Пустошь

      Леви проснулся посреди ночи. Его мучали кошмары, постоянно он видел Хельгу, которая безмолвно открывала рот, пытаясь что-то сказать. Ноги после этих слов болели невыносимо, выкручивали и как будто сжималась под прессом. Аккерман прикусил губу, чтобы не разбудить Микасу и надоедливую Карлу, спящую за стенкой. Майк достал для Леви ортопедический матрас, чтобы было удобно лежать, но лежать было нихрена неудобно. Спина постоянно затекала, а перевернуться на бок без использования ног, было очень трудно, ноги приходилось сгибать в ручную, и постоянно Леви чувствовал боли в ногах.       — Чёрт, где эти ебанные колёса? — мужчина на ощупь прощупал таблетки, стоящие рядом с кроватью, пузырька с обезболивающим не было. — А, точно, — он вспомнил, что спрятал пузырёк под подушку, чтобы ночью выпить таблетку, когда станет плохо. Бутылка воды стояла на полу. Выпив таблетку, а потом ещё одну, чтобы наверняка, Леви прикрыл глаза и укрылся одеялом до подбородка. Он начал засыпать через полчаса, как вдруг сон был нарушен раздражающим детским плачем.       Чёртова Микаса не может успокоить это плачущее создание.       Сон опять ушёл. Леви услышал, как Микаса встала с кровати, подошла к кроватке и начала петь колыбельную тихо-тихо. Аккерман успел выучить слова и тихо подпевал себе под нос, – это помогало ему уснуть. Действительно, через полчаса все Аккерманы сладко спали в своих кроватях. Леви ничего не снилось, а проснулся он в десять. Микаса принесла ему таз с водой, где он умылся, а потом помогла одеться и сесть в кресло.       — Доброе утро. Как спалось? — девушка поцеловала Аккермана в щёчку и поправила ему прическу.       — Нормально, — вскользь сказал Леви и отвернулся в сторону.       — Что на завтрак тебе приготовить? — Микаса не прекращала улыбаться и гладила любимого по рукам. Ей было плевать здоров ли Леви или нет. Главное – он был жив и в полном здравии, а всё остальное для девушки было мелочью.       — Ничего. Я не голоден.       Микаса тяжело вздохнула. Она сильно похудела из-за постоянных переживаний за Леви, который не только себя, но и её терзал молча и жестоко. Девушка собрала Карлу и вышла на прогулку, а заодно и на рынок заскочить. Денег осталось мало, но Микаса о финансах думала в последнюю очередь. Когда девушка с трудом выкатила коляску на улице, увидела Энни, идущую навестить подругу. Микаса иногда думала предложить Энни стать крестной мамой Карлы, но как-то всё забывала спросить.       — Приветики! — Энни заглянула в коляску и помахала Карле рукой. Девочка вертелась и никак не отреагировала на Леонхарт.       — Привет. — Микаса тяжко вздохнула и выглядела так себе. Волосы скромно были собраны в низкий хвостик. На лице не было ни грамма макияжа, под глазами были мешки, в которые можно было складывать картошку. На брюнетке было большеватовое платье серого цвета с белым воротничком. В плечах платье было не на месте, Микаса и не помнила откуда этот мешок из-под картошки в её гардеробе .       — Всё плохо, да? — Энни помогала подруге финансово, но Хистория сейчас урезала зарплату тем, кого сдал Райнер почти вдвое. Сам Браун пытался помочь Аккерманам, но был послан Микасой на икс, игрик и одиннадцатую букву алфавита.       — Денег почти нет, Леви закрылся в себе, отказывается есть и пить, а ему ещё нужно купить мази... Хорошо, что соседка отдала Карле вещи, из которых её дети выросли. Хотя бы ребёнок одет. — Микаса опустила голову. — Я хочу выйти на работу, но мне не с кем оставить Карлу, — она сжала ручку коляски и прослезилась. Она знала, что из-за их поездки в Вондер-Уизард многие пострадали, а Рэми так вообще кинули в тюрьму. Девушке было очень сложно осознавать это, на её хрупкие девичьи плечи много чего навались: маленький ребенок, муж-инвалид, недостаток денег и ужасная домашняя атмосфера. Хоть Аккерманы и не ругались, но всё равно тишина была какой-то звенящей. Микасе казалось, что она иногда слышит, как Леви кричит в мыслях. — Думаю, с соседкой оставлять и мыть полы в кафе. Там неполный рабочий день, платят, правда, копейки, но ничего.       — Микаса, — Энни положила руку на плечо подруги, — тебе стоит вернуться в полицию, а Карлу... Не знаю даже.       — Нет, я не могу вернуться в полицию, — брюнетка безмолвно заплакала, чувствуя себя виноватой во всех смертных грехах. — Из-за меня столько людей пострадало, и всё ради того, чтобы Леви выжил, а он, — она всхлипнула, не в состоянии держать все свои переживания в себе, — не ценит ничего. Только сидит с безразличием и смотрит в окно целыми днями.       — Мика, не плачь, пожалуйста, — Энни обняла подругу и начала успокаивать.       — Как будто мне так легче... Он не понимает, что я кручусь, как белка в колесе, чтобы ему было комфортно... Энни, я больше не могу.       — Тише, тише, всё наладится, — Леонхарт и сама прослезилась, видя сильную Микасу какой-то надломленной жизненными обстоятельствами. Аккерман не могла даже наслаждаться материнством, потому что целыми днями занималась домом, ходила на улицу с Карлой, вытаскивая из дома тяжелую коляску, потом ей приходилось поднимать пакеты с едой, готовить, стирать, убирать... Микаса была счастлива, если она могла оставить у соседки Карлу и сбегать на рынок без неё.       — Прости, мне на рынок нужно. — Микаса вытерла слёзы и посмотрела на малышку, которая заснула и сопела в коляске.       — Я помогу тебе донести сумки до дома. Пойдем.       Подруги пошли на рынок, беседуя о своей нелёгкой судьбе.

***

      Эрвин принёс зарплату домой. Её урезали вдвое и не выплатили премиальные. Жану и Марко тоже урезали и без того крошечную зарплату. Хистория считала, что это хорошая воспитательная мера. Правда, она не подумала, что на эти гроши прожить месяц почти нереально.       — Мы не сможем платить Дороти зарплату, — вздохнул Эрвин, присев рядом с Джиной на диван.       — Она издевается? — Купер несколько раз пересчитала деньги, подумав, что разучилась считать, но нет. Зарплата и правда была смешной. — Я никогда не жила богато, но и в нищете тоже не жила.       — Что мы будем делать? — спросил Эрвин, чувствуя себя подавленным.       — Экономить. Будем есть кашу и супчики. Никаких больше орешков, домашней колбасы, овощей, фруктов, ягод и прочего, что мы едим. — Джина в уме начала прикидывать как лучше распределить бюджет. У них были деньги на чёрный день, но девушка считала, что не полезет в нз.       — Может, стоит извиниться перед Хисторией за нарушение запрета на выезд из Пустоши без её ведома? — Смит потёр глаза.       — Я не собираюсь унижаться перед высокомерными соплячками. — Джина подскочила с места и начала нарезать круги по комнате.       — Извините, я тут услышала, что у вас финансовые трудности, — Дороти неуверенно заглянула в зал, держа в руках приличную стопку денег. — Вот, это зарплата, которую вы мне платили, я ничего почти не тратила, раз у вас трудности, то берите...       — Нет! Дороти, эти деньги вы заработали честным трудом. Мы очень довольны тем, как вы следите за домом, занимаетесь детьми, — Джина замахала руками.       — Но... Я не хочу уходить от вас, мне нравится работать у вас. Мои сыновья родились в вашей стране, и после эпидемии у меня никого не осталось, я работала в семьях, где ко мне относились, как к рабыне, у вас же я почувствовала себя не просто домработницей, а членом вашей семьи. Если вы не можете мне платить за работу, то это не беда. Я люблю ваших детей и готова работать у вас дальше, да и куда мне столько денег? — Дороти очень волновалась, иногда проглатывала окончания в словах и сжимала в руках пакет с деньгами.       — Послушайте, нам стыдно, что мы не можем заплатить вам, но мы тоже привязались к вам, да и дети вас любят. — Джина заметно покраснела. Она всегда считала, что любой труд должен быть оплачен.       — У всех бывают трудности и я уверена, что вы справитесь со своими, — Дороти слегка улыбнулась. — Я пойду приготовлю вам пасту и заварю чай.       — Спасибо вам большое. — Купер кивнула головой и тоже улыбнулась. Ситуация и не была такой уж плачевной. Просто нужно было переждать шторм и корабль жизни снова поплывёт по спокойной морской глади.       Джина открылась для Эрвина с другой стороны, когда она отказалась брать деньги Дороти. Он считал, что Купер любит деньги и сделает всё, чтобы их в её жизни было много. Смит подошёл к девушке и обнял её, гладя по спине и голове. Она прикрыла глаза и прижалась к нему, позволив себе расслабиться.       — Пап, я хочу в парк, — София вообще была не рада, что отец обнимал Джину.       — Ну... Можно сходить всем вместе. — Эрвин улыбнулся.       — Нет. Я хочу только с тобой! — девочка слегка насупилась и убежала к себе.       — Знаешь, иди со своей внебрачной дочерью в парк, а я навещу Микасу. — Джина пошла к себе одеваться.

***

      Микасы дома не было. Джине открыл Леви, одарив девушку осуждающим взглядом. Купер хотела сразу уйти, но вспомнила, как знала одну девочку, которая была инвалидом с рождения. Девочка вязала милые шарфики, перчатки, шапочки и продавала их.       — Чего застыла? Микасы дома нет. — Леви пытался закрыть дверь, но одно из колёсиков зацепилось за вешалку. Как бы мужчина не пытался, не мог никуда отъехать: ни вперёд, ни назад.       — Помочь? Джина пролезла в коридор и вцепилась в ручки коляски, потянув её на себя.       — Уйди, без тебя справлюсь! — рявкнул Аккерман, дёргая колёса коляски.       Джина дёрнула коляску влево и вешалка упала в вправо. Леви выдохнул и потёр глаза.       — Спасибо, а теперь пошла отсюда. — Аккерман покатил коляску в зал, чтобы смотреть в окно.       — Нет, ты едешь на улицу. — Джина выкатила мужчину на лестничную клетку и закрыла дверь.       — Какое ты имеешь право распоряжаться тут? Ты кто такая? — начал возмущаться Леви.       — Никто и на правах никого, я решила выкатить тебя в свет. Не обломишься. — Купер решила помочь Леви, но не ради него, а ради Микасы, которой было тяжело.       Сосед помог девушке спустить Леви на улицу, несмотря на возмущения мужчины. На улице было хорошо, тепло. Джина шла в парк, толкая коляску, которая была слегка тяжеловата, по сравнению с коляской Дэвида. Леви сидел молча, осматриваясь по сторонам. Мимо шло много людей. Многие смотрели, а многим было всё равно. Джина докатила коляску до лавочки и присела отдохнуть. Место вокруг было красивое: фруктовые деревья, клумбы, выложенные из камушек. Мимо пробежали бродячие собаки, рыча друг на друга. Купер зевнула и потёрла глаза, сидя молча на лавочке. На дереве возле лавочки начал стучать дятел. Леви поднял голову вверх и начал рассматривать птицу, даже немного подъехал к дереву. Как бы мужчина не отрицал, но ему понравилось на улице. Он ощутил глоток свежего воздуха.       Странно, ничего не болит.       Чувствовать боль вошло в привычку и не почувствовав боль, Леви насторожился этому. Чувствовать боль – вошло в привычку. Это было страшно, когда ты засыпаешь с болью и просыпаешься с ней.

Страшно, когда боль – неотъемлемая часть тебя.

      Уезжать из парка не хотелось, но пора было пить таблетки. Осознавать, что из тела вырезали селезёнку, было неприятно. Леви толком не знал, где она находится, но всё равно чувствовал, что часть от него отрезали. Теперь он был вынужден пить специальные таблетки.       — Мне таблетки пить пора. Это единственное, на что я горжусь, — буркнул Леви, опуская голову вниз.       — Да? У тебя есть две руки, ты можешь помогать Микасе по дому, например, нарезать овощи и вытирать посуду. — Джина покатила ворчливого мужчину домой.       — Мне кажется, что Микаса со мной только из жалости. — Леви замолчал. Он понял, что сказал лишнего и не готов был откровенничать.       — Она любит тебя, идиот. Подумаешь, ходить он не может и жалеет сразу себя, как будто овощем на грядке стал. Ты вполне можешь быть полезным. — Купер опять зевнула. Сегодня весь день клонило в сон.       — Тебе легко говорить...       — А тебе что, трудно? Язык у тебя, вроде, не пострадал. — Съязвила девушка.       — Иди нахер со своими шутками, они неуместны. Ты вообще меня раздражаешь одним своим размалёванным видом. — Пробубнил Аккерман.       — Слушай, ты тоже мне неприятен. Помню, как ты меня избил при первой нашей встречи.       Повисло неловкое молчание. Не то, чтобы Леви жалел о содеянном, просто ему было нечего сказать. За время прогулки его мысли выветрились из головы, да и спорить не хотелось. Он задумался над словами Джины.       Может, она права, и мне стоит попробовать привыкнуть? Нет, это слишком тяжело принять. Я привык к тому, что я сам в состоянии сходить на рынок и принести сумки. Микаса сама таскает эти сумки, да ещё и Карлу в зубах... Она так устаёт. У неё нет время даже накрасить ресницы и нормально выспаться.       — Джина.       — Чего?       — Ты веришь в чудеса?       — Если ты о том, сможешь ли ты когда-нибудь ходить, то думаю, да. — Купер всегда старалась мыслить позитивно и верить в лучшее, даже если вокруг случился апокалипсис. Да, люди озлобились, но хороших людей всё равно больше, чем плохих.       — Не знаю... Мне трудно в это верить, но я чувствую, что ноги болят, правда, я не могу пошевелить ими. Я читал про фантомные боли... — Леви тяжело вздохнул. — Знаешь, что-нибудь о них?       — Нет. Не знаю. — Джина знала, но не хотела углубляться в эту тему, так как её знания были поверхностны.       — Это, например, когда ноги нет, а она болит, — начал объяснять Леви. — Поняла?       — Нет, как она может болеть, если её нет?       — Ну так фантом, это то, чего нет... Кажется, что есть, но на самом деле нет. Теперь поняла? — Аккерман слегка покачал головой.       — А, ну я знаю, что фантомами призраков называют. — Купер улыбнулась.       — Так призраков не существует, значит, боли тоже нет. Это, как бы, самомнение, но слегка сложнее. — Леви шмыгнул носом, рассматривая впереди цветочный ларёк. Он очень редко дарил Микасе цветы, правда, сейчас с собой не было денег, да и вообще он считал, что не время для цветов.       — А! Поняла! — Джина докатила коляску до дома и начала оглядываться кто бы ей помог. Леви подъехал к лавочке и развернулся, посмотрел на свои окна, вспомнил, как мыл их. Ностальгия накатила, вызывая лёгкие мурашки в теле.       Из дома выскочила перепуганная Микаса вся в слезах. Она кинулась обнимать Леви и целовать его, а потом кинулась на Джину.       — Как ты посмела увезти его из дома? — орала брюнетка, отвесив Купер нехилую пощёчину. — Я чуть с ума не сошла, когда вернулась с рынка и увидела, что его нет дома!       — Мика, ну-ка успокойся! — Леви подъехал к Микасе и хотел схватить её за руки. Девушка нечаянно развернулась и ударила мужчину локтём в глаз. Это было совершенно не нарочно. Микаса не хотела и стала извиняться, целуя покрасневший глаз. Джина ушла. Она не держала обиду на Микасу, так как понимала её. Купер поняла, что поступила неправильно, нужно было оставить Микасе записку.       Пиная под ногами камешки, Купер добралась до дома, поднялась в свою квартиру и сразу направилась в душ. На душе было как-то хорошо. Все живы, здоровы... Правда, с финансами большие проблемы, но это дело наживное.       Приняв душ с ароматным гелем, Джина накинула на себя домашнее платье и завязала на голове полотенце. Придя в зал, она увидела Эрвина и Софию. Девочка держала большого медведя и рассказывала, что его выиграл для неё отец. Дэвид, увидев Купер, пошёл к ней.       — Мама! Я хочу ягоду.       — А может, каши поешь? — Джина взяла ребёнка на руки и провела рукой по его тёмным волосам.       —Нет! Маинку хочу! — Дэвид потёр глаза и прижался к Джине, рассматривая в ручках кусочек полотенца, которое упало на бок с головы.       — Малинку хочешь? — девушка понесла ребёнка на кухню.       — Маинку! Ягоду! — мальчик засмеялся и зевнул.       — Дороти, у нас есть малина? — Купер открыла одной рукой холодильник. Искать малину, держа Дэвида на руках, было неудобно.       — Да, есть. Что, золотко, малину хочешь? — Дороти потрепала мальчика по голове, он засмеялся и потянул к женщине руки. Она взяла его и достала пиалу с малиной.       — Маинка! Хочу! Дори, хочу ягоду! — Дэвид потянулся к спелым, мытым ягодам и рассмеялся. — Мама, будешь?       — Нет, а ты кушай, — Джина поцеловала ребёнка в макушку и посадила его на стульчик, за которым он ел. Дэвид объедался малиной и выглядел счастливым.       — Папа! Папа пришёл! Но я не поделюсь! — Дэвид, увидев Эрвина, подтянул пиалу к себе. Ребёнок весь был в малине, в том числе и его одежда, но Джина никогда не делала трагедии, когда Дэвид пачкался.       — Как твой день прошел? — Смит хотел поцеловать Джину в щеку, но она оттолкнула его.       — Нормально. У тебя, вижу, тоже всё зашибись. — С долей обиды в голосе сказала Купер.       — Ты ревнуешь меня к Софии?       — Нет, это глупо. — Джина поднялась с места и подошла к окну. Да, она ревновала Эрвина к Софии и не раз пожалела, что привезла девочку из фермерского посёлка. Купер знала, что думает неправильно, но ничего с собой поделать не могла. София последнее время наглела. Папа то, папа это, папа пошли в парк, папа... Джина ничего не имела против Софии, но то, что девочка пыталась полностью перетянуть покрывало под названием "любовь отца" на себя, не могло не бесить. Джина старалась никого не обделять вниманием, она и с Дэвидом играла, а когда осталась без работы ещё и выводила его на улицу гулять. Да и с Эрвином Джина старалась проводить время.       — Что случилось, милая? — Смит обнял девушку, точнее сгреб в свои объятия, сомкнув свои руки на её животе. Дороти успела набрать для Дэвида ванну, кинув туда резиновых уточек, и понесла мальчика купаться перед сном.       — Ничего, — Джина попыталась вырваться из объятий мужчины, но он начал обжигать её шею своими поцелуями.       Эрвин развернул девушку к себе лицом и начал целовать её в губы, приподнимая подол платья. Купер тяжело задышала, прикрывая глаза и покусывая свою губу от нарастающего возбуждения. Мужчина приподнял девушку и посадил её на столешницу, шныряя своими проворными руками между ног Джины.       — Ты чего… Увидят... Же... — Купер тяжело дышала, облизывая губы.       — Я уложил Софию спать, а Дороти и Дэвид в ванной. — Эрвин потянул край трусов девушки и спустил их вниз. Они стали висеть на одной ноге, а после он начал расстегивать свою ширинку и доставать свой член.       — До... Чего мы... Опустились... — прошептала Джина, обхватывая шею Эрвина руками. А он вошёл и начал грубо двигаться, прикрыв девушке рот одной ладонью.       Джина слегка запрокинула голову назад, почувствовав, что кульминация совсем близко. Она жалобно простонала, Эрвин тут же поцеловал её, чтобы девушка стонала, как можно тише. Совершив пару последних движений он кончил и тяжело выдохнул.       — Эй, кажется, дверь... Дверь открылась! — Джина судорожно начала отталкивать от себя мужчину, спрыгнула со столешницы и надела трусики, поправила своё платье и резко открыла кран с водой и начала мыть полотенце под струёй воды. Эрвин абы как застегнул ремень на брюках и открыл холодильник, сделав такое лицо, когда сейчас решал дела межгалактической важности.       — Папа, я уснуть не могу. — София, к счастью, ничего не заподозрила и даже не обратила на странную картину, царящую на кухне.       — Да... Дороти тебя уложит... Иди, зайка. — Эрвин до сих пор не мог привести своё дыхание в норму и полчаса пялился в холодильник, держа его открытым. Джина чуть ли не до дыр "застирала" полотенце. София убежала, а пара извращенцев выдохнула, закрыла кран с водой и захлопнула холодильник.       — Так, давай договоримся, что для секса у нас есть спальня, — Джина промокнула лоб влажным полотенцем.       — Угу, пошли, а то ты последнее время злая. — Эрвин схватил девушку на руки и потащил в спальню. — У меня, кстати, наручники есть.       — Ох! Сразу сказал бы, что сегодня я твоя задержанная! — Купер улыбнулась, предвкушая веселье.