Хранитель равновесия

      Кап… Кап… Кап… Раэн не сразу понял, что за звук его разбудил, показалось, что где-то вдали тикают часы. А потом он вспомнил! Храм, Сулиет, колодец. Вопросы, на которые он пока не нашел ответов, зато попал туда, где их стоит поискать. Кошмары Халида, молчание горожан, хмурая уверенность стражи… Как там сказал тот десятник, не ради денег он служит? Вот уж чудо — куда там чародейству Хранителя… И аккару!       Чудовище, на поиски которого его отправила Ночная Семья, не подозревая, что клыки и когти древнего кровопийцы — далеко не самое страшное, что есть в Салмине.       Окончательно проснувшись, Раэн предпочел этого не показать. Напротив, остался расслабленно лежать на каменном полу, не шевелясь, не открывая глаз и дыша по-прежнему медленно и глубоко. Если не считать далекой капели, в пещере было так тихо, как никогда не бывает наверху. А еще — холодно и сыро. Где-то рядом наверняка сочились через немыслимую толщу камня подземные воды, готовясь выйти на поверхность чистейшими родниками или темным зеркалом колодца.       Раэн вспомнил колодец, в который упал накануне, а потом глаза Сулиет — серо-зеленые, ледяные и бездонные, как подземелья под ее храмом. Сколько же криков и беззвучных падений скрыли эти стены?       И как, во имя Равновесия, жрице удалось раздобыть аккару и заточить его в своих владениях?!       Конечно, храмовые подземелья под Салминой могли быть целым лабиринтом рукотворных и природных пещер, а в таких местах любят устраивать укрытия разные твари. Иной раз на такое можно наткнуться! Однако охотиться эти существа предпочитают наверху, среди людей.       Допустим, люди Сулиет обнаружили аккару по кровавому следу, который неизбежно оставляет подобная нечисть. Точнее, бескровному… Но схватить? Поневоле зауважаешь местную стражу — это не воров да продавцов дурмана ловить за руку… Жаль, что сам аккару вряд ли поделится подробностями своего пленения. Между прочим, а где он?       Раэн неторопливо открыл глаза и вгляделся в темноту. Пока он спал, тело приспособилось к новым условиям, привыкло и к холоду, и к удушливой сырости, и к непроглядной темноте. Зрение изменилось, и теперь он различал все вокруг шагов на десять, не напрягаясь. Дальше подземелье словно тонуло в густом сером тумане, но пока должно было хватить и этого. Во всяком случае, аккару он видел прекрасно.       Древний уникум, он же воплощенный кошмар Салмины, сидел в полудюжине шагов от Раэна то ли на плоском камне, то ли на грубо вырубленной плите. Идеально прямая спина, вытянутые и скрещенные в лодыжках ноги, спокойно лежащие на коленях руки. Поза то ли мудреца в медитации, то ли аристократа на отдыхе… Бесстрастное лицо. Закрытые глаза. И полная, ужасающая неподвижность, лучше всего говорящая о том, что это не живое существо. Кажется, он даже не дышал, хотя вот за это Раэн не поручился бы. Насколько он помнил, эти твари могли довольно долго обходиться без воздуха, если были сыты. Но вряд ли пленник Сулиет станет тратить драгоценную кровь таким образом.       Раэн пошевелился, приподнимаясь на локте, и застывший, словно статуя, аккару медленно повернул к нему голову. То ли услышал изменившееся дыхание, то ли почувствовал колебания воздуха. Вспыхнули светло-серебристые огоньки глаз. Аккару, который не знал, что Раэн его отлично видит, не считал нужным скрывать свое присутствие. Наверное, это был хороший признак. А может, и совсем наоборот.       — Как спалось, колдун?       И снова Раэн удивился, какой человеческий у него голос. Низкий, звучный, будто плывущий в темноте и выражающий множество оттенков: от еле уловимой насмешки до равнодушной вежливости.       — Замечательно! — весело отозвался Раэн.       Сев, он сплел пальцы, вытянул руки перед собой и с наслаждением потянулся за ними всем телом. Затем поднялся, снова потянулся — теперь уже вверх — и покачался с носка на пятку. Отдохнувшее тело слушалось великолепно! И даже кровопотеря не чувствуется… Хотя продолжать знакомство в том же духе — с драками и угощениями — явно не стоит.       — Булочек не хватает, — сообщил Раэн, оглядываясь вокруг. — И чашки кофе. Я не привередливый, могу обойтись без завтрака, но хотя бы вода здесь есть?       — Вчера ты ее не заметил? — с издевательской серьезностью поинтересовался аккару.       — Это про колодец? Благодарю, но я предпочел бы не пить воду, в которой прополоскалось несколько сотен человек. При всем уважении к жителям Салмины…       Аккару молча пожал плечами.       — Понимаю, — вздохнул Раэн. — Кажется, выбор не богат. Попробую представить, что она проточная. Между прочим, могу ли я узнать имя того, с кем придется делить надежду отсюда выбраться?       Ответом снова было молчание. Раэн вздохнул, прошел несколько шагов, которые их разделяли, и сел на каменный пол так, чтобы смотреть аккару в лицо.       — Позволь мне говорить прямо, — негромко и спокойно сказал он. — В друзья к тебе я не напрашиваюсь, но может случиться так, что нам придется провести рядом не один день. Мне известно, какую власть можно получить над любым существом, зная его истинное имя. И потому те, кто ходит путями тьмы, не открывают его кому попало. А особенно своим будущим жертвам. Ты ведь именно так смотришь на меня? Но сейчас мы на одной стороне, и тебе придется решить, чего ты хочешь больше: всего лишь однажды утолить голод моей кровью или выбраться отсюда?       Лицо аккару было совсем рядом, руку протяни — и можно коснуться смуглой щеки. Раэн представил, как делает это и как аккару клацает зубами, словно пес, желающий предупредить, а не укусить. Он едва сдержал улыбку, но аккару, словно почувствовав ее, поднял тяжелые веки и тоже посмотрел на Раэна в упор.       — У твоей крови странный вкус, колдун, — медленно промолвил он, четко роняя каждое слово. — Я взял совсем немного, но она кипит силой, пьянит и обжигает, будто жидкий огонь. С чего бы это, не соизволишь объяснить?       Раэн пожал плечами.       — Тебе виднее, — сообщил он. — Я слышал, что существа твоей породы читают кровь, словно книгу. Может, это вкус магии?       — Может, и так, — равнодушно согласился аккару. — Но твою книгу я прочесть не могу: она написана незнакомым языком. Я встречал многих магов, их кровь отличалась от той, что течет в жилах обычных людей, это верно. Однако твоя — совсем другая. И это весьма странно, колдун.       — В мире вообще много странного, — невозмутимо сказал Раэн и вкрадчиво добавил: — Например, аккару, который так же не похож на своих собратьев, как и я — на своих. Чем не загадка, достойная изучения? Может, обменяемся ответами?       — Не все загадки стоит разгадывать, — усмехнулся аккару. — Пожалуй, оставим ответы при себе. Зачем тебе мое имя, колдун?       — Да незачем, — совершенно искренне признался Раэн. — Просто любопытно. И разговаривать, пока не выберемся, как-то нужно. Между прочим, я тебе свое назвал! Причем настоящее. Меня зовут Арвейд Раэн, если не помнишь.       — Я помню, — с едва заметной усмешкой, которую Раэн уже научился видеть на этом якобы бесстрастном лице, отозвался аккару. — Можешь звать меня как угодно, колдун. Мне все равно.       — Понимаю, — вздохнул Раэн, садясь удобнее и обнимая колени руками. — Скажи хотя бы, давно ли ты здесь?       — В подземельях нет времени.       — А наверху начинается зима, — сообщил Раэн, подумал и добавил: — Год Хвостатой Звезды.       — Значит, я здесь больше года, но меньше двух, — последовал бесстрастный ответ.       — Люди стали пропадать раньше… — Раэн почесал кончик носа, потер щеку. Сырость, к которой он вроде бы уже привык, вдруг начала раздражать. Захотелось искупаться в чистой и непременно теплой воде. Съесть, наконец, что-нибудь, выпить кофе… И вдохнуть воздуха, пронизанного солнечным светом, пахнущего не подземельем, а морозной свежестью. Роскошь, которую будет нелегко вернуть! Но многие, попав сюда, утратили ее навсегда — вместе с жизнью. — Гораздо раньше, если верить моим друзьям из Харузы, обеспокоенным пропажей своих друзей. Пожалуй, у меня найдется еще несколько вопросов для беседы с госпожой Сулиет. Конечно, когда выберусь.       — Если выберешься, — поправил его аккару. — Не слишком ли ты уверен в этом, колдун? Не боишься, что твои расчеты окажутся неверными, и ты останешься здесь? Как и все, что были до тебя…       — Пока что не боюсь, — очень серьезно сообщил Раэн, вставая. — Но вот сейчас умоюсь, попью водички и начну. Станет скучно, приходи, будем пугаться вместе!       Повернувшись, он пошел к лазу, через который добрался сюда. Аккару остался на месте, и Раэн спиной чувствовал его внимательный взгляд.       …В темноте круг воды казался вырезанным из черного стекла. Ни искорки, ни ряби, ни морщинки на гладкой поверхности. Возможно, вода и в самом деле была проточной, потому что на вкус оказалась свежей и вкусной, совсем не затхлой. Напившись, Раэн вымыл руки и лицо, а попытался прикинуть глубину озерка. Падая, он ушел под воду гораздо глубже, чем с головой, но дна не достал. И вода, похоже, в самом деле проточная! Значит, нужно попытаться исследовать дно и стены. Сделать это будет нелегко, но нужно… Серую тень, возникшую рядом, он скорее ощутил, чем увидел: чувство опасности взвыло, исправно реагируя на появление нежити.       — Через колодец не выбраться, — спокойно сообщил аккару, замирая в паре шагов от него. — Дно и стены почти гладкие, только пара стоков, через которые даже кошка не пролезет. В один вода втекает, из другого — вытекает.       Раэн кивнул, принимая ответ. Нежити, лишенной необходимости дышать, гораздо легче проверить внутреннюю поверхность колодца. И усердия аккару наверняка было не занимать!       — А что насчет люка? — Он задрал голову, пытаясь разглядеть далекий потолок. — Я мог бы поднять тебя наверх…       — Это я и сам могу, — желчно сообщил аккару. — А плиту дикого камня в два локтя толщиной ты способен пробить? Не знаю, какой механизм ее сдвигает, но отсюда никаких рычагов нет.       Раэн присвистнул с невольным восхищением.       — Вот это подготовка, — вздохнул он уважительно. — Что ж, предположим, здесь нам не подняться. А если и поднимемся, толку от этого не будет. Но должны ведь эти подземелья хоть где-то подходить поближе к поверхности? За целый год любые катакомбы можно было не просто изучить — ладонями ощупать! Что ты наверняка и сделал! Так что подумай хорошенько ради всех богов, светлых или темных!       Он рывком обернулся к аккару, чувствуя азарт охотника, который пока не встал на след, но точно знает, что дичь где-то рядом.       — Боги остались наверху, — так же язвительно сообщил тот. — Здесь тебя услышит разве что Младшая Сестра, вроде бы она спит где-то неподалеку, но я бы не советовал ее будить. Не знаю ни одного божества, любящего человеческие жертвы, но с добрым и милосердным нравом.       — Вот тут я с тобой согласен, — пробормотал Раэн и направился к проходу в уже знакомый зал.       Аккару, немного помедлив, последовал за ним. Чувствовать его за спиной было неприятно до дрожи, и Раэн постарался как можно быстрее выбраться туда, где имелось больше пространства для маневра.       — Так что скажешь о других выходах? — снова заговорил он. — Есть хоть что-нибудь, похожее на них?       — Именно что похожее, — поморщился аккару. — Примерно в суларде отсюда имеется пара глубоких штолен. Только они ведут не к поверхности, а изгибаются под ней. До земли там еще локтей двадцать камня, если я верно все почуял. А больше на многие суларды вокруг ни штолен, ни колодцев.       — Кому понадобилось пробивать в скале туннели в несколько сулардов длиной? — непритворно поразился Раэн. В словах аккару он не сомневался, но сулард — это примерно три часа хорошего пешего хода по ровной земле. А тут катакомбы! — Даже для храма это чересчур!       — Несколько сулардов? — с той же ядовитой иронией уточнил аккару. — А несколько сотен сулардов не желаешь, колдун? Вся Салмина стоит на скальном основании, поверх которого боги даровали людям немного земли, пригодной для садов и огородов. И скала эта проточена ходами, словно гнилая доска — жучком. Не знаю, кто сотворил эти катакомбы и для чего, но в самых глубоких пещерах я видел знаки, которым тысячи лет. Письмена Арусулы и Хамтура, если тебе известны эти названия! Впрочем, если ты знаешь про аккару, наверное, известны…       Раэн снова протяжно свистнул и поморщился. Отражаясь от сферического купола подземного зала, звук неприятно резал уши. Или это был не звук?       — Ты прочел эти надписи? — рассеянно поинтересовался он.       Аккару, который умеет читать, тот еще бред, конечно. Но не больший, чем аккару, который ведет любезно-ядовитые беседы!       — Кое-что прочел, — отозвался его собеседник, подтверждая мысли Раэна. — То, что не стерлось от времени. Но выхода там нет. Еще имеется любопытный туннель…       Раэн почти перестал его слышать, медленно поворачиваясь вокруг. Нечто зарождалось далеко, в глубине подземелий, неумолимо приближаясь к ним. То ли звук, то ли вибрация, то ли просто неуловимое, но от этого не менее сильное ощущение беды…       — Что это? — с трудом произнес он, чувствуя, как накатывает уже настоящая дурнота, и даже губы шевелятся с трудом.       Аккару посмотрел на него с интересом, серебристые глаза явственно блеснули во мраке.       — Ты чувствуешь? — уточнил он.       — Как это можно не почувствовать…       Воздух внезапно сгустился, стал вязким. Раэн судорожно вдохнул, пытаясь подавить растущий ужас. В ушах гудел неслышный колокол, наполняя голову болезненными ударами.       — А вот большинство людей не замечает, — бесстрастно раздалось где-то на другом конце стремительно пульсирующей Вселенной… — Хотя на поверхности тоже слышно.       У Раэна закружилась голова. Он покачнулся и, чтобы не упасть, опустился на одно колено, упираясь руками в сырой, словно дрожащий у него под ногами камень. Самым отвратительным было осознание полной беспомощности как перед происходящим, так и перед абсолютно равнодушным существом, спокойно взирающим на его мучения. Аккару, похоже, прекрасно понимал, что делается вокруг.       Миг! Вспышка боли едва не заставила Раэна закричать, напряжение достигло невыносимой высоты и так же резко, как началось, внезапно оборвалось.       Раэн, оглушенный, понял, что сидит на полу, борясь с тошнотой и странным шумом в ушах. Немного погодя, он сообразил: шумит не внутри головы, а все-таки снаружи, где-то очень далеко. Подняв руку, задыхаясь, он прижал пальцы к лицу и сразу же отдернул их, почувствовав липкую густую влагу. Оказалось, у него пошла носом кровь…       — Что это? — упрямо повторил Раэн севшим голосом. — Что за дрянь здесь происходит?       — Нечто вроде землетрясения, только помельче. Катакомбы под городом рушатся, — обыденным голосом сообщил аккару, который тоже успел сесть на пол, но вполне непринужденно. — Советую поторопиться с поисками выхода, колдун, иначе он просто нам не пригодится.       Раэн помотал головой, пренебрегая опасностью нового кровотечения. Напряжение, повисшее в воздухе подобно гранитной глыбе, не исчезало. Невидимая тяжесть давила на голову и тело, не позволяя встать на ноги, перевести дух, оглядеться…       — Не могу понять, — пробормотал он. — Уже все? Или…       — Или, — любезно сообщил аккару. — Сейчас тряхнет еще раз. А может, и два. Первый толчок всегда самый слабый.       — Да? Это не радует…       Раэн попытался улыбнуться, но самого себя обманывать глупо. Если будет еще хуже, он просто не выдержит! А еще рядом с ним аккару, который в любой момент может передумать и решить, что лучше умереть сытым и счастливым, чем злым и голодным.       Поэтому, ощутив приближение следующей волны, он изо всех сил постарался хотя бы остаться в сознании. Но ему не удалось.

* * *

      — Светлейшая сестра Сулиет, позволь тебе напомнить, что время на исходе…       — О, я так не думаю! Когда Свет Всеблагой творил наш мир, то создал для него достаточно времени. Хочешь ли ты еще что-нибудь услышать от меня, светлая сестра Аджая?       — Несомненно, светлейшая сестра Сулиет!       Высокая, прямая и сухая, как жердь, женщина в балахоне жрицы высокого ранга стояла перед Сулиет, гневно сдвинув брови. Холеные пальцы, унизанные дорогими перстнями, мяли лоскуток бумаги размером с ладонь. Лоскуток, заставивший старшую предстоятельницу Аджаю бросить все дела и просить светлейшую Сулиет о встрече. Просить! Как о милости, в которой может быть еще и отказано!       — Хватит обращаться со мной, как с несмышленой послушницей, — раздраженно сказала она. — Ты быстро взлетела, девочка, и так высоко, что твоя прелестная головка закружилась. Хозяйка Салмины! Подумать только… Полагаю, ты очень гордишься этим прозвищем, детка?       — Я не больше детка, чем ты — юная послушница, сестра Аджая, — невозмутимо парировала Сулиет. — Что с того, что великая богиня просыпается? Наш город многие века хранит ее покой, и ни разу Младшая Сестра не отказалась от жертвы. О чем тревожиться?       — Ты полагаешь, не о чем? — Густо подведенные тонкие брови Аджаи поднялись в непритворном изумлении. — Опомнись, Сулиет! Неужели ты надеешься отыскать добровольную жертву? В этом твои цепные псы из храмовой дружины тебе вряд ли помогут. Всех пригодных для ритуала девушек давным-давно услали из города или спрятали. А если жертвы не будет, кто взойдет на священный камень? Верховная? Она вышла из нужного возраста, когда твоя мать еще не родилась!       — Хватит, Аджая! — Сулиет утомленно поморщилась и заговорила тише: — Ритуал мне известен ничуть не хуже, чем тебе. Если жертвы не находится, на камень ложится верховная жрица. Если в урочный год она слишком стара, ее место занимает следующая по рангу, чей возраст это позволяет. И тебе совсем не обязательно напоминать, кто эта следующая.       Брови Аджаи снова дрогнули, и она с вызовом посмотрела в спокойное лицо собеседницы. Та сидела у окна в удобном низком кресле, сложив на коленях тонкие руки, обтянутые плотными рукавами. На ней, в отличие от старшей предстоятельницы, не было ни единого украшения, кроме ритуального креста с рубинами. Мягкое шерстяное платье, длинное и узкое, закрывало ее тело до самых щиколоток, а руки — до запястий.       Никто в храме не одевался проще, чем сестра Сулиет, и потому среди жриц она всегда выделялась ярче и сильнее, чем те, кто носил золотую парчу и драгоценности. Сестры понаивнее считали это скромностью и благочестием, но Аджаю подобным не обмануть! Лицемерие и тонкий изощренный расчет — вот что она видела под маской этой простоты!       Аджая брезгливо поджала губы, окидывая взглядом волну медово-каштановых волос и совсем юное личико Сулиет, в который раз укоряя себя за слепоту.       Как она могла в свое время не разглядеть, какую ядовитую гадину храм пригрел на груди?!       Как не увидела, что в тоненькой девочке-послушнице кроется стальной стержень воли и ледяной жестокий ум? Зато нет никаких слабостей, на которые можно надавить, чтобы управлять девчонкой…       Ах, как умело Сулиет прикидывалась робкой, покорной и услужливой, едва придя в храм! Как быстро вошла в доверие к дряхлеющей Верховной, очаровав ее наивной старательностью, безграничной преданностью, сквозящей в каждом взгляде, трогательной и терпеливой заботливостью. И как безжалостно убирала с пути соперниц, расчищая путь к вершине, пока сначала в храмовых кельях и коридорах, потом на площадях и улицах не поползло вслед легким шагам девушки в длинном скромном балахоне: «Хозяйка… Хозяйка Салмины…»       Нет, старшая предстоящая никогда не стремилась занять место верховной жрицы Салмины! И видит Младшая Сестра, ее неприязнь к Сулиет вовсе не родилась из зависти к удачливой сопернице. Где-то в глубине души Аджая попросту боялась юную рыжеволосую жрицу, как боялась с детства даже неядовитых змей — древним безрассудным ужасом перед чешуйчатой холодной тварью, совершенно чуждой человеку.       И Сулиет этот страх оправдывала неоднократно. Уж кому-кому, а старшей предстоятельнице лучше других было известно, как возвысилась девочка из бедного квартала, взойдя на вершину храмовой лестницы по залитым кровью и слезами ступеням.       Словно ощутив напряжение Аджаи, Сулиет мило улыбнулась и слегка наклонилась вперед. Камни на кресте заиграли багряными сполохами, как глаза сказочного дракона. В ответ старшая предстоятельница поджала узкие губы, понимая, что отступать поздно. Пальцы, комкавшие клочок бумаги, вдруг изменили намерение и принялись тщательно разглаживать его. Пора было решаться, и Аджая с вызовом посмотрела в ледяные серо-зеленые глаза.       — Никто не посягает на твои права жрицы, светлейшая сестра Сулиет. Совет старших требует лишь передачи храмовой стражи в его ведение. Это законное требование.       — Ты говоришь от имени Совета, сестра Аджая?       — Я говорю от имени Совета, сестра Сулиет.       Взгляды скрестились, едва не зазвенев. Прозрачные серо-зеленые, цвета северного моря, глаза встретились с ярко-голубыми, строго сияющими на смуглом лице. По губам юной жрицы скользнула вкрадчивая улыбка, и ее собеседница ощутила смутную тревогу.       — А вот я думаю иначе, старшая предстоятельница, — хрустальным голоском произнесла Сулиет, продолжая в упор глядеть на Аджаю. — В Совете разброд и шатания, недостойные храма! Ты и твои ближние сестры — которых, к слову, не так уж много! — хотите заполучить власть над стражей. Теперь, когда город чист и приведен к полному повиновению! И, заметь, приведен мною, а не Советом! Вам же будет очень удобно снимать сливки с молока, отправив меня на камень Младшей Сестры. — Она улыбнулась, и Аджая подавила желание сделать шаг назад. — Но есть еще Ирмиза, у которой за спиной тоже стоит немало наших сестер. Она мечтает занять место Верховной, потому что теперь это место не только теплое, но и безопасное. Следующая жертва будет через много лет, Верховная может спать спокойно… И потому дражайшая Ирмиза порвет глотку любому, кто встанет между ней и креслом Верховной, а храмовая стража может быть очень полезной в этом деле. Мои цепные псы, так ты их назвала?.. Любопытно, как ты поделишь их с Ирмизой, сестра Аджая? И какую долю вы решили выделить Харанте, которая не хочет ничего, кроме покоя? И что получит Лаома, которая всегда была на моей стороне? Как вы разделите этот сладкий пирог, сестра Аджая? Мой поминальный пирог!       Чистый напевный голос колокольчиком звенел в маленькой комнате, обставленной с той же простотой, что сопутствовала Сулиет во всем. Ни ковров, ни зеркал, ни дорогой мебели — только узкая кровать и стол с письменным прибором. Единственной роскошной вещью здесь был алтарь Младшей Сестры — глыба розового мрамора, любовно убранная ветками душистого кедра, шелковыми цветами и ароматическими свечками. Услышав про поминальный пирог, Аджая невольно покосилась в сторону алтаря и вспомнила другой — тоже каменный, но черный, как ночь, и мрачный, как ритуал, для которого он был предназначен.       — И если уж мы заговорили о единстве в Совете, моя дорогая сестра, — продолжила Сулиет с издевательской любезностью, — почему бы вам не подождать пару месяцев? Тогда освободится сразу два места, мое и Верховной, которая доживает последние дни. Пирог станет по-настоящему сладким!       Несмотря на несправедливость обвинения, удар все же попал в цель. На мгновение Аджая дрогнула, вспомнив свары, раздирающие Совет, но изо всех сил постаралась скрыть от собеседницы эту мимолетную слабость. И сразу бросилась в атаку, чеканя слова с той же ледяной ясностью, как перед этим Сулиет.       — А ты полагала, что ради тебя обычай изменят? Или что жизнь остановится, когда ты умрешь? Лучше подумай, сколько бед и тревог ты оставишь храму в наследство, девочка. Твои головорезы отлично почистили город, но самая глупая служанка знает, что уборку не сделаешь навсегда. Сколько семей лишилось родичей и продолжает их терять? В глазах закона и твоих они преступники, зато ты — чудовище, моя дорогая, в глазах вдов и сирот, потерявших кормильцев. Ты слишком увлеклась, выскребая грязь, но теперь маятник неизбежно качнется в другую сторону.       — Не тебе судить об этом, Аджая, — невыразительно произнесла Сулиет, как-то сразу повзрослев лет на десять.       Ее тонкие пальцы легли на крест и нажали самый крупный рубин в его середине. Тихонько щелкнуло, и украшение распалось на две части: верхняя часть креста с перекладиной оказалась рукояткой и эфесом длинного кинжала, скрытого в нижней части креста, как в ножнах.       — Красивое, правда? — Сулиет покрутила его перед глазами и снова улыбнулась — мягко, искренне. По спине Аджаи пробежал холодок. — Знаешь, в чем разница между нами? — спросила юная жрица, доверительно понизив голос. — О, я отлично знаю, что и как сделают со мной этим лезвием, когда придет время. Но я не боюсь ни боли, ни смерти… Я боюсь не успеть, Аджая. Оставить свой город беззащитным перед людской нечистью, которую не сумела истребить до конца, как слизняков и ядовитых змей в саду…       Сулиет подняла кинжал острием вверх, нежно прижалась щекой к синеватой стали. Потемневшие глаза смотрели куда-то вдаль, мимо старшей жрицы, застывшей в смеси ужаса и отвращения.       — Тебе ли не знать, как я добивалась власти, Аджая, — так же напевно сказала она. — Как убирала с дороги всех, кто мог помешать, карабкалась, обламывая ногти, зубами вцеплялась в каждую возможность подняться еще выше. Не гнушалась ничем: лестью, унижением, клеветой, подкупом. Даже ядом, если уж начистоту. Богиня — свидетельница, никогда я не хотела власти ради себя самой, только для блага других. Только для блага, Аджая! И кто был достоин больше меня? Кто был чище и бескорыстнее? Кто еще мог бы хоть завтра взойти на священный камень и не бояться держать ответ перед Младшей Сестрой? Ты бы смогла? — Она посмотрела на Аджаю, и та в ужасе покачала головой. — Нет? Вот видишь… Я только не хочу оставить свое дело незавершенным. Поэтому Совет не получит храмовую стражу, пока я жива. Она еще нужна мне: каждый человек и каждый клинок. В эти два месяца у меня для всех найдется работа. И не советую никому из вас пытаться мне помешать. Ни тебе, ни Ирмизе, ни прочим…       — Что ты задумала, Сулиет? — хрипло прошептала старшая предстоятельница, не узнавая собственный голос.       — Я решила с толком потратить оставшееся время, дорогая сестра, — ослепительно улыбнулась девушка, любуясь игрой рубинов на солнце. — Все, кто поганит мой город, понесут заслуженную кару. И больше никаких подземелий, никаких пропавших среди ночи. Салмине пора привыкать к честному и открытому правосудию. Вот уже месяц с лишним мои люди передают преступников городскому палачу для публичных казней. Вроде бы это не вызывало нареканий Совета? Вот и славно! А теперь очередь за теми, кто так или иначе до сих пор ускользал от правосудия. О, мои архивы все еще полны записей! Знала бы ты, Аджая, сколько в них доносов от наших благочестивых горожан, желающих жить спокойно и праведно! Можно укрыться от чего угодно — от гнева шаха, от суда богов… Но от глаз и ушей соседей не укрыться никому!       — Великая богиня, ты же зальешь город кровью! — выдохнула Аджая. — Наибу придется вводить сюда войска… Совет не позволит этого!       — Совет пусть готовит ритуал и не лезет в мои дела ради своей же пользы, — холодно сообщила Сулиет. — А наиб не имеет права вмешиваться в жизнь храмового города. Неужели я должна напоминать тебе такие простые истины? Да и зачем наиб области, благослови его Сестра, будет мешать правосудию?       В наступившей тишине Сулиет встала и, подойдя к алтарю, поправила согнувшуюся свечу. Аджая заворожено смотрела, как движутся острые лопатки, обтянутые тонкой тканью, как сияют золотом подсвеченные снизу пряди волос. Когда Сулиет наклонилась к алтарю, правая рука Аджаи медленно, словно сама по себе, скользнула в широкий левый рукав балахона.       — Поздно, дорогая сестра, — прозвучал звонкий насмешливый голос.       Предстоятельница, словно ужаленная, отдернула пальцы. Сулиет обернулась, по ее губам блуждала холодная улыбка. И Аджая все-таки сделала шаг назад под взглядом серо-зеленых глаз.       — Ты опоздала, старшая, — безмятежно сообщила Сулиет. — Года три назад у тебя еще могло выйти. Но не сейчас. Я давно научилась никому и никогда не подставлять спину.       Аджая, не поворачиваясь, отступила еще на шаг. И еще… Повернуться она рискнула только у самой двери, шагах в пяти от хозяйки кельи. Сулиет спокойно стояла, глядя на пожилую женщину, безуспешно дергающую кованую ручку.       — Заперто, дорогая, — утомленно подсказала она предстоятельнице.       Прекратив напрасные попытки, Аджая до боли прикусила губу, радуясь, что молодая мерзавка не видит ее лица, и, глубоко вздохнув, обернулась.       — Ну, и что это значит? — спросила она, пытаясь сохранить ровный холодный тон.       — Ничего страшного, — ласково улыбнулась Сулиет. — Во всяком случае, для тебя. Видишь ли, дорогая сестра, я ведь не могу просто вывести стражу на улицы города, для этого нужна веская причина. Или хотя бы повод…       Под задумчивым взглядом Сулиет старшая предстоятельница в немом ужасе вжалась в широкую доску двери, не сознавая этого. Девушка снова ласково улыбнулась.       — Нет-нет, Аджая. С тобой ничего плохого не случится. Можешь сколько угодно упрекать меня в непредусмотрительности, но мы обе знаем, что это не так. Не оставлю же я город на Совет, в котором главой станет Ирмиза. Ей непременно нужен противовес! И лучше тебя с этим никто не справится. Видишь, как высоко я ценю тебя, дорогая? А вот кое-кому другому придется поплатиться за слишком длинный язычок.       Сулиет с усмешкой проследила, как сжатая в крепкий кулачок левая ладонь старшей жрицы невольно нырнула в мягкие складки одеяния.       — Полно, Аджая, — все так же утомленно произнесла она. — Я прекрасно знаю, что Лаома вынюхивает для тебя мои секреты. Бедная маленькая Лаома! Она была так напугана тем, что я задумала, что очертя голову кинулась писать тебе эту глупую записку. Но мне все равно было необходимо с тобой повидаться, так что я только обрадовалась. Кстати, кто-нибудь еще знает, что написано в этой бумажке?       — Разумеется, нет, — с трудом вернула себе долю былой надменности Аджая. — А вот о том, что я отправилась к тебе…       — Да-да, конечно, — равнодушно перебила ее молодая жрица. — Ты все сделала правильно, дорогая, и получишь за это награду. Хорошо, что не придется убирать лишних свидетелей. Мне ведь нужно совсем немного времени! Так что ты недельку посидишь в очень уютной комнатке под этим храмом. Ну, может, две… Я найду, что сказать тем, кто придет искать госпожу Аджаю. А вот Лаома… Что ж, ее никто не заставлял предавать меня. Такая молодая, такая красивая! Известная всему городу своими добрыми делами и работой в больнице для бедных! Когда узнают, что воплощение добродетели и благочестия убили и ограбили, забрав несколько побрякушек, неужели Салмина не возмутится таким чудовищным злодейством? Как ты полагаешь, Аджая?       Она протянула руку и дернула тонкий шнурок на стене, который Аджая до этого не замечала.       — Дрянь… — прошептала жрица, стремительно бледнея. — Ты не посмеешь… Ты…       Унизанные перстнями пальцы бессильно разжались, уронив измятый клочок бумаги. Словно мгновенно одряхлев, Аджая привалилась к стене, тяжело дыша. Остановившимся слепым взглядом она видела, как открывается запертая с той стороны дверь. И как, пригнувшись, входит в келью пара дюжих стражников из личной охраны Сулиет.