В РИТМАХ ЗВЕНЯЩЕГО СЕРДЦА

Но никакой реакции не последовало. Вернее, у дверей опять невнятно поскреблись. Да черт!! В понятном раздражении, Генри подскочил с кровати, натянул пожульканную рубаху – ну, какая уж есть! – и резко распахнул створку: – Чего на...?! Но праведное негодование в тот же миг замерло у Тейлора на устах. Вскинув на лейтенанта испуганный взгляд, на пороге стоял негритенок Бучо. Да не один! Одной рукой добрый паренек обнимал большую деревянную миску с наваристой кашей, еще источающей горячий пар. Это великолепие украшал ломоть пушистого хлеба, богато сдобренного сверху густыми сливками, которые потихоньку растекались от жара, пропитывая толстый кусок своей сочностью. Да и кашу под ним, знамо дело, тоже. В другой руке малыш напряженно удерживал внушительную кружку с молоком. Тейлор сглотнул. Не может быть! Это ему, что ли?! Ай да Бучо! Весьма неожиданно, надо признать... – Вот, сеньор... – чернокожий паж робко протянул лейтенанту молоко. – Вы же хотели, вроде. Я попросил у Лусии. Сказал, что вы тут совсем помираете... – Ну... не так, чтоб помираю... Но!.. Господи! Бучо! Спасибо! Если честно, я и вправду помираю! – Генри жадно забрал тяжелую ношу из рук маленького слуги, потом заметил, как тот нерешительно мнется на пороге. – Э-э-э... Чего-то еще? – Вы обещали показать мне кинжал, дон Себастьян, – замирающим от вожделения голосом забормотал мальчишка, просительно заглядывая англичанину в глаза. – Можно? – А, ну это конечно! Раз обещал, значит, будет тебе кинжал. Заходи, давай. Тейлор посторонился, пропуская мальца. – Будешь? – с сомнением предложил лейтенант, понимая, что совсем не готов делится такой долгожданной едой. По крайне мере, пока вдоволь не насытится. Ноги Генри, на самом деле, дрожали от слабости, челюсти давно уже свело в голодном спазме, а в пустом животе просто черти выплясывали. Но Хвала Святому Господу, Бучо отказался! – Я уже пообедал со всеми, дон Себастьян. Это вам, – явно сделикатничал он, в то же время стреляя глазенками по сторонам, кажется, в поисках обещанного оружия, да и, вообще, еще чего-нибудь интересного, раз уж попал в логово такого загадочного англичанина. – Вон там, смотри! Можешь брать. Разрешаю... – великодушно буркнул Тейлор, кивая мимоходом на свою амуницию, сваленную вчера на сундук в изножье кровати, а сам побыстрее уселся за столик у окна, поспешно запихивая в себя варево. Христос! Кажется, ничего вкуснее он отродясь не едал. Каша от кудесницы Лусии была просто волшебная. Томленая, сладковатая, ароматная – вдоволь напитанная молоком и сливочным маслом. Так и язык недолго проглотить! Генри разве что не причмокивал от удовольствия. Бучо тем временем благоговейно прикоснулся к оружию, потом осторожно вытащил дагу из ножен, любуясь на широкую гравированную рукоять и черненый толедский клинок, который оплетала затейливая старинная вязь. – А почему эта шпага такая короткая? – с некоторым разочарованием вопросил он. – Потому что это дага, – сообщил Тейлор, интенсивно уминая насыщенный сливками хлеб и запивая парным молоком. – Кинжал для левой руки, чтобы защищаться от выпадов противника. Ей можно ловить ответные удары, когда правой дерешься настоящей шпагой. – А где тогда ваша шпага? – Бучо с любопытством оглядел ременную перевязь, не обнаружив искомого. – У меня сабля, – машинально ответил Тейлор, а потом спохватился. – Но она не здесь. Я отдал ее на хранение... в надежные руки, когда меня взяли в плен. А здесь шпага мне не положена. – Почему же, сеньор? – продолжал допытываться настырный малец. Тейлор слегка задумался, как же объяснить пареньку сей заковыристый расклад, чтобы получилось доходчиво. – Видишь ли, парень, хорошее оружие – это фамильная вещь. Часто переходит по наследству, например, как у женщин драгоценности. И ты не можешь его отдать кому попало! Человеку не из своего рода, я имею в виду. Вот и Ка... сеньора не может отдать мне оружие своей семьи. Она и это не насовсем дала. А только пока я ей служу. Понятно? – Конечно, сеньор Пасс. Чего же непонятного? Я так просто спросил... – смущенно забормотал Бучо. – Но ты не беспокойся, приятель, – самодовольно хмыкнул Генри, – даже простым ножом можно покромсать лиходеев так, что мало не покажется. Было бы умение, удача, да еще уверенность. – Уверенность, сеньор?.. – Ну да. Уверенность. В собственном успехе! Потому что вся победа где? Правильно, чико! У нас в голове! – и Тейлор выразительно постучал себя пальцем по виску. – Это как, сеньор? – сосредоточенно нахмурился Бучо, явно что-то пытаясь сообразить в силу своего разумения. – Просто надо верить и не бояться, – разошелся в своих поучениях Генри, обретя в кои-то веки благодарного слушателя. – Смелое сердце – половина успеха. Ясно тебе? Берешь и нападаешь. Нужно бить первым, а там, малыш, как кривая вывезет. Во всех боях так. Но конечно, умение и опыт не помешают, – насытившись, наконец, Тейлор в игривом запале вытащил из ножен свой кинжал. – Вот давай, парень, нападай на меня! Не долго раздумывая, Бучо, выставив вперед дагу, налетел на лейтенанта с самым воинственным видом, и тот продемонстрировал ему несколько быстрых приемов, показывая, как отбить атаку. А потом сам скользнул змеей навстречу и, обходя острие, сделал молниеносный захват «противника», крепко прижав Бучо спиной к себе. Немного помедлив, чтобы мальчишка осознал безнадежность положения – и случайно не дернулся! – Генри осторожно приставил лезвие к тонкому горлу, как бы полностью обездвиживая. – Ничего себе! – проговорил негритенок, явно восхищенный умениями Тейлора. – Я тоже так хочу, сеньор! Глаза мальчишки блестели от восторга. И, когда лейтенант его выпустил, Бучо в боевом азарте неуклюже запрыгал по комнате, нанося воображаемому противнику удары направо и налево. – Да зачем тебе? – с сомнением проговорил Тейлор, едва уклоняясь от очередного наскока. – Эй, эй, осторожнее, малыш! Еще проткнешь ненароком и не заметишь, – хохотнул он. – Когда я вырасту, – возбужденно сообщил Бучо, не обращая никакого внимания на добродушные увещевания англичанина, – я тоже стану телохранителям, как вы, сеньор! Или, вообще... сбегу на море, да и пойду в пираты! Ой!.. Тут паренек торопливо закрыл рот левой рукой, а глаза его расширились в немом ужасе. – О, пожалуйста... пожалуйста, сеньор! Не говорите никому, что я такое сказал! А то меня высекут! – слезно забормотал он. – Да уж, полагаю, за такое не помилуют, – серьезно проговорил Генри, подхихикивая, на самом деле, над наивностью ребенка. – Так что старайся держать свои мысли на замке, вояка. А насчет меня можешь не беспокойся, я не из болтливых! Но пиратом становится не советую всё же. Они все разбойники – душегубы! Бог такое не одобряет. – Я попаду в ад?! – глаза у мальчишки, вообще, сделались с хорошую плошку. Кажется, такая перспектива напугала его даже больше, чем гипотетическая порка. – Ну почему же, – Генри нравилось чувствовать себя, наконец, этаким экспертом по всем вопросам, хотя бы даже для такого мальца. – Во-первых, намерения – это не дела! Ты же ничего плохого еще не совершил, дуралей. Подумаешь, подумал! Я знаешь сколько за день всего передумываю! – Тейлор вспомнил, как в сердцах мысленно назвал несчастную Каталину «вареной креветкой», и ему стало немного стыдно, хотя... язва заслужила, на самом-то деле, кто поспорит. – А во-вторых, малыш, – убежденно продолжал он, – Бог милостив и любит покаявшихся. Если ты пообещаешь Ему больше так не делать, то Он простит. – Но мне придется рассказать про это своему падре, на исповеди, – грустно проговорил Бучо. – А он все равно велит всё рассказывать сеньоре. У меня не должно быть никаких секретов от хозяйки. Так он говорит. Господь! Ну что за святая простота! Взяли же бедолагу в оборот, ироды! Так он и до молодости не доживет, не то, чтобы до зрелых лет. Вот, например, если бы он, Генри, докладывал обо всех своих прегрешениях родителям или, того хуже, проклятой Грифонихе, его давно бы уже прибили. Почем зря. – Знаешь, парень, – авторитетно заявил Генри, решив спасти наивного мальца от бесславной кончины. – А мой падре говорит, что Бог и так с небес все видит. Так что вовсе не обязательно никому ничего рассказывать! Просто сегодня, в вечерней молитве сообщи Ему, что ты очень сожалеешь. И искренне попроси прощения. Я, например, всегда так делаю! И мой тебе совет: больше не выдумывай никаких глупостей про пиратов, а становись-ка ты лучше телохранителем или солдатом, на худой конец. Бучо заметно повеселел. – Не-а, сеньор Пасс. Хозяйка сказала, что если я буду послушным и очень старательным, то, когда я выросту, она даст мне вольную и сделает меня управляющим... вместо дона Педро. Ну, это когда сеньор Домингес совсем умрет, конечно. Только, сеньора говорит, для этого надо хорошенько считать и грамоте разуметь. – О! Управляющим? Даже так?! Ну так это тебе тогда тем более – учится надо, а не чепухой страдать! – Так я же и учусь, дон Себастьян! Вернее, донья меня учит. Я уже считать умею до... – малец в доказательство растопырил свои светлые ладошки, – до... пяти дюжин. И читать! Правда, по слогам. И еще я знаю много-много слов, как они пишутся. Целых три дюжины! – он забормотал, загибая пухлые пальчики. – Гм-м... А может, и больше. Дальше я просто цыфер не помню. – Серьезно знаешь?! На испанском? – Конечно. А на каком же еще? – Ну ты и молодчина, малыш! Вот это очень богоугодное дело. И тебе будет полезно. Для будущего. Даст бог, Каталина... гхм... сеньора Гальяно тебя и правда освободит. Свобода, знаешь, самое дорогое, что может быть у человека. Я только недавно это понял. По крайне мере, никто не называет тебя рабом! – добавил лейтенант со вновь вспыхнувшей горечью. Бучо подсел рядом на краешек кровати, сочувственно положив свою ручонку Тейлору на колено. – Вы только не обижайтесь на донью, сеньор. Ладно? – умоляюще проговорил он. – Готов поспорить, она это не со зла сказанула. Правда! Просто ей очень не здоровится. От этакой хворобы, чего только не сморозишь, право. Я вот когда болею, мне тоже весь Божий Свет не мил. А так она очень добрая и справедливая! – Ну так-то да, – Генри вздохнул, заново переживая свой недавний раздрай, потом тряхнул головой, решительно забивая. – Послушай, парень. Меня донья тоже учит испанскому, представляешь! Тут на днях задала мне такое трудное задание, прямо смерть. Никак не разберу. Проверишь, может? А то как бы мне по заднице не схлопотать. – Она вас что? За ошибки... наказывает? – глаза у Бучо снова недоверчиво расширились. – Она может, да. Не хотелось бы нарываться. А тебя разве не наказывает? Вот, интересно, на самом деле, только ли ему, Тейлору, все эти дурацкие колотушки достаются? – За учебу пока что не случалось ни разу! – горделиво выпятил грудь Бучо. – А иногда даже всякие подарки дарит – за мои успехи. Последний раз, когда я псалом без запинки рассказал, так она меня нугой угостила с орешками. Такая вкуснятина! А еще обещала настоящий кинжал подарить, если я слу... сло-жение выучу. Говорю, она очень добрая! Все так понятно объясняет. Да и я стараюсь. Мне ведь самому это нужно. Для жизни. – Точно. Ты правильно все понимаешь, Бучо. Очень ты, оказывается, смышленый малый. Эх, я бы тоже от нуги не отказался. Так поможешь, а? Обещаю поделиться, если она вдруг и меня наградит, – с великим сомнением хмыкнул Генри. – Ну что ж, давайте вашу тетрадь, посмотрю, – важно проговорил новоявленный маэстро. – Ой, чего это вы тут понаписали, экая белиберда! – через некоторое время сосредоточенного созерцания его писанины, досадливо выдал Бучо. – Вот здесь нужно окончание «о», а вот здесь эти буквы тоже не так пишутся. А это – дамское название, здесь артикля будет не такая! – А какая? Бучо, друг, помоги! А то, чую, будет мне нуга с хо-оррошими такими орешками. – Вы не расстраивайтесь, сеньор Пасс. У доньи в библиотеке есть Грамматика. Там все что нужно можно посмотреть. Я так и делаю, когда урок готовлю. Она мне разрешила ее книжки брать. Правда, там много ску-учных... одни буквы. Только несколько интересных есть – с картинками! И про пиратов тоже, – без задней мысли снова ляпнул он. – Так вот где ты про пиратов начитался, пройдоха! – Ну да, признаться, это моя любимая. Только я на картинки больше смотрю, потому что еще читаю не очень. А вы знаете, сеньор Пасс, что пираты всегда свои сокровища складывают в большие такие сундуки? А потом прячут в пещерах, – с жаром перескочил на новую мысль Бучо, а его глаза при этом таинственно округлились. – Далеко-далеко, на неизвестных никому островах! И потом карты свои рисуют. Кровью! – Да ладно! – подначил взбудораженного мальчишку Тейлор. – Ей-богу, сеньор! Вот провалится мне на этом месте, если я вру! – запальчиво воскликнул тот. – Правда, потом они эти карты обычно теряют. И все! Адью! Сокровища-то как без карты найти? Никак! – Ну что ж, это резонно, мальчуган! – Но это и хорошо, на самом деле, вы не думайте! Ведь тогда другие могут эти сокровища найти, ну те... кто ихнюю секретную карту раздобудет! – убежденно рассуждал Бучо, вовсю болтая босыми ногами, которые совсем не доставали до пола, поскольку, освоившись, паренек удобнее уселся на кровати. – Да ты что? Правда? – сделал удивленные глаза Генри. На самом деле, он сам бы не прочь иметь такую вот карту. А еще лучше – сразу бы сокровища. Чтобы долго не мучиться. Бучо с досадой, видимо, на такую непроходимую недоверчивость собеседника, поджал губы, а потом поднял два пальца в верх: – Клянусь распятием Христовым, дон Себастьян! – истово проговорил он. – А еще, знаете... там, в библиотеке... есть такая книжка... про разные корабли, – заговорщицки продолжил паренек. – В ней всё-всё написано! И про снасти, и про нубигацию... Эх, сеньор Пасс, было бы здорово иметь свой корабль. И плавать на нем куда захочешь! Чего?! Не только у Генри, оказывается, такая мечта – уплыть на корабле на все четыре стороны. – Вот если бы найти такую карту, – мечтательно протянул мальчонка, – и по ней узнать, где спрятан пиратский сундук с сокровищами. Сразу можно было бы целый корабль купить! Вы случайно не знаете, где такие карты берут? Точно! Всего лишь и надо-то для полного счастья – карту, да сокровища по ней отыскать. Что ж, план у обормота неплох, если разобраться. Он, Генри, и сам бы от собственного корабля не отказался. – Ну где берут? Знамо где, – авторитетно проговорил лейтенант. – Наверняка смотрят внимательно себе под ноги. Вдруг да попадется! Так, Бучо! Стоп! Ты же только что хотел в управляющие пойти, поросенок. – А разве одно другому мешает, сеньор? – с искренним недоумением проговорил негритенок. – Я поначалу поплаваю на корабле, денег подкоплю, зарою где-нибудь свой собственный сундук на черный день, а потом уж и в управляющие можно. Дон Педро хоть и старый, но когда еще помрет. Я успею. Господь, ну что за каша в голове у этого пацаненка твориться! Наверное, он, Тейлор, в его годы также по-дурацки рассуждал. Но, в целом же, был вполне себе счастлив, потому что мир вокруг выглядел простым и понятным. Не то, что сейчас! Лейтенант вновь незаметно вздохнул, возвращаясь мысленно к каталининой нелепой вспышке. – Ох, ну что ж, – подытожил Генри, стараясь изо всех сил не раздумываться особо насчет всего этого дерьма. – Сдается, задумка твоя весьма неплоха, чико. Давай, дерзай! Мне кажется, у тебя получится. Главное, никогда не сдаваться. Ну а чего? Жизнь длинная. Успеет еще горьких шишек набрать полную пазуху. Пусть пока поживет еще в своем сладком неведении, бедолага. – Не сомневайтесь, сеньор Пасс, я не из тех, кто так просто сдается, – сползая с кровати, выдал вдруг мальчуган, чем поверг Тейлора в настоящее изумление. – Ну, я пойду, пожалуй, а то меня хватятся... я и так долго тут у вас. Он с сожалением погладил эфес даги, которую давеча аккуратно положил на место, и неохотно направился к дверям. – Эй, Бучо, малыш, а ты мог бы мне что-нибудь на ужин принести, а? – просительно пробормотал ему во след Тейлор. – А то когда я еще штанами разживусь. Как бы не помереть тут без еды. Просто как в темнице, ей-богу! Не выйти совсем. Как-то все по-дурацки получается, – сконфуженно добавил он. – Ой! – хлопнул себя по лбу малец. – Совсем забыл! Вот я бестолочь! Я ж вам иголку принес. С ниткой. Выпросил у Матильды, нашей прачки. Сказал, что для вас. Она сказала: «Ну как такому бонито не дать». И дала. Велела передать, чтобы вы сами ей вернули. Лично в руки. Тейлор поседел. Матильда слыла в определенных кругах безотказной и, более того, очень активной сеньорой... Походу, так просто не отделаешься. – А что такое «бонито», дон Себастьян? – вопросил невинный паренек, доставая из поясной сумки небольшую коробочку, в которой оказалась настоящая металлическая игла с широким ушком и моток крепких льняных ниток. – Э-э... Бучо, дружок. А ты не мог бы подождать здесь, пока я штаны починю? Тогда ты сам вернешь иглу Матильде. А то, мало ли, вдруг я позабуду за делами? – Ну ладно, сеньор. Только шейте быстрее, а то мне как-то не по себе. Я ведь при хозяйке должен быть. Она пока заснула, ну я к вам и пошел. Никто не знает, где я, кроме Лусии. Я не отпрашивался. – Как там донья себя чувствует? – долг заставил Тейлора поинтересоваться все же. Долг, а, может, и кое-что другое. Например, беспокойство. На самом деле, сердце его заныло при упоминании о Каталине: сдается, от сочувствия, к которому, тем не менее, примешивался легкий флер собственной вины. Хотя... как он, Генри, мог предотвратить вчерашний роковой вояж, скажите на милость? Правильно! Никак! – Пока самочувствие сеньоры не очень, признаться, – расстроенно развел руками Бучо. – Но месье Лавиньи так и сказал: пару дней может быть скверно, зато потом станет получше. Не сомневайтесь! – О, ну хорошо тогда... – буркнул Тейлор, доставая иглу из коробочки и честно пытаясь разобрать, как действует сие хитрое приспособление. Насколько он себе представлял, надо воткнуть нитку в эту малюсенькую дырку на конце... Черти это все раздери! – Правда потом вся ее нежная кожа облезть может, – продолжил сокрушаться Бучо. – А это для нее еще хуже! Так сеньора жаловалась донье Хуаните. И при этом бедняжка чуть не плакала, представляете, сеньор! – Да уж, беда! Ну ничего. Маленько подрумянится, делов-то. Будет как аппетитная булочка. Мы ведь ее всякой будем любить. Правда, Бучо? – бормотал Тейлор, сосредоточенно целясь размахренным концом нитки в почти незаметную дырку иглы. – Конечно, сеньор Пасс. Такой хозяйки, как донья Каталина больше нет на свете! Я за нее умру, если будет на то Божья воля. – Я это заметил... – усмехнулся лейтенант, припомнив, как самоотверженный паж давеча бросился защищать свою сеньору от собственного телохранителя, который тогда не в меру разбушевался. Стыдоба! «Только черт! Как же эту долбаную нитку с иголкой соединить все же?!» – тем временем начал заводиться Тейлор. Некоторое время Бучо с сомнением наблюдал за потугами лейтенанта, который лишь с нескольких неуклюжих попыток смог, наконец, попасть в ушко иглы, и в результате так резко рванул, протягивая нить, что та опять выскользнула. Пришлось начинать все сначала! Потом сеньор почему-то забыл завязать узелок на конце, и замученная нитка благополучно прошла насквозь, не задерживаясь в ткани. Надо отметить, сложить ровно края своих порванных штанов он при этом не удосужился, отчего изначально все его горе-шитье пошло наперекосяк. А через пару-тройку кривых стежков нить запетлялась, запуталась и порвалась, потому как англичанин, в этот момент явно раздосадованный, безбожно дергал ни в чем не повинную иглу своими заскорузлыми от грубой работы пальцами. Да еще ругался при всем этом, как пьяный конюх! Правда, себе под нос – почти неразборчиво. – Я просто тороплюсь, Бучо! – виновато бросил англичанин наблюдавшему за ним маленькому слуге, на лице которого было написано величайшее сомнение. – Почитай, давно этим не занимался: забыл уже как! Ладно, не жди меня, парень. Иди, давай, куда тебе там нужно, только оставь иглу. Я сам отдам ее Матильде. И горестно вздохнул. Бучо тоже вздохнул, но с христианским смирением, потом подошел и протянул руку к шитью: – Позвольте вам помочь, дон Себастьян, – мягко проговорил он. Генри вскинул на него недоверчивый взгляд. – А ты что? Сможешь? – Я попробую. Давайте! Сам вон себе иногда зашиваю, – и продемонстрировал локоть рубахи, заштопанный впереплет, довольно-таки аккуратными стежками. Тут пришла очередь лейтенанта восхищаться умениями Бучо. – Ну ты даешь! – проговорил он с уважением, разглядывая добротную латку. – И где ты так научился, интересно? – Так я смотрю! Например, когда сеньора Гальяно картины свои вышивает или вон Матильда что-нибудь штопает. А иногда и портниха мне дает что-нибудь прошить, когда не успевает. Там все просто, на самом деле. Надо немного старания и все. Для начала, выверните штанину наизнанку и края ровно сложите, вот так! А потом подогните один внутрь другого и шейте все вместе. Руку с иглой отводите в сторону. И плавно тяните, старайтесь не дергать, сеньор. Рассказывая, Бучо обстоятельно показывал, как всё нужно проделывать. – Ну ты гигант! – восхитился Генри. – А меня научишь? – Ну... если вы меня научите кинжалом своим драться! – лукаво взглянув на него, проговорил негритенок, быстро орудуя иглой. Шов на удивление получался крепкий и практически ровный, а проклятая штанина постепенно приобретала почти что первозданный вид. – Ладно, заметано! – облегченно засмеялся Тейлор. И тут в двери снова постучали. Довольно-таки решительно на сей раз. – Сеньор Пасс! – тут же послышался скрипучий голос. – Это я, донья Хуанита. Вы одеты? Можно зайти? Бучо испуганно вскинулся и замер с шитьем в руках, растеряно переглянувшись с хозяином комнаты. – Да, да! Входите, донья! Не беспокойтесь, я в полном порядке, – откликнулся Тейлор, поверх длинной рубахи спешно оборачивая чресла простыней. На всякий случай! Чтобы не смущать почтенную и весьма щепетильную даму своими голыми коленками. В ответ одна створка двери немного приоткрылась, и сухонькое личико дуэньи осторожно просунулось в проем. Она с опаской обвела комнату подозрительным взором. Заметив замотанного с ног до головы Тейлора, сеньора с видимым облегчением выдохнула и тут же зашла, по-деловому закрывая за собой дверь. В руках донья Хуанита держала невзрачную, но аккуратную стопку какой-то суконной материи. – Послушайте, молодой человек... – начала дуэнья. – Я тут... И в этот момент она узрела замершего нахохленным воробышком Бучо. – Так вот ты где, бездельник! – сурово воскликнула матрона, сдвигая свои тонкие брови. – Мы тебя уже обыскались. Ты что здесь делаешь, поросенок, позволь узнать?! – О, не сердитесь на паренька, моя дорогая сеньора! – выступил вперед Тейлор, незаметно прикрывая собой струхнувшего пажа. – Этот добрый малый буквально меня спас. Для начала принес мне поесть, – лейтенант в доказательство кивнул на опустошённую давеча миску. – А теперь помогает мне зашить э-э-э... порванную деталь моего туалета. Поглядите, как здорово у него выходит. Руки у мальца просто золотые. Я бы ни за что так не смог!.. – Да?.. – сбавила обороты дуэнья. – Ну ладно тогда. Но все равно, это его не извиняет. Нужно было отпроситься! Ну что за бестолочь! – добавила дама раздраженно. – Простите, донья Хуанита... – заныл негритенок. – Я думал, я быстро управлюсь, пока сеньора Гальяно отдыхает. А тут вот!.. – он протянул вперед почти спасенные штаны Тейлора. – Ой, Господь! Думал он! Ладно, давай, дошивай уже скорее, да беги. Там донье Каталине чай с печеньями нужно подавать. Розетта не может, потому что делает сейчас сеньоре притирания из тех мазей, которые специально изготовил для нее месье Лавиньи. Генри решил, что пора уже и честь знать, а то как бы не стать причиной неприятностей для славного мальчугана. – Ты иди, Бучо. Я сам дошью. Уже понял, как надо. Ты мне так помог! Я теперь твой должник. Спасибо тебе, малыш! – прочувствованно проговорил лейтенант, наблюдая, как смятенный паренек, по длинной дуге обходя дуэнью, бочком пробирается к двери. – Прошу вас, садитесь, донья Хуанита, – Генри галантно предложил посетительнице единственный стул, который она, впрочем, проигнорировала. – Как там поживает сеньора Гальяно? Как ее драгоценное здоровье? – Сейчас уже получше, дон Себастьян. Лихорадка спала. Мы обтерли ее миндальной водой и поменяли простыни. Она даже выпила почти полную тарелку бульона с сухариками, – с некоторым облегчением отчиталась Хуанита. – Розетта сейчас занимается целебными притираниями, как я уже сказала. Так что, думаю, вскоре все будет в порядке. – Честное слово, – виновато вздохнул лейтенант, – вчера все очень незаметно произошло. Я даже не ожидал, что все получится так серьезно. – Ну да ладно. Все хорошо, что хорошо кончается. Но, раз уж вы у нас телохранитель, то в следующий раз имейте в виду, что слишком долго высокородным сеньорам на открытом солнце оставаться нельзя! Особенно без защиты. И будьте любезны, дорогой сеньор, всеми силами стараться предотвратить столь опасную ситуацию. – Да, конечно. Вы абсолютно правы, дражайшая донья Хуанита, – покладисто склонился Тейлор, чуть не потеряв при этом свой простынный покров. – В следующий раз я стану особенно бдителен, будьте покойны. – Вот-вот, я на вас надеюсь! Так... что же я хотела? – тут же задумчиво проговорила дуэнья. – Ах, да!.. Я тут порылась в своих закромах, сеньор Пасс, и абсолютно случайно обнаружила, что у меня остались пара отличнейших панталон от моего покойного супруга. Вот, возьмите, – она протянула Тейлору вышеозначенную стопку, на поверку оказавшуюся почти новыми, добротными бриджами. – Супруга? Так вы были замужем все же? – не сдержался от удивления Тейлор, растерянно рассматривая подарок, который дуэнья быстренько разложила перед ним на кровати. – И почему нет? Думаете я не достойна быть замужем что ли? – обидчиво поджала губы дуэнья и предосудительно сложила перед собой свои сухонькие ручки. – О, что вы! Я вовсе не это имел в виду, – попытался выкрутиться Тейлор. – Просто вы как-то сказали, что все мужчины э-э-э... развратные козлы, простите за моветон... Вот я и подумал, что вы так и не встретили подходящего сеньора. – Да вот представьте, из всех зол пришлось выбирать наименьшее... – язвительно хмыкнула дуэнья, потом вдруг смягчилась, а острый взгляд ее подернулся нежной поволокой. – Скажу честно, мы прожили с моим муженьком почти два десятка лет. Всяко, конечно, было. Но, в целом, очень неплохих лет, сударь, надо признать. Мне до сих пор не хватает моего Гальярдо. И глаза ее слегка увлажнились. – Так, может, тогда не надо, – Генри с сомнением посмотрел на подарок. – Это же вам память. – Ой, да бросьте! Какая такая память? Лежит, плесневеет, того и гляди скоро моль проест. Да и вообще, я не настолько сентиментальна, молодой человек, чтобы хранить штаны на память. Но ткань здесь хороша, это да! Они еще такие крепкие и, полагаю, проносятся много лет. Штаны оказались чуть коротковаты и широковаты. Видимо, дон Гальярдо не обладал высоким ростом, но зато обладал внушительным телосложением. – Ну это лучше, чем ничего, – прокомментировала дуэнья, безапелляционно приложив бриджи к бедрам Тейлора. – Не беспокойтесь, я скажу портнихе. Она вам подгонит по размеру. – Матильде??? – Да почему Матильде? Эльзе. Матильда у нас прачка. Хотя... и она может, если хотите. – НЕТ!!! – воскликнул Генри так неожиданно резко, что донья Хуанита вздрогнула и отдернула руки со штанами. Потом удивленно на него посмотрела. – Нет, нет, сеньора, – опомнился Генри. – Пусть будет Эльза. Благодарю вас за заботу! От всей души. – О, не стоит, сеньор Пасс. Мне только в радость, что вы избавите меня от ненужного барахла. Хоть кому-то они пригодятся, а не просто пропадут... Я заберу их сегодня, чтобы отдать в переделку. Вам пока есть что надеть? – она кивнула на поспешно брошенную негритенком починку. – Сами-то справитесь? – Постараюсь. В конце-концов, мне надо научится все же. Мало ли... какая беда приключится. Хуанита свернула принесенные штаны, сунула их под мышку и пошла к дверям, потом вдруг обернулась, будто вспомнив что-то важное. – Гхм... Послушайте, дон Себастьян... Я вам хотела сказать... – она слегка замялась, потом продолжила все же. – Надеюсь, вы не приняли близко к сердцу слова нашей сеньоры Гальяно? – Н-нет... – слегка опешил Генри, потом вдруг смутился, потому что дуэнья попала в самое чувствительное на данный момент место его раненной души. – А, ну хорошо тогда. Хотя... мне показалось, хозяйка обидела вас. И была несправедлива, по правде говоря. Полагаю, вы столько для нее сделали!.. Она не должна была так... неучтиво. Генри помрачнел окончательно: вытесненная обида вновь ужалила прямо в сердце. – Ничего, донья Хуанита. Мне не привыкать, на самом-то деле. Сеньора иногда бывает... резка, – неожиданно сам для себя пожаловался он. – Но спасибо за поддержку. – Мне кажется, она сожалеет. Правда, – Хуанита ласково заглянула ему в глаза. – Откуда вы это взяли? – Тейлор почувствовал, как надежда всколыхнулось в нем, заиграла теплым пламенем. Может, это Каталина как раз приказала позаботится о нем, принести штаны и прочее?.. Может, она действительно раскаивается о своих, невольно произнесенных словах, которые являются лишь следствием плохого самочувствия любимой. – Не знаю, просто я так думаю, – пожала плечами дуэнья, снова ввергнув лейтенанта в пучину разочарования. – Вы же с ней в добрых отношениях? – Ну были... до сих пор. Как телохранитель и хозяйка, вы не подумайте! – Конечно, конечно, я ничего такого и не думаю. Ну вот, может, она просто не хотела, чтобы все остальные подумали, что между вами существует что-то слишком уж неприличное. Не хотела себя скомпрометировать. – Ну так-то логично, да. Но все равно. Это было... гадко! – не выдержал Генри, ощущая подспудно какое-то материнское сочувствие сеньоры. – Можно было бы просто сказать: «Уйди, Басти, не хочу тебя сегодня видеть». И я б ушел, конечно. А она... Вот скажите, зачем?! Тейлор внутренне ажно весь передернулся, вспоминая. – О, милый мой! Не расстраивайтесь сильно. Все наладится, вот увидите. Сеньора у нас справедлива, насколько это возможно. Мне кажется, она еще попросит прощения. Хотите я с ней поговорю? Да к чертям собачим ее прощение! – О, не стоит! Но благодарю вас, дорогая донья. Мне, действительно, стало легче после ваших добрых слов. И за штаны отдельное спасибо, они весьма кстати. – Прекрасно! Носите с удовольствием. Я пришлю к вам сегодня Бучо... попозже. Мальчонка вас попроведует. Если что, заодно и ужин вам принесет. Господь! В кои-то веки о нем заботятся, переживают. Давно забытое ощущение... – Вы так добры! – искренне поклонился Генри, чрезвычайно тронутый всем этим. – У меня нет слов, чтобы выразить свою признательность, дорогая донья. – О, мальчик мой, – дуэнья казалась явно польщенной. – Мне приятно это делать, на самом деле. Я уже вам говорила, что вы кажетесь мне достойным молодым человеком. Ну, всего вам доброго... Еще раз прошу, не расстраивайтесь. – Я постараюсь, донья Хуанита. Я постараюсь. Спасибо! – кивнул головой Генри, когда почтенная матрона уже выскользнула за дверь. И, в очередной раз горестно вздохнув, приступил к починке своих многострадальных штанов, все же.