Бесстрашие

Джин оказывается достаточно храброй, не показывая грусть, отвлекаясь, загруженная работой, безостановочно смотря на входящие сообщения телефона, постоянно держащего высокую громкость, чтобы не пропустить ни одного оповещения. «Сейчас он позвонит и извинится», самоуверенно надеялась Ан, захваченная пленяющей тревогой неизвестности от каждодневного молчания парня. Неощутимую перемену настроения певицы замечают не сразу, похвально завидуя актерскому мастерству рушащейся маски. Девушка совершенно не собирается отклоняться от графика, расстраиваться из-за маленькой, ненужной ссоры, присущей любым парам. «Ну, вспылила немного, чего обижаться», откровенно не понимает брюнетка, изучая фанкамы, взглядом облизывая, смаргивая ненужные слезы, наполнявшие слизистую, охваченной проблемы. — Мужики козлы, — злостно выпаливает девушка, отшвыривая арбузный смузи, растекающийся лужицей грязи на белом, паркетном полу танцевальных практик. — Джин, — округлив глаза, удивленно смаргивает Сола, оставшаяся подольше прорепетировать, — Все хорошо? — Это несправедливо, — возмущается негодующая брюнетка, скрещивая руки на груди, — Я вообще не виновата, — ведет монолог, понятный только ей, — Какое право он имеет злиться? — Так, так, так, — радостно качает головой подруга-блондинка, — Кто-то поссорился? — спрашивает, получая в ответ заторможены кивок, — Так беги мериться, малышка, парочки часто сорятся, это нормально, — визжит старшая подобно мамочке, стараясь поднять настроение, обнимает щекоткой. — Эй, — злится Ан, — Я не буду мириться. Я не виновата, — уворачивается от рук подруги, отшвыривая тяжелым носком кроссовка пластиковый стаканчик подальше, в противоположную стену, провожая взглядом грязную, ярко розовую дорожку жидкости. Так проходит еще неделя. Неделя злости, вмещающейся на неодушевленные, ни в чем неповинные предметы, поднимающие настроение в другие дни. В воскресный выходной девушка решает устроить генеральную уборку, настаивая самой себе, уговаривая исправить грязь, появившуюся в жизни, выкидывая оставленные парнем для ночных посиделок накопившиеся предметы в урну, уносящую воспоминания на свалку. Только спустя пять минут, достав зубную щетку, она кладет ее в сумку, собираясь наведаться к парню, отдавая такой нужный для него предмет. Джин просто хочет отдать зубную щетку и совершенно не хочет посмотреть на светлые волосы, светясь, расходящиеся на летнем солнечном ветру; не хочет окунуться в омут забываемых каштановых глаз, останавливающих сердце галактикой, находящейся внутри; не хочет последний раз поцеловать глубокие ямочки, вызванные искренней улыбкой, нежной манерой любимого. Поняв истинные мотивы своего сердца, Ан закутывается мягким пледом, обещая себе не плакать, рассматривая потолок пожелтевшей спальни, глушащей звуки ритмичного передвижения улиц, оглушая звук ломающегося, бьющегося сердца, идущего на огонь. Огонь, появившийся в льдинах, разожженный человеком, неуместно решившим взять ответственность, согревать, умеряющую, индивидуальную душу. Девушке кажется, будто свет близко, рукой подать, и она рядом, только вот лед трескается, сразу намачивая ледниковой, пробирающей до костей водой ноги, бессильно болтающиеся в жидкости. Пробовать бороться до последнего, похоже, единственный шанс на спасение, сопротивляться, жить в заданном ритме каждодневных репетиций, спортивных тренировок, истощаясь мыслями. Настолько отвлекаться, карабкаясь дрожащими руками, по скользкой льдине, уносящей прежнюю жизнь, так мало счастливо продлившуюся. В какой-то момент Джин все-таки вода поглощает, утягивая обессиленное тело, не желавшее больше сопротивляться завлекающему течению, тянущему на морское дно. И вот девушка лежит под горой одеял, греющих разгоряченной печкой, а внутри все равно холодно, одиноко, чувствовать себя на глубине незнакомого, черного места, послужившим утешением для оплакивания придуманных чувств, исполнившихся секундой света, гаснувшего маленькими светлячками рассвета, обратно окуная в морозность бытия. Чувства обуглились, затупились брошенными словами, нежеланием действовать, собирая частички сложного пазла недопонимания. Такой момент запоминается бесчувствием к вещам, окружавшим постоянно, живущим, не видя, какая Хиросима внутри взорвалась. Но Ан чувствует склизкие водоросли лиан, зеленых пленителей, обмотавших ноги, тянувших под влажные, рассыпчатые пески, под корни несбывчатых мечтаний. Конечно, лианы чувствуют характерный стержень внутри певицы, создаваемый куполом непролитой слезинки сопротивления, нежелания признаваться в очевидном, разрывающемся сердце решении. Гады растения, умоляющие заполучить душу, обматывают горло листьями воспоминаний, накручивая, придумывая обидчивым мозгом брошенные слова, окончательно перекрывая кислород, заставляя потерять сознание, забыться сном на одну ночь, служившую утешением. И утешение приходит в лице подруги, сказавшей быстро собираться, вылезать из кокона одеял, собираясь начать веселиться ночью. Джин, не желавшая наряжаться, завязывает тугую, высокую гульку, надевая спортивный костюм, растянувшийся на коленях. — Он сказал, — грустно начинает Джин, рассказав историю ссоры, крутя пульт от караоке-телевизора в руках, — Сказал, что наша группа ничто, если я так легко могу признаться всем в чувствах. Сказал, что он, великий лидер, стоит больше, чем я. — Он не мог так сказать, — строго говорит ХвиИн, откинувшись на спинку дивана. — Но он сказал, — обиженно тянет брюнетка, не собираясь отступать. — Ты как всегда преувеличиваешь, — забирает пульт подруга, — Давай начнем веселить. — Я не хочу, — отбирает пульт обратно певица. — А что ты хочешь, — негодует Ин, охваченная гневом пессимизма подруги, — Если вы решили расстаться, то отлично. Больше не хочу говорить о нем, и давай не называть его имя, пока в край не напьемся. Я что, зря караоке оплатила, — обводит руками закрытую комнату, подсвеченную диско шаром, старшая, предвкушая скорейшее начало веселой ночи. — Мы не решили расстаться технически из-за того, что я вспылила, — оправдывается Ан, не намереваясь начинать бессмысленную так называемую вечеринку, заставляя подругу тяжело вздохнуть, злостно вырвать пульт, начав настраивать нужную песню. — И вообще, — Джин бубнит в диван, ложась боком, — Хочу бубен. Хочу, как в дорамах с бубном на шее сидеть в больнице и знакомиться с молодым доктором. Через семь часов пыток в виде сорванных голосов, белевшей головы от выпитого соджу желавшего выйти наружу, девушки действительно сидели в травмпункте, ожидая очереди, приводящей их к снятию проклятого бубна, непонятно откуда появившемся на шее Ан. —Я такая дура. Я сама во всем виновата, — начинает брюнетка, зарываясь лицом в ладони. — Мы говорим о бубне? — пьяно не понимает подруга. — Нет, — твердо заявляет та, запуская руки дальше в волосы, по манере обруча зачесывая их назад, — Мы говорит про того, чье имя нельзя называть. — Я думала нас сейчас волнует только бубен, — закатывает глаза ХвиИн, — Ты всегда можешь пойти к нему. Ну правда. Хватит убиваться, просто поговорите. — Не думаю, что он хочет разговаривать, — печально отвечает певица. — Рискни, — засыпая, проговаривает блондинка, — Не попробуешь, не узнаешь.