиньи эксперимент проводим. А хлыст не знаю откуда, он тут валялся, наверное. Мало ли. Я даже и не заметил! – Генри сделал максимально честные глаза, насколько это было возможно в его ситуации. – Ну ты наглый, англичанин! Только слепой не заметит хлыст прямо перед носом? А это значит, ты врешь! Тебя тут поди сама сеньора и поставила. Выдрала за все твои выкрутасы, а потом приковала. И поделом! Генри нарочито громко выдохнул, будто устал разговаривать с этакой непроходимой тупицей. – Рози, детка, ну подумай, – ласково пропел он, внутренне скрипя зубами от досады, – если бы госпожа побила меня хлыстом, я бы был весь в крови. А на мне ни одного следа нет, ты же видишь. – И что, дурень! Разве хлыстом только до крови секут? Можно ведь и не сильно – только для острастки. – Клянусь! Сеньора не била меня хлыстом. Если хочешь убедиться, загляни под рубашку. Разрешаю. – Вот еще, буду я тебя трогать! Размечтался! Я – честная сеньорита. А ты, вообще, кто такой? Жалкий раб! Вот я – свободная женщина! Тоже, почитай, донья! Захочу, сама тебя высеку! И противная Розетта, гадко ухмыляясь, весьма чувствительно хлестанула его по бедру. – Акх! Не смей меня трогать! Чертова курица! – порядком взбеленился Тейлор, понимая, как убого звучат сейчас эти слова, а его бессильная ярость просто смешна. – А то что? Что ты сделаешь?! Пожалуешься донье? Хах! Заруби себе на носу, голодранец, сеньоре на тебя плевать! Скоро она наиграется и вышвырнет тебя на помойку! Так, как она выкинула малыша Лало! – Лало?! Кто такой этот Лало? – Генри ощутил, как тошно кольнуло, а потом порядком заныло в груди, в том месте, где предположительно находилось сердце. Оказывается... он, Тейлор, всего лишь очередной, а вовсе даже не единственный. Как ему почему-то хотелось думать до сих пор. – Да был тут до тебя один смазливый сопляк, драла наша донья парнишку в свое удовольствие, только клочки летели. А сейчас вон бедняжка на плантации отправился – тростник рубить. Ну конечно! Теперь ведь у сеньоры новая игрушка! Как еще Генри не взвыл в голос от таких истекающих злобой речей? Но мир его перевернулся – и не один раз, это точно. Еще острее он почувствовал всю ничтожность своего положения. Но стоп! Если он, Тейлор, хочет спастись, надо взять себя в руки – не поддаваться на провокации проклятой язвы. Лейтенант глубоко вздохнул несколько раз, чтобы успокоить жар, распиравший грудь, а заодно и ломоту в висках. – Послушай, Розетта, а тебе что за дело? – холодно процедил он, превозмогая противную дрожь вследствие обуявшего его бешенства. – Не пристало служанке обсуждать дела госпожи, ты не находишь? Сама, никак, на плантации захотела? Лучше бы ты мне помогла, детка, тогда бы не было неприятностей ни у меня, ни у тебя, – лейтенант постарался проговорить последнюю фразу как можно более убедительно. Рози замерла на несколько секунд, явно обдумывая предложение. Потом выдала с негодованием: – Ага! Если я тебя освобожу, меня опять высекут. Из-за тебя! Вот таков твой подлый план, мошенник! Теперь уже Тейлор уставился на мулатку обескураженно. – Да Рози, что ты выдумываешь? Когда это тебя высекли из-за меня? – Ой, только не делай такой вид, будто ты на меня никогда не жаловался! – Я??? Делать мне нечего что ли?! И вообще, я, наоборот, постоянно за тебя перед хозяйкой заступаюсь. Она меня частенько спрашивает, например: «Вот не высечь ли мне эту паршивку Рози, как думаешь?» А я такой всегда говорю, что ты – честная, порядочная девушка и заслуживаешь только награды! Вспомни, последнее время она тебя разве не хвалила? – Вечно ты все врешь!.. – голос камеристки прозвучал уже не так уверенно. Видимо, похвалы Розетта тоже изредка удостаивалась, только благополучно забывала об этом. – Да нет же, милочка, я тебе только правду говорю, клянусь! Вот не сойти мне с этого места! – Генри многозначительно показал носом на свои пристегнутые колени. – Ну хочешь, сама сходи к госпоже и спроси у нее, как со мной поступить. Осознав, что Рози ни за что не осмелится освободить его самостоятельно, Генри решил сменить тактику: может, просто напомнить Каталине, что пора его уже «помиловать» все же? Где там донья застряла, дьявол? То ли опять по дороге дела какие нашлись? Тейлор искренне верил, что причиной всему какое-то странное недоразумение. Нужно лишь донье подсказать, позвать ее, и все будет в порядке. – Заодно скажешь сеньоре, что я могу очень скоро здесь помереть, если меня не освободят. Лавиньи-то ушел. Когда он теперь заявится? Может, к утру... Судя по розоватому свету за окном, день явственно клонился к вечеру. – Ну вот и очень хорошо, тебе полезно! – мстительно процедила мулатка. – Постоишь, подумаешь над своим поведением. Авось, больше не будешь нашу сеньору расстраивать! И вообще, не могу я сейчас беспокоить госпожу глупыми вопросами. Она спит. – Спит?! Как спит?! – от этого нового заявления Тейлор едва не сорвался в отчаяние все же. Не может быть! Еще же так рано... Да дьявол! Что же делать? – Да, спит, – быстро заканчивая свои нехитрые уборки, с довольным видом подтвердила Розетта. – Наверняка это ты ее довел, оглоед! Давеча донья Каталина долго молилась в часовне, потом закрылась в своей спальне и сказала, что даже ужинать не станет. Я хотела помочь ей раздеться, но она наорала на меня и велела не беспокоить, если я не хочу отведать ремня. А я не хочу! Так что поищи другую дуру, которая сейчас сунется к сеньоре Гальяно из-за тебя, бесстыжего охальника. Бедняжке Терезе ты вон как удружил! Господь, ну при чем здесь Тереза! Этот червячок иногда грыз лейтенанта, хотя за Терезу он, несомненно, рассчитался сполна. Его покалеченная задница тому свидетель! Дьявол три раза! Генри основательно приуныл. Что же случилось с Каталиной после того, как она ушла? Вроде все хорошо же было! Сеньора казалась всем довольна. Эх, наверное, где-то мимоходом увидела свое отражение в зеркале – безнадежно запачканное чернилами лицо! Вот и расстроилась так, что даже забыла обо всем на свете. На беду для него, Тейлора! Рози между тем кинула тряпку в лохань и поперла ее к дверям. – Эй, Розетта! Послушай! – забыв про гордость, взмолился лейтенант. – Прошу тебя, не бросай меня здесь. Скажи донье Каталине, чтобы она освободила меня! Рози! Пожалуйста! Сделай это как можно скорее! Рози!! Последние слова Генри говорил уже захлопнутым за служанкой дверям. Ключ обреченно лязгнул в замке. Тейлор опять остался совсем один. Черт! Вот индюшка вредная! – Ладно! – внезапно донеслось из коридора после порядочной паузы. – Попробую. Но ничего не обещаю, так и знай. Блудник! «Да кто бы говорил!» – опять вспыхнул в негодовании лейтенант. Но это было уже кое-что, поэтому Генри решил пропустить несправедливое обвинение мимо ушей. И вновь потянулись невыносимые часы... а, может, и минуты ожидания. Тейлор никак не мог это отследить. Он маялся и сушил себя надеждой, отчаянно прислушиваясь к оглушающей тишине. Из тела его на удивление постепенно испарились все ощущения. Особенно, когда лейтенант стоял, не двигаясь: ему казалось, будто он парит невесомый, в полном забвении, словно бестелесный дух над пустынной землей. Признаться, в этот момент он чувствовал себя весьма странно: будто сознание его ширится, растекается в разные стороны, постепенно заполняя собой комнату, но в то же время сжимается узким пятном, невольно выхватывая из окружающей обстановки какие-то мелочи, будто он, Тейлор, сейчас смотрит в подзорную трубу. Периодически, чтобы вырвать себя из этого проклятого морока, Тейлор начинал биться в путах, но, конечно, достигал лишь того, что чувствительность, а с нею и чертова боль, опять возвращалась в тело, и от этого тоже, конечно, выходило совсем не сладко. Чтобы хоть как-то отвлечься от подступавшей временами истерики, лейтенант принялся более внимательно изучать обстановку своей невольной темницы, отстраненно размышляя о предназначении наполнявшей ее диковинной утвари. Благо, тусклый вечерний свет, лившийся из полукруглого зарешеченного окна под потолком, еще не совсем угас. Возможности кое-чего Генри, конечно, представлял в силу своего бурного житейского опыта, но смысл некоторых вещей оставался для него полной загадкой. Например, вон те странные крепления прямо в полу. Это в какую, интересно, позу нужно человека скрутить, чтобы он втиснулся во все это дерьмо? Лейтенант поймал себя на мысли, что ему, прямо скажем, нисколько не хотелось испытать на практике свои предположения... Постепенно, в сгущавшихся сумерках, комната стала выглядеть и вовсе неуютно. Тем более масляная лампа, забытая Каталиной, мерцала теперь совсем блекло, трепетно, отбрасывая на сероватые стены длинные дрожащие тени. От этого комната, прямо скажем, напоминающая склеп, наполнялась какими-то смутными силуэтами, а чрезмерно утомленное сознание Генри дробилось и потихоньку уплывало все же, вплетаясь вместе с разыгравшимся воображением в эти хитрые забавы теней. Внезапно Тейлору показалось, что где-то сбоку, как раз возле «пыточного» стола, вроде бы опершись задом на дощатую столешницу, возвышается худощавая широкоплечая фигура. Вернее, ему привиделась в этом месте какая-то более насыщенная тень, имеющая форму, весьма походившую на очертание человека. Генри встрепенулся, метнувшись туда испуганным взглядом, и с облегчением понял, что ему почудилось. Всего лишь очередные проделки света и тени, дополненные видениями всех этих зловещих приспособлений, теснившихся вокруг! Наверняка просто его несчастный рассудок разыгрался из-за всех этих немыслимых передряг!.. Черт, что имела в виду Розетта, когда сказала: «Я думала ты это он!» Кто этот ОН, очень интересно узнать? Ведь не может быть, чтобы это был... мертвый хозяин дома. Муж Каталины? Господь, ко всему только этого не хватало! Генри гулко сглотнул и неотрывно уставился в наползающую темноту, понимая с леденящим душу беспокойством, что даже осенить себя спасительным крестным знамением у него никак не получится. ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ СЛЕДУЕТ... Не забывайте подбадривать автора вдохновляющими отзывами, дорогие друзья.