Языкастый

      В машинах меня всегда клонило в сон, и я наслаждался этим в полной мере: откинувшись на мягкую спинку или прислонившись к чуть вибрирующему ледяному стеклу, я то закрывал глаза, то вновь поднимал веки, чтобы ухватиться зрачками за подпрыгивающие провода и дорожные ограждения. Но в этой поездке сна у меня не было ни в одном глазу, и, вероятно, по этой причине час с лишним тянулся подобно половине дня. Привычный подголовник был на удивление неудобным, достаточно ровная дорога заставляла завтрак медленно подниматься по пищеводу, но частые сглатывания сталкивали его обратно в ноющий и сжимающийся от стресса желудок. Радио намурлыкивало ритмичные хиты прошлого десятилетия, мама подпевала вполголоса и барабанила пальцами по рулю, на что мистер Фишер с переднего пассажирского сиденья смотрел с обаятельной улыбкой — словно любовался прекрасной картиной любимого художника. Слева от меня, сцепив руки поверх брюк, сидел Филлип. Его лицо было всю дорогу отвернуто от меня и обращено к оконному стеклу. С одной стороны, это позволяло мне поглядывать на него и оставаться при этом незамеченным, но с другой… ему так же неловко, как и мне… Нам было тяжело смотреть друг на друга после поцелуя, первого и пока единственного, после моего внезапного заявления «Мы встречаемся!», однако это все было ступеньками, по которым нам вместе, рука об руку, необходимо было подняться, разобраться со всеми недосказанностями, определиться с желаниями и планами, чтоб в один коварный миг не полететь с этой лестницы вниз — ломать себе ребра. Сближение моей матери и отца Филлипа спутало карты, и без того лежащие поверх стола невнятной кучей, даже не ебанной стопкой…       С правого бока маминого авто лес за сетчатой оградой сменился рукавом дороги, окольцовывающим заправку и прилежащий магазин. Мать аккуратно выкрутила руль — машина свернула на более бугристый асфальт и вкатилась на парковку возле небольшого домика с туалетами.       — Мы уже приехали? — точно ребенок, спросил я, подавшись вперед, к промежутку между передними креслами.       — Почти. — Мать отстегнула ремень безопасности, то же сделал и мистер Фишер. Упс… Я так глубоко погрузился в размышления о своих и материных отношениях, что все это время рисковал при резком торможении протаранить своим телом лобовое стекло… — Я забыла купить крем от комаров — там он точно есть, — кивнула она в сторону магазина. — А вы с Филлипом разомните пока ноги: небось, все затекло от сидения на одном месте.       — В школе они, поди, дольше сидят без движения, — вслух подумал мистер Фишер, одновременно с матерью покидая салон. Хлопнув дверцами, они с подростковой непосредственностью вместе побежали под огромный навес заправки. Мать что-то покрикивала, смеясь и обращаясь к мистеру Фишеру на «ты», будто это с ним, а не с директором моей школы, они были всю жизнь знакомы. Сердце, отрастив крепкие цепкие руки, душило меня: в его темной-темной глубине я желал, чтобы мама и отец Филла не сошлись характерами, перестали сближаться и усложнять нашу с Филлипом ситуацию еще больше…       — Ты идешь? — окликнул я Филла, стоя уже на асфальте.       Он ответил нечто невнятное, пожал плечами и вылез из авто. Его хлопок дверцей на фоне моего — чих после выстрела в воздух. К двери мужского туалета я шел как обычно, Филлип — сутулясь, уткнувшись глазами в землю, держась за собственный локоть, как за поручень в открытом космосе. Я точно бы вел его на ебанный расстрел!.. Чтобы хоть немного развеять последнюю ассоциацию, я притормозил, притворно завязывая шнурок правого кеда; Филлип зашел в туалет один, я — через несколько секунд.       Внутри было не так обшарпанно и грязно, как я ожидал, а зеленые стены вообще напоминали о школьных коридорах — если бы вместо шкафчиков влепили узкие туалетные кабинки, открывающие ноги вошедших чуть ли не до колен. Удостоверившись, что только одна кабинка занята — Филлипом, я подошел к средней раковине, умылся, а также по ладошке ледяной воды для бодрости выплеснул на шею сзади и ключицы. Бело-рыжий реглан у ворота намок, потемнел, потяжелел и ощущался теперь как колье из снега, ссыпающегося по груди и спине. Я закрыл кран легким ударом кулака, волком взглянул в зеркало — на покачивающие каплями патлы. В тишине, нарушаемой лишь монотонным журчанием, мысли болезненно бились о стенки черепа. В отражении я видел под дверцей кабинки только пятки ботинок Филлипа, штанины — и этого мне было за глаза и за уши для начала разговора на не дающую покоя тему.       — Для меня ничего не изменилось… — непонятно к чему вдруг выпалил я. Сжав кулаки и поморщившись от собственного тупоумия, я пояснил: — То, что происходит между матерью и твоим отцом… ничего для меня не меняет… А для тебя?..       — …В понедельник будет тест по истории: я готовлюсь к нему, не переставая, — донеслось из-за ветхой деревянной дверцы после продолжительной паузы. — У меня, элементарно, нет времени думать об этом… Забот полон рот…       — Никогда не говори это в туалете, — глупо ухмыльнулся я, и Филлип рассмеялся, закрывая молнию:       — Дурак!       — Не-е-ет, я не намекаю на те мерзости, о которых ты подумал. Я имел в виду отсосы через дырки в перегородках.       — Прекрати, — смущенно просмеялся Филлип. Дверца скрипнула, открывшись: он, пунцовый, прошел мимо меня к крайней раковине. Широкая стыдливая улыбка растягивала его губы, волшебным образом подсвечивала невинные глаза, пока Филлип мыл руки. Словно завороженный, я не мог отвести взгляд от его пальцев, чувственно потирающих друг друга, смывающих мыльную пену со светлой кожи…       — Мне нравится твой смех, — сказал я. Это звучит куда лучше — безопаснее, чем актуальное для меня в тот момент: «Я хочу, чтоб ты коснулся меня…»       Филлип выключил воду мягким движением кисти. Побоялся поднять взор на меня, застрял им на стене, где-то посередине между раковиной и покрытым разводами зеркалом.       — А мне нравится твой…       — Смех? — с серьезной миной уточнил я, и приглушенный хохот Филлипа вновь наполнил туалет:       — Ну, конечно же, смех! Что еще-то?.. — Впервые он окончательно потерялся в неловкости, попытался растопить эту льдину «братским» ударом в плечо, но жест получился нелепым и засмущал его еще больше.       Я подал ему руку помощи — или же, наоборот, решил окончательно его потопить: подступив вплотную, положил ладони на талию, будто готовясь танцевать с ним медляк. Филлип поднял лицо, и кофейные радужки приковали меня, за одну секунду лишили разума. Все, что оставалось мне, так это неотрывно глядеть на них, хмурясь пустоте в голове…       — Хуй, — неуместно выдохнул я, и Филл вздернул бровями.       — Что?..       — Ты спросил: «Что еще нравится?»       Он выпустил наружу краткий смешок, отведя взгляд.       — Постоянно — шутишь ты, а стыдно мне…       — И так будет не только в плане юмора, — честно кивнул я, скользя пальцами до худых плечей Филлипа, идеально умещающихся в моих влажнеющих ладонях. — Если тебя это раздражает, не устраивает во мне, сразу скажи…       …лучше прекратить все сейчас, чем через месяцы, когда я привяжусь к тебе еще больше… Не уверен, что выдержу, если во второй раз дорогой человек выскажет мне, насколько я нестерпимо груб и резок в выражениях… На патефон мысленной речи из памяти легла грампластинка с записью звонкого рассерженного девичьего голоса, и мое лицо посмурнело, пусть я и прикладывал все усилия в попытке не отразить на нем всколыхнувшуюся боль. Филлип вздрогнул — рассмотрел всего меня и этим напугал обоих нас. Его холодные от волнения подушечки дрожаще накрыли мою щеку, и, повинуясь моменту, я наклонил голову к нему, почти сомкнул наши губы, еще помнящие тот умопомрачительный первый поцелуй…       Наружная дверь открылась со щелчком опустившейся ручки: я толкнул Филлипа от себя прочь — и вовремя, потому как на грязный кафель ступили ботинки мистера Фишера. Он остановился, разглядев перед собою нас: Филл держался за крайнюю раковину, спасшую его от падения; я тяжело дышал — сердце сделало прыжок с трамплина и треснулось до искр из глаз о дно бассейна!..       — Мальчики, не стоит здесь пихаться, — озабоченно проговорил мистер Фишер. — Пол может быть скользким, Вы травмируетесь.       — Да, — кивнул я, — простите, сэр.       — О, не волнуйся, все хорошо, — заверил он меня, выставив перед собой ладони. — Я не ругаю, это простое предостережение. Кстати, Сьюзен искала тебя: хотела спросить что-то по поводу покупок для пикника. Она в магазине, найдите ее. Филлип, посмотри там, что тебе нужно купить, а я сейчас вернусь.       Я подошел к двери первым, оглянулся, не услышав позади шагов. Филл стоял у раковины, держась за нее обеими руками. Он уже полностью восстановил равновесие после толчка в грудь, но никак не мог собрать мысли, рассыпавшиеся по ледяному кафелю.       — Филлип? — окликнул его я. — Ты в порядке?       Он оглянулся медленно, как если бы все его тело противилось этому — не желало смотреть на меня… Его брови были жалобно сведены вместе, губы — тонки и бледны, а всплеснувшиеся в глазах разочарование и обида сподвигнули мое сердце пропустить удар. Филл взирал на меня так, словно я его предал, а я лишь отчасти понимал, чем заслужил такой взгляд.