Don't let go of my hand...

Свет, пробивавшийся сквозь ветки деревьев, с вызовом ложился на лицо мирно спящих парней, призывая проснуться, будто бы говоря, что они спят уже лишком давно. Чонгук недовольно щурится, приоткрывая глаза и осматриваясь вокруг - Мин спит крепким сном, прижавшись щекой к дверце, а на улице слишком светло для четырех часов. Он поднимает телефон и смотрит на время, глаза его в удивлении расширяются и он мигом выпрямляется - полседьмого. Они проспали лишних два с половиной часа! Младший будит спящего Юнги, осторожными толчками, тот только недовольно фырчит и переворачивается полностью на бок, съезжая с сидения на коврик под ногами. От неудобной позы, в которой им пришлось проспать всю ночь - тело ломит, шея затекла и болит, а старший издает протяжный недовольный звук, когда спина неприятно хрустит. "- Уже полседьмого" - коряво выводит Чонгук и покидает автомобиль, чтобы умыться из бутылок с простой водой, которые взяли как раз на такой случай, сходить по нужде и принести с заднего сидения хоть немного еды, а после помочь и Юнги проделать все то же самое. Последний от полученной информации просыпается быстрее, чем если бы его окатили ледяной водой. Как он и ожидал - ему всю ночь снились кошмары - крики, грохот взрыва и шум бьющихся стекол, однако даже это не заставило его проснуться, усталость накатила лавиной и только сейчас он думает, что перед тем, как уснуть нужно было завести будильник. Пускай Чонгук его бы не услышал - услышал бы Юнги, потом уже разбудив младшего. Утро было просто невыносимо холодным, вылезать из машины - словно в холодную ночь из-под теплого одеяла - совершенно не хотелось. Мин недовольно возникал и хмурился, когда Чонгук пытался помочь ему умыться практически ледяной водой, но в ответ получал только обиженно надувшиеся щеки и грозное "ты ответишь за это", что ничерта не вызывало страха, зато заставляло улыбаться, наблюдая за таким недовольным парнем. Снова в путь они отправились только через полчаса, когда небо затянули дождевые тучи, а в воздухе повис запах озона, первые капли коснулись лобового стекла и полил настоящий ливень. Холодный до такой степени, что пришлось врубать кондиционер на полную мощность, чтобы салон машины как можно быстрее нагрелся, не позволяя парням окончательно околеть. Они медленно, но стали уже привыкать к такой жизни. Чонгук к виду бесконечной дороги, Юнги - к шуршанию шин по асфальту. Иногда думалось, что они всю жизнь так и проведут, катаясь по этим нескончаемым путям, вечно убегая, прячась и уносясь вдаль в поиске лучшей, на самом деле для них, хоть какой-нибудь спокойной жизни. В которой нет вечной угрозы, где за ними никто не гонится, а по утрам шумно кипит чайник и пахнет ароматным кофе или мягким чаем. Где смысл жизни просто быть рядом и чувствовать размеренное дыхание другого, когда по вечерам ложишься спать. Где мир бьет яркими красками даже для слепого, и наполнен греющими душу звуками для глухого. Где они чувствуют себя одним целым, особенными, даже со своими недостатками. Ливень кончается через часа три, когда они проезжают мимо маленького городка, было такое чувство, что все это время он следовал за ними, так и норовя где-нибудь поставить "подножку" водителю, чтобы тот ненароком разбился или съехал с трассы прямо в, так и норовившие затянуть их в свои безмолвные пучины, море. Город, в котором они остановились, чтобы заправиться и купить каких-нибудь напитков, находился на самой границе стран, подъезжать к ней было точно самоубийством. У Юнги с того самого момента, как они проснулись , было ощущение, что случится что-то плохое, сердце билось не впопад, а неприятные мысли о прошедшем дне добавляли масло в огонь его беспокойства. Сначала он все списал на дождь, что давление скакануло и прочие "старческие" проблемы, как он выразился, улыбаясь, когда Чонгук поинтересовался у него, "что не так?". Но дождь закончился, а тревога била в колокола с еще большей силой, заставляя парня сжимать кулаки на хрупком стаканчике с кофе, когда они вновь сели в машину и покинули маленький, уютный городок, направляясь вдоль границы по все той же трассе. К слову, она была одна, лишь редкие ответвления к деревушкам, храмам и историческим руинам, которые оказывались тупиками, приходилось разворачиваться и ехать дальше по уже привычной им дороге. Совсем скоро они, наконец-то, доедут до крупного города и Чонгук надеется, что сможет там где-нибудь поменять машину на менее заметную, не красную желательно и чуть меньше по габаритам, чтобы спрятать было легче. Он как-то не подумал об этом, когда одалживал ее у друга. Хотя можно было бы просто перекрасить ее в другой цвет - тоже хорошая идея. Денег пока что у них хватало, но совсем скоро придется думать и об этом, все-таки чем-то нужно, как минимум, заправлять машину. Заниматься воровством не хотелось, на работу не примут - их лица без устали светились в новостях круглыми сутками. - Мне не хорошо - читает Чон по губам, после того как поворачивается, глядя на дергающего его за рукав, парня. Обеспокоенно смотрит и не может понять, остановить машину или ничего серьезного, продолжить путь дальше. Он останавливается на первом варианте, паркуясь с боку, съезжая с трассы, когда Юнги болезненно морщится, хватаясь за желудок. Чонгук мигом выскакивает из машины, оббегая ее и открывая дверь с другой стороны, помогая выйти музыканту. Того выворачивает практически сразу же, стоит им сделать пару шагов от машины - отравился, похоже за прошедшее время путешествия, еда в машине порядком подпортилась, тогда почему с Чонгуком все в порядке? Он морщится. задумавшись и дает Юнги бутылку с водой и пару таблеток. Хосок, однако, довольно предусмотрительный. - Уже лучше - еле шевеля губами, говорит старший и сгибается от новых спазмов - ничерта не лучше, тошнить практически нечем, голова начинает болеть. Чонгук быстро все с заднего сидения сгребает на пол, что-то кидает в багажник, оставляя лишь теплый плед, помогает парню лечь на, довольно широкое, сидение и немного поспать, чтобы восстановиться. "- Я поеду тише" - проводит он по бледной холодной ладони и, укрывая Мина пледом, закрывает дверь, обходя машину, садится за руль. Тяжело вздыхает и мысленно перебирая всех всемогущих, выдуманных и официально существующих Богов, религии которых имели место быть, прося, чтобы его хену стало лучше. Он готов был стать верующим, но вряд ли это "всемогущее" будет на их стороне. Он со всей силы сжимает руль и, выжимая сцепление, давит на газ. Сейчас главное доехать до города, а там и передохнуть можно по-хорошему, сходить купить лекарств и пройтись по намеченным планам. Спустя какое-то время, Чонгук улыбается, в зеркале заднего вида замечая, как в клубочек сворачивается спящий Юнги, как на бледных щеках появляется легкий румянец - "ему лучше" - проносится в мыслях, все-таки где-то в этом мире, есть чертова справедливость, его опасения позади. Он давит на газ сильнее - город совсем близко, еще около двадцати минут езды и они на месте. Их еще одна маленькая победа -очередной день подходит к концу и можно смело ставить и напротив него галочку, гордо вскидывая голову и усмехаясь смерти в лицо, говорить, что и в этот раз она осталась на том берегу, далеком, где до них ей не достать. Что они ей оказались не по зубам, которых и вовсе нет, высмеивать ее старческий, пугающий образ, явно чувствуя свое превосходство и победу, по крайней мере этим днем. Очередной крутой поворот, до въезда в город каких-то пять минут езды, он снижает скорость и поправляет зеркало заднего вида, чтобы отчетливее видеть парнишку, а тот открывает свои затуманенные глаза и трет их кулаками, зевая и потягиваясь. Чонгук усмехается, умиляясь такой картине и вновь смотрит на дорогу, что едва виднеется за высоченной горой, все-таки нельзя строить такие резкие повороты на трассе, мало ли что может случиться. Старуха ужасающе скалится, обнажая беззубый рот, смеется, упиваясь наивностью загордившихся глупцов и смотрит слепыми глазами в свой потрепанный вечностью дневник - всему свое время. Пора бы уже... Чон практически выкручивает и ставит рулевое колесо в изначально прямое положение, выравнивая машину и заканчивая поворот, как резкий скрип тормозов проезжается по ушам Юнги, а сам он валится между сидениями, ударяясь головой о что-то твердое, недовольно шипит и уже готов высказать все парню за рулем, вытягивая руку и желая ухватиться за его рукав, но не успевает, слышит стук закрывающейся двери и теперь дверь открывается рядом с ним и старший не понимает что происходит, ровно до того момента, пока не улавливает, разъедающую перепонки, сирену полицейских машин с обеих сторон - перекрыли дорогу. Сердце ухает к самым пяткам и он чувствует на своем запястье ладонь Чонгука, все такую же горячую и слегка шершавую, что сжимает сильно, но не так, чтоб до боли - бережно и аккуратно, даже в такой плачевной ситуации. Парень дергает слепого на себя, словно прося вылезать и тот повинуется, сбрасывает теплый плед и тянется к младшему, вцепляется, словно в спасательный круг, выскакивает наружу. Холодный ветер бьет по щекам, а со стороны слышатся голоса, чтобы те не сопротивлялись и сдавались добровольно. Юнги чувствует, как младший переплетает их пальцы вместе и крепко обнимает, стискивая в своих объятиях - бежать некуда они окружены. Теперь в ловушке и если подумать, то они всегда в ней были. С самого начала, как встретились, а может быть, даже раньше. Весь этот чертов мир - одна сплошная тюрьма и чтобы сейчас с ними не сделали - это будет конец. Чонгук ничего не выводит на его ладошке, только целует загнанно куда-то в висок, словно боясь не успеть, а Юнги поднимает голову, отрываясь от горячего тела парня - Не отпускай меня - произносит одними губами, так, чтобы видел один младший и сильнее сжимает его ладонь в своей - Что угодно, только не отпускай - его губы дрожат, руки трясутся от страха потерять, он снова крепко прижимается к парню и чувствует, как сильные чужие руки, обхватившие его поперек и за плечи, вцепившиеся болезненной, невыносимой хваткой в его тонкие и ослабшие, тянут прочь от Чонгука, а последнего от него - Пожалуйста Чонгук! - кричит уже, пытается вырваться, знает, что тот его не услышит, но искренне надеется, что он все еще не отводит от старшего своего взгляда. Так и есть. Художник смотрит загнанно, испуганно, как его хена берут в охапку и оттаскивают, как его самого скручивают, сцепляя руки наручниками за спиной. И внутри обоих сейчас самый настоящий шторм разворачивается, сметая напрочь отстроенные города, разве они не заслужили хоть капельку счастья? Сердце болезненно изнывает, кровоточит уже, кажется, не кровью, а чем-то черным и отвратительным и Чонгук, ударив одного из служителей закона, вырывается, бежит на встречу, чтобы забрать обратно свое - не отпустит, не отдаст, трупом ляжет, но мальчика своего в обиду не даст, никому не позволит так с ним обращаться. Ему бы кричать что-то, но голоса... ебаного голоса нет, слышать бы крики Юнги, но кто-то сверху решил, что он этого недостоин. Около десятка мужчин, что-то кричат, говорят, но ему-то все равно, зато видит, как направляют пистолеты, как еще что-то кричит Юнги, кривясь в гримасе ужаса и страха, он уже почти рядом, еще пара шагов - подожди, его светлый, слепой мальчик, совсем скоро обнимет снова, прижмет к своей горячей груди, сожмет крепко-крепко, впитает любимый запах. Чон видит, как старшего почему-то отпускают, как другие в миг расслабляются, опускают оружие и, кажется, больше не кричат, смотрят напугано и он не понимает почему. Почему Юнги замирает и не кричит больше, не тянется к нему, не зовет. Не понимает и то, почему шаги стали даваться так тяжело и он падает на асфальт. На холодный, сырой и перед глазами уже не так любимый им парнишка, а небо, серое, грязное, готовое вот-вот разрыдаться. Как там Юнги спрашивал, верит ли он в реинкарнацию? Надеется... - Чонгук!!! - два выстрела заглушают всех присутствующих, словно мир ставят на паузу, не дают ему даже вздохнуть, у всех перед глазами молодой парень за мертво падает на землю, а Мин тонет в этой, умертвляющей все внутренности, тишине. Он кричит надрывисто, так, что связки срывает и стоя на коленях, ощупывает сырой асфальт перед собой. Парня больше никто не держит, он закашливается от собственного крика и вновь зовет - Что происходит, Чонгук? Где ты?! - голос дрожит и срывается, то на хрип, то на стоны и поскуливания. Он плачет, рыдает, заходится в криках и все зовет, зовет, зовет. Душу наизнанку выворачивает и не понимает, почему все так резко замолчали, после этих гребаных выстрелов. Правда наотрез отказывается посещать разбитое сердце и болезненно пульсирующую голову. Он все еще его ищет, медленно передвигаясь, ощупывая перед собой воздух - Чонгук... пожалуйста... ответь мне, Чонгук.... Возьми меня за руку, прошу... Он вновь заходится в рыданиях, но не останавливается, делает шаг за шагом, пока остальные наблюдают за его болью, кто-то отворачивается, есть и те, кто ушли по своими машинам, не в силах смотреть на это. Парня от боли на части рвет и никто его не трогает, никто не говорит ничего, словно издеваясь - он пытается найти того, кого уже нет, пытается дозваться его с того света, кто-то в толпе фыркает и говорит, то выглядит жалко, но Мин этого не слышит, у него в ушах одно единственное имя набатом по вискам и два выстрела. Нет, пожалуйста... Тэхен с Чимином подъехали в тот момент, когда тело младшего упало на асфальт, когда единственный крик оглушил весь этот ебаный мир, они так же замерли, не в силах сделать и шагу, броситься на помощь, да хоть что-то... Ким только стукнул кулаком о дверцу автомобиля и завороженно смотрел, как метка на его запястье медленно исчезает, следил за каждым пропавшим миллиметром, будто бы в силах это остановить, мысленно приговаривая "нет, нет, нет, не может быть, пожалуйста, только не это", а Чимин сорвался с места. Когда рука опустилась на хрупкое плечо, Юнги резко оглянулся, да с такой надеждой в бьющемся сердце, что Паку подумалось - лучше бы он его позвал, не позволяя лишний раз облегченно вздохнуть и обрадоваться. - Кто? - похоже, все-таки, нет. Хватка Чимина совсем отличалась от чонгуковой. Тот всегда прикасался к нему нежно и осторожно, словно боялся навредить, из-за чего Мин часто подшучивал, говоря, что он не хрустальный, не разобьется. - Это я - Чимин - тихо произносит и чувствует, как старший вцепляется в его руку мертвой хваткой, на его умоляющем лице разбитая улыбка, переполненная болью и страданиями до краев, грозящаяся вот-вот выплеснуться, затопить всех присутствующих к чертовой матери. - Чимин, помоги мне! - хриплым голосом просит он - Я не могу найти Чонгука! Он должен быть где-то здесь! А Пак смотрит на мертвое тело в пару метрах позади музыканта и ничего не говорит. Он не может разбить и без того сломанного паренька, не может причинить боль своей паре, он уже сделал это однажды и вот, во что это вылилось. Все-таки он оказался самым виновным из всех - сжимает серебряный браслет в кармане, ему еще лучшего друга хоронять, за руку все не прекращает трясти Юнги. Он умоляет, просит слезно, его боль наружу осязаемо вырывается, все ее чувствуют, даже небо, пустившие на них первые капли дождя. - Пожалуйста помоги.... - хрипит и все слышат, как ломается крепчайший стержень, очень сильного человека.