В РИТМАХ ЗВЕНЯЩЕГО СЕРДЦА

Через пару дней у Каталины, действительно, все наладилось. Неизвестно, как это у нее получилось, – может, волшебные зелья Лавиньи помогли? – но бордовая опухоль быстро превратилась в нежно-оливковый оттенок, который отнюдь не портил ее благородную красоту. Гладкая кожа матово светилась изнутри, овал лица утончился, скулы приподнялись, а серые глаза засияли еще ярче на слегка потемневшем лице, что вкупе с жемчужными украшениями и пепельно-розовым платьем, изысканно декорированным перламутровым кружевом, делало ее образ бесконечно обворожительным. Даже носик сеньоры Гальяно, вопреки опасениям, не соизволил облазить, а выглядел лишь чуточку темнее остального тона кожи. Впрочем, баночка с белилами, по-видимому, навела необходимую гармонию. Хотя теперь на все это великолепие Генри мог, образно выражаясь, облизываться только издалека, поскольку подходить снова он опасался. Нет, еще один раз Тейлор сподобился нарисоваться в поле зрения госпожи Гальяно – в надежде, что ее прошлая выходка была досадным недоразумением, причиной которой послужило либо плохое самочувствие сеньоры – как предположил Бучо, – либо – согласно экспертному мнению сеньоры Хуаниты – имело место соблюдение некоей целомудренной конспирации. Будь она неладна! А может, тут как раз играли важную роль эти вздорные опасения доньи Каталины о том, что она ужасно выглядит? Поэтому, увидев хозяйку на террасе в добром здравии – лишь в компании Лавиньи и благосклонно кивнувшей лейтенанту дуэньи – Тейлор, обрадованный, решил не лелеять свою обиду и, собравшись с духом, подошел все же. В надежде, что его, как обычно, тоже соизволят пригласить. Ну мало ли! Ведь провели же они тут с доньей, считай, целый день в жарких объятиях друг друга. Жгучие поцелуи прелестницы до сих пор терпко горели на лейтенантских губах. Но в результате Тейлор получил в ответ такой же прозрачный взгляд и такую же ледяную отповедь, как и накануне. На манер того: «Ты что тут забыл, англичанин? У тебя с ушами все в порядке? Разве я уже не ясно выразилась? Не мозоль мне глаза! Ступай! До особых распоряжений». И скривилась, чертовка, так презрительно, аж мороз по коже! Спасибо, в этот раз хоть прилюдно рабом не назвала. Впрочем, эпитет «тупой болван» в ее исключительно надменном спиче явно подразумевался. Генри тут очень захотелось взбрыкнуть – устроить что-то наподобие недавнего демарша с чернилами. Например, подбросить в воздух вон ту аппетитную горку с печеньями, а заодно выплеснуть ядовитой с-с...супостатке в лицо весь ее бокал с лимонным шербетом. Но внезапно лейтенант прозрел, как будет выглядеть со стороны ко всему прочему позору. Скверно! Словно вздорная недоросль разбушевалась. Поэтому он лишь... постоял пару мгновений, гордо обтекая от того ушата помоев, который на него вылили. Снова! Вот, правда, неймется же ему, идиоту кретинскому! Потом втянул голову в плечи и пошел восвояси, – а что ему оставалось? – с ужасом ощущая, как щеки его на обозрение всем присутствующим стремительно заливает горячая волна. Ну что опять за хрень! Вот за что она с ним так, скажите? Некоторое время Генри бродил по дальним дорожкам парка, пытаясь успокоиться, и с понятной горечью размышлял о причине столь внезапной немилости чертовой доньи. Должно же быть какое-то разумное объяснение всему этому дерьму, господа?! Или же в этом вовсе нет никакого смысла, одни лишь абсурдные выверты женского настроения? Кстати, он слышал – и не раз! – от своих приятелей-офицеров, когда у ихних зазноб наступают «эти самые дни», то милейшие в целом дамочки враз становятся невозможно капризными и даже, представьте, напрочь стервозными. «Хоть он стреляйся, поверьте, братцы», – вздыхая, жаловались эти обормоты под третью бутылочку забористого скотча. Ну так а в чем еще, собственно, дело тогда, если разобраться? Например, если взять Каталину! Сейчас девица уже вовсе не болеет, а от ее красоты захватывает дух. И что касается конспирации, то на данный конкретный момент в ближайшем окружении сеньоры даже близко не наблюдалось тех субъектов, которых можно было хоть немного стесняться. Поскольку все, кому надо, уже знают наверняка. Ну, или хотя бы догадываются. Свинью, как говориться, в мешке не утаишь! Вряд ли кто-то из двоих присутствующих, одобряет этакие греховные узы, конечно: Лавиньи вон во всю хмурился и прятал свои жалостные глазки, у дуэнья опять себе предосудительно поджимала губы. Да и плевать! Тоже мне эталоны великой нравственности! Lupus non mordet lupum! Впрочем, Тейлора сейчас больше занимал один единственный вопрос: так что же все-таки опять случилось с ЕГО Катой, дьявольская нога всех разнеси?! Этот вопрос лейтенант задавал себе снова и снова в течении дня, пока прятался как поруганный звереныш в лесной чаще на задворках парка. Потом каким-то неожиданным образом ноги привели его на тот самый пляж с треснутым камнем... Как там Каталина называла сие благостное местечко? «Бухта разбитого сердца», кажется? Генри уселся на камень у самой воды, где Ката рассказывала ему свою замысловатую легенду о странной чужой любви и невольном, но роковом предательстве. Эх! На этом же валуне они... так хорошо закончили этот безумный-безумный день. Сладко... воздушно! Улетели практически в звездные чертоги богов. Африканских ли, индейских или Самого Святого Спасителя, не суть важно. Главное, им обоим было несказанно хорошо. Ведь было же?! То, что Каталине было хорошо, он, Генри, это видел. Определенно! Так что же теперь не так?! О, эти взбалмошные, непостоянные, коварные девы! Вы кого угодно сведете с ума! Отчаявшись самостоятельно найти разгадку, и в то же время стыдясь своего порыва, лейтенант боязливо оглянулся по сторонам, потом скинул одежду на горячий от солнца камень и, как и давеча с Каталиной, побрел по колено в воде к расколотому «менгиру». Там Тейлор протиснулся сквозь расщелину и решительным образом сошел в темный водоем древней индейской Богини – как там ее? Атаби, кажется? – мучительно вопрошая совета или хотя б какой-нибудь подсказки по поводу всей этой нескладной ситуации. Вот дожил же, правда! Он опять безрассудно вверяет судьбу туземным богам! Хотя, конечно, не впервой ему заниматься идолопоклонством. Просто в свое оправдание Генри мог сказать: раздрай его ощущался столь безнадежным, что лейтенант готов был уже на всякие эксцентричные чудачества, лишь бы как-то упорядочить растрепанные чувства. Но ведь африканские духи-ориши, надо отдать им должное, так или иначе выполнили свое «обещание». Тейлор тогда с невероятным трудом добыл коготь «бронзовой собаки» – этой чудовищной зверюги по имени Мачо, – и... желание лейтенанта исполнилось! Почти так, как Генри и загадывал: он убрался, наконец, с проклятого острова, освободился от рабства Пейна! Правда, попал в другое – впрочем, к слову, не такое уж и безнадежное. Положа руку на сердце, Тейлор, пожалуй, – если б, конечно, не страдания сестренки! – не стал бы торопится с освобождением. Сейчас он имел все основания признать, что жизнь его изменилась совершенно невероятным образом: заиграла, можно сказать, новыми, неведомыми для него красками. Хотя бы те адские муки боли и ненависти, которые он испытывал у Пейна, превратились здесь в головокружительные качели из безумной радости и не менее сокрушительного разочарования. Тоже ничего хорошего, на самом деле, но, по крайне мере, жизни Тейлора, кажется, ничего не угрожало. А еще буйным цветом расцветала надежда, что он сам может что-то изменить. «Только вот что? И как?» – в который раз вопрошал лейтенант у индейской праматери, вперившись почему-то в небеса, хотя, кажется, властительница жила где-то под землей. Никакого вразумительного ответа, впрочем, ожидаемо не последовало, как Генри не окунался в заветный водоем с упрямством одержимого. Хотя в результате его интенсивных телодвижений сведенные нервной судорогой мышцы практически расслабились, пожар в душе угас, а в голове приятно затуманилось. В итоге, лейтенант увлекся новой затеей. Он решил доплыть до утеса, который возвышался над правой оконечностью бухты. Что благополучно и сделал, вкладывая в этот заплыв весь свой нерастраченный пыл. Там Генри взялся нырять со отвесной скалы, с каждым разом залезая все выше: так, что последний его прыжок получился со внушительной высоты – порядка тридцати футов . Благо, у подножья оказалась достаточная глубина. Правда, ему следовало быть осторожнее, ведь прибой так и норовил размазать лейтенанта о каменную стену, хоть волнение издалека выглядело небольшим. Отбив себе всё, что только возможно, Генри все же научился входить в воду безупречной «рыбкой»: так эта фигура называлась среди портовой мальчишеской голытьбы. И даже, занырнув, стал умудряться доставать руками до песчаного дна, сплошь усыпанного разномастными, махровыми камнями, над которыми сновали стайки разноцветных рыбешек. Подводный мир как всегда завораживал своей бесконечной таинственностью и размеренным, непривычным человеческому глазу очарованием. В один из таких нырков, лейтенант заприметил полузасыпанный песком странный замшелый камень с многочисленными рожками, по форме напоминающий застывшую небесную звезду. Ну, как Генри их себе представлял. Он уже намеревался заграбастать добычу, но тут же опасливо отдёрнул руку: из-под приметного камня на него испуганно таращились два округлых глаза на длинных мясистых ножках! Определенно, принадлежавшие какой-то неведомой живности! А! Что за черт! Сжав губы, чтобы с перепугу не выпустить остатки воздуха, Генри упрямо потянулся вновь, чтобы все же забрать находку, но тут шипастый камень, будто ошалев от такой наглости охотника, резко подпрыгнул и, сиганув в сторону, ринулся удирать от лейтенанта скачками, словно какая-нибудь лягушка! Ах ты ж, каракатица! Ну нет, приятель! Не на того напал! Борясь с судорогами в изнывающих легких, Тейлор метнулся вдогонку за прыгучей штуковиной. Из последних сил метко схватив трофей, лейтенант рывком всплыл на поверхность, лихорадочно заглатывая полной грудью ставший теперь таким вожделенным воздух. Проморгавшись и более-менее отдышавшись, Генри бегло осмотрел добычу. Вопреки ожиданиям, чудище и тут не думало сдаваться: из недр раковины появилось нечто, наподобие когтистого пальца, которым его хозяин, размахивая направо и налево, так и норовил царапнуть своего злобного пленителя. О! Да это же моллюск! Что ж, вот и обед! В бытность свою в деревне пахарей Генри не раз видел, как местные работники готовили еду из этих морских гадов: тушили в молоке вместе с рисом, маниоке либо добавляли в крошево из разных овощей. А после лопали, причмокивая да нахваливая! Преодолев брезгливость, лейтенант как-то решился попробовать и... понял, что, действительно, ничего вкуснее не едал. Правда, может, ему так показалось тогда с вечной голодухи. Хотя, признаться, после всех этих сумасшедших ныряний и заплывов, Генри стало казаться, что он съел бы буйвола сейчас, если б таковая зверюга здесь водилась. Несмотря на то, что когда-то сам Бабалаво предостерегал его от употребления этого животного под страхом преждевременной смерти. Так что моллюск очень даже подойдет! И, кстати, раковины у этих морских улиток такие красивые, если их как следует очистить от наростов. Сверху бархатистые, спиралевидные, действительно, напоминающие звезду своими золотистыми шипами, а внутри ярко-розовые, с нежным фарфоровым отливом. Индейцы украшали ими свои жилища или использовали вместо шкатулок-баночек для хранения разной мелочевки. Вот эту – Генри с интересом пошоркал склизкий бочок ракушки – можно было бы, например, подарить Каталине... как эффектную чашу для ее драгоценностей. Ах да!.. Тейлор тут же помрачнел. Они ведь поссорились! Дьявол! «Да и шут с ней!» – решил лейтенант, извлекая кинжал из ножен, которые, разоблачаясь, предусмотрительно припрятал под камень подальше от чужих глаз, и с таким ожесточением принялся выковыривать наглого моллюска на свет божий, будто эта тварь была виновницей всех его бед. Вот так вот, получай, стерва! Добыв уродца, Генри мрачно рассматривал непонятное создание, судорожно корчившееся на кончике его ножа, словно червяк на крючке рыболова. Нет, видно, женщин ему никогда не понять! Так что он даже и пытаться не станет. Просто будет надеяться, что на его жизнь хватит красоток попроще и попокладистей. Типа Терезы. Вон, та же Матильда, например, подойдет... Тейлор даже рассмеялся своим дерзновенным мыслям, и болячка на его заднице тут же противно заныла, хоть он вроде как о ней сегодня благополучно позабыл. Но бунтарский дух не оставлял его ни на минуту, покуда он гордо шествовал к тому самому пресному озерцу с разноцветными камушками, где они с Катой... Эх! Да что за наваждение! Каждая пустяшная мелочь напоминает о ней, проклятой! У заветного водоема Тейлор как следует напился, обмылся, потом разжег небольшой костерок с помощью огнива, дальновидно припасенного в поясной сумке, и принялся резать уснувшего моллюска тонкими пластиками, чтобы насадить на палочку – для обжарки. И тут что-то мягко блеснуло под его ножом в самой глубине улиточной плоти...