Graves He Left Behind

Первым делом оказавшись в Нью-Йорке, Персиваль купил себе пачку «Luckies» и сразу же выкурил сигарету под неодобрительным взглядом Винды Розье, вместе с которой он и был сюда послан. В Нурменгарде он не нашел ни одной пачки — но, если подумать, это было в его привычках, постоянно забывать купить сигареты впрок и затем страдать от желания затянуться, когда они кончатся. То есть, он не мог вспомнить ни одного прецедента… просто знал, и все. Закончив осматривать здание театра изнутри, он инстинктивно закурил снова. На этот раз Винда не стала ворчать о том, что ему пора бы приобрести привычку курить на ходу, потому что теперь стоять на месте и ждать было частью плана. — Долго еще? — отрывисто спросил он. — Минут десять. Надо удостовериться, что на нас обратили достаточно внимания. — Ага, — Персиваль рассеянно кивнул. — Был здесь раньше? — поинтересовалась Винда, вертевшая в руках грампластинку, которую она достала из какого-то причудливого устройства, напоминавшего прямоугольную коробку с двумя обрезанными углами и трубой (не трубой, но чем-то цилиндрическим, предназначения чего Персиваль не знал), выглядывающей из верхней грани. Для коробки подразумевалось что-то вроде обозревательного отверстия и еще несколько деталей виднелись сбоку. Снизу, под коробкой, находился адаптированный под устройство граммофон. Наверное, туда и следовало поместить пластинку, но вот только Винда не собиралась это делать. — Извини. Я не знаю, — коротко ответил Грейвз, подходя ближе. Сцена театра, где они находились, была заставлена всяким оборудованием. Он опознал несколько камер — но предназначение большинства оборудования для него все-таки оставалось загадкой, вроде той штуки рядом с Виндой. — Вообще-то это довольно тяжело, я ведь совсем не помню, как работал в MACUSA. — И Геллерта все еще не вспомнил? — сочувствующе уточнила Винда, откладывая пластинку в сторону. Персиваль помотал головой. — Ничего страшного, я уверена, ты разберешься, как жить с этим. — Думаешь, я так ничего и не вспомню? — Геллерт сказал, что это фатально, а он куда лучше меня в диагностике. Да и вряд ли память вернется после того… что случилось с тобой. Это же не Обливиэйт. Персиваль вздохнул, оглянувшись. Помещение было освещено слабым синим огнем, пробивавшимся сквозь окна. Пока что они успели испортить только фасад здания путем выжигания на нем огромного (почти в два этажа) знака Даров Смерти. Теперь они, кажется, ждали прессу… Грейвзу задание казалось глупым. — Это ощущается неправильно, знаешь ли. Варварски. Как разрушение оперного театра способствует достижению «благой цели»? — Демонстрация, — Розье улыбнулась. — Нам надо заявить о себе. Как жаль, что единственный доступный способ это сделать из-за Статута — разрушение. Ты и сам прекрасно знаешь, они не позволят маглам узнать, что это мы, что бы мы не делали. — Теперь в этом еще меньше смысла, — Персиваль нахмурился. — Эта демонстрация направлена на других волшебников, распространить наши идеи. А еще — добавить MACUSA проблем. Конечно же, мы стараемся выбирать символические места, — она грустно посмотрела куда-то на пол. — Но это не значит, что действительно рассчитываем остановить маглов этими атаками. Нам просто не хватит силы. Главное, низвергнуть Статут. Тогда у Магических Министерств не останется выбора, кроме как помочь нам. Потому что маглы ненавидят все, что не могут понять. Всех нас. Персиваль поморщился, слово «магл» постоянно резало слух. Это была одна из главных проблем, почему он не любил разговоры о Большем Благе. Постоянно хотелось исправить окружающих, но в итоге исправляли именно его, когда он забывался и использовал термин «не-маги». — Уходим, — коротко скомандовала Розье, видимо, довольная тем, что увидела за окном. Персиваль приготовился аппарировать, но она остановила его: — Снаружи. И тебя снимают, постарайся выглядеть прилично, — осторожно поправив лацкан пальто наманикюренными пальчиками, она улыбнулась и направилась к выходу через проход между креслами партера. Через секунду, не более, Грейвз направился следом. Она обернулась в его сторону перед выходом, все еще придирчиво осмотрела рубашку и пальто, удовлетворенно кивнула и выразительно стрельнула глазами в сторону выхода. Снаружи уже доносился шум. Много людей, наверное, набежало. Что магов, что нет: фасад горел ярко-голубым и не мог не привлечь внимания. — Адское пламя, — тихо сказала она, направляя палочку вовнутрь здания. Персиваль инстинктивно вздрогнул. Он хотел обернуться и посмотреть на то, как Пламя уничтожает оставленное ими оборудование, но Винда помотала головой, давай понять, что на это нет времени и распахнула двери, выходя наружу. Грейвз слышал треск чего-то, уничтожаемого Пламенем за его спиной, а на улице перед выходом — шум толпы и вспышки камер. Он задержался только на секунду, чтобы стряхнуть с почти докуренной сигареты пепел, и вышел вслед за Розье — как и советовала та, стараясь держаться как можно более презентабельно…

***

Без Персиваля Грейвза в Магическом Конгрессе как будто бы стало пусто. А еще горько и по-детски обидно, что именно Грейвз, с которым Пиквери так много связывало, оказался в итоге предателем. Но Серафине не до размышлений о бывшем школьном друге, потому что после того беспорядка, который случился в Нью-Йорке благодаря Скамандеру-младшему, у всего Конгресса неприлично много дел. Сначала он просто стал вести себя немного не так. Неуловимо, слегка менял свое поведение, почти не говорил с Пиквери, стал более нервным и то и дело давал понять, короткими комментариями или длинными пассажами, как он недоволен сложившейся ситуацией. Это стресс, убеждала она себя. Он ведь, в отличие от Пиквери, работает в поле и понятное дело, это куда сложнее с эмоциональной точки зрения. Ему нужен отпуск и, возможно, найти себе какого-нибудь юношу для снятия напряжения. Если на время отпуска поехать в Англию, это может быть даже не-маг; и выбор шире, и стереть память легче без последствий… но, когда она предложила Персивалю взять отпуск, он отказался. Вместо этого он постоянно делал другие вещи, которые не имели никакого смысла. Добивался увольнения аврора Голдштейн из-за одного частного случая, и пришлось согласиться хотя бы на понижение. Постоянно пропадал где-то. Как ни странно, бросил курить. А потом участились эти странные магические атаки… и Скамандер-младший появился из ниоткуда, без каких-либо надлежащих иностранцам документов, но зато с кучей проблем, которые решить должен был MACUSA. После длительных поисков стало понятно, что последний раз, когда Персиваль был в министерстве, он допросил Голдштейн и Скамандера, услышал в их показаниях нечто, что оказалось достаточным оправданием для смертной казни, и со словами «я сам сообщу все госпоже президент» покинул стены Конгресса. К Серафине, он, конечно, так и не зашел. В следующий раз его видели во время инцидента с Криденсом, в самом начале; как и другие авроры, Грейвз пытался остановить Обскури. Но его точно уже не было на станции Сити-Холл: там был Скамандер, который сначала робко пытался обвинять Пиквери в убийстве ни в чем не повинного разнесшего пол-Нью-Йорка и рассекретившего все Магическое сообщество Обскури, а затем неожиданно решил отойти от образа и для разнообразия сделать что-то полезное. Серафина была ему благодарна, действительно. Сейчас, когда Конфедерация наверняка снова начнет донимать ее обвинениями в некомпетентности (как будто бы она должна была лично проверять каждого ребенка в Штатах на наличие обскури внутри!), ей очень пригодилась неожиданная помощь. Теперь ее хотя бы не будут обвинять в нарушении Статута. Второй раз такой крупный скандал еще относительно молодому американскому сообществу не простят. При Криденсе нашли амулет с символом Гриндельвальда, но даже она сама понимала, как глупо звучат обвинения в пособничестве темному магу в сторону мальчишки. Кто-то должен был уговорить его. Кто-то здесь, в Нью-Йорке, работает на Гриндельвальда. Раньше Серафина, конечно же, назначила расследовать это дело Грейвза… Но это было еще одной проклятой проблемой. Пиквери не заметила предателя в самом Конгрессе, в собственном ближайшем окружении. Вопрос был только в том, ради кого он мог бы предать ее? И ответ, который логично напрашивался, совсем не нравился Серафине. Случайно появившийся Обскури, случайно оказавшийся в Штатах эксперт по этим тварям (возможно, вообще единственный в мире: обскуриалов сейчас во всем мире десятки, если не единицы, кому могло прийти в голову их изучать?), случайно этот же эксперт имел при себе какой-то яд для стирания памяти, случайно в Штатах именно сейчас начал орудовать какой-то последователь Гриндельвальда… не бывает таких каверзных случайностей. Пропажа Персиваля в тот же день должна была быть связана с чем-то. Ее худшие опасения подтвердились вчера. И теперь перед ней лежал утренний выпуск «The New York Ghost» с заголовком на первой же полосе, гласившим, что «Директор Магического Правопорядка MACUSA оказался одним из аколитов Гриндельвальда». С колдографией, на которой из дверей Манхэттенского оперного театра выходила, презрительно глядя в сторону фотографа, Винда Розье. За ней появлялся и Персиваль с безучастным лицом, игнорируя возгласы в толпе (на колдографии их слышно не было, но Серафина знала, что они были). Подойдя к Винде, он оборачивался в ее сторону и слегка приподнимал брови, спрашивая без слов. Розье кивала, не отводя взгляда от объектива и в ту же секунду они аппарировали куда-то прочь. А через мгновение двери снова открывались и появлялась новая Розье и новый Персиваль — цикл колдографии замыкался. Все это время на здании сзади них горел знак Гриндельвальда, выжженный, как Пиквери помнила из отчетов, проклятием синего пламени. Серафина брала статью в руки уже, наверное, в сотый раз за вечер. Слишком много разочарований в ее жизни. Бывший друг, в котором она была уверена, как в себе, перешел на сторону ее же прямого врага. А она сама оказалась достаточно глупа, чтобы этого даже не заметить… В дверь кабинета постучали и из-за нее показалось лицо Голдштейн. Пиквери отложила газету и вопросительно посмотрела на аврора. — Госпожа президент, простите за беспокойство, — Порпентина выглядела действительно сожалеющей. И правильно: ее восстановили в должности, а ее дружку простили сотню-другую нарушений закона, не стоило лишний раз напоминать о себе. — Дело в том, что Ньют кое-что обнаружил на днях, и… — Разве я недостаточно ясно выразилась, когда сказала мистеру Скамандеру как можно скорее покинуть территорию Штатов? — Да, но… — Голдштейн болезненно поморщилась. — Понимаете ли, кое-что пропало из его чемодана. То есть, кое-кто. — Входите, — кивнула Серафина, начиная злиться. Дверь открылась полностью, впуская в кабинет Порпентину и неуверенно жмущегося к ней Скамандера. — Несколько дней назад вы клятвенно меня заверяли, что изловили всех существ, которые оказались на свободе в следствие инцидента? — Пиквери испытующе посмотрела на Ньюта. — Это правда, — Скамандер кивнул. — Но я… я не досчитался своих вещей после того, как мне вернули чемодан из MACUSA. — Вы обвиняете моих подчиненных в воровстве? — с холодным возмущением уточнила Серафина. — Хотя да, — поправилась она с притворным сожалением, — мисс Куинни Голдшейн, которая забрала его из хранилища в обход регламента, то есть своровала, действительно мой сотрудник. Если вас возмущает этот факт, мистер Скамандер, напишите жалобу и она будет тут же уволена. Порпентина вздрогнула и перевела испуганный взгляд с Серафины на Скамандера. — Не беспокойтесь, аврор Голдштейн, я не буду увольнять вашу сестру, — успокоила ее Пиквери. — Просто прежде чем выдвигать обвинения, подумайте, насколько вы сами безгрешны. И что же у вас пропало, мистер Скамандер? — Моя книга, — пробормотал Ньют. — То есть большая часть моих черновиков. У меня есть часть в Англии, просто… там было довольно много уникальных материалов. Голдштейн фальшиво прокашлялась в кулак, косо глядя на Ньюта. — Ну да, и еще пропал мой Обскури, — явно неохотно добавил тот. Какое-то время Пиквери молчала, пытаясь понять, не было ли в услышанном ей какого-то другого смысла. — Ваш Обскури? Скамандер кивнул. — Он совершенно безопасен без носителя. И я очень сомневаюсь, что он способен выжить ex situ*, если не созданы особые условия. Неправильная интродукция может погубить обскури. Вообще-то, даже правильная может. История пока не знает ни одного, кто смог бы акклиматизироваться для жизни вне первоначального носителя… — История не знает. А вы, мистер Скамандер? — Я верю, что мог бы стать тем, кто даст этому виду шанс на безопасное выживание, — уклончиво ответил Ньют. — Я собирался рассказать о своем опыте в книге, но еще даже не закончил наблюдения. Очень грустно, что Обскури теперь уже… мертв. Голос Ньюта с сожалением дрогнул и Серафина поняла, что Скамандер все еще надеется. У нее самой от мысли о том, что существо, подобное Криденсу, могло еще жить где-то в Нью-Йорке, вызывало чуть ли не приступ паники. Успокаивало только то, что Скамандеру можно было доверять, когда он говорил о своих существах, а значит, Обскури и правда, скорее всего, мертв. — И вы обвиняете кого-то из сотрудников Конгресса в воровстве вашей книги и обскури? Ньют замялся, но затем кивнул. Голдштейн взволнованно добавила: — Если конкретно, аврора Грейвза. На допросе он… проявлял интерес к этой теме. Тем более, в свете свежих новостей, — Порпентина кивком указала на газету на столе Пиквери, безошибочно определив, что это за выпуск и что за статья. — И вам уже известно, что Гриндельвальд интересовался Криденсом. Может быть, ему зачем-то нужен обскуриал. Серафина перевела взгляд на газету и какое-то время молчала. Когда Розье с фотографии в третий раз смерила ее презрительным взглядом, как будто могла откуда-то знать, кто на нее смотрит, Пиквери все же обратилась к посетителям: — Вы правильно сделали, что сообщили мне, аврор Голдштейн. Что до ваших записей, мистер Скамандер, мы вернем вам их, если сможем найти. И еще, — подумав, добавила она. — Останетесь в Штатах. MACUSA нанимает вас временным консультантом. Добудьте себе лицензию на палочку и все полагающиеся бумаги. И желательно, более надежный замок на чемодан. — Но вы же сказали мне уезжать… — Обстоятельства изменились, мистер Скамандер. Мне нужен кто-то, кто разбирается в обскури, раз уж их последнее время так много. К тому же, если вы будете непосредственно участвовать в расследовании дела Грейвза, то получите возможность лично убедиться, что мы сделали все, чтобы найти черновики вашей книги. В глазах Ньюта наивным огоньком вспыхнула надежда. Без слов было понятно, что он согласен и в первую очередь рассчитывает найти вовсе не черновики. — Аврор Голдштейн, поручаю вам проследить за тем, чтобы мистер Скамандер оформил все документы надлежащим образом. Вы тоже будете приобщены к делу Грейвза. Надеюсь, это не вызовет каких-то проблем? Порпентина едва заметно покраснела. — Никаких проблем, госпожа президент. — Тогда вы свободны. Только оставшись наедине с газетой и самодовольной улыбкой Розье, Серафина позволила себе недовольно нахмуриться и вслух вздохнуть. Персиваль не смотрел в камеру, в отличие от Винды, но в нем, в его движениях, в безразличном взгляде, в походке, в конце концов, было что-то и правильное, и неправильное одновременно. Как будто все перемены в поведении, которые Пиквери списывала на стресс, вдруг сразу же пропали, стоило ему сбежать из MACUSA. Серафина по себе знала, что такое стресс на работе — и он не мог вот так пройти. Очередной раз аппарировав, Грейвз и Розье на секунду исчезли с колдографии. Пиквери моргнула и наклонилась ближе, только сейчас заметив незначительную деталь. Спускаясь по лестнице, Персиваль слегка отводил правую кисть вбок и отбрасывал что-то в сторону — что-то небольшое и едва различимое на фотографии. Понадобилось несколько циклов, чтобы убедиться наверняка, но движение было слишком характерным. Грейвз выбрасывал окурок. Снова начал курить… Почему?