Истинная Хроника о Мастере Времени

      Первая мысль ребенка была, как вы уже догадались, «Ну и черт со всем этим!». Мгновение спустя он, правда, совершенно забыл и кто такой черт, и о чем таком «этом» велась речь, но мысль все равно осталась, хоть и совершенно непонятная. Нелепое маленькое тельце — гораздо меньше, чем ангельское, но малыш уже не помнил, с чем сравнивает, — сжимало и проталкивало куда-то дальше. Все вибрировало и шевелилось, — и пугало. Еще один толчок — и голова словно во что-то уперлась, еще один — начала пролезать. Малыш не дышал, не мог, его все пугало, он ничего не помнил и ничего не понимал, и просто хотел увидеть что-нибудь вместо этой непроглядной тьмы.       Толкнуло еще раз, еще раз и еще — ему казалось, что он вот-вот задохнется, — малыш вдруг вздохнул, почувствовав носиком щекотание воздуха. Уши его тут же прорезались криком — не его, чужим, — тельце так и оставалось неподвижным, стянутым, еще толчок, толчок, толчок — и он смог пошевелить ручкой, ножкой. Что-то хлопнуло его по спине — от неожиданности малыш заплакал. Его положили на что-то твердое, холодное, колючее, оставив совсем одного.       Послышались звуки, похожие на причитания. Ребенок приоткрыл один глаз, потом второй и увидел в свете раскрытой двери два силуэта, лежащих рядом с ним. Один, неподвижный, издавал звуки, больше похожие на смесь сопения и шипения, а второй силуэт держал голову первого, сгорбившись над ним. Они о чем-то едва слышно говорили, и первый о чем-то попросил второго. Горбящийся силуэт подполз к младенцу, взял его на руки и протянул к первому. Тот взял его, мягко, нежно, и малыш увидел, что это женщина. По её красным щекам текли слезы, а грудь едва-едва поднималась. — Посмотри на неё, — сказала женщина. Младенец ничего из этого не понимал. — Малышка инфанта из рода Тоушен. Она такая красивая… — Похожа на тебя, — проговорил скрипучим старческим голосом человек рядом. Ребенок не мог повернуть к нему головку и не видел его, только слышал. — Да, — со счастливой улыбкой согласилась женщина. Слезы не переставали течь из её глаз. — Как жаль только… — Внезапно глаза её закатились, рука обмякла, а звук застрял в горле и тут же вышел сдавленным сипом. Грудь застыла колесом и опала. Голова чуть склонилась в сторону. Последняя капля из них вытекла, протекла по горячей щеке и капнула с подбородка на грязную подушку.       С трудом повернувшись, малыш посмотрел на второго человека. Им была старуха, сидящая рядом с женщиной на коленях. Секунду она смотрела на неё стеклянным взглядом, — а может две или три, — потом закрыла лицо руками, собрала воздуха в грудь и пронзительно закричала. С надрывом. Горько. Не обращая внимания на маленького ребенка, лежащего на груди у мертвой матери. Её боль была так сильна, что она будто ослепла, ничего не видела и ничего не чувствовала, только лишь непроходимую боль, которая заглушила все остальное. Её голос срывался и переходил в визг, а руки, костлявые, грубые руки, вырывали седые волосы из головы. Она выла, плакала и выла, потому что не знала, что делать дальше.       А ребенок, как ни странно, молчал. Он лежал, слушая пустое молчание в груди женщины, и это молчание стало для него всем.       Прибежавшие на крики соседи пытались образумить несчастную старуху. Они чем-то её поили, — при этом она продолжала гулко рыдать, захлебываясь в собственных слезах, — пытались успокоить. Одна девочка, совсем еще маленькая, смуглая, взяла малыша на руки и начала чем-то обтирать. Неподвижную женщину несколько мужчин стянули с единственной в комнате кровати и куда-то вынесли.       Никто не замечал еще одного ребенка, сидевшего в углу мальчика. Он был черноволосый, черный от грязи, и, сидя на полу, скользкими руками плел корзину.       По маленькой комнате туда-сюда бегали люди. Они много о чем говорили, дергали старуху, пытаясь с ней заговорить, что-то спрашивали у маленькой девочки, держащей младенца. Та отрывисто всем отвечала, не прекращая качать малютку и удивляясь тому, как малыш молчалив. Он только лишь хлопал мутными глазками, и все. Лежал на руках у этой девочки, завернутый в тряпку, и в ушах его звенело все тоже молчание.       Беготня длилась долго, даже очень. Но когда она закончилась, маленький покосившийся домик утонул в тишине. Не было слышно ничего — ни ветра с улицы, ни скрежета камней у двери — абсолютная тишина. Мальчик и тот бросил свои корзинки и сидел, скрестив ноги, и смотрел на грязные пальцы.       Девочка, еще недолго покачав малышку, уложила её на кровать, что-то негромко сказала старухе, сидящей на коленях у кровати и зарывшейся лицом в солому, а потом ушла, шепнув мальчику на прощание, что все обязательно будет хорошо. Мальчику было уже пять лет, и он прекрасно понимал, что если за пять лет всей его жизни было все плохо, то сейчас все точно будет не лучше.       Когда все ушли, старуха все так же продолжала сидеть на полу, а мальчик поднялся и подошел к кровати. Он несколько минут в полном молчании смотрел на малышку, а потом тихо, но четко проговорил: — Ты убила мою маму.       А малышка только хлопала глазками.       Такие страшные слова! Мальчик был абсолютно уверен в виновности маленькой девочки, что даже начал в голове разрабатывать план мести, думал, «почему бы не утопить в колодце?». Разве не страшно? Бедный мальчик — ему всего пять лет, всего пять, а он уже думает в таком взрослом ключе, о таких взрослых вещах и сам пытается решить, жить человеку или нет! Но о чем я: все дети в Средневековье были слишком взрослыми.       Старуха вдруг подняла голову и посмотрела на внука: — Нет, Лино, — прошептала она едва слышно, — это не она убила её. — Я сам видел, — хмуро сказал Лино. Решительность его в миг покачнулась. — Твою маму убила не она, мальчик мой, — старуха, едва двигаясь, вытянула ноги и села на пол. — Твою маму убил король. — Моего брата тоже убил король, потому что он ушел на войну, которую он сделал, — Лино сжал кулаки, — и маму тоже убил король? Мама не была на войне!       Старуха устало кивнула два раза и закрыла глаза. — Это правда-правда не она? — спросил еще раз мальчик, расслабляя пальцы. — Не она. — Тогда она будет моей сестрой, — Лино взял младенца за ручку. — Привет. Как тебя зовут?       Старуха пожала плечами. На лице её висели сосульками волосы, и она смотрела сквозь них пустыми глазами на пол. — Мама говорила, что она инфанта Тоушен… Я ведь тоже Тоушен? — спросил еще раз Лино. — Да. Ты Тоушен. — Тогда тебя будут звать Инфанта Тоушен, — мальчик подергал свою сестру за ручку, будто здоровался с ней. О значении слова «инфанта» он не знал, и думал, что это просто такое замысловатое имя.       Старуха усмехнулась — она-то значение знала, — и поднялась на ноги. Когда она стояла, её тело казалось сложившимся втрое. — Идем, — произнесла она и, шаркая, направилась к выходу, — у нас есть дела.       Лино пододвинул сестру подальше в стенке и убежал вслед за бабушкой. Малышка Инфанта Тоушен осталась совсем одна лежать на колючей соломе и смотреть в потолок.       В деревне из нескольких хижин, тесно прижатых друг к другу, бабушку Лино и Инфанты называли «бедной женщиной», имея под таким прозвищем сразу же два значения слова «бедный» — несчастный и без денег.       Эта женщина жила здесь с самого начала, она пришла сюда вместе с первыми поселенцами. У неё был муж, он умер от болезни, ослабев от голода. Были дети — пять человек. Точнее семь, но двое умерли, едва появились на свет. Один из них ушел на войну вместе с внуком и не вернулся. Второго насмерть затоптал конь феодала. Третью насильно выдали замуж, и муж забил её до смерти. Четвертый спился. У пятой жизнь сначала складывалась весьма неплохо: она попала во дворец и стала прислуживать у самого короля, отправляя жалованье матери. Несколько раз она приезжала домой, в один из таких приездов в доме появился Лино. Одинокий сосед, с которым часто виделась счастливая пятая дочь, начал помогать старухе материально, с жалостью смотря на грязного, но смышленого мальчугана, у которого были его глаза. Спустя много времени женщина приехала к матери еще раз — с огромным животом и слезами на глазах. Старуха, конечно, знала про отца, но молчала по просьбе дочери.       Внуков у Бедной женщины тоже было много, но и те все умерли. Единственной опорой теперь был Лино — умный и храбрый маленький мальчуган, который всегда и во всем был согласен помогать своей бабушке, никогда не вредничал и любил всех на свете.        Единственно, кого он не очень любил — так это взрослых усатых дядей, которые всем мешают жить. Они приезжали в деревню очень часто. Недавно в соседнем доме умер старик, который любил после работы вырезать из дерева кораблики для малышей, — так такой дядя приехал и тут же увел у него корову, как сказал сын покойного, «чтобы заиметь наследство». Или в самой дальней хижине пару недель назад девушка выходила замуж на юношу, который жил на земле другого усатого дяденьки, так её родители отдали такому дяде много очень большой выкуп. Еще Лино часто видел усатых дядек на охоте. Они мчались за зверем по крестьянским полям и уничтожали урожай, которого и так было немного.       На самом деле Бедная женщина себя чувствовала отнюдь не бедной. Она всегда и везде находила хорошие стороны, и лишь в самые тяжелые моменты обычно чуть ухмыляющуюся старуху скорченную несуществующей пока болезнью «ревматизм» было не узнать.       Инфанта росла так же, как и все дети в Средневековье: если она что-то хотела, то начинала орать как резаная. Это не потому что у неё характер такой, а потому что иначе до бабушки с братиком было не докричаться, слишком уж они далеко работали от хижины в поле. Обычно прибегал Лино, но не всегда, давал выпить козьего молока, и убегал обратно. Когда Инфанта научилась ползать, Лино притаскивал её с собой в корзинке, оставлял на свою подругу из соседнего дома — Белен, которая вместе с остальными девочками помогала взрослым собирать сено в тюки и одновременно присматривала за малышней, которую нельзя было оставить дома, — а потом Лино опять убегал.       Собрав рожь, Бедная женщина вместе с Лино продолжали работать, теперь уже в маленьком огородике близ дома. Инфанта, конечно, с ними — лежала на соломе вся в грязи и смотрела, как работают другие.       К Бедной женщине часто прибегали соседи — помочь. То грядку вскопать, то Лино помочь забор починить, то просто прибегали, давали немного яблок, винограда — что у кого в избытке выросло. Иногда те же соседи посылали своих дочек посидеть с Инфантой или помочь Лино воды принести, да много чего. Бедная женщина всегда благодарила за любую помощь и в долгу не оставалась. Она была умная, и часто лечила легкие хвори у соседей и их детей. Её не считали ведьмой — была бы Бедная женщина ведьмой, её бы никто не звал «бедной», — и все её любили и уважали.       Всё лето семья Тоушен провела в делах и заботах, как, в общем-то, и все жители деревни.       Лино часто ходил на речку вечером и возвращался с тиной в волосах, без домотканой рубашки. Он использовал её как мешок, и, пока шел домой, собирал с диких деревьев урожай: в один день лимонов достанет кислючих, часть еще зеленых, в другой — персики, мелкие, твердые, ярко-оранжевые, в третий — где-то груши нашел. И так каждый раз: старуха отпускала его на речку, а под ночь уже ждала, чего Лино принесет сегодня.       Инфанта знала о любви только с рук девочек и Лино, который почти всегда был слишком занят, чтобы поиграть с ней. Старуха же почти никогда к ней не подходила, только разве что покормить соседским молоком или подмыть.       Наступила осень. И тогда у всех были дела: собрать осенний урожай, сделать одежду на зиму, заготовить пропитание для семьи и животных и так далее. Почти весь октябрь ушел у Лино на то, чтобы сделать перегородку, — старая развалилась, её проели жучки, — и поставить её. В ноябре за эту перегородку отвели скотину, чтобы она не замерзала в хлеве.       Единственным источником тепла зимой был очаг — небольшая ямка, окруженная камнями, в которой горел огонь, а над ним висел котел на железном треножнике, вот и все. Инфанта часто сидела у него на соломе и заворожено смотрела на огонь. Однажды она решила потрогать его, пока никто не видел, а потом долго плакала от боли. К счастью, отделалась лишь слегка обожженными пальцами.       В хижине пахло чем угодно, но только не привычным для нас с вами уютом и едой. От перегородки воняло зверьем и их фекалиями, которые ежедневно выносились. Пахло соломой, грязью, песком и деревом, а стоя у стены с сетями можно было почувствовать чудной речной запах. Инфанта только один раз была на речке — когда старуха в октябре ушла на ярмарку в соседнее поместье, а Лино нужно было ловить рыбу. Ей нравилось трогать сети и нюхать их, но потом она за это получала нагоняй от брата: «Зачем их путаешь?!» — кричал он возмущенно.       Однако хоть он и кричал, Лино любил свою сестру. Они часто сидели вместе у огня, и Лино снова плел свои корзины, следя, чтобы единственный источник света не угасал, — окна без стекол были заткнуты тряпками и соломой, без огня стало бы совсем туго. Старуха сидела у прялки в углу и пряла озябшими пальцами.       Зимой в крестьянских домах холодно, голодно и сыро. Но никто не отчаивался, ведь такое было каждый год. Дети с соседних домов часто прибегали к Бедной женщине, и та рассказывала им истории о прекрасной храброй девушке, которая спасала выдуманные страны от выдуманных опасностей, а Лино любил пугать всех ребят по вечерам у очага страшилками.       Белен с подругами тоже приходили в гости. Они играли с Инфантой как с котенком и смеялись, когда она гукала или плакала, если они забирали её слишком далеко от Лино. Девочки тут же прозвали брата «малым папашей», но Лино на такое прозвище только плечами пожимал: что такого в том, чтобы любить свою сестру?       На праздниках Бедная женщина сделала Лино сюрприз: приготовила у соседей рождественский пирог с засахаренными фруктами, которые Лино собирал еще летом. Рождество они провели всей семьей, старуха рассказывала о рождении Иисуса, мальчик вгрызался в пирог, а Инфанта сидела у него на коленях и смеялась каждый раз, когда Бедная женщина произносила имя Сына Божьего. И Лино, и его бабушке казалось, что она смеется, потому что ей нравиться это имя, но на самом деле Инфанта и вправду находила его очень смешным.       Весной, когда сошел снег, Лино снова работал в поле вместе со старухой, они собирали озимую рожь. Инфанта была вместе с ними — она ходила между бороздами, хваталась за колосья и повторяла за другими крестьянами слова. Иногда неприличные.       Во время перерывов Лино вместе с Белен играл с сестрой. Они ловили прятавшихся зайцев и мышей, а однажды Лино поймал большую и жирную крысу. Он хотел посмотреть, что будет, если ей связать лапки, но крыса участвовать в его затее не хотела — укусила и убежала, а Лино еще долго дулся.       Вечером они втроем сидели за грубо сделанным столом, на скамейках, ужинали и болтали. Инфанта тоже принимала участие — изредка издавала странные звуки и смешила этим брата.       Так проходил день за днем — с одного поля рожь убирали, на другое сажали, третье оставляли. А вечером все были вместе.       За весной пришло лето, за летом осень и все шло как всегда, год за годом. Инфанта не знала больше никаких мест кроме маленькой деревушки из пятнадцати домиков, не была нигде дальше речки, и её это вполне устраивало.       Она росла вместе со всеми остальными детьми деревушки, играла с ними, гуляла, попадала в неприятности и выпутывалась из них, помогала бабушке и Лино, бегала к соседям — помочь и за помощью. Инфанта вставала вместе с петухами, орущими у соседей, собирала корзинку с едой и вместе с Бедной женщиной и Лино выходила в поле, или в огород, или в лес, все как раньше, чтобы помогать им, а вечером они возвращались домой, уставшие и обессиленные. Старуха уже едва могла двигаться, поэтому тут же садилась за свою пряжу — единственное дело, чем она могла заниматься после долгого дня, а дети продолжали работать: Инфанта кормила козу и трех куриц, Лино чинил ботинки, одежду или латал дом — у него постоянно протекала крыша, — или помогал сестре драить несчастную загнившую хижину.       И даже в неурожайное время семья Тоушен жила без слез: все дети из деревни забирались в леса, искали плоды и ягоды, ловили рыбу и вообще буквально не выходили из-за деревьев, пока не принесут чего-нибудь съестного в дом.       Год за годом. Месяц за месяцем. День за днем.       В деревне все жили по понятиям чести. У людей, в общем-то, кроме чести и не было ничего, и честь, собственное достоинство и достоинство своей семьи было на первом месте. Инфанта росла в общей атмосфере, в которой каждый человек заслуживает уважения, заслуживает, чтобы его выслушали и поняли. Не раз и не два девочка видела, как жители, разозленные новыми поборами феодалов, шли разбираться с ними с вилами и топорами. Умения постоять за себя, ценить себя были высокозначимыми — не сосчитать, как много Инфанта дралась тайком от Лино, чтобы показать, что совсем она и не слабенькая девчонка, которой её называют.       Чем больше умел человек, тем больше он ценился в деревне — никакой иной расценки любви к людям не было. Никто не делил других по внешности, по богатству, только по мастерству, по способностям. Едва Инфанта подросла и поднатаскалась в ведении хозяйства у Бедной женщины и Белен, её тоже начали уважать, как и мастера на все руки Лино.       Время шло. Деревня не менялась. Мир не менялся. Все оставалось прежним, таким знакомым, таким обычным, таким справедливым. Все, как и должно быть.       Хижина ветшала все больше, все чаще Лино её латал, все чаще Бедная женщина оставалась дома, поручив своему старшему внуку всю работу. Белен начала заглядываться на Лино и все чаще прибегала в дом помогать, а Инфанта ревниво посматривала на брата — это ведь только её Лино, и ничей больше!       В один из июньских дней наша уже повзрослевшая семилетняя Инфанта развешивала выстиранное белье. Старуха сидела на камнях у входа в хижину и расчесывала козу, а Лино ушел с Белен в поле, — к обеду Инфанта должна была принести ему еды. Внезапно на главной дороге, — она, впрочем, была тут единственная дорога, — со стороны леса показался пыльный столб. Лето начиналось жарко, удушливо, а в воздухе пахло солью.       Инфанта с интересом выглянула из-под большой рубашки Лино, висевшей на веревке гигантским парусом — на вырост. Мимо хижины, даже не притормозив, проехала большая крытая повозка с двумя черными лошадьми. Внезапно кучер остановился рядом с соседским домом.       Все дети тут же посыпались, как горох, на дорогу. Инфанта тоже выскочила — интересно ведь, — и подбежала к карете. — Не надо здесь собираться, отходите! — закричал человек, который сидел рядом с кучером. — Отходите!       Но кто его послушал? Всем интересовались, зачем приехала такая большая карета — гости в маленькую деревеньку заезживали нечасто.       Пока кучер спрашивал дорогу у хозяина домика, дети пытались взобраться на подмостки и взглянуть внутрь. Человек соскочил из козел и бросился их отгонять, но разве справиться он с целой сворой ребятишек?       Когда кучер все же понял, куда ехать, карета исчезла, — он даже не проверил, остались ли еще глупые дети на подмостках. Два мальчика свалились и упали на дорогу, когда лошади тронулись, порасцарапали себе колени, носы и с победным видом подскочили, бросившись к своим друзьям: — Там какой-то дед! — закричали они весело. — Он такой страшный, как из болота вылез! — они засмеялись.       Под общим натиском любопытных ребята рассказали, что в темноте этой повозки было плохо видно, но в ней сидел старый-престарый дедушка, весь покрытый ракушками, а его волосы были похожи на водоросли. Странного деда тут же назвали «болотником» и у одной девочки чуть старше Инфанты появилась мысль, что его везут королю как шута.       Мысль всем понравилась, и незанятые дети принялись играть в «болотника», а те, кто был занят, наскоро все закончили и присоединились. К сожалению для Инфанты, ей нужно было идти к брату, а потом она осталась помогать на поле и в тот день не играла. На следующее утро Лино попросил сестру помочь ему снова, потому что Белен сегодня должна была остаться дома приглядывать за младшими. Инфанта, конечно же, с радостью согласилась. Однако Белен не появилась ни на следующий день, ни позже. — Странно, — сказала вдруг как-то Бедная женщина за ужином, — как не выгляну на улицу — никого нет. И дети куда-то пропали. — Так все на поле ж, — Лино отгрыз кусок хлеба. Его общественные порядки мало волновали: он был занят своей семьей, этих забот ему хватало. — А дети? — удивилась старуха. — Да нет никого на поле, — Инфанта вытерла губы и поставила пустую чашку на стол, — только мы сегодня были, да и все. Ты не видел? — Знаешь, я был как-то занят работой, а не разглядыванием поля, — съязвил Лино и скуксился. Как ни крути, а жители деревни не выходили из своих домов, и нужно было узнать почему. — Я завтра схожу к Белен и узнаю. Её я тоже давно не видел.       На следующий день Лино вышел в поле и, снова никого не увидев, как и обещал, пошел к своей подруге. Бедная женщина попросила Инфанту сходить в лес, поискать ягод, пока брата не будет дома. Девочка послушалась — какому ребенку неинтересно в лес ходить? — взяла корзинку и пропала с концами до самого вечера.       Уже когда звезды зажглись на небе, и выглянула из-за облаков луна, Инфанта вышла на дорогу с полной корзиной всякой всячины и, счастливая, направилась к дому.       Еще не успела девочка перешагнуть за порог, как услышала крик старухи: — Не входи!       Инфанта захлопнула дверь и отошла на пару шагов от хижины. Такой возглас её, мягко говоря, напугал.       Спустя время Бедная женщина вышла, хромая, с маленькой корзинкой в руках, прижав платок к лицу. Она поставила корзинку, ручка которой была обмотана тряпкой, на землю, сняла тряпку и носком подтолкнула её к внучке. Та в недоумении взяла её и растерянно посмотрела на бабушку. — Мне нужно, — проговорила она едва слышно, — чтобы ты меня послушала и сделала все, как я скажу, понятно?       Инфанта в страхе кивнула. — Запоминай: сейчас ты, — прямо сейчас! — пойдешь по дороге, туда, — старуха указала в ту сторону, куда несколько дней назад уехал кучер. — У каждого встречного, кто покажется тебе дружелюбным, спрашивай, как пройти к Овьедо, ясно? Иди туда, куда они говорят, а если спросят, кто есть ты, отвечай, что ты — Инфанта и больше ничего. Как дойдешь до ворот, пускайся по окружным путям и спрашивай, как добраться до замка, у всех спрашивай. Отвечай так же, если спросят, зачем тебе! Отвечай что ты — Инфанта! Все поняла? — Да! — чуть не плача проговорила девочка. — Не ной! Когда доберешься до замка, скажи страже, что тебе нужно встретиться с королем! Зачем?! — Я — Инфанта, — девочка шмыгнула носом и грязным рукавом вытерла слезы. — Именно! Когда король увидит тебя, передай ему слово от Доротеи! Скажи мол, ты её дочь, ясно?! — Да! — Инфанта разрыдалась в три ручья. — А теперь бегом! Пшла туда, куда велено!       Девочка, плача, прижала к себе корзинку и со всех ног пустилась вдоль дороги, не замечая ничего вокруг.       Старуха, кряхтя, вернулась в дом. Лино сидел на скамейке, поджав ноги, и смотрел на то, как горит в очаге маленькое пламя. Оно отражалось в его больших, карих глазах. Его взгляд не двигался и был будто мертвым. — Надеюсь, она не заразилась, — проговорила Бедная женщина, укладываясь на кровать. — Оспа — это не шутки…       Лино вздрогнул и перевел взгляд на свои руки. Сегодня он ими сдерживал кричащего от боли соседского мальчика, брата Белен, который уже начал покрываться язвами.