Пустошь

      Микаса радостная ворвалась в комнату капитана. Он сидел в кресле и читал книгу. Как всегда, мужчина был безразличным ко всему, что его окружает. Его мысли сейчас предвкушали скорую вылазку на гребаном корыте. Леви ненавидел мотоциклы, но ему приходилось ездить на них. Его искусство управления двухколёсным, рычащим конём было велико. До эпидемии он частенько убегал на байке от назойливых копов, которые как-то пронюхали, что Ривай приторговывает наркотиками. А что? Хочешь жить — умей вертеться! Вот Ривай и вертелся. На нормальную работу его не брали без образования, а кушать хотелось. Да и образование получить тоже хотелось и перечеркнуть тяжелое прошлое чёрным маркером, стать человеком, которого бы уважали не из-за того, что боялись, а из-за того, что хотели бы быть похожим на него. Шайки наркоманов боготворили Ривая, своего дилера, но вот Леви тошнило от самого себя. Он смотрел в зеркало в своё отражение и чувствовал отвращение к самому себе. Сам он наркотики ненавидел, видя, что долбанный кокаин делает с людьми, превращая их в животных с отвратительной белой пеной у рта, но продажа этой дряни приносила неплохие деньги. Приходилось постоянно переступать через себя.       — Стучаться не учили? — Леви был без настроения. Он поднял глаза на улыбающуюся Микасу и не понимал, почему эта дурочка лыбиться.       — Леви, у нас, — она положила обе руки на живот, не прекращая улыбаться, — ребёнок будет! — девушка думала, что эта новость приободрит и обрадует мужчину. Знала бы она к чему это приведёт, то скрыла бы факт своей беременности и не сказала бы о своём положении ни одной живой душе.       — Не вижу повода для этого кошмара! Чем ты думала? Я тебе приказал пить эти ёбаные таблетки! — Леви вскочил с кресла и выглядел раздражённым.        Микаса прекратила улыбаться. Она опять заметила в глазах капитана звериный взгляд. Это никогда не приводило ни к чему хорошему.       — Так, — он выдохнул, облокотился руками на свой письменный стол, — мне придётся раскошелиться. Сегодня пятница, нужно спешить! Сейчас пойдём решать твою проблему, тупая курица. — Леви начал надевать куртку.       — Что? Ты о чём это? — девушка прижалась к закрытой двери. Её губы дрожали, а по щекам текли слёзы. Она ожидала совсем не такой реакции на свою беременность.       — Не стой столбом! — Аккерман схватил брюнетку за плечи и тряхнул её пару раз. — Сейчас мы идём в больницу и избавляемся от этой проблемы! Все расходы, как тоже причастный к этому недоразумению, я беру на себя.       — Я не буду делать аборт! Это же наш ребёнок! — заплакала Микаса, не веря своим ушам. У неё внутри всё сжалось от страха, ей казалось, что её ноги вросли в деревянный пол, она не чувствовала свои ноги от колен до ступней. Всё происходящее казалось дурным сном.       — Это ещё не ребёнок! — возмутился Леви. — Я сказал, что ты пойдёшь и избавишься от этой проблемы сегодня или тебя выкинут из Разведкорпуса и ты сдохнешь под забором от голода и холода!       — Ну…       — Заткнись и пошли!       Микаса рыдала всю дорогу до больницы. Она хотела убежать, но Леви крепко держал её за руку. Девушка чувствовала себя такой слабой сейчас и не хотела делать то, что вынуждал её сделать Леви. Она не хотела убивать своего ребёнка.       — Кто-нибудь ещё знает о твоём залёте? — спросил Леви, не отпуская руку Микасы.       Она лишь молча закивала головой, не желая разговаривать с этим человеком.       — Хватит устраивать этот цирк со слезами. Этот ребёнок не нужен нам обоим. Нам нечем будет его кормить, у меня маленькая зарплата, жилья нет, а вокруг, если ты не заметила, случился пиздец из-за которого мы вынуждены выживать. Ты что, хочешь, чтобы наш ребёнок в будущем остался сиротой, если мы вдруг не вернёмся с очередной вылазки? — Леви пытался убедить девушку в правильности своего решения, хотя самому в душе сейчас было гадко, но он считал, что этот мир слишком жесток для их с Микасой будущего ребёнка. Смотря на детей в обносках, играющих в грязной луже, Леви не хотел, чтобы его ребёнок тоже был таким же. Пусть лучше он вообще не рождается.       — Я ненавижу тебя! — прыснула Микаса, сквозь зубы.       — Жди меня здесь! — приказал Аккерман и скрылся в кабинете гинеколога.       Внутренний голос Микасы кричал, умолял девушку бежать отсюда и не соглашаться с Леви. А куда бежать? Да хоть к Эрену. Неужели он не приютит сестру и для неё не найдётся хотя бы матраса? Микаса будет работать, она сможет приносить пользу, хоть на огороде, хоть в доме. Да, будет сложно, но она справится. Тело Микасы онемело от страха. Она не могла даже сдвинуться с места. Девушка вцепилась в стул, на котором сидела, пальцами. Аккерман заплакала, чувствуя себя такой брошенной и несчастной. Она шмыгнула носом и собралась бежать. С трудом поднявшись с места, Микаса сделала два неуверенных шага вперед и упала на колени.       Вставай и убегай, пока есть возможность!       Разум просто орал невыносимо громко, стуча изнутри по вискам. Слёзы закапали на одежду и на пол.       — Через пятнадцать минут операция. Я договорился! — Леви вышел из кабинета и поднял девушку с пола, усадив её на стул. Микаса в какой-то момент почувствовала, что внутри неё надломился какой-то стержень. Она была сломана напополам, понимая, что пути назад уже нет. Леви не выпустит её из больницы.       — Всё готово. Пойдёмте, — сказала медсестра. Микаса поплелась за ней, одарив напоследок Леви испуганным, умоляющим остановить всё это, взглядом.       Прости меня.       Наркоз, какие-то навязчивые сны. Какие-то руки, плачь, крики. Микасе привиделось многое. Её жизнь как будто остановилась, разорвалась на кучу лоскутов. До эпидемии, после, до Леви, после него. В горле было сухо. Девушка не чувствовала ничего: ни боли, ни расслабления. Одно разочарование в жизни. Она открыла тяжелые веки, увидела перед собой палату, рядом сидел Леви. Какой-то мрачный и, кажется, подавленный. Микаса пошевелилась и свесила ноги с кровати. Хотелось вернуться в штаб, закрыться в своей комнате и плакать, плакать, плакать… Она чувствовала себя опустошённой, несчастной и неспособной отстоять своё мнение. Микаса спустила ноги с кровати, ощутила босыми ступнями прохладный деревянный пол и встала в полный рост, ощутив неприятные ощущения внизу живота.       — Может, тебе лучше остаться в больнице на ночь? Врач сказал, что не всё прошло гладко, — забеспокоился за болезненную бледность девушки Леви.       — Да пошёл ты! — шикнула Микаса, стягивая со стула свою одежду. Она не хотела ни видеть, ни слышать капитана. Он для неё сегодня исчез. Она с трудом дошла до штаба и сразу легла на свою кровать. Сильно хотелось спать и, желательно, никогда не просыпаться.

***

      Эрвин вернулся домой в начале восьмого. Помыв руки, он заглянул в зал. Дэвид стоял на ногах, схватившись руками за кресло. Повернув голову в сторону Эрвина, мальчик сделал несколько шагов навстречу и начал падать, Смит успел подхватить ребёнка, предотвратив очередной синяк или шишку. Дэвид постоянно стукался о мебель, ползая по залу.       — О, вернулся? — со второго этажа прибежала Джина.       — Да. Я задержался, разбирал документы, — после появления Хименеса, Эрвин был постоянно на нервах. Ему казалось, что Джина вернётся к бывшему. Действительно, она же вышла за него по любви, а не по расчёту. Купер ни слова не говорила про Стивена, вечером она улыбалась, когда Эрвин приходил с работы, она не была заплаканная или грустная. Это очень сильно настораживало Смита. Джина стала более внимательной к Дэвиду, собирала с ним пирамидки, укладывала его спать, читая ему сказки. Было непонятно, что чувствует девушка сейчас. Переживает ли она или счастлива.       — Которые я раскидала? — Джина сделала шаг вперёд, подходя поближе к мужу. Она провела на голове Дэвида рукой, он улыбнулся.       — Да. — Эрвин неотрывно смотрел на девушку. Он пытался отгадать, что у неё сейчас в мыслях и насколько искренны её поступки.       — Ты уж извини, что я их раскидала. Обещаю, что больше не буду делать так. — Джина подошла к обеденному столу. — Так, мы без тебя не ужинали, поэтому милости просим тебя к столу! — она опять мило улыбнулась, указывая рукой на стол. — Дороти, накрывай на стол!       Служанка, суетящаяся на кухне, начала накрывать на стол. Эрвин посадил Дэвида на его стульчик и сам присел за стол. Ему нужно было поговорить с Джиной и выяснить всё раз и навсегда.       Дороти отлично готовила, но любила переперчить блюда. Сегодня мясо удалось на славу в сладко-перчёном соусе. Джине не очень нравился вкус сладкого мяса, но Дороти сегодня удивила своим блюдом. Дэвид же ел пюре, перемешенное с куриной грудкой. Немного ел сам, немного помогала Джина держать мальчику ложку.       — О, я сегодня на десерт решила испечь шарлотку с яблоками, правда, у меня ничего не получилось. Низ немного пригорел, так что ты не ешь его, а вот верх должен быть съедобным. — Джина начала нарезать пирог, когда Дороти принесла его и отправилась за чаем.       — Ты решила испечь пирог? — удивился Эрвин, наблюдая, как Купер нарезает пирог.       — Да. У меня с выпечкой дела всегда обстояли не очень. Вот мама моя в этом деле мастер. Даже бисквиты у неё всегда получались вкусными, — Джина дорезала пирог, разложила по кусочку на тарелки.       Десерт был средним. Низ правда немного подгорел, но сам пирог был довольно вкусным, особенно кисловатые яблоки отлично сочетались со сладким тестом. Дэвиду же дали ягод, мальчику нравилась малина. Он постоянно тянул к тарелке с любимой ягодой руку.       — Ну как тебе этот кондитерский или кулинарный, — девушка задумалась, допивая чай, — шедевр?       — Мне понравилось. Спасибо. — Эрвин поднялся из-за стола. — Я приму душ и, наверное, прилягу отдохнуть.       — Хорошо. А я уложу Дэвида и к тебе, — Джина улыбнулась, вытирая измазанного ребёнка салфеткой. Смит ничего не сказал и скрылся в ванной.       Взяв Дэвида на руки, Джина понесла его в детскую. Мальчик с интересом рассматривал всё вокруг и зевал. Девушка положила ребёнка в кроватку и начала искать сказку, чтобы ему почитать на ночь. Книг было много, но Джина старалась выбирать короткие истории, считая, что длинные истории читать ещё рано. Найдя тоненькую книжечку с яркими картинками, Джина присела на стул рядом с кроваткой и начала читать вслух.       После того, как она вернула Стивену обручальное кольцо и кепку, ей стало легче. Она ощутила какую-то невесомую легкость, что их больше ничего не связывает. Правда, в сердце появилась какая-то пустота что-ли. Всё-таки воспоминания время от времени посещали, немного мучали. Всё не проходит в один день. Джина решила отвлечься пока на Дэвида, заботясь о нём, тем более он нуждался в ней. Кажется, мальчик привязался к приёмной матери, тянул к ней руки, протягивал ей свои игрушки, подползал, хватался за подол её платья и вставал на ноги.       Обычно Дэвид довольно быстро засыпал от сказок, но сегодня он сидел в кроватке и категорически отказывался спать. Джина прочла одну сказку, потом полезла искать другую.       — Папа! — Дэвид показывал пальчиком в дверной проем и улыбался. Джина посмотрела сначала на ребёнка, а потом на Эрвина, который стоял в дверях, смотря в комнату.       — Ты слышал? — Джина улыбнулась, сжимая в руках сказки, подбежала к Дэвиду, который уже успел встать, держась за прутья кроватки и улыбался.       — Слышал. Неразборчиво, но слышал. — Эрвин подошёл к Джине, забирая из её рук книжки.       — Ты иди ложись в кровать, я сейчас… — девушка не успела договорить, муж поцеловал её, прижимая к себе за талию, а потом молча ушёл из детской.       Немного отойдя от шока, Джина всё-таки смогла уложить Дэвида и отправилась в спальню. Эрвин уже спал, девушка не стала его будить и осторожно легла в свою кровать. Готовка и забота о непоседливом Дэвиде — утомили Купер, и она быстро уснула.

***

      Микасу мучали кошмары. Она видела перед собой какие-то пистолеты, заражённых, лужи крови, зверей. Слышала звук металлических предметов, стукающихся друг об друга. Едва различимые силуэты смотрели на неё из темноты, она чувствовала, что кто-то её зовёт, жалобно плача, ощущала чьи-то руки на своих щеках и запястьях.       Открыв глаза, Аккерман почувствовала сильную, невыносимую боль в животе. Её лихорадило, она слезла с кровати и увидела небольшую лужицу крови под собой. Микаса с трудом выползла в тёмный коридор. Из какой-то из дверей доносился слабый, тусклый свет. У девушки не было сил идти, она держалась за стену одной рукой, а другой держалась за живот. У неё было такое ощущение, что её что-то разрывает изнутри. Каждый шаг отдавался невыносимой болью, заставляющей либо громко вскрикнуть, либо закусить губу до крови. Микаса выбрала второе, почувствовала металлический привкус крови во рту. Её светлая рубашка была обляпана каплями крови, ноги тоже заливались кровью, некоторые капли падали на пол.       У девушки уже не осталось сил идти вперёд. Она опустилась перед дверью с циферкой семь и начала тяжело дышать. От боли она вскрикнула пару раз, к горлу подступил тошнотворный ком, мысли смешивались в какую-то непонятную, бессмысленную кучу. Микаса не понимала где она, кто она и почему ей так больно.       Стивен, вчитываясь в каждую букву своих научных рукописях, сделал глоток холодного, мерзкого кофе и услышал всхлипы за дверью, а потом кто-то упал на пол, прокрикричав. Мужчина вышел из комнаты с опаской. Увидев лежащую на полу Микасу без сознания — кинулся к ней, прощупывая пульс на шее. Он был слабым, но был.       Быстро среагировав, Хименес разбудил Рэми, Рэми разбудил Ханджи, а она всех остальных. Подхватив Микасу на руки, Стивен понёс её в лазарет. Ханджи и Рэми помчались за ним. Разбудив Хельгу, Стивен положил еле живую Аккерман на операционный стол.       — Что с ней? — ужаснулась Хельга, отходя назад.       — Я не знаю, дай её карту! — Рэми снял с девушки одежду, пытаясь понять, что с ней.       Леви ещё вечером вернул карту Микасы на место, поэтому Эйвери смог изучить необходимые анализы, надеть халат, перчатки, маску и преступить через себя. Девчонку нужно было спасать, Рэми, который давал клятву Гиппократа, был обязан откинуть все свои личные трагедии на потом. Для него было главным — спасти пациентку. Он впервые за полтора года взял в руки скальпель. Ханджи и Стивен тоже приготовились, а Хельга закрыла дверь и приготовила необходимое для операции. Хельга очень боялась операций, но взяла себя в руки, вводя Микасе в вену необходимые лекарства.       — Была не была, — вздохнул Рэми.       — К чёрту! — Стивен кивнул другу. Они были готовы.

***

      Никто ничего не понимал. В штабе начались волнения, сонные разведчики переглядывались, зевали, перешёптывались. До ушей Леви донеслось, что Микасе стало плохо. Мужчина всерьёз забеспокоился о жизни девушки и пожалел, что заставил её избавиться от ребёнка. Уже нельзя было повернуть время вспять, исправить эту чудовищную ошибку. Леви просто испугался ответственности и нехватки средств на малыша, поэтому наломал дров. Простит ли его за это Микаса? Он себя за это точно не простит. Остаётся только надеется, что девушка выживет.       Майк разогнал салаг по комнатам. Возле штаба остался только перепуганный Армин, взволнованная Саша, подавленный Леви и грозный Майк.       — Я схожу за Эрвином. Эти ученые непонятно что там задумали, — буркнул Захариус, направляясь к Эрвину.

***

      Соседские собаки, подобно цепной реакции, загавкали на Майка, которому с трудом удалось найти дом Эрвина. Конечно, в доме не горел свет, потому что все спали. Первой от стука в ворота, проснулась Дороти, потом подскочил Эрвин, а через несколько секунд и Джина. Дороти испугалась Майка и чуть не огрела его железным прутом, которым подвязывала цветы.       — Дороти, всё нормально, это мой коллега! — попытался успокоить перепуганную служанку Эрвин.       — Ой, страшно, среди ночи стучат, — женщина схватилась за сердце и направилась домой.       — Эрвин, я не знаю, что случилось. Говорят, что Микасе стало плохо и её оперируют Хименес, Эйвери, Зое и Лант. — Объяснял причину своего позднего визита Майк.       — Подожди, я переоденусь, — Эрвин поплёлся обратно в дом, Захариус тоже пошёл за ним, чтобы не перебудить остальных соседей.       — Что случилось? — перепуганная Джина подбежала к Эрвину. На руках у девушки сидел плачущий Дэвид.       — Не знаю. Что-то с Микасой, — пробубнил Эрвин, переодеваясь.       — Я с тобой! — девушка посадила ребёнка на кровать и тоже начала одеваться. Дэвида пришлось тащить с собой, как и перепуганную Дороти.       Джина дёрнула ручку лазарета, но тот был закрыт. Внутри горел свет, на окнах были опущены жалюзи. Рядом с лазаретом была лавочка, на ней сидели Саша, Леви и Армин. Эрвин тоже присел рядом с ними, а Майку вручили Дэвида, Дороти и приказали ему уложить их спать.

***

      Первые лучи солнца упали на штаб. Джина задремала на плече Эрвина, а вот мужчине было совершенно не до сна. Его смущал тот факт, что в этом непонятном был замешан Хименес.       Саша тоже задремала, прижавшись к Армину, а вот парню не спалось. Переживания за жизнь Микасы убили напрочь сон. Майк присел на ступеньки лазарета, гадая, что могло случиться. Да, Микаса последнее время выглядела слегка болезненной, но не на столько, что её уже почти сорок минут оперируют. На Леви не было лица от страха. Он впервые был таким.       Первым из лазарета вышел Хименес. Пробежав мимо всех остальных, учёный добежал до штаба и скрылся в здании. Потом выползла замученная Ханджи. Операции сильно выматывали её, да и живого человека оперировать, это не заражённых кромсать.       — Зое! — окликнул женщину Майк.       — Майк, Рэми всё объяснит. Прости, я валюсь с ног, — Ханджи тоже поплелась в штаб.       Ни Рэми, ни Хельга, ни тем более Микаса не выходили из лазарета. Это начало напрягать. Леви поднялся с лавочки и сам направился в лазарет. Ему было страшно узнать, что Микасы больше нет и в этом виновен только он. Такое сильное чувство вины давило на Аккермана, что хотелось убежать в лес и выть там от горя. Перед глазами возникало счастливое лицо Микасы, когда она утром вбежала в его кабинет и рассказала о ребёнке. Кто бы это был? Мальчик или девочка? На кого бы он был похож? Леви больше об этом никогда не узнает и от осознания этого очень горько.       В лазарете пахло лекарствами, Леви присел на стул возле окна. Мужчина закрыл лицо руками, больше не в состоянии идти дальше и узнавать что-то про Микасу. Несколько тяжелых вздохов отдались сильной болью в сердце, а челюсть всю свело, как от вяжущей хурмы. Леви начал задыхаться в прямом смысле. Он откинул голову назад, держась за грудь, в области сердце. Вышедшая из белой выкрашенной двери Хельга, кинулась к капитану, а потом накапала ему тридцать капель корвалола. Легче не стало. Тяжёлый груз вины давил на бедное, беззащитное сердце. Леви начал отключаться. Перед глазами темнело, на череп что-то давило.       — Рэми!       Эйвери вышел из той же двери, что и Хельга несколько минут назад.       — Позови Хименеса. Скажи ему, что здесь подозрение на инфаркт. — Говорил Рэми.       — Ужас-то какой! — Лант помчалась за Стивеном как можно скорее.