жвачка

      Шинсо устало выдыхает, вечерний поток посетителей позади. Парочка студентов, уставшая работница турагентства, мужчина, каждый раз снимающий обручальное кольцо за пару минут до прихода его спутницы. Всё как обычно, люди, их жизни — всё проносилось мимо.       Наконец, последний выжатый клерк закрывает за собой дверь, Хитоши развязывает фартук, суёт его комом под стойку. Натягивает поверх чёрной футболки растянутый белый свитер (вряд ли редких клиентов, попадающих в его сверхурочные часы, волнует внешний вид персонала), выключает порядком надоевший уже плейлист и включает радио, выкручивая громкость на минимум.       Женщина, вещавшая на волне, предупреждает о страшном ливне и грозе, которые усиливались к югу.       Шинсо безразлично и лениво последовал взглядом к окну. И правда, дождь, пару часов назад робко моросивший, разошёлся не на шутку.       Дверной колокольчик слабым перезвоном оповестил о гостях. Бариста, уже приготовившийся вздремнуть, сначала раздражённо вздохнул, но увидев кто пришёл, радостно улыбнулся.       — Миледи, какими судьбами?       Высокая девушка, с аккуратно собранными волосами, в кремово-сером тренче, поставила промокший зонт у порога.       — Здравствуй, Хитоши, — Яойорозу приветливо улыбнулась, отстукивая каблуками и снимая на ходу верхнюю одежду. Она подошла к парню и невесомо поцеловала его в щёку, оставляя еле заметный след от помады.       — Я закончила работу здесь неподалёку, решила забежать пока жду такси. Угостишь кофе?       — Для вас — всё, что угодно, — Шинсо сымпровизировал довольно скверный, но очень галантный реверанс, чем вызвал усталый, но искренний смех. — Шото должен скинуть тебе отчётность за этот месяц на следующей неделе.       — Боже, мальчики, мне так с вами повезло, вы правда очень помогаете мне. Пока родители в отъезде навалилось много дел, стараюсь всё успеть.       Хитоши ставит перед ней горячий напиток. Девушка греет пальцы о кружку и блаженно вздыхает.       — Запах чудесный!       — Бейлис, — бариста довольно улыбается.       Они проболтали ещё минут двадцать. За Момо приехала машина, она попрощалась и аккуратно закрыла дверь, почти не потревожив злосчастный колокольчик.       Шинсо выудил из рюкзака конспекты и стал работать с домашкой. Нужно же иногда её делать и хоть иногда появляться в универе.       Было немного за полночь, дождь не стихал. Шинсо задумчиво отпил наскоро приготовленный растворимый кофе (на вкус премерзкий) — для себя он редко старался. Лампы периодически мигали — видимо, перебои. Он думал, может, закрыть кофейню и домой, людей в такую погоду всё равно ждать не приходилось, но тащиться куда-то решительно не хотелось. За окном не было видно ничего, только плотная стена воды и яркие подсветки здания напротив — звуковой студии, где писались эфиры разных радиопередач и прочее в этом духе.       Прошло ещё какое-то время, прежде чем дверь кофейни отворилась. Шинсо отреагировал не сразу, как-то проморгав уже ставший привычным звон.       — Хэй, котик, — это был тот самый мужчина, приходивший днём. Его и без того вьющиеся волосы спутались чёрными кольцами из-за дождя, но промок он не сильно, хотя при нём и не было зонта. Работает на студии — сообразил бариста.       — Я ещё не успел соскучиться, вы могли и повременить с визитом, — то ли язвит, то ли флиртует — чёрт разберёт.       Мужчина едва-едва улыбается, будто снисходительно. Но выглядит чуть потерянным.       — Хочу курить, — выдаёт вдруг Шинсо, опираясь об прилавок.       — Пойдём, — гость ведёт плечом.       Хитоши не особо понимает, что происходит: он на автомате закрывает кофейню изнутри, выключает свет, ведёт за собой в служебное помещение, оттуда к пожарной лестнице и на тесную площадку с небольшой крышей.       — Мы вместе нарушили закон, скажи мне своё имя, чтобы я смог дать показания против тебя.       Мужчина непонимающе поднимает бровь, Шинсо на это хохочет и указывает пальцем на выцветший знак «курить запрещено».       — Шота Айзава, — подкуривает, улыбаясь, задумчиво затягивается, смотрит в сторону на водный занавес.       Шинсо садится на перила, ограждающие лестницу, курит свои дешёвые сигареты с ментоловой кнопкой. Свитер на нём раздувает, слегка морозит; он делает жадные, почти подростковые тяги.       — Пошли.       — Пошли?       — Ну, я не то чтобы нуждаюсь в цветах и конфетах, можешь даже с родителями не знакомить.       Больше они не сказали друг другу ни слова. Айзава просто, поддавшись неясному порыву, снимает пружинистый ободок, высвобождая сиреневый вихрь, пряди падают на лицо и путаются. Хитоши смущается, кажется, хочет что-то сказать, но как-то не клеится, так что он просто держится за его руки у локтей, просто тянется, просто целует. Всё и правда выходит поразительно просто.       Шота поднимает его под худощавые бедра, сажает на подоконник. Стекло холодит спину даже через одежду, а руки горячие, и этот контраст сносит крышу. Вдруг звук, нездешний и неправильный, режет уши. Айзава раздражённо зажимает телефон плечом. Молчит буквально секунду.       — Заши, отъебись, у меня появились дела.       Шинсо не может сдержать смешок, только сейчас понимая абсурд ситуации. Он закрывает ладонью лицо, продолжая глупо улыбаться.       — Дела это я или секс без обязательств?       За это получает укус в предплечье, на что глухо шипит.       Запоздало приходит мысль, что он не сделал что-то важное, что-то не дававшее ему покоя. Запуская тонкие холодные пальцы в чёрные кудри, он успокаивается, закрывает глаза — они действительно такие мягкие, какими казались.