* * *
Вокруг был свет и воздух... Целое море слепящего воздушного света! Или светлого воздуха? То и другое слилось воедино, так что Раэн никак не мог определить, чего же вокруг больше. Ну и ладно! Главное, что вволю! Это было первым, что он ощутил, вынырнув из чернильной бездны. Свет ударил по глазам, и Раэн зажмурился. Жадно и глубоко вдохнул, потом еще и еще, насыщая кровь, убеждая тело, что удушье больше ему не грозит. Потом словно со стороны пришла мысль: «Что за город, уже который раз теряю тут сознание...» Беспомощный разум ухватился за этот проблеск, принялся нащупывать в кладовых памяти потерянное название города. Салмина... Он был в Салмине! Потом — в ее подземельях. А сейчас? Следующим, что вернулось, оказался холод. Раэн задрожал, чувствуя, что промерз до костей, хотя где-то неподалеку вроде бы горел огонь — оттуда тянуло дымом и теплом. «Ну, зато жив! — утешил он сам себя и тут же поправился: — Откуда мне знать, вдруг покойники тоже мерзнут?» Мысли текли вязкие, ленивые. Шевелиться не хотелось, но очень уж было холодно. Раэн попытался поднять веки. Очень медленно и терпеливо, понимая, что зрение, привыкшее к подземному мраку, теперь должно приспособиться к свету. И все равно по глазам будто резанули ножом. Какое-то время он жмурился, потом смог моргать сквозь слезы, с каждым разом открывая глаза все дольше. Наконец, окружающий мир слегка прояснился. Наверху свинцово-серое дневное небо. Точнее, его кусочек, остальное закрыто чем-то черным, нависающим. Слева — блики костра, чье тепло Раэн чувствовал щекой, но на пламя глянуть боялся. Как же это было прекрасно! Просто лежать, наслаждаясь каждым глотком ледяного чистого воздуха, зная, что над головой не жуткая толща камня, а бесконечное пространство... И неважно, что воздух пахнет гарью, а небо виднеется в проеме черных обгоревших балок. Все равно чудесно! Вот если бы только не холод... Очень осторожно Раэн попробовал двинуть рукой. Тело наполняла странная неприятная тяжесть, мышцы словно превратились в кисель. Он что, опять свалился с дракона? Нет, это было давно... Очень давно, еще дома... Руки все-таки слушались, хоть и с трудом. Раэн поднес к самым глазам ладонь, покрытую грязью и кровью из порезов и ссадин. Под ногтями тоже виднелась запекшаяся кровь, пальцы мелко дрожали. Раэн уронил руку себе на грудь и опять глубоко вдохнул. Память, стремительно возвращаясь, злорадно подсунула целый ряд картин, одна хуже другой. Ощущения, что их сопровождали, были и вовсе омерзительны. Тьма... страх... Обычная человеческая жажда и неестественная тяга к чужой крови. Отвратительное ощущение полной беспомощности... Долгий жгучий экстаз укуса... Тридцать три преисподних и Бездна в придачу! Его укусил аккару, отсюда и слабость, будто в теле не осталось ни одной кости! Обычная кровопотеря? Или... Страх стремительно разгорался внутри, даже слабость отступила. Раэн подвигал головой — шея вроде бы не болит. Какие там еще признаки?! Сухость во рту. Боязнь солнечного света. Зуд в деснах... Горло першило так, словно он жевал песок, но это как раз естественно — долгая жажда и потеря крови. Да и рези в глазах от бледного сумеречного неба удивляться не стоит. Но неужели... По телу снова прокатилась дрожь — и на этот раз не от холода. По ране на горле тоже не проверить! У обычных людей, укушенных кровососущей нежитью, на коже какое-то время держится характерный след, похожий на легкий ожог, но его-то организм эти аккуратные проколы давно затянул... «Где бы зеркало достать? — мелькнула вроде бы здравая мысль. — Хоть бы зрачки и зубы осмотрел...» Зеркало? Он даже не знает, где находится! Или знает? Услужливая память прояснила очередную картинку: старый домишко пылает посреди неухоженного сада. Они смотрели на это вместе, Раэн и связанный десятник храмовой стражи. А откуда тогда балки, да еще торчащие под странным углом?! Домик должен был сгореть дотла! К демонам дом, есть вопросы поважнее. Точнее, один-единственный вопрос, зато какой! С балками, кстати, все просто. Это остатки не потолка, а пола. И лежит Раэн в подвале недоброй памяти домика, впрочем, исправно сослужившего свою последнюю службу. Колодец в подземелье он все-таки сохранил... А вот как Раэн из этого колодца выбрался?! И кто развел рядом такой славный костерок? Уж точно не он сам. Ох, как нехорошо... Рука настойчиво потянулась к шее, пытаясь нащупать след укуса. Чуть в стороне, где-то за спиной, раздался резкий, так хорошо знакомый Раэну смешок. — С пробуждением, колдун. — Благодарю, — выдавил Раэн. Ладонь, так и не отыскавшая ранку, конвульсивно дернулась. В глазах темнело даже от простого движения головой, но он все-таки ухитрился повернуться в сторону голоса, как никогда чувствуя свою уязвимость. Аккару обнаружился совсем рядом, в паре шагов от разделяющего их костра. Он использовал нишу в стене подвала как укрытие от солнечного света и удобно устроился в ней на толстом шерстяном коврике. Уютном таком, с пестрыми узорами по темной основе... Раэн покосился вниз и увидел, что сам лежит на точно таком же. А раньше и не замечал. Как и того, что укрыт вторым ковриком, побольше и помягче. Дернув за край, Раэн подтащил коврик повыше, закутавшись в мохнатую теплую ткань. — Долго я тут валяюсь? — облизав пересохшие и почему-то кислые губы, поинтересовался он. — Остаток ночи и половину дня. Оставь свое драгоценное горло в покое. Не настолько я глуп, чтобы обращать неизвестно кого. Никогда не встречал такого странного существа, если судить по твоей крови. — И как я на вкус? — уточнил Раэн, пряча смущение под язвительным тоном. Память подтвердила, что смутиться еще как стоило! Укус аккару оказался именно таким, как описывалось в научных трудах, только... намного сильнее. Не просто удовольствие, а экстаз, отнимающий способность мыслить и желание сопротивляться. «Это потому что аккару мне попался неправильный, — утешил сам себя Раэн. — Вот бы его все-таки исследовать...» — На вкус ты исключительно хорош, — последовал невозмутимый ответ. Серебристо-серые глаза насмешливо блеснули, и Раэн почему-то устыдился собственных мыслей. Да он даже не думал о препарировании! То есть давно уже не думал... Нельзя же так поступить с мыслящим существом! — Что ж, рад, что тебе понравилось, — криво усмехнулся Раэн, старательно пропуская намек мимо ушей. Тревога, скрутившая внутренности, постепенно разжимала когтистую лапу. Значит, плохо ему только от истощения и сильной потери крови? Это ничего, это поправимо... Да это же просто замечательно! Отвернувшись от собеседника, Раэн снова взглянул в тяжелое сизое небо, окаймленное черными штрихами балок. Ему хотелось плакать. Хотелось кричать что-то отчаянно и бессмысленное. Хотелось взлететь и парить в ледяной пустоте между землей и сырым туманом облаков, захлебываясь этой пустотой. Но вместо всего этого Раэн закрыл глаза и провалился в сладкую пелену то ли сна, то ли беспамятства. Второй раз он проснулся уже вечером. Костер продолжал гореть, и в подвале стало заметно теплее. Горячий воздух, конечно, поднимался вверх, но каменный пол подвала постепенно накопил жар, и от стен уже не тянуло такой промозглой сыростью. По сравнению с подземельем просто роскошь! «Где только взял дрова? — пришла ленивая мысль. — И покрывала... А главное, зачем ему так обо мне заботиться?» Истинную меру этой заботы он понял спустя несколько мгновений. Сначала показалось, что упоительный запах жареного мяса — всего лишь издевка голодного воображения. Но нет! Бывший узник подземелья, сидящий теперь у самого костра, протянул руку и поправил прут, пристроенный над углями на паре рогаток. — Я думал, аккару боятся огня! — растерянно сообщил Раэн, сглатывая слюну. Понятно, что его разбудило! Тут и мертвый поднялся бы! — И солнечного света... — Я же не лезу в костер голыми руками, — усмехнулся тот. — Что касается солнца... День был пасмурный, небо затянуто тучами. Если не лезть на самое солнце, можно и потерпеть. Он взял стоящую на полу глиняную бутыль и бросил Раэну. Бутыль упала на покрывало, Раэн с трудом ее поднял и поболтал. Внутри что-то плескалось. Руки-то как дрожат! — Допивай, — велел аккару, снял прут с углей и уложил почти сочащиеся кровью куски мяса на плоскую лепешку. Допивать? То есть он это уже пил?! Раэн вытащил пробку, отхлебнул. Кисло! Именно такой вкус был у него на губах при первом пробуждении. Гранатовый сок! С медом, чтоб совсем уж скулы не сводило. И травяной отвар, состав которого он узнал безошибочно, частенько случалось варить и другим, и самому себе. А еще слегка обжаренная печень... Пожалуй, такой лечебный набор назначил бы здесь от потери крови любой целитель. Странно только, что аккару в этом понимает. Раэн отпил примерно стакан, выдохнул, стараясь не морщиться, и не удержался: — Неужели сам составлял? Да ты знаток! — Всегда к твоим услугам, — усмехнулся аккару. — Но в этот раз взял у лекаря. Времени не было самому варить. Значит, мог бы и сам? До чего же странная нежить пошла! Раэн вспомнил пару обмолвок своего спутника в подземелье — он еще тогда заметил, что аккару изъясняется как ученый. Взяв лепешку с едва тронутой жаром костра печенкой, он принялся есть. Истощенное тело радостно восполняло силы, куски мяса и хлеба словно растворялись где-то на пути к желудку! Раэн покосился на аккару, тот выглядел умиротворенным и спокойным. Сытым. Думать о том, что это значит, не хотелось, но к чему себя обманывать? Поговорить им все равно нужно. «И что ты сделаешь, если твое спасение стоило кому-то жизни? — беспощадно спросил он самого себя. — Ты выпустил чудовище на волю. Сейчас у тебя просто не хватит сил с ним справиться...» — Значит, времени у тебя не было... — медленно повторил он. — Я должен был безотлучно охранять твое почти безжизненное тело? — язвительно спросил аккару. — Ну что ты! — в тон ему ответил Раэн. — Благодарю, что вытащил. И позаботился... Правда, не понимаю, как у тебя это получилось. Кажется, мы рассчитывали на другой исход. Воплощенный кошмар, сидящий боком к нему по другую строну костра, медленно повернул голову. Совсем как в подземелье, когда Раэн впервые проснулся в его обществе. И, как тогда, светло-серые глаза опять вспыхнули серебром, выдавая нечеловеческую суть аккару. Раэн отхлебнул еще пару глотков резко пахнущего снадобья, прислушался к себе. Голова кружилась меньше, но слабость пока и не думала проходить. Все-таки крови он потерял изрядно. Да, аккару не выпил его до конца! Но если бы не позаботился о костре и теплом одеяле, о пище и лекарстве... Пожалуй, Раэну пришлось бы плохо. В подземельях он был отрезан от источника волшебства, которым пользовался в этом мире. Восстанавливаться своими силами даже без еды и воды? Он чародей, это верно, однако у магии свои пределы возможного. И подобное лежит за ними! Может, он бы и не умер... Погрузился бы в сон, подобный смерти, и остался лежать под Салминой, ожидая либо случайного пробуждения, либо окончательной смерти. Не лучшая судьба! Раэн в упор глянул на аккару, пытаясь понять, почему все случилось именно так. Тот прикрыл глаза, спрятав их блеск, и неохотно заговорил: — Я же сказал, у тебя странная кровь. Она так богата Силой, что больше похожа на жидкую магию. Конечно, если есть магия, способная течь по венам и артериям. Когда ты напоил меня впервые, я был слишком голоден, чтобы размышлять. Но потом кое-что обдумал... Не знаю, кто ты, но человеческого в тебе не больше, чем во мне. Или станешь это отрицать? — Не стану, — вздохнул Раэн. Его собеседник снова усмехнулся, сверкнув глазами. — Значит, тебе хватило меньшего, чем мы думали? — Да, нескольких глотков оказалось достаточно, — лениво подтвердил аккару. — Тогда какого демона ты меня чуть не выпил?! — возмутился Раэн. — Потерпеть не мог? — Скорее, не захотел, — почти ласково сказал тот и доверительно понизил голос: — Никогда в жизни не пробовал ничего вкуснее — как было удержаться? Но заметь, ты все-таки жив. И даже наверху. — О да... — протянул Раэн, борясь то ли с раздражением, то ли со странной обидой, то ли со злостью на самого себя, самонадеянного болвана, который испортил все, до чего только дотянулся. — Я жив, я наверху, и ты меня не обратил. Кстати, почему? Нет, я не про обращение — тут все понятно. И правда, не стоить делать неизвестно что из неизвестно кого, а со мной именно так и получилось бы. Почему ты меня не выпил до конца? Раз уж было так вкусно! Аккару помолчал, глядя в костер, затем негромко ответил: — Ты меня отпустил. Конечно, не просто так, но эту просьбу я был рад исполнить. Не люблю оставаться в долгу. — И только?! — А тебе этого мало? — Аккару остро глянул на него поверх почти прогоревшего костра. — Ты и вправду забавный. Судя по крови, ты старше любого из живущих сейчас людей. И при этом сущий мальчишка разумом и нравом. Неужели эти игры в охотника — лучшее применение такому могуществу?! — Он осекся и снова заговорил тише, с тщательно показанным равнодушием, которому Раэн уже не верил: — Впрочем, это не мое дело. Мы заключили сделку, и я ее исполнил. — Как скажешь, — уронил Раэн и допил снадобье. — Что теперь? Останешься в Салмине? Лицо аккару, в свете догорающего костра будто высеченное из камня, исказила гримаса совершенно человеческого отвращения. — О нет! Меня тошнит от этого города и его жителей. Сыт ими по горло. Во всех смыслах! — Да неужели? — хмыкнул Раэн. — Ты уже третий на моей памяти, кто это говорит. Вторым, кстати, был я сам. До чего сходные чувства этот город вызывает у людей! — Людей? — поднял брови аккару. — Не придирайся к словам, — устало вздохнул Раэн. — То есть ты уедешь? — Теперь — да, — бесстрастно подтвердил аккару. Раэн прикрыл глаза. Милое веснушчатое лицо. Серо-зеленые глаза. Копна рыжих волос... Тонкие пальцы теребят кисточку кожаного пояска. Она была умной и сильной. Могла бы стать величайшей правительницей города, озарить души людей Светом. А вместо этого принесла в Салмину страх и боль. Свет, впрочем, тоже, только он превратился в жадное, поглощающее пламя. Кто в этом виноват? Сама Сулиет? Судьба, которая повела ее по такому пути? Люди, что искалечили несчастную девчонку, не зная и не желая думать, чем это обернется? Да кто и когда о этом думает?! Бесчисленное множество таких Сулиет умирает от голода, болезней, рук негодяев. Их смерть остается бессмысленной и неотмщенной! Но если месть все-таки случается, она бывает страшнее преступления... Раэн прикусил губу изнутри, пытаясь прийти в себя, вернуть ясность мыслям. У аккару и вправду было немного времени, но что для него человеческие замки? Стража? Даже не смешно... Магия могла бы спасти Сулиет, но... не спасла. Юная женщина, беззащитная и беспомощная, несмотря на всю силу, которой она себя окружила. Хозяйка Салмины! Луч солнца играет на кроваво-красных каплях рубинов... Такой ли красной была ее кровь? Или аккару не позволил ей даже пролиться? Хватило ли этого, чтобы насытить его месть? «Я приехал в Салмину охотиться на чудовище, — сказал себе Раэн. — Охота свершилась. Только вот с чудовищами вышло нехорошо, многовато их тут оказалось... — Тупая тянущая боль настойчиво обволакивала сердце, туманила голову. — Это ничего! Лишь бы Зеринге вовремя добрался до наиба, только бы тот не промедлил! Ни на один день!» А вслух он спросил: — Она долго умирала? Уже показалось, что аккару не ответит. Но спустя невыносимо долгое время из темноты, в которую стремительно погружался подвал, ровно прозвучало: — Нет. — Благодарю, — тихо откликнулся Раэн. Чутье на ложь молчало, то ли аккару был искренен, то ли с нежитью умения Хранителя не работали. Думать об этом не было ни сил, ни желания. Если узник Сулиет нашел способ с ней рассчитаться, не Раэну его судить. Говорить больше не хотелось. Думать, двигаться и вообще дышать — тоже. Хотелось молча лежать и смотреть в неровный прямоугольник бархатно-черного неба с россыпью крупных разноцветных звезд. «К ночи прояснилось, значит, ударит мороз», — безразлично подумалось Раэну. Аккару подбросил в костер несколько толстых веток, и пламя снова взлетело узкими ало-золотыми языками, рассыпая вокруг искры. Раэну показалось, что его непрошеный спаситель не просто поддерживает огонь, а греется возле него. Глупости, конечно, нежить не чувствует холода. Хотя именно с этим аккару ничего точно не понять. Отблески ложились на резкие черты неподвижного лица, красили в золотисто-багровый цвет потрепанную серую куртку. Что ж, им и в самом деле не о чем говорить. Все вопросы, которые Раэн так жадно хотел задать странному существу, куда-то исчезли. Не то время, не то место, да и обстоятельства не те... Он все-таки пропустил момент, когда аккару встал. Только что сидел напротив — и вот уже стоит у обгоревшей лестницы наверх. Серебро глаз мягко мерцает в темноте, с узких губ не сходит насмешливая полуулыбка — единственное, что осталось живого на высушенном временем и смертью тонком лице. «Все правильно, — подумал Раэн. — Да, он охотник на людей, и в другое время я бы прекратил его существование, посчитав это своей обязанностью. Но сегодня я должен ему. А долги надо платить». — Прощай, рожденный древней тьмой, — тихо произнес Раэн, вспомнив самое старое наименование аккару. — Прощай, колдун, — отозвалась темнота у лестницы. — Меня зовут Раэн, — усмехнулся чародей. — Пора бы уже и запомнить. — Я помню, — в тон ему прозвучало из темноты. — Мое имя — Витольс. И если передумаешь насчет вечности, найди меня. Резкий смешок замер в ночной тишине, пока Раэн ошеломленно хлопал ресницами. Витольс?! Аккару все-таки сказал ему свое имя?! Теперь слово «прощай» и вправду казалось некоторым преувеличением. Возможно, следовало сказать «до встречи»? Нет, конечно, он не собирается превращаться в нежить! Но вопросы так и остались не заданными! А пока хорошо бы заняться более важными делами. Например, выбраться наверх и решить, что делать дальше. Это аккару взлетел по лестнице, словно белка, а Раэн сейчас не в том состоянии, чтобы карабкаться по крутым ненадежным ступенькам. Но, похоже, придется. Разве у него есть выбор? Раэн вздохнул и снова посмотрел на небо, потом на костер, который сожрал последние ветки. Выбора у него нет. Как нет сил, магии, времени... Ничего у него нет, кроме ковриков, заботливо оставленных нежитью в подарок. И все-таки это гораздо больше, чем можно было рассчитывать! Так что Раэн сгреб костер в сторону, положил пару ковриков на прогретые камни, укрылся второй парой и от всей души понадеялся, что завтра у него хватит сил покинуть подвал. Где-то над головой пронзительно закричал сыч — наверное, устроил гнездо в заброшенном саду. В проем между балками весело мигали светлячки звезд, и редкие искры взлетали им навстречу от почти дотлевших углей, гасли и опускались вниз крупинками пепла. Сегодня ночью Раэн ничего не мог сделать для Салмины и ее людей, и от этого на душе было горько.* * *
Светлейший господин ир-Джантари позвал для беседы светлейшую госпожу ир-Дауд лишь на следующий день после их встречи, несомненно устроенной благими богами. Наргис едва слышала положенные любезности, которыми осыпал ее почтенный Айро — так у нее колотилось измученное тревогой сердце. И господин Айро, джандар Аледдина, оказавшийся еще и магом, словно понял это, потому что глянул сочувственно и, прервав учтивые речи, повел Наргис на мужскую половину. — Почтенный Айро! — спохватилась Наргис, когда они уже подходили к высоким дверям, разделявшим дворец. — Я не могу остаться со светлейшим Аледдином наедине! Прошу, позовите моего джандара Маруди. Или кого-то из женщин, с которыми я приехала. — Если светлейшая госпожа так желает, ее воля будет исполнена, — вежливо отозвался господин Айро. — Но госпоже не следует беспокоиться о соблюдении приличий. Светлейший Аледдин примет ее как наиб Тариссы, доверенное лицо пресветлого государя. А наместник шаха не может сделать ничего неприличного, ибо он действует по воле нашего повелителя, да продлятся его дни. — Простите, я забыла... — покорно отозвалась Наргис. И только решила, что рассказывать о своей беде наедине будет проще, как почтенный Айро спокойно добавил: — Если госпожа позволит, я буду при вашей беседе. То, что вчера случилось у дворцовых ворот, касается моей чести как джандара светлейшего, и я хотел бы все услышать из прекрасных уст госпожи. — Да, конечно! — заверила его Наргис и позволила себе несколько сладких мгновений злорадства, недостойного благородной дочери рода ир-Дауд. Наглецы, что ее оскорбили и едва не убили Маруди, будут наказаны! И поделом! А если бы на ее месте оказалась другая девушка, не имеющая защиты?! Джандар открыл перед ней дверь, поклонившись удивительно легко и даже изящно для такого плотного тела. Там, на улице, он показался Наргис чуть ли не старым, но теперь она видела, что почтенный Айро — мужчина в самом расцвете. Пожалуй, ему немного за тридцать, только темно-карие глаза, проницательные и слегка лукавые, окруженные морщинками, которые зовутся «дети смеха», делают лицо джандара старше на вид, но вместе с тем добрее и мягче. «Такое лицо было у светлейшего Шамси ир-Джантари, Лунного визиря, — подумала Наргис. — А значит, с почтенным Айро следует быть настороже. Вряд ли человек, многие годы служивший левой — наказующей — рукой государя, может быть простодушным добряком, и про джандара шахского наместника можно сказать то же самое. Если господин Айро и вправду таков, как я думаю, то человек он рассудительный и верный, но себе на уме...» — Светлейшая Наргис! Аледдин встал ей навстречу с невысокого диванчика, на котором сидел с книгой. Поклонился, и Наргис поклонилась в ответ, радуясь, что больше не нужно постоянно помнить про фальшивую личину и вести себя по-мужски. Как, оказывается, утомительно быть кем-то другим, не собой! — Светлейший Аледдин... Она улыбнулась и позволила почтенному Айро довести себя до того же диванчика. Аледдин, соблюдая приличия, пересел на самый край, и Наргис устроилась как можно дальше от него, а джандар и вовсе опустился на подушки, раскиданные по полу. — Моя госпожа, признаться, я удивлен. — Аледдин потянулся к столику с угощениями, налил кофе и поставил перед Наргис изящную чашку, расписанную золотом по синему фарфору. — Не ожидал, что вы прибудете таким необычным способом. Прежде чем ответить, Наргис поднесла чашку к губам, смочила их душистой горячей жидкостью и поставила чашку обратно на стол. Кофе и сладости у нее уже из ушей выплескивались, как метко и грубо заявила Аруджи. — Поверьте, в этом виновата не моя прихоть, — заверила Наргис и покосилась на джандара, который сидел тихо, улыбался благостно и всячески делал вид, что его здесь и вовсе нет. Прямо как любимый кот тетушки Шевари — отменный охотник не только на мышей, но и на кухонные припасы, только отвернись. — С нетерпением жду вашего рассказа, — кивнул Аледдин. — И все-таки позвольте узнать, что случилось вчера у дворцовых ворот. Не дело, когда правосудие медлит. О, с этим Наргис была вполне согласна! И, тщательно подбирая слова, чтобы не показаться совсем уж дурочкой, не способной о себе позаботиться, принялась говорить. О том, как прибыла в город, скрываясь в повозке трюкачей, как пришла к воротам дворца в надежде увидеть светлейшего ир-Джантари, как стражники оскорбили ее, посчитав то ли безумицей, то ли неприличной женщиной. И как Маруди ир-Бехназ вступился за нее, а потом им пришлось бежать... — Понимаю, — задумчиво отозвался Аледдин, когда Наргис рассказала все. — И прошу прощения, что в моем городе вам пришлось пережить такую неприятность. Моим людям нет оправдания, и они будут примерно наказаны. Поговорим теперь о ваших спутниках, светлейшая Наргис. — О моих? — удивилась она. — Они же ни в чем не виноваты! Заслуживают разве что награды, но я не смею обременять светлейшего моими заботами. Люди мои, мне их и награждать. О, конечно, она понимала, что прямо сейчас достойно отблагодарить новых друзей не может! Сама, как говорится, ест за чужим столом. Но Аледдин наверняка поймет ее верно и предложит помощь... — Награды они заслуживают, — бесстрастно согласился ее бывший жених. — Я уже распорядился, этим женщинам выдадут по сто золотых. — Благодарю! — радостно вспыхнула Наргис. — Обещаю, как только дядюшка узнает... Она по-детски прижала руки к груди, чувствуя, как щеки заливает румянец благодарности и смущения. А потом поспешно опустила взгляд — не подобает порядочной женщине так нежно смотреть на чужого мужчину. Даже если так и тянет заглянуть ему в прекрасные синие глаза... — Не стоит вашей заботы, драгоценная Наргис, — чуть улыбнулся Аледдин. — Теперь о наказании. Айро, что скажешь о колдовстве, которое применила почтенная Марей? Могло ли оно всерьез навредить моим людям? — Нет, светлейший, — отозвался джандар. — Позвольте сказать, что если бы эти болваны не сбивали друг друга с ног, пока метались у ворот, на них даже синяка не осталось бы. Девица Марей использовала громкие и блестящие, но безвредные чары. — К тому же применила она их для благой цели, поскольку спасала высокородную Наргис от грубости стражников... — продолжил Аледдин так же задумчиво. — Полагаю, уложением о моей охране мы можем пренебречь. И городскими правилами — тоже. Девица Марей не будет наказана, как и вторая женщина, хозяйка арбы. — Наказана? — растерянно повторила Наргис, едва уловив, что речь как раз про обратное. И посмотрела на Аледдина, от удивления забыв о приличиях. — Разве их могли наказать?! Они же... помогали мне! Разве они виноваты?! Светлейший, вы же сами говорили о награде! — Светлейшая Наргис, можно быть награжденным за доброе дело и наказанным за злое, — разъяснил Аледдин так мягко, словно говорил с ребенком. — Девица Марей применила колдовство рядом с дворцом наместника и против его людей, это карается плетьми или тюремным заключением, смотря по цели преступления. А иногда — и смертной казнью. Но от ее колдовства никто не пострадал, к тому же она спасала вашу честь, а может — и жизнь. Женщина по имени Аруджи виновна в том, что увезла возможных преступников с места преступления, но ее вина невелика, потому что Аруджи спасала себя и свое имущество, а о том, кто еще прыгнул в ее арбу, она могла и не знать. «Она спасала меня и Маруди! — хотелось крикнуть Наргис. — И Марей, которая прикрыла нас пеленой! Все она знала и поступила как настоящий верный друг!» Но вслух она ничего не сказала, только вдруг поняла, что Аледдин, который сидит перед ней, в самом деле не похож на того Аледдина, которого она знала. Или... все дело в том, что она как раз и не знала его?! — Решить судьбу вашего джандара несколько сложнее, — продолжил незнакомец, взявший лицо человека, с чьим именем на губах Наргис долгие годы ложилась вечером и вставала утром. — Вина его тяжелее. Он напал на людей шахского наиба, это карается смертью. Наргис похолодела. Ей показалось, что вокруг творится страшный сон, порождение темных джиннов, насылающих на людей кошмары. И тут раздался спокойный и рассудительный голос господина Айро: — Позвольте заметить, светлейший, что Маруди ир-Бехназ был на службе. Смертная казнь применяется к тем злоумышленникам, что действовали по своей воле, но за воинов, исполняющих приказ, отвечает их наниматель. А виноваты снова мои люди, нет мне прощения, недостойному. — Я помню закон, — спокойно отозвался Аледдин. — Это основание смягчить наказание, но полностью помиловать ир-Бехназа нельзя. Ему следовало немедленно увести госпожу, а не вступать в драку со стражей. Своей глупостью он еще сильнее подверг опасности светлейшую Наргис... — Я его прощаю! — торопливо и звонко от страха сказала Наргис. — И прошу для него помилования! Маруди молод и горяч, но он верный человек и послушный подданный нашего государя! Он не хотел ничего дурного! Ей представилось, что пока она нежилась в купальне, наряжалась и ела пахлаву, запивая ее иршаадским кофе, Маруди бросили в темницу! А она даже не спросила, где он, потому что... Потому что дура! Решила, что ир-Бехназу оказывают гостеприимство на мужской половине, а слова Аледдина о разбирательстве и наказании пропустила мимо своих длинных ослиных ушей! — Или тогда накажите меня... — Голос предательски дрогнул, но поверить, что Аледдин осудит на смерть ее... Это было попросту невозможно! — Почтенный Айро прав, за джандара отвечает его хозяин. Маруди спасал меня как умел, мне за него и расплачиваться. Она видела, что Аледдин колеблется, то ли не зная, что сказать, то ли обдумывая. И это было страшно — понимать, что он может размышлять в таком деле! Если Маруди казнят... из-за нее... как ей жить с этим?! — Светлейшая Наргис, вас наказывать не за что, — так же мягко сказал ей Аледдин. — Вы же не велели своему джандару напасть на стражу. За это нападение он заслуживает суровой кары, но за его причину — снисхождение. Стражники, которые вас оскорбили, получат по двадцать плетей, для Маруди ир-Бехназа я прикажу заменить плети розгами. Кроме того, ему надлежит внести в казну моего дворца сто золотых во искупление своего проступка перед шахской властью. И еще пятнадцать в казну Тариссы за нарушение порядка в городе. Вы меня понимаете? — Д-да, светлейший, — с трудом промолвила она. Немыслимое облегчение мешалось с такой же немыслимой обидой, благодарность — с возмущением. Та Наргис, которая безмятежно жила в родовой усадьбе, пожалуй, дала бы волю последнему. Наргис новая старательно придержала язык за зубами и только выдавила: — Но у меня с собой нет денег. Могу я просить отсрочки? — Отсрочки? — удивился Аледдин. Во всяком случае, брови на безупречно спокойном лице чуть приподнялись. — Вам не нужно об этом беспокоиться. Вы моя гостья, и мой долг позаботиться о ваших нуждах. Я сам внесу штраф за вашего джандара. Господин Айро, распорядитесь. — Да, светлейший, — отозвался тот, явно не видя в поручении наиба ничего необычного. А у Наргис окончательно голова пошла кругом! Она, конечно, свято верила, что правосудие должно быть беспристрастным! Что законы следует соблюдать даже в мелочах, что казна и карманы чиновников, которые за ней следят, это не одно и то же... Но ее отец был визирем, и кое-что о делах шахских управителей она слышала! Ладно еще пятнадцать золотых в казну Тариссы... Но чтобы наиб оплачивал возмещение ущерба самому себе из своего же кармана?! Это вообще как?! — Вы не пьете кофе, драгоценная Наргис, он вам не по вкусу? — Аледдин взирал на нее светло и ясно, Наргис торопливо взяла чашку и сделала пару глотков, совсем не чувствуя этого самого вкуса и запаха. И чуть не поперхнулась, когда бывший жених добавил: — Теперь, когда мы разобрались с этим незначительным делом, позвольте узнать, что привело вас в Тариссу и чем я могу вам услужить?