Graves He Left Behind

В первый раз это произошло на одном из собраний. Все важные вещи уже обсудили, и теперь они, — Розье, Крафт, Абернати и Персиваль, — остановились, чтобы обсудить последние новости. Он был хорошо знаком с Розье, пару раз видел Крафта и Абернати, и о последнем ему сказали только то, что он работает в MACUSA. Разговор зашел о семействе Розье. Точнее, завел его Крафт и говорил в основном он же, то и дело обращаясь к Винде, чтобы та что-то подтвердила. Грейвзу стало скучно, поэтому он посторался соскользнуть с темы, и обратился к Абернати: — А как там дела на ранчо? Тот чуть ли не покраснел и ничего не ответил. — О, так твоя семья содержит ранчо? — вежливо поинтересовалась Винда, очевидно, тоже радуясь возможности сменить предмет беседы. — Да, отцовское, на юге Калифорнии, — неуверенно пробормотал Абернати, кося глаза то ли в сторону Крафта, то ли в сторону Грейвза (они стояли рядом). — Глупое магловское занятие, — фыркнул Крафт, но Персиваль и Винда его проигнорировали. — Надо же! — восхищенно воскликнула Розье. — И ты часто там бываешь? — Вообще-то я лет пять там не был, — пожал плечами Абернати. — Не думал, что вы помните, мистер Грейвз. Персиваль поймал на себе вопросительный взгляд Винды. — Я мог услышать это уже после потери памяти, — постарался оправдаться он. Все же не стоило радоваться вернувшейся памяти так скоро — это могла быть какая-то ошибка. То есть Персиваль, конечно же, очень хотел бы верить в то, что память возвращается, но дело было в том, что ничего экстраординарного он в тот момент не ощутил. — Не обязательно же… — Не то чтобы в Нурменгарде много кто знал об этом, — проворчал Абернати, безуспешно пытаясь казаться вежливым. Крафт хищно буравил его взглядом, и Грейвз так и не понял, почему. Ранчо как-то мешали свершению Большего Блага? Или это просто «презренное занятие для не-магов»? Но какое тогда отношение к нему имеет Абернати, который уехал с ранчо в пять лет… На этом этапе размышлений Персиваль понял, что помнит куда больше, чем ему показалось вначале. Он почти обрадовался, но спустя несколько десятков попыток вспомнить что-то еще, оттолкнувшись от информации о семье Абернати, понял, что надежда была напрасной. Во второй раз прошлая жизнь тоже дала едва заметный отклик. У него совсем не было чувства, как будто он что-то вспоминал. Просто осадочные факты, о которых Персиваль редко задумывался, но никогда не забывал по-настоящему, всплывали во время разговора. Они сидели в кабинете Гриндельвальда. Геллерт и Винда обсуждали что-то невероятно важное для нужд революции, а Персиваль занимался тем, что пытался смутить Розье, всячески намекая на события прошлой ночи, когда Геллерту пришло в голову использовать некоторый бондаж, от которого у Грейвза до сих пор не сошли следы на запястьях и ныла спина. Признаваться в последнем было не очень-то приятно, но картину это факт дополнял. Розье на проверку оказалась истинной француженкой — смутить ее разговорами о сексе не удалось, зато Гриндельвальд разозлился и сказал, что они тут собрались для обсуждения возможности составить взаимовыгодные договора с ведущими политиками, и не надо отвлекаться на всякую ерунду. Речь на тот момент шла о Серафине Пиквери — президенте Магического Конгресса и о ее политике по отношению к Гриндельвальду. Персиваль слушал вполуха, ему не было интересно. Может, он и мог бы сказать что-то полезное, но просто не хотел. Геллерт и сам прекрасно справлялся, если так посмотреть. — Не думаю, что есть хоть малейшая надежда на то, что она поддержит нас, — сказала Винда. — Она слишком консервативна и не согласится с идеей нарушить Статут. — Пиквери умнее, чем ты думаешь, — протянул Геллерт. — Она принимает наименее рискованные решения. Сейчас, чтобы получить поддержку Конфедерации и электората, лучше быть консервативным. Когда станет понятно, что назад не повернуть и революция свершилась, Пиквери будет стараться сохранить и свой пост, и свое влияние. Но она не верит в мою победу, иначе сделала бы другую ставку. А пока что ей нужен внешний враг — потому что она знает, что американская магическая правительственная система настолько жесткая, что политик может получить общественную симпатию только оберегая их от чего-то более страшного. Можно не бояться того, что она причинит мне серьезный вред, даже если будет иметь возможность. — Значит, мы будем рассчитывать на договор? — Она умный и расчетливый человек без идеологии. Таким не следует давать слишком много власти, — Геллерт задумчиво замолчал, затем перевел взгляд на Персиваля. — Что думаешь ты? Персиваль оторвался от бездумного перелистывания издания «Молота ведьм» — книгу он уже читал во время обучения в Ильверморни и остался не впечатлен. Магическое министерство «здравоохранения, образования и социального обеспечения» требовало обязательного изучения этой книги и написания сочинения после прочтения на тему «От чего нас спасает Статут и бла-бла-бла». За Персиваля это сочинение написала симпатичная четверокурсница, которая на что-то надеялась почем зря. Грейвз немного задумался. — Про Фину что ли? — переспросил он, совсем не отдавая себе отчета, почему не назвал ее «Пиквери», как остальные. — Ну, она хорошо справляется с руководящими должностями. Я думаю, рациональнее будет договориться. Гриндельвальд с сомнением прищурился и снова вернулся к диалогу с Виндой. Дальнейшие аргументы Персиваль прослушал, занимаясь обдумыванием только что вскрывшихся фактов. Он не хочет, чтобы Серафина умерла или стала жертвой репрессий. Она нравится ему. И дело не только в том, что Фина умная и сильная ведьма, но так же в том, что… она хороший друг? Грейвз еще долго думал над этим, настолько, что включился обратно в беседу только когда разговор перешел на Альбуса Дамблдора. — Дамблдора нужно убить, ни о каких договорах с им и речи нет, — вполне уверено заявил Геллерт, сразу же откладывая папку. Персивалю это показалось странным: до этого они дольше останавливались на куда менее спорных кандидатурах. — Почему? Я слышал, он сильный маг, — вставил Грейвз, чтобы подать хоть какие-то признаки жизни. Но он выбрал не ту личность для комментариев: Гриндельвальд разозлился еще сильнее. — Альбус Дамблдор — это тот случай, когда нельзя быть уверенным, что тебя не обманули, даже если он даст Непреложный Обет. У нас были общие дела в прошлом, и боюсь, что… — он поморщился и не договорил до конца. — В любом случае, мне не требуются ваши советы касательно переговоров с Дамблдором, поэтому переходим к следующей кандидатуре… Персиваль снова задумался. Он должен был знать об Альбусе Дамблдоре — то есть, знать что-то большее, чем имя и короткая биографическая справка, которые ему подкинула память. Он же был в отношениях с Геллертом, так что должен был слышать о его недругах. Обычное дело для пар — делиться друг с другом неурядицами и проблемами с работы. Гриндельвальд о его работе в MACUSA знал много, судя по мельком оброненным фразам. А вот сам он… все забыл. Невежливо. Если верить Геллерту, они встретились впервые после окончания войны — Персивалю тогда было уже тридцать шесть, но именно в тот момент начался его карьерный рост. Гриндельвальд говорил о Пиквери только мельком, так, что Грейвз даже не обратил внимание. А ведь она сыграла большую роль в его карьере… Неужели он тогда не познакомил ее с Геллертом? Конечно же, у того репутация была уже не самой лучшей, но и Фина тогда только начинала быть публичным политиком. Они держали свои отношения в секрете (опять же, если верить Геллерту), но неужели настолько? Если он не рассказал Серафине, то, должно быть, не рассказал никому вообще, подумал Грейвз. Этот вывод не основывался ни на каких воспоминаниях, но ощущался логично. Отчасти это было даже грустно. Знал ли о них хоть кто-то, кроме Винды? А если никто не знал, то… Персиваль отмахнулся от мысли. Пусть он не доверял своим воспоминаниям, но доверял интуиции. Быть с Геллертом ощущалось правильно. Третий раз оказался самым неловким. Это был один из тех редких случаев, когда Геллерт был «снизу». То есть формально он был все-таки сверху, но при этом все равно был принимающей стороной. Персивалю нравилось. Нравилось, какими растрепанными выглядели его казалось бы слишком короткие волосы; нравилось, как уходил в расфокус взгляд разномастых глаз; нравилось, насколько чувствительнее он казался в такие моменты. Или не казался, а действительно был? Сам Геллерт, судя по всему, очень любил эту позицию в постели и очень ненавидел Персиваля сутки после во всех остальных местах. Грейвз чувствовал себя скованным, потому что не мог сделать ничего лишнего — буквально. Попытки слишком собственнически погладить, или поставить засос, или постараться задать темп, к которым Геллерт относился нормально, когда принимал Персиваль, влекли за собой наказания и ограничения. Порой весьма болезненные. Гриндельвальд обладал какой-то чудесной способностью чувствовать грань между теми случаями, когда боль была приятным дополнением к близости, и теми, когда она была просто болью. Персивалю хотелось сказать о том, как тот ему нравится, но с ним был просто невозможно говорить о таких вещах. Гриндельвальд переводил тему и старательно делал вид, что ему скучно обсуждать это. Что уж точно было неправдой, потому что невозможно быть настолько страстным в процессе и при этом считать разговоры об их отношениях досадливой частью обыденного этикета! Оставалось говорить только во время секса, но Персивалю не шли в голову длинные и красивые формулировки, а если и шли — то произнести их уж точно не удавалось. Осталось постанывать, и ограничиваться банальностями вроде «люблю тебя», «ты восхитительный», «быстрее», или и вовсе просто выкрикивать его имя… — Габриэль!.. Сказанное дошло до него лишь спустя несколько секунд. Персиваль испуганно похолодел и распахнул глаза, жалея, что пропустил первую реакцию из-за прикрытых век. Но Геллерт не спешил отвечать, глядя куда-то мимо и все так же держа свои теплые ладони на его талии. Не слышал?.. Грейвз едва смог отвлечься от беспокойных мыслей. Сказалось ли это на его энтузиазме, или он просто выглядел слишком отвлеченно, но Геллерт после того, как они оба кончили, по-быстрому наложил очищающие и лег на свою половину кровати спиной к Персивалю. Обиделся, что ли? Может, все-таки слышал? Хотя нет, это же Гриндельвальд. Уж кто-кто, а он точно не стал бы молча игнорировать такое! Тем более, что виноват как раз был Персиваль… вроде как. Он что, изменял Геллерту? Или это какой-то бывший? Невзаимная влюбленность? Он подумал немного, а затем пододвинулся ближе к Геллерту, перекинув одну руку через его корпус и прижавшись к спине. Гриндельвальд не стал вырываться, даже наоборот, — поймал грейвзову ладонь своей и сплел пальцы. Нет, точно не слышал. А вдруг Персиваль это только подумал, а не произнес вслух? Или произнес слишком тихо… «Габриэль…» Почему Габриэль? Какой-то знакомый, о котором он забыл? Но то, что он вспомнил о нем именно тогда, наталкивало на мысль, что они были любовниками. Персиваль закрыл глаза и постарался уловить какой-нибудь образ из памяти, связанный с этим именем. Единственной реакцией была легкая твердость в штанах, что только подтверждало теорию. Если Гриндельвальд и заметил, то не подал виду, продолжая притворяться спящим. Может, дойти до уборной? Может, это поможет ему вспомнить Габриэля, а там все остальное прошлое подтянется чередой ассоциаций… Персиваль обдумывал пару минут такую перспективу, но потом придумал кое-что получше. Решение было простым и достаточно надежным. И главное: легко осуществимым. — Геллерт? Тот издал в ответ какой-то бессмысленный звук, просто чтобы показать, что не спит. — Организуешь мне завтра порт-ключ до Нью-Йорка и обратно? — Зачем? — обеспокоенно поинтересовался Геллерт, попытавшись обернуться и посмотреть Персивалю в глаза, но Грейвз предвосхитил это его намерение и коснулся губами шеи Гриндельвальда, слегка прикусывая. Как он и думал, это остановило его от попыток вертеться. Оторвавшись от шеи Геллерта (и смутно понадеявшись, что утром останутся хотя бы слабые следы), Грейвз сказал ему на ухо: — Хочу побродить по местам, где раньше бывал. Зайти домой. Знаешь, вдруг это поможет мне вернуть воспоминания? Гриндельвальд молчал какое-то время, затем ответил: — Я пойду с тобой. — Нет, не пойдешь, — возмутился Персиваль. — Ты будешь меня отвлекать. Я пойду один. — Ты не знаешь адреса. — Знаю. Я вообще как оказалось неплохо помню топографию Нью-Йорка. — Ладно, — на этот раз Геллерт размышлял еще дольше. — Я договорюсь, чтобы тебе дали все нужное. — Спасибо, любовь моя, — ласкового прошептал Персиваль, прикусывая на этот раз мочку уха. — Хватит, — недовольно отмахнулся Геллерт. — Я хочу спать. Было немного жаль, что ничего не получилось, но Грейвз не расстроился: получить порт-ключ было куда важнее. Не то чтобы Персиваль не мог бы получить его и в случае отказа, но… не хотелось устраивать ссор с Геллертом. Пока что.