Some of them want to use you Some of them want to get used by you Some of them want to abuse you Some of them want to be abused (Emily Browning — Sweet Dreams)
— Как продвигаются твои дела с Майклом? — спросила Зои, присаживаясь около меня с жестяным подносом в руках. Мы с Майклом вернулись из церкви к середине обеденного перерыва. Правда, молодой человек предпочел уйти в свою комнату и отправить меня в столовую в одиночестве. Последние минут двадцать, ожидая появления Коко и Зои, я просидела за небольшим округлым столиком, вяло ковыряясь вилкой в тарелке с мясной лазаньей и предаваясь тяжелым раздумьям. Погруженная в свои мысли, я даже не заметила, что столовая успела опустеть, предоставляя нам с девочками возможность спокойно пообщаться. — Я слышала, вы вместе провели полдня, — она быстро размешала принесенное ею картофельное пюре с кетчупом, превращая его в оранжевую кашицу. — А я слышала, что у нас появились новые Ромео и Джульетта, — хохотнула Коко, плюхаясь на стул по мою правую руку. Поднос с ее обедом громко ударился о стол. — Якобы возлюбленные сбежали от злого мистера Бэрроу, не желая калечить друг друга вазой. Ее нелепые слова напомнили мне о недавнем поцелуе. Мое лицо запылало. — Глупость какая! — негодующе воскликнула я, отодвигая в сторону тарелку с остывшей лазаньей. Зои укоризненно поглядела на Коко, а потом обратилась ко мне: — Тебе удалось что-нибудь узнать, Мэллори? — Да, Мэллори, — поддакнула Коко, — мне нужно солнце и воздух Нового Орлеана, — она легко помахала ложкой в воздухе. — Обрадуй меня, что мы скоро улетим домой. — Я думала, тебе здесь нравится, — недовольно произнесла я, злясь, что она считает, что ей одной тут тошно находиться. — Как там того парня зовут? Эрик? Тот, что в моей учебной группе, правильно? По словам самой Коко, мне было известно, что она действительно совсем неплохо проводила время в школе Готорна, будучи окруженной вниманием молодых людей, голодных до женщин. Хотя и совершенно не замечала, что большинство из этих парней с удовольствием бы стерли ведьм Ковена с лица Земли — просто чтобы занять их место под солнцем, при этом не побрезговав по очереди поиметь саму Коко. Коко уже было раскрыла рот, чтобы ответить мне, как Зои сердито перебила ее: — О похождениях Коко потом побеседуете! — она повернулась ко мне: — Говори же! Вздохнув, я рассказала все, что узнала о редком даре Майкла, стерев из своей истории наш поцелуй. Этот поцелуй совершенно ничего не значил. Смысл о нем говорить? Правда, я умолчала и о предложении Майкла устроить самосуд со священником. Я не знала, как на такое отреагирует Зои и во что все это выльется, и потому решила кинуть ей пробный шар. — Зои, — медленно начала я, — святой отец Николас… Он ведь должен быть наказан? Девушка уже некоторое время молчала, обдумывая мои слова, и теперь мой вопрос застал ее врасплох. Мне стало ясно, что она и думать забыла о священнике, размышляя о Майкле. — Конечно, — рассеянно отозвалась она. — Я позвоню в полицию. Я поджала губы. Я не могла не согласиться с Майклом в том, что полиция — это не наказание. Зои не было там. Она не чувствовала то, что я впитала в себя, когда невольно слилась с душой священника. Она просто-напросто ничего не понимала. — Он убил шестнадцать мальчиков, — аккуратно произнесла я, краем глаза заметив, как Коко неуверенно заерзала на месте. — Ему нравилось насиловать их и смотреть, как они корчатся от боли. Мне кажется, что тюрьма — это не совсем то, что заслужил священник за свои преступления. Зои угрюмо поглядела на меня. — Мы больше не убиваем без нужды, Мэллори. Темная эпоха Ковена закончилась со смертью Фионы. Мы решаем проблемы обычных людей так, как их решают обычные люди. Будь он колдуном, я бы первая просила у Корделии разрешения возвести возмездный костер, но он не колдун. — Зои… — растерянно проговорила я, — но… Она выпрямилась. — Я уже сказала, что позвоню в полицию, и я позвоню, — напряженно заверила она меня. — Не влезай в это дело, не надо. — Послушай, ты не… — Мэллори! Я откинулась на спинку стула. Бессмысленно. Она словно меня совсем не слышала. Не хотела слышать. По большому счету, ей было плевать. Она не понимала, что пока полиция будет искать улики, свидетелей и черт знает, что еще, для вынесения обвинения, священник или улизнет, или доберется до того мальчишки. Возможно, он уже вел подготовку к новому убийству. И вообще, она серьезно думала, что полиция поверит словам ведьмы, основываясь на утверждении, что о серии убийств стало известно посредством колдовской силы? Зои поднялась, с глухим звуком отодвинув стул, всем своим видом демонстрируя, что эта тема закрыта. Коко вдруг тоже засуетилась, зазвенев своей посудой. — Знаешь, не звони в полицию, — сказала я и поглядела на замершую Зои. — Я сама им позвоню. Ну, там, информация из первых рук, все дела… Хорошо? Девушка с подозрением посмотрела на меня. Ее насторожили мои слова. Я физически ощущала ее недоумение от моей резкой уступчивости и покладистости. Но, видимо, на моем лице ничего не отражалось кроме вынужденного смирения, и глубокая морщинка между ее бровей разгладилась. Она одарила меня мимолетной улыбкой. Зои не ждала от меня никакого вероломства и потому поверила. — Конечно, Мэллори, — она одобрительно кивнула. — Будет правильнее, если ты сама с этим разберешься. — Верно, — согласилась я. — Я сама с этим разберусь.***
Я опаздывала. Я должна была встретиться с Майклом у церкви еще полчаса назад, но из-за Коко и утомительной игры в «Монополию» с ее новообретенными друзьями, мне пришлось знатно помучиться, чтобы буквально сбежать от девушки, считавшей, что мне тоже нужно обзавестись новыми связями. И потому сейчас я практически летела, путаясь в юбке черного платья и стараясь побыстрее очутиться на месте. Мне бы следовало переодеться во что-то более удобное, но весь этот день моя голова отказывалась толком работать, и теперь я то и дело морщилась, когда наступала на мелкие камушки своими балетками с тонкой подошвой. Далекий свет из Конли служил мне маяком в этой душной ночи, небо которой затянули непроницаемые грозовые тучи, спрятав за собой звезды и луну. После дневного зноя земля еще не успела остыть и воздух был густым и тяжелым. Казалось, я двигалась сквозь плотное ватное облако, вдыхая в легкие аромат полыни. Стук сердца отдавал прерывистой вибрацией в висках. Тревога засела колючей проволокой вокруг горла. Этот священник действительно должен понести наказание за свои злодеяния. Проблема заключалась лишь в том, что я не знала на самом ли деле я и Майкл имели право решать его судьбу. Грань между хорошим и плохим поступком слишком размылась, и я находилась на перепутье, споря сама с собой. С одной стороны, мы расправимся с убийцей, а с другой, сами станем убийцами. Майкл не озвучил вслух, что мы точно убьем его, но моя душа жаждала именно такого возмездия. Почему-то я стыдилась этого и снова задумывалась о том, стоит ли подобное правосудие всех возможных мук совести и крови на руках, что потом не отмыть? А если мир станет чище и светлее без святого отца Николаса? Это будет считаться благом? Искупит ли содеянное? Когда я наконец добралась до церкви, то на ходу начала озираться в поисках фигуры Майкла. Но сколько бы я не оглядывалась, его нигде не видела. В голове промелькнула мысль, что он вообще не пришел. Но я тут же отогнала ее от себя, подумав, что он наверняка ждал меня внутри. Остановившись у двустворчатых дверей церкви, я протянула ладонь к латунной ручке и замерла, не решаясь коснуться ее. У меня еще имелась возможность отказаться от этой затеи. Я могла вернуться в школу и просто позвонить в полицию, как того требовала Зои. Но что они сделают? Дадут ему пожизненное? Разве этого достаточно? Я вскинула голову и потянула ручку на себя. Тяжелый запах ладана ударил в лицо. Мне не хотелось лишний раз шуметь, и потому я очень аккуратно закрыла за собой дверь, а затем сделала несколько шагов вперед и остановилась на пороге, внимательно осматривая сводчатый зал, тускло освещаемый свечами. Теперь, когда десятки людей не занимали все пространство, мне хорошо были видны длинные ряды деревянных скамей, разделенных трехметровым коридором, ведущем к алтарю. На самом алтаре находился огромный деревянный крест с распятым Иисусом Христом, у подножия которого лежали белые цветы и какие-то толстые фолианты. Со стен, с расписных фресок, с подлинной грустью в глазах на меня смотрели лики святых, чьи лица украсили печальные улыбки. Царящая здесь тишина показалась мне оглушающей и гнетущей. Испытываемая ранее тревога переросла в нешуточный страх. Мысли о бесполезности полиции внезапно перестали быть спасительными и разумными. Моя уверенность в необходимости моего пребывания здесь пошатнулась. Я поежилась, укоряя себя за ту легкость, с которой я обманула своих подруг. Что я делаю? Что я, черт побери, опять делаю?! В полумраке проступил силуэт, в котором я узнала сидящего на скамье напротив алтаря Майкла. Он облокотился локтями о свои колени и уперся лбом в сцепленные накрепко ладони. Судя по всему, он молился, и это очень сильно меня удивило. Никогда бы не подумала, что Майкл набожен. Мгновение поколебавшись, я медленно направилась к нему, с ужасом ожидая увидеть перед ним тело священника. Ноги совсем не желали слушаться. Мне приходилось буквально заставлять их идти. Майкл как будто не слышал моих шагов, глухо звучащих по каменному полу. Он застыл безжизненной статуей и не шевелился. Остановившись напротив молодого человека, никакого тела я не обнаружила, как и не заметила совсем никаких следов или намеков на то, что здесь произошло что-то плохое. Поняв, что святого отца тут нет, я шумно выдохнула, отпуская вместе с воздухом и напряжение, которое не давало мне покоя весь день. Камень на сердце стал легче. — Не знала, что ты веришь в Бога, — произнесла я задумчиво. Выпрямляясь, он протянул: — Я бы не сказал, что верю в Него. Майкл облокотился на спинку скамьи и поглядел на меня. В его ладонях что-то блеснуло. — Тогда в кого ты веришь? — спросила я, пытаясь рассмотреть, что именно он держал в своих пальцах. — В Дьявола? Майкл неопределенно пожал плечами и усмехнулся. — Знаешь, в Дьявола верится легче. — Почему? — Потому что зло вокруг нас, Мэллори, — он вздохнул. — Террор, войны, насилие. Ты поверишь в Бога, допустившего такое или в Дьявола, спланировавшего все это? Или даже вспомни то, что ты сегодня сама узрела в чужих душах. Господь обещал людям хлеб небесный, но разве такая награда может сравниться с теми земными дарами, что искушают их каждый день? Перед людьми стоял выбор за кем следовать: за Богом или Дьяволом, и они выбрали второй вариант. Дьявол всегда был просто частью человеческой природы. Если так подумать, принять на веру, что миром правит Дьявол, то сам мир становится намного понятнее. И жить в нем становится тоже проще. Но если все это — царствие Божие, то мир не поддается никакой логике. Есть ли что-то красноречивее и показательнее этого, когда мы говорим о том, чье существование не вызывает сомнений? В словах Майкла было рациональное зерно, другое дело, что эти рассуждения имели под собой зыбкую почву. Ад населяли проклятые души, которые коллекционировал Папа Легба. Да и сила моя произрастала совершенно не из небесного первоначала. Но в существовании Дьявола я сомневалась. Впрочем, Папа Легба являлся оплотом последователей магии вуду. Возможно, на стороне колдунов и ведьм тоже имелся свой чернокнижник. Рассмотрев в руках Майкла серебряное узорное распятие, висящее на четках, украшенных темно-красными камнями, я растерянно поинтересовалась: — В таком случае, кому ты молился? — Тому, кто, надеюсь, услышит, — помедлив, ответил он. Эта тема явно была ему не слишком приятна, и поэтому я не стала настаивать на ответе. Майкл осознал свою силу и попал в школу Готорна, будучи уже взрослым. Есть такие привычки, от которых не избавиться, но которые приносят необходимое успокоение. Если молитва ему помогает, кто я такая, чтобы смеяться над его верой? — А святой отец… — я решила перевести тему. — Ты его видел? Майкл покачал головой. Что же, значит, ждем. Я подошла к алтарю и открыла фолиант в алой обложке, узнав в напечатанном тексте латынь. Все наши магические заклинания всегда были на латыни, и в академии мы целенаправленно учили этот мертвый для остальных язык. Мне он никогда особо не нравился, но сейчас узнавать знакомые слова оказалось весьма отрадно. Хотя без словаря за большую часть текста не стоило и браться. Одно из предложений кто-то подчеркнул карандашом, и я жадно впилась взглядом в мелкие буквы, стараясь понять окончательный смысл написанного. — «Ты Мне соблазн! — тихий голос Майкла за моей спиной заставил меня замереть, — потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое». Сердце у меня забилось быстрее. Несмотря на то, что Майкл просто перевел подчеркнутую строчку из книги, произнесенные им слова показались мне слишком двусмысленными. Обернувшись на него, я невольно затаила дыхание. Он стоял совсем рядом, возвышаясь надо мной, подобно отвесной стене. Мне пришлось задрать голову, чтобы посмотреть в его выразительные глаза, пристально рассматривающие меня. Майкл словно касался меня взглядом, очерчивая каждую черточку лица и ощупывая мое тело. Когда его взгляд остановился на моих губах, мне показалось, что температура в церкви резко подскочила до ста градусов. — Это не… — я запнулась, чувствуя, как предательский румянец выступает на щеках. — Это не полная цитата. * — Эта часть мне всегда больше нравилась, — произнес Майкл, возвращая взгляд к моим глазам. Не собираясь выказывать своего изрядного смущения, я как можно более небрежно спросила: — Ты учил Евангелие? — Моя бабушка считала, что в богословии может быть заключена разгадка по спасению моей души, — кивнул он. — Она приводила в наш дом священников, и они заставляли меня заучивать древние тексты. — От чего она хотела спасти тебя? — Не знаю, — Майкл фыркнул. — От моей силы? От того, кто я есть? Я облизала пересохшие губы. — А кто ты? — И вот мы снова вернулись к началу, Мэллори, — он усмехнулся. — А ты кто? Несмотря на добродушный тон, его взгляд стал жестче. Глаза блестели в полумраке ярко-голубыми огоньками. Сегодня Майкл спас меня, и мы целовались, но это не сделало нас друзьями. Он может смотреть на меня, словно хочет съесть, но мы по-прежнему по разные стороны баррикад. И, к моему искреннему сожалению, Майкл тоже об этом помнил, оставаясь начеку. — Я могу чем-то вам помочь? — растерянный голос, прозвучавший откуда-то сбоку, разрушил возникшее между нами напряжение. Посмотрев в сторону говорившего, я тяжело вздохнула, узнав в нем святого отца Николаса, облаченного в сутану. Наверное, ему было где-то около пятидесяти лет. В черных волосах прорисовывалась седина. Если бы я сама не видела его душу, то ни за что бы не поверила, что такой импозантный и статный человек являлся жестоким маньяком, любившим слушать, как его маленькие жертвы пронзительно кричат, плача от дикой боли. — Да, — откликнулся Майкл после небольшой паузы. — Я думаю, можете. Он медленно направился к священнику и, остановившись на расстоянии нескольких метров от него, спросил: — Но сначала скажите, почему именно эти мальчики? — он распрямил плечи. — Что в них особенного? Мужчина вытаращил на Майкла глаза. — Юноша, я не понимаю… Майкл нетерпеливо вскинул голову. — Ну как же, святой отец? Я про тех детей, что вы убили. Помните, вы еще мастурбировали на их тела? Священник вздрогнул. — Что вы себе позволяете!.. — воскликнул он пораженно. — Обвинять меня! В доме Божьем! В убийствах! — А также в педофилии, садизме, изуверстве, — Майкл принялся загибать пальцы. — Говоря о Рори Томпсоне из штата Техас, я почти уверен, что можно упомянуть и некрофилию… — Убирайтесь! — лицо священника побагровело, вены на шее взбухли, вызывая опасения, что еще немного и они лопнут. — Убирайтесь, или я вызову полицию! — Давайте пропустим ту часть, где вы строите из себя невинно обвиненного и сразу перейдем к делу, — Майкл сделал к нему еще один шаг. — Я могу сам узнать ответ на свой вопрос, но мне не хочется снова на вас смотреть. Поверьте, это нелегко. Хотя, нет, пожалуй, это просто отвратительно. — Что за бред?! — святой отец всплеснул руками. — Господь милосердный! Его гнев был столь натурален, что я могла бы подумать, что Майкл обманул меня, разыграв передо мной целое представление со всеми теми людьми, воздействуя на мое подсознание. Однако моя сила шептала мне, что Майкл не лгал о своем уникальном даре. Он действительно показал мне подлинную суть стоящего перед нами человека, и не его в том вина, что все оказалось правдой. — Я надеялся, мы обойдемся без этого, — Майкл досадливо вздохнул. Неожиданно святой отец упал на колени и схватился за грудь, начав царапать по ткани сутаны своими ногтями. Губы у него резко посинели, а глаза запали назад. Он начал задыхаться и издавать страшные звуки, словно человек, наглотавшийся воды. Я невольно попятилась назад, испугавшись разворачивающейся передо мной картины. — Мэллори, это действительно необходимо, — произнес Майкл, не оборачиваясь на меня. — Ты сейчас сама это поймешь. Стоило ему это сказать, как возможность дышать вернулась к священнику. Стоя на четвереньках, он с ужасом поглядел на Майкла. — Ты исчадие ада! — прохрипел он, ловя ртом воздух. — Сатана! — Тогда уж просто его сын, — пошутил Майкл. Четки, обмотанные вокруг его запястья, сверкнули огненными искорками. Я поняла, что Майкл крепко зажал в ладони распятие. На мгновение мне показалось, что я даже почувствовала, как острые грани креста неприятно впились в его кожу, словно это я сжимала распятие, а не он. — Ответьте, святой отец, наконец на мой вопрос, — настойчиво проговорил Майкл. — Чем те мальчики привлекли ваше внимание? Не отводя ошеломленного взгляда от Майкла, священник замотал головой и начал ползти задом назад. Его тело сотрясалось крупной дрожью. — Хорошо, — покорно согласился Майкл. — Давайте еще раз. Сила Майкла поставила священника на колени. Судорога прошлась по его побагровевшему лицу. Губы исказил беззвучный крик. Пальцы у него сжались, напоминая скрючившиеся деревянные отростки. И все повторилось снова: удушье, хрипы и невнятные стоны после того, как Майкл позволил кислороду попасть в съежившиеся от боли легкие, перестав удерживать грузное тело. Сдавленно всхлипнув, мужчина зарыдал в голос, а затем упал на пол и распластался на нем безвольной массой. Глядя на его вдруг ставшую гротескной фигуру, я вспомнила, как он упивался причиняемыми страданиями. Те дети отчаянно умоляли вернуть их к маме и папе, но священник оказался глух к этим мольбам, и теперь Майкл заставлял его не просто испытывать страх и муки, но и загонял святого отца в шкуру его жертв. Хотя, конечно, я сомневалась, что испытываемая священником боль была даже отдаленно похожа на то, что он сам делал с теми мальчиками. Однако это не отменяло того, что с каждой секундой мне становилось лишь страшнее. — Ночь длинная, — сухо сказал Майкл, когда рыдания стихли. — И мне не хочется ее тратить на вас. Пожалуйста, утолите мое любопытство. Я не знала, почему он так упрямо добивался у него ответа. Разве это что-то изменит? Дети останутся мертвыми, чем бы не руководствовался святой отец. Священник сохранял молчание. Он даже как-то обмяк, став похожим на тряпичную куклу. Я почувствовала, что Майкл начал злиться. Это было видно по его неестественно прямой спине и напряженной позе. Его аура излучала недовольство, подрагивая легкой рябью в воздухе. Интуиция мне подсказывала, что, если святой отец не исполнит просьбу Майкла, очередное воздействие силы выкрутит ему внутренности и кости, заставив сухожилия затрещать от боли. Наверное, священник тоже пришел к такому выводу, потому что он прервал тишину своим дрожащим голосом: — Они были такие красивые… чистые… невинные… — он медленно и неуклюже уселся на пол, а затем посмотрел на Майкла. — Я хотел сохранить их таковыми навсегда. Взросление несет в себе грех. Я избавил их от него, — он перевел взгляд на меня, словно умоляя глазами о помощи: — Можешь ли ты понять меня, девочка? В воздухе как будто бы сгустились тени. Во рту моментально стало сухо. Я облизала губы и неуверенно сглотнула, удивляясь вниманию к себе. Мысли у меня разбегались. Мне захотелось убежать сломя голову от этого человека, потому что его действительно было совсем не сложно понять. И для этого я не нуждалась ни в своей силе, ни в даре Майкла. — Я понимаю, — негромко произнесла я, побуждая Майкла обернуться на меня. — Я понимаю, ты — коллекционер, а они — твои бабочки. Прекрасные, идеальные мертвые бабочки, которые ты можешь хранить под стеклом своих воспоминаний. — Хорошая девочка, — внезапно обрадовался священник. Глаза у него загорелись. — Ты очень правильно сказала… красиво… очень красиво… какая хорошая девочка… Я не выдержала и посмотрела себе под ноги. Новое достижение дня: нахождение общего языка с убийцей маленьких мальчиков. Браво, Мэллори! — Ладно, сойдет, — задумчиво протянул Майкл. — Пора заканчивать. Я быстро поглядела на Майкла и увидела, как он легко взмахнул правой рукой, в которой держал распятие. Тело священника взлетело высоко в воздух. Мужчина испуганно закричал, но его крик тут же оборвался, словно кто-то убавил звук. — Нет! — ахнула я, поняв, что сейчас произойдет. — Майкл, нет! Когда я бежала в церковь, то действительно желала возмездия, но теперь мне не терпелось поскорее все прекратить, потому что эта низменная душа не стоила очернения наших с Майклом душ. Мне казалось, что смерть священника будет означать смерть не просто убийцы, но и мою собственную погибель. Молодой человек повернулся ко мне. — Ты не хочешь, чтобы я убил его? — в его глазах застыло изумление. Я покачала головой, нервно комкая рукав своего платья. Мурашки пробежали от основания шеи вниз по позвоночнику, и я поежилась, испытывая неожиданную неловкость. — Мы не такие, как он, — я с опаской посмотрела на висящего в воздухе мужчину, напоминающего гигантскую муху, угодившую в янтарную смолу. — Выходит, ты хочешь отпустить его? — спросил Майкл, не скрывая сарказма. — Нет, — я замялась. — Этого я не хочу. В тоне моего голоса было так много молящей жалости, что меня замутило. Собственная слабость раздражала, сдавливая тело и охватывая оторопью перепуганное сознание. Майкл прищурился и неспешно подошел ко мне. Он казался заинтригованным. Он не понимал меня, и это породило закономерный вопрос: — Тогда чего ты хочешь? — Майкл склонил голову набок. — Я не знаю, — честно ответила я, переминаясь с ноги на ногу. Если бы он рассмеялся, я бы совсем не удивилась, потому что мои слова действительно были несуразными и глупыми, но Майкл даже не улыбнулся. Он выглядел очень серьезным. Изумление в его глазах сменилось сочувствием. — Тебе страшно, Мэллори, — он медленно обошел меня кругом. — Но почему тебе страшно? Я потерянно молчала, не в силах выдавить из себя хоть слово. Отведя от Майкла обескураженный взгляд, я бегло посмотрела на священника, а затем снова покосилась на молодого человека, повторно двинувшегося вокруг меня неторопливым шагом. Остановившись за моей спиной, он приблизился ко мне почти вплотную, совсем как сегодня утром на галерее второго этажа церкви, когда мы смотрели на похоронную службу, собираясь использовать его дар. Я почувствовала терпкий аромат его одеколона и как будто окаменела, пораженная опасной, волнующей близостью. — Ты ведь и на это не знаешь ответ, да? — тихо спросил Майкл и накрыл своими ладонями мои плечи. Распятие легко ударилось о мою руку. Сердце у меня забилось, как сумасшедшее, рискуя выпрыгнуть из груди. Я дернулась в сторону, чтобы стряхнуть с себя ладони Майкла, но он удержал меня на месте. — Что ты… Он не дал мне договорить: — А я знаю, Мэллори. Ты боишься, потому что бояться тебе диктует мораль, на которой тебя воспитывали с детства. Но эта мораль не твоя, — Майкл сильнее сжал мои плечи. — Тебе просто рассказывали, что такое правильно и неправильно, и какие эмоции это должно вызывать. Я вдруг вспомнила о своем отце. Он многие годы твердил мне, что обладание силой делает меня кем-то не от мира сего, и потому я всегда должна оставаться в стороне из страха быть раскрытой и не принятой людьми. Он старательно внушал мне мысль, что если он недоволен, то в этом виновата я — ведь это я все делала не так, именно я раз за разом поступала неправильно. Мой отец научил меня ненависти. Именно он познакомил меня со страхом. Майкл неосознанно нажал на мое самое больное место. Я действительно перестала понимать, что теперь правильно и неправильно. — Страх ведет к безумию, — прошептал он. — Он ничем не отличается от дикого зверя. Он вгрызается в твое тело и раздирает внутренние органы. Затем он сжимает твое сердце и пускает тебе кровь. Он будет мучить тебя и не остановится, пока не сведет с ума. И он это сделает, потому что он живой, и ему плевать на тебя, — тон его голоса понизился. — Если ты не хочешь, чтобы он победил, то должна превозмочь его. Это в твоих силах, Мэллори, потому что в глубине души ты знаешь, как поступить правильно, пускай это и будет противоречить всему тому, чему тебя учили. В голове замелькали разрозненные картинки из моего детства. В тот далекий вечер отец наговорил мне кучу ужасных вещей, и сейчас те злые, несправедливые слова вновь зазвучали в моем мозгу. Их шептали чужие омерзительные воспоминания. Их кричали маленькие дети, чьи оскверненные тела гнили в земле. Эти слова приобрели физическую форму в виде священника, застывшего высоко над нами. Не дождавшись от меня никакой реакции, Майкл медленно провел ладонями вниз по моей спине, нежно поглаживая позвонки и задевая пальцами ребра. Его прикосновения обжигали, словно он дотрагивался до обнаженной кожи, а не до ткани платья. Существуя лишь в той точке, которой он касался, я вздрогнула всем телом. Мне стало труднее дышать. Ощущения от происходящего сбивали с толку. Я еще никогда не чувствовала такую гремучую эмоциональную смесь, состоящую из напряжения, страха и смутного облегчения. Словно Майкл своими словами дал мне некий ответ, который я давно искала и все никак не могла найти. — У тебя есть выбор, — голос Майкла обволакивал и завораживал, заставляя жадно ловить каждое слово, — продолжать обманываться дальше и бояться или… — его пальцы замерли на моей пояснице, и он резко замолчал. Я старалась дышать спокойнее, ровнее, не желая, чтобы он заметил снедающую меня дрожь. Я не хотела, чтобы он догадался о том, как сильно я взволнована его словами и действиями. — Или?.. — хрипло спросила я. — Или послать страх к черту. Руки Майкла легли на мои бедра, и он решительно притянул меня к себе, прижимая к своему телу вплотную. Спиной я почувствовала, как напряжены его мышцы. Его дыхание опалило мой затылок, и волоски на моей шее встали дыбом. От понимания, что Майкл возбужден, у меня перехватило дыхание. Исходящий от него жар передался мне, проникая под мою кожу. Я крепко сжала кулаки. Его прикосновения были слишком чувственными. Слишком приятными. И это рождало в моей душе невообразимое смятение, граничащее с откровенной паникой. Майкл вскоре уничтожит мир, а я здесь для того, чтобы найти способ остановить его. Нам следовало быть врагами. Памятуя о моем видении, я должна была делать все, чтобы не допустить такого развития событий. Но вместо всего этого его руки лежали на моих бедрах, касались меня так, словно имели на это право. А я никак не могла заставить себя отстраниться. Ах, да, а еще мы пришли сюда, чтобы вместе убить человека. Машинально откинувшись головой назад и прислонившись к ложбинке под подбородком Майкла, я посмотрела вверх на священника, чье лицо перекосило от отвращения. Он не мог слышать слов Майкла, но то, что он видел, казалось ему аморальным, и это было почти смешно, особенно вспоминая о том, что он сам творил со своими несчастными жертвами. — И теперь скажи мне… — шепот, легкий как ветер, коснулся моего уха, а затем Майкл зарылся носом в мои волосы, делая глубокий вдох. — Скажи, Мэллори… Я ведь могу притвориться? Притвориться, что все это — нормально? Что это не гребаная бездна, на краю которой я стою? Майкл переместил ладони на мой живот, сцепляя пальцы в замок, и опустил подбородок мне на плечо. Четки с распятием как будто раскалились. Мне показалось, еще немного и они расплавят ткань моего платья, предоставляя Майклу возможность коснуться меня еще более интимно и немыслимо. — Чего ты на самом деле хочешь? — его слова зазвучали во мне эхом. «Того, чего не должна», — подумала я, а затем медленно подняла руку и направила импульс силы в висящего на невидимых нитях мужчину. Едва слышный хруст его шеи пронесся по тишине церкви подобно оглушительному и зловещему удару в колокол. Еще пару секунд обмякшее тело болталось в воздухе, а потом глухо упало, подняв за собой облачко пыли. Забыв, как дышать, я смотрела, как кровавая лужа стремительно растекается из-под головы священника, пропитывая собой его белоснежную одежду. В какой-то момент крови стало так много, что я усомнилась, что ее вообще может столько содержаться в человеке. Вязкий сладковатый запах металла наполнил мои легкие, ускоряя стук сердца до ритмичной барабанной дроби. Кажется, я бесконечно долго не моргала и не отводила взгляда от лежащего передо мной тела, не веря в то, что смогла убить человека и не испытывать при этом никаких сожалений. «Это не я. Не я его убила, — забило в голове. — Это просто не могла быть я. Потому что настоящая Мэллори скорее расплакалась бы от страха, чем сделала это». Я вдруг вспомнила, как смотрела сегодня утром в зеркало и не узнавала себя в нем. Может быть, это было знаком. Возможно, уже тогда в зеркале отражался кто-то другой и чужой. Буквально заставив себя оторвать взгляд от бездыханного тела, я поглядела на длинные ряды скамей и заметила под ближайшей из них небольшого плюшевого коричневого медведя. Видимо, какой-то ребенок забыл свою игрушку после отпевания. Неожиданно на меня накатила радость. Больше никто не умрет! Больше никаких новых жертв, никаких родительских слез, никакой боли! Я не только убила человека, но и тем самым спасла других детей, того мальчика с похоронной службы — теперь он не пополнит жуткую коллекцию трофеев этого чудовища. Он вырастет и проживет свою жизнь, как того сам пожелает. Я отомстила. Наказала. Расквиталась. Я заставила его заплатить своей жизнью за шестнадцать отнятых. Этот поступок — правильный, честный и единственно возможный. Но принадлежал он не только мне. Выскользнув из объятий Майкла, я посмотрела на него. От одобрения в его глазах у меня дыхание сперло. Он гордился мной. Он понимал. Теплое, приятное чувство затрепыхалось в моей груди подобно птице. Майкл оказался прав: у нас есть сила, способная карать зло. Грешно было бы не использовать ее во благо, чтобы сделать этот мир светлее и безопаснее. Покосившись за спину Майклу, я вдруг растерянно застыла, ощущая, как мое сердце проваливается куда-то вниз. Фрески с ликами святых показались мне живыми. Печаль в их глазах преобразилась в презрение. Они как будто осуждали меня за содеянное и не видели ничего хорошего в убийстве, оправдываемом мною благими намерениями. Мне не следовало радоваться этой смерти. Хорошие люди не испытывают удовольствие от убийства. Они должны терзаться угрызениями совести. — Я не… — пролепетала я и тут же замолчала. Ложь. Я хотела. И вот за это мне было стыдно. Я начала пятиться в сторону выхода из церкви. Страх полоснул меня по горлу. Руки задрожали. Я подумала, что если промедлю хоть секунду и останусь тут, то земля или разверзнется передо мной, или святые с фресок испепелят меня своим молчаливым порицанием. — Мэллори, — предупреждающе произнес Майкл, привлекая мое внимание, — не надо. Не прекращая медленно отходить от молодого человека, я покачала головой. Слова Майкла вдохновили меня и зажгли мое сердце, и теперь я не знала, как мне жить с этим. Собственная сила сыграла со мной ужасную шутку, нашептав, что я вольна играть в Бога, решая, кому жить, а кому умереть. Как принять это зло в себе? Как принять то, что мне понравилась эта игра? Развернувшись, я бросилась со всех ног к входной двери, с одной мыслью — сбежать от самой себя.***
Вчера я впервые убила человека — плохого, скверного и гадкого человека. Но впечатления от произошедшего были столь противоречивыми и удручающими, что я убежала из церкви, словно за мной гнались демоны. Правда, оказалось, что от себя сбежать невозможно. Да и от Майкла тоже. Может быть, он и позволил мне оставить его, но сам оставлять меня не собирался. Во всяком случае, я все именно так восприняла, когда этим утром он невозмутимо подсел ко мне на завтраке, ошарашив тем самым сидящих рядом Зои и Коко. Сначала я боялась, что он упомянет о совершенном мною убийстве, о котором я умолчала, но эта тема так и не всплыла. Я постаралась расслабиться и взять себя в руки, но рядом с Майклом это было сложно, несмотря на то, что он весьма охотно и мило беседовал с моими подругами, излучая добродушие. Мне бы надлежало радоваться его вниманию и явному желанию продолжить наше общение, потому что задание Корделии никто не отменял, но я не могла выбросить из своей головы ни кровавую лужу, ни обнимающие меня руки, и потому отвечала я вяло и невпопад, а потом и вовсе замолчала. Майкл определенно специально воодушевил и завел меня, чтобы совратить на убийство, но я не могла отрицать, что решение убить священника собственноручно было полностью моим, и теперь это знатно портило мне жизнь. Я избегала оставаться с ним наедине, сводя все его попытки поговорить со мной к нулю. Мне нужно было время, чтобы привести свой внутренний мир в порядок, но я понимала, что этого времени у меня нет. И это неимоверно злило, лишая жалких остатков спокойствия и твердости, зарождая в груди негодующий крик, который я заставляла себя сдерживать. Я ощущала, что в мою сторону на полной скорости летит большой снежный ком, намереваясь похоронить меня под тонной снега, но что с ним делать, как его остановить, я не знала. Я совсем не видела выхода из того тупика, куда сама себя загнала. Мне хотелось перемотать все события назад и не ходить на встречу с Майклом. Мне хотелось никогда не соглашаться шпионить за ним по просьбе Корделии. Я жалела о том, что не могла купить билет на самолет до Нового Орлена, где моему спокойствию ничего не угрожало. Майкл говорил, что я могу преодолеть свои страхи, но он ошибался. Я не могла. Я начала бояться Майкла и даже себя — той Мэллори, которой становилась рядом с ним. Поэтому сейчас, находясь на занятии, я чувствовала, что напряжение между нами продолжает расти, становясь все колоссальнее и плотнее. Оно сдавливало мою грудную клетку, не давая мне дышать. Я уже очень давно не испытывала такой всепоглощающей уязвимости и растерянности. Периодически я видела, что Майкл задумчиво смотрит на меня, словно не может удержаться, и от этого его взгляда по моей коже пробегали колкие мурашки, вновь напоминая мне о том, как чувственно он дотрагивался до меня в церкви, переступая недопустимую границу. И хуже всего было то, что я первая ее пересекла, когда поцеловала его вчерашним утром, а потом еще и позволила касаться себя, когда стало ясно, что ситуация начала выходить из-под контроля. Я не могла понять, играл ли он со мной, намереваясь вскружить мне голову, чтобы затем выудить необходимые ему ответы, или ему действительно в тот момент хотелось прикоснуться ко мне. Но в любом случае, я допустила ошибку. Мне не следовало разрешать ему не то что дотрагиваться, но и даже приближаться ко мне ближе, чем на один метр. Вот о чем он думал, когда касался меня? А сейчас? О чем он думает? — Колдовство — это искусство, — произнес мистер Перкинс, возвращая мое внимание к уроку, — а искусство — это импровизация. — Он принялся медленно расхаживать вокруг нашей группы, сидящей за округлым столом. — Я предлагаю вам всем явить свой дар в создании чего-либо — на ваше усмотрение. — Например, учитель? — Питер заерзал на своем стуле. Он имел довольно непримечательную внешность: темно-русые волосы, водянистые глаза. Мимо такого пройдешь на улице и не заметишь. Излишний десяток килограмм делал его неуклюжим и нерасторопным. Он был очень неуверенным в себе, чем постоянно пользовались остальные ученики, относясь к нему, как к своей шестерке. Мистер Перкинс остановился и поглядел на него. Он ничего не говорил и совсем не жестикулировал, но неожиданно все огоньки свечей в классе взлетели в воздух и быстро закружили над нашими головами. Затем они распались на мелкие оранжевые частицы и замедлились, двигаясь подобно светлячкам. — Как я и сказал, — учитель пожал плечами, — импровизируйте. Питер смущенно запыхтел. Еще бы. Он был довольно слабым колдуном. — Тогда я начну, — самоуверенно кивнул Эрик. В отличие от Питера, Эрик, по которому сохла Коко, был привлекательным: темно-рыжие волосы и серые глаза. Два кривых передних зуба придавали ему легкое сходство с кроликом, но непостижимым образом и добавляли очарования. Выпрямившись, Эрик положил руки на стол и что-то зашептал на латыни. Глаза его закатились. Рот приоткрылся. По его сильно завибрировавшей ауре я поняла, что Эрик и по силе превосходил Питера, обладая весьма неплохим потенциалом в колдовстве. И окончательно в этом убедилась, когда все еще витающие в воздухе частицы соединились в один идеально ровный огненный шар, который начал стремительно разрастаться, а потом принял форму крылатого дракона. — Очень хорошо, Эрик, — довольно проговорил мистер Перкинс. — А теперь Мэллори. Растерявшись, я покосилась на дракона, лениво перебирающего передними лапами в воздухе. И что мне делать? Превратить его в гигантского слепня и перекрасить в сиреневый цвет? Или заставить пылать весь потолок? Все выжидательно на меня смотрели в то время, как я медлила, раздумывая, в каких пределах могу продемонстрировать свою силу без риска показать излишнее мастерство. Эрик усмехнулся. Он расценил мою озадаченность как колдовскую несостоятельность и немощь. И, похоже, не он один, если судить по характерным снисходительным улыбкам остальных людей в классе. Конечно, кроме сидящего около меня Майкла, откинувшегося на спинку стула — он просто улыбался одними уголками губ. Услышав тихий смешок, прозвучавший откуда-то слева, я помрачнела. Я пробыла в школе Готорна всего несколько дней, но колдуны с их высоким самомнением раздражали до зубного скрежета. Эта многовековая холодная война между ведьмами и колдунами казалась мне нелепой и глупой. Интересно, вот сейчас в академии мисс Робишо также находились юноши по обмену, неужели над ними тоже насмехались, глядя прямо в глаза? Впрочем, вспоминая о Миртл Сноу и Куинни… Я вдруг почувствовала усталость. Мне захотелось оказаться где-нибудь далеко-далеко отсюда. Там, где было тихо и спокойно. И тут меня осенило. Спокойное место! Закрыв глаза, я представила пронизывающую меня дымку красного цвета, наполняющую мое тело энергией. Затем я заставила эту дымку начать светлеть и сделала ее ярко-оранжевой, похожей на ласковый задорный вихрь, преобразующий энергию в радость, стремительно вырастающую до солнечно-желтого света. Повинуясь моей силе и желанию, этот теплый свет перешел в нежно-зеленый водяной поток, разнесший по жилам умиротворение, которое растворилось в голубом сиянии бесконечного чувства свободы. Учитель восторженно ахнул. Я расслышала звуки отодвигаемых стульев. — Обалдеть, — вырвалось у Эрика. Я посмотрела на него, заметив на покрасневшем лице зависть и злость. Еще бы - его огненный дракон явно мерк по сравнению с моим бирюзовым морем и белоснежным пляжем, посреди которого стоял наш учебный стол со стульями. Поднявшись, я подошла ближе к воде. Приливная волна окатила мои ноги, но я совсем ничего не почувствовала. Жаль, что все это не по-настоящему. Было бы неплохо на самом деле ненадолго покинуть школу Готорна, представляющую собой склеп, лишенный солнечного света и свежего воздуха. — Ты перенесла нас на Бора-Бора? — спросил Питер, уставившись на длинные ряды кокосовых пальм под бескрайним небом. Я вздохнула. Питер оказался еще и на редкость недалеким и несообразительным. Если бы только было возможно осуществлять массовую трансмутацию, да еще и без физического контакта, ведьмы и колдуны давно бы возглавили список Форбс. — Я был там, и это определенно не Бора-Бора, — возразил Эндрю, стоящий неподалеку от него. Ну вот, и этот туда же. — Это иллюзия, и очень красивая, — пояснил учитель раздраженно, явно неприятно удивленный нелепыми словами своих учеников. — Но разве вы не заметили, что здесь нет ни звука, ни запаха? Нельзя ничего потрогать? Все это — неживое. Не оглядываясь, я фыркнула. Воссоздание достоверной реальности потребовало бы неимоверного могущества, присущей лишь Верховной. Не так-то просто незаметно играть с чужим подсознанием, когда нужно воздействовать на восприятие шести человек, среди которых есть сильные колдуны. — Мэллори, ты молодец. Это действительно впечатляет, — произнес учитель, а потом негодующе добавил, обращаясь к остальным: — Мы с вами изучали сотворение иллюзий. И вы тоже могли бы… Майкл подошел ко мне и встал рядом, практически касаясь моего локтя своим. Я не могла почувствовать тепло несуществующего солнца, но тепло, исходящее от Майкла, я ощущала даже через нашу одежду. Майкл как будто бы заполнил собой все пространство вокруг меня, заставляя острее ощущать его близость. — Послушай… — тихо и настойчиво начал он. Я резко повернулась к нему. — Я не хочу ни о чем говорить, — напряженно сказала я и тут же прикусила язык. Мне следовало налаживать с ним контакт, а не отталкивать его. Это убийство и мои душевные метания не должны были стоить всему миру апокалипсиса. — Нам необязательно разговаривать, — Майкл пожал плечами. — Некоторыми вещами можно заниматься вообще без слов. Я посмотрела на него долгим взглядом. Он его выдержал, а я отвела глаза. Зачем он это делает? Чего он добивается? Ему так сильно нравится смущать меня? Присутствие Майкла в моей жизни лишало меня самообладания и безмятежности, не давая игнорировать воспоминания о его прикосновениях ко мне, которые я ему позволила. Мой инстинкт самосохранения шептал мне об опасности и просил держаться от него подальше. Я не могла понять, почему Майкл так воздействовал на меня, но его слова, жесты и взгляды отзывались во мне теми чувствами, что вызывать не должны были, и пробуждали все то, чему следовало навсегда остаться похороненным под грудой праведности и приличия. Где-то над головой закричала чайка. Ветер принялся играть с моими волосами, и я машинально убрала прядь за ухо. Не решаясь снова встретиться взглядом с Майклом, я глубоко вздохнула и почувствовала, как ноздри защекотал аромат соли и йода. А потом я замерла, поняв, что этот раз ощутила морские брызги на своей коже. — Так лучше, правда? — спросил Майкл. Не веря ни одному из своих чувств, я подняла на него глаза. Он улыбался. Сковывающее меня напряжение лопнуло словно мыльный пузырь. Все как будто бы вернулось на свои места. И я вдруг тоже невольно улыбнулась.