Call me stupid, call me sad You're the best I've ever had You're the worst I've ever had And that keeps fuckin' with my head (YUNGBLUD feat. Halsey — 11 minutes)
Я резко повернула голову направо и с удивлением уставилась на Майкла, стоящего в метрах десяти от меня. Он сменил свой извечный черный костюм на бледно-голубые джинсы с белой футболкой и кеды с ярко-салатовыми шнурками. В этой непривычной светлой одежде с растрепанными из-за ветра волосами он выглядел моложе своих лет, и было в этом что-то подкупающе трогательное. — Кажется, пришло время еще кое-кому заплатить по счетам… — Майкл посмотрел вверх, внимательно изучая застывшие в гримасе ужаса и боли физиономии. — Хочешь наказать их? Его слова заставили меня нахмуриться. Разве я могла не хотеть этого? Он неспешно двинулся в моем направлении. Валежник захрустел под его ногами. Я угрюмо молчала, чувствуя, как он разглядывает следы от корней, разукрасившие мою кожу, не прикрытую тканью сарафана. Майкл остановился около меня и слегка наклонил голову, переведя задумчивый взгляд на мое заплаканное лицо. Посмотрев в его глаза, я поразилась появившемуся в них выражению холодной отрешенности. Как будто в этот момент Майкл взвешивал в руке вес человеческой жизни, слегка подбрасывал ее в воздух и ловил обратно на раскрытую ладонь. — Интересно, сможем ли мы собрать эти осколки обратно воедино, — он мечтательно улыбнулся, — или же произойдет то, что уже нельзя будет исправить? Мне не понравилось, что он использовал мои же слова против меня. В тот день я говорила совершенно об ином, а этот случай был неслыханным и требующим ответных мер. — Они это заслужили, — я вскинула голову и слегка сжала пальцы, нежа свою силу, струящуюся через ладонь. — Я знаю, что делаю. Майкл сделал небольшой шаг вперед. Его губы изогнулись в усмешке. — Ты уверена, что контролируешь ситуацию и поступаешь правильно, а не слепо идешь на поводу у своего желания? — голубые глаза жадно впились в меня. — Контроль — это такая хорошая вещь и… одновременно такое искушение, — голос его был мягким. — Забавно, что порой сильнее всего нас искушает то, что кажется праведным. Ведь контролировать чужие жизни так соблазнительно, — взгляд Майкла стал жестче. — Но не теряй контроль над собой, Мэллори. Его пальцы почти неощутимо коснулись моего дрожащего от напряжения запястья. — А ты никогда не думал, что контроль — это всего лишь иллюзия? — медленно произнесла я. — Дурная выдумка, призванная внушить веру в то, что ты можешь влиять даже на те события, которые от тебя вообще не зависят, но которые должны были закончиться для тебя хорошо? Банальный самообман, за которым ты все время прятался, чтобы не делать то, что должно? Ведь так много всего оказалось… ненастоящим и надуманным, — призналась я. — Мои надежды подружиться с этими людьми были несбыточными и напрасными, а их слова лживыми, гадкими и пустыми. Зато боль — вот она была настоящей. Она показала мне, что мир совсем не такой, каким я его себе представляла. Она нашептала мне, что никакого контроля не существует. — Раз контроля не существует, значит, мы можем позволить себе делать все, что захотим, — Майкл мягко провел кончиками пальцев по моей коже, очерчивая багровый след. — Можем использовать дарованную нам власть, как угодно. Мы можем даже наслаждаться ей, — его зрачки расширились. — Недавно ты совершила убийство и вкусила эту власть. Бесстрашие. Справедливость. Помнишь, как тебе понравилось? Ты получила удовольствие. Я видел это в твоих глазах. И, знаешь, если ты снова хочешь испытать это удовольствие, я не буду осуждать тебя, как не осуждал и тогда, — его голос понизился до интимного шепота. — Так что же, Мэллори… накажешь их? Мне неохотно пришлось признать, что Майкл был прав. Мне действительно понравилось убивать зло. После того, как моя сила свернула священнику шею, я почувствовала себя очень могущественной. Я закрыла глаза, уходя в себя от его спокойного, рассудительного голоса. От его убивающей убедительности. Как же это просто: сжать руку чуть сильнее, и эти ублюдки перестанут дышать навсегда, превратятся в бездыханные куклы с переломанными от удара о землю костями, с пустыми, вытаращенными от страха стеклянными глазами. И мир не пошатнется, не станет хуже, потому что контроля не существует, и мы можем делать все, что захотим… … или нет? Открыв глаза, я поглядела вверх на перекошенные и посиневшие лица, с набухшими венами на лбу, с бессмысленными просящими взглядами. Лица живых людей. Темнота словно уплотнилась и потяжелела, обступая меня кругом. Стук моего сердца заглушил все остальные звуки. Майкл покорно ждал моего решения. Теплые пальцы замерли на моем запястье, легко обхватив его. Мне стало сложнее сдерживать волнение. Я злилась на весь этот отвратительный мир, потому что добро и зло во мне смешались в одно целое, и у меня выходило отделить одно от другого, чтобы понять, что мне следовало делать. Противоречивые эмоции распирали меня изнутри. Логика боролась с чувствами. Однако я знала точно, что их смерть может еще больше усугубить возникшее по их же вине положение, может отправить меня саму на костер, и это заставляло меня мешкать, больно выкручивая гневом мои суставы. Последним усилием воли, в котором почти ничего не осталось от разума, я повела рукой и сняла с колдунов путы. Я не хотела жалеть их — они бы не пожалели меня, но все же не позволила им упасть с пятиметровой высоты, замедлив их стремительное падение. Глядя, как они жалобно стонут и кашляют, лежа на земле, я подумала, что эта боль еще довольно милосердное наказание. Они на самом деле заслужили нечто большее. На этот раз я не буду молчать. Ковен узнает обо всем этом. Он их накажет. Он всегда наказывает. Я опустила руку, вынуждая Майкла убрать свою ладонь. Внезапно мне на ум пришла сумасбродная мысль. Я развернулась к Майклу. — Ты можешь воздействовать на их сознание? — спросила я напряженно. — Стереть из их памяти то, что я сделала? Школа Готорна располагалась под землей, и этой ночью в ней толком не было людей — почти все находились в Атланте. Оставшиеся в школе колдуны быстро отреагировать не смогли, иначе уже давно бы трансмутировали сюда. Возможно, мне удастся снова выйти сухой из воды, если те, кто стали свидетелями моего гнева, ничего не расскажут. Это мой шанс. Мой единственный шанс. Некоторое время Майкл внимательно смотрел мне в глаза, а потом согласно кивнул. — Тогда сотри, — отчеканила я. Ничего не говоря, он обошел меня и зашагал к колдунам. Не дожидаясь, пока он исполнит мою просьбу, прозвучавшую как самый настоящий приказ, я быстро двинулась в сторону школы Готорна. Я боялась, что не выдержу и одним взглядом оборву три никчемные жизни, потому что мне действительно этого хотелось.***
Глядя себе под ноги и стараясь не запнуться о какую-нибудь корягу, я сердилась из-за того, что нельзя было воспользоваться трансмутацией, чтобы покинуть этот проклятый лес и поскорее очутиться в своей постели. Мне казалось, что в таком эмоционально нестабильном состоянии, невзирая на наличие могущественной силы, я попросту промахнусь и покалечу себя, как Зои, которой очень не повезло, при прохождении Семи Чудес. Новый день сулил свободу от старого, но сколько бы я не поглядывала на восток, мне не удавалось заметить никаких признаков рассвета. Самая короткая и светлая ночь в году оказалась для меня самой длинной и темной. Делая шаг за шагом по глинистой земле, я пыталась привести мысли в порядок, что было весьма непросто. От недавних событий голова отказывалась толком соображать. Я все сильнее злилась и от этой злости не находила средства. Осматривая следы от корней на своем теле, я сожалела о том, что не убила тех колдунов, и это понуждало меня идти еще быстрее в яром желании избавиться от того гнева, что наполнял меня. Я представляла, как вырываю их злые сердца, а затем сжимаю их в своих ладонях, возвращая им ту боль, что они даровали мне. Эти фантазии не приносили необходимого душевного облегчения, но хорошо помогали мне держать себя в руках и не оглядываться назад. Погруженная в сладостно-мучительные мысли о возмездии, я перестала следить за дорогой, что привело к тому, что моя нога запнулась о что-то, и я упала на четвереньки, ободрав колени и ладони. Негодующе зашипев от саднящей боли, я посмотрела вперед и растерянно заморгала, разглядев проступивший в темноте оторванный гриф от гитары с торчащими во все стороны изогнутыми струнами. Не отрывая от него немигающего взгляда, я поднялась на ноги, ощущая, как испытываемый мною гнев резко пошел на убыль, уступая месту липкому страху. В ту же минуту я словно очнулась от транса, в котором пребывала все это время, и начала удивленно озираться вокруг себя. Я увидела десятки крупных поваленных деревьев с выкорчеванными корнями и глубокие продолговатые ямы в окружении черных неоднородных пятен, выжженных на земле. Я заметила смятые красные стаканчики, принесенные ветром с пляжа. От вида погнутых металлических обломков, выкрашенных желтой краской, и, судя по всему, бывшими раньше составной частью железной скамейки, меня замутило. Я поняла, что моя сила смогла охватить и находящейся неподалеку Конли, потому что именно эта скамейка стояла у расписных дверей церкви, где я убила святого отца. Мне было страшно думать о том, что сейчас творилось в Конли. Возможно, кто-то пострадал? А те пьяные люди, которые остались на пляже? Смогли ли они избежать устроенного мною шторма? И Коко? Жива ли она? Или лежит где-то придавленная деревом? Действуя совершенно машинально, я медленно пошла дальше, продолжая оглядывать последствия своего заклинания. Мне не верилось, что все это сделала я. Меня пугало, что я вообще оказалась способна сотворить подобное и подчинить себе природу. Несмотря на статус преемницы Верховной, я никогда не была до такой степени могущественной. Мне нравилось направлять свою силу на созидание, вкладывая ее в сотворение жизни, и теперь видеть, что я могу нести и столь масштабное разрушение, было странно и дико. Такой неслыханный размах мог скорее исходить от Корделии или Майкла, но не от меня — меркнувшей по сравнению с ними обоими. Я перевела взгляд на равнодушные звезды, вспоминая о том, как они померкли. Может быть, так все вышло из-за того, что Корделия неотвратимо слабела, уступая мне место Верховной и отдавая свои феноменальные способности? Но я никогда не слышала, чтобы переходу силы сопутствовала такая мощь. Во всяком случае, не до смерти их обладателя. А Корделия пока явно была жива. Я это точно знала. Хотя на мгновение мне стало не по себе при мысли, что моя вспышка силы могла еще больше ухудшить самочувствие Корделии, приближая ее преждевременный конец. Но если ответ крылся не в Верховной, тогда в чем? В том, что я руководствовалась словами Майкла, используя его совет по управлению силой? Сотворенное мною колдовство было темным и действительно зловещим. Я не могла использовать для ворожбы положительные эмоции, о которых сама же и говорила Майклу, и мне пришлось смешать гнев с жуткой болью, чтобы все заработало так, как надо. Но это колдовство спасло меня, а затем излечило, придавая огню и выжигая одну боль другой болью. Если бы я не применила его, то наверняка бы уже покоилась в рыхлой земле. Однако эта вымученная победа стоила мне того, что я уже не была уверена в том, что знаю, кем теперь сама являюсь. Когда я расскажу обо всем Зои, поймет ли она? Испугается ли она меня? Потому что я себя сейчас очень боялась. Черт побери, я устроила целое светопреставление! А совсем недавно я убила человека и десять минут назад хотела снова убить людей. Это ведь непростительно, да? Несмотря на всевозможные причины и оправдания? И наша миссия в прямом смысле слова опять висит на волоске от провала. Наверное, вся Атланта видела тот смерч, что всколыхнул озеро. Его определенно не оставят без внимания. Что же мне делать? Надеяться, что меня не заподозрят? Заранее просить Майкла снова взять вину на себя? Может быть, Зои скажет, что в такой ситуации мне стоило бы лучше умереть, чем подвергать весь мир опасности? И вообще, не посчитает ли она, что подлинная опасность исходит именно от меня, а не от Майкла, который ни разу не дал мне разувериться в своих благих намерениях, хотя и был готов поддержать меня в каждом сомнительном и уничижительном деле? Господи, да почему Майкл не пришел на пять минут раньше?! Он мог бы предотвратить этот ужас. Но он опоздал. Опоздал тогда, когда я так сильно нуждалась в нем! А еще меня упрекал!.. А если бы у меня все-таки ничего не вышло с заклинанием? Я бы умерла, и он нашел бы лишь мое бездыханное тело. Мало того, что Майкл опоздал, так он еще и явился весь такой расслабленный и довольный! И в столь напряженный момент он смел подкалывать меня, сияя при этом словно рождественская елка! Да лучше бы он вообще не приходил!.. Что-то в моих рассуждениях определенно было несправедливым и неправильным, но я уцепилась за эту вновь возникшую злость, разрешив себе смаковать ее и упиваться ею, потому что легче было злиться на Майкла, нежели признать, что он лучше меня справлялся со всеми своими странными силами, хотя должно было бы быть совсем все наоборот. Когда впереди забрезжил просвет между деревьев, скрывающих школу Готорна, я была уже порядком заведена и разгневана. Меня раздражало собственное предсмертное желание увидеть Майкла. И та страстная мысль поцеловать его — да никогда! Я мысленно ругала себя за нее и зарекалась вообще о таком думать. Поэтому я далеко не сразу заметила, что мое уединение нарушено. Осознание этого просто обрушилось на меня: вот я одна, а теперь нас двое. Крепко сжав кулаки, я резко замерла, но не посмотрела назад. Майкл позади меня тоже остановился. — Где ты сегодня был? — спросила я тихо и мрачно, гипнотизируя взглядом невысокий куст с округлыми листьями. — Почему тебя не было… — я осеклась, запнувшись об обиженное «рядом со мной», — в школе? Я в полной мере отдавала себе отчет, что не могла предъявлять ему никаких претензий. Майкл ничем мне не обязан. Я ему — никто. Нас нельзя назвать даже друзьями. Как и говорил Эрик, умри я этой ночью, для Майкла ничего бы не изменилось. И это бесило меня еще сильнее. — Встречался с матерью, — спокойно ответил Майкл, проигнорировав напряженную интонацию в моем голосе. — Со всей своей семьей. Я удивилась. Из-за того, что Майкл обычно избегал любых упоминаний о своем прошлом и людях, что его наполняли, я всегда считала, что он сирота. Он впервые сказал мне что-то личное. — Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть семья, — озвучила я свои мысли вслух. — А ты и не спрашивала. Да он издевается! Обернувшись на Майкла, я негодующе уставилась на него, сообразив по его беззаботному виду, что он специально так сказал, желая в очередной раз пошутить. Я не могла понять, ему что, действительно это нравилось? Нравилось дразнить меня и насмехаться надо мной? Судя по легкой улыбке, все было именно так. Мне же улыбаться совсем не хотелось — лишь рвать и метать. — А если я спрошу тебя, что вы делали, ты ответишь мне? — сердито поинтересовалась я. Майкл пожал плечами. — То же, что делали все семьи в этом городе — праздновали день летнего солнцестояния, — пояснил он, а затем, помедлив, добавил: — Пока кое-кто не прервал нас. — И кто же этот ужасный человек? Он широко улыбнулся. — Ты. Я нахмурилась, не понимая, при чем тут моя персона. — Я? Майкл кивнул. — Именно ты, Мэллори, — прищурившись, проговорил он. — Как ты думаешь, как я оказался на озере? Это был очень хороший вопрос. И странно, что он не пришел мне на ум. Мне давно следовало задуматься о том, как ему удалось найти меня посреди леса. — Я не знаю, — неохотно произнесла я, настороженно наблюдая, как он приближается ко мне. — И как же? Остановившись рядом со мной, Майкл сказал: — Может быть, в этом виновата твоя веселая подружка, которая позвонила мне и начала нести пьяный бред про героев Шекспира. Она сказала, что уже устала бегать по всей школе и искать тебя. Она упрашивала меня помочь ей найти тебя, потому что ей очень хочется улететь в Новый Орлеан и попасть на какой-то местный показ мод, — он фыркнул. Кровь резко прилила к моим щекам. Я почувствовала, как на моем лице заходили желваки. Выходит, Коко была в школе Готорна в тот момент, когда я колдовала, что означало, что она в порядке. Однако ей все равно не избежать смерти. Я сама убью ее, как только увижу, потому что она не только бросила меня на пляже, но и умудрилась позвонить Майклу, да еще и наговорить ему нелепой чуши. — А может… может, ну, как вариант, я на нем вообще не настаиваю: я почувствовал — или услышал? — как ты зовешь меня. Я растерянно посмотрела на Майкла. Вопросы завертелись в моего голове, громко перекрикивая друг друга. Каким образом я позвала его? И как он смог услышать меня? Разве такое вообще возможно? Что за чертовщина? А затем я поняла. — Я звала не тебя, — выпалила я и неожиданно замялась: — Я просто… Ну… Сила… Он выпрямился. — Воззвав к моей силе, ты воззвала и ко мне, — пояснил он и просиял: — Это, кстати, очень мило. Я недовольно поджала губы. «Мило»? Я обратилась к его силе в минуту крайнего отчаяния, а не просто так. И ничего «милого» здесь я не находила — только нечто жуткое. Вот мало мне проблем было, так я еще смогла достучаться до Майкла, словно он какое-то древнее божество, услышавшее мою молитву. Хотя не менее странным было и то, что он пришел на мой зов, а не проигнорировал, о чем бы я даже не узнала. — Больше этого не повторится, — желчно заверила я. В глазах Майкла заплясали озорные огоньки. Он с вызовом поглядел на меня. — Да нет, почему же? — он усмехнулся. — Я совсем не против. — Ну а я против! — прошипела я, не сумев скрыть своего возмущения. Как он может вести себя так, словно ничего не произошло? Его совершенно ничего не беспокоит? Меня до сих пор всю трясет от гнева и страха, а ему, похоже, становится лишь веселее. И ведь он не притворяется! Ему на самом деле хорошо и спокойно. Возможно, я не должна даже удивляться такому поведению? С чего ему вообще переживать? Это же не его пытались убить полчаса назад, а меня. Не ему сделали больно, а мне. Не его руки и ноги покрыты синяками, оставленными корнями, а мои. И ему плевать, на все плевать! Я с трудом сдерживалась, чтобы не ударить его. Как же я хотела стереть эту красивую улыбку с его лица! — Почему? — спросил Майкл. Нет, он точно издевается! Издевается и получает от этого удовольствие! — А зачем?! — рявкнула я, сжимая и разжимая кулаки. — Скажи, зачем мне звать тебя? — тон моего голоса повысился. — Ты ведь все равно придешь слишком поздно и не успеешь мне помочь! Да и как ты вообще сможешь быть Альфой и вести за собой колдунов и ведьм, если ты не способен на такую малость, как прийти вовремя? Его улыбка поблекла. Я злорадно отметила, что у меня все-таки получилось избавиться от нее и задеть Майкла, притом, сильно задеть. О чем-то большем я и мечтать не могла. На сердце моментально стало легче, в груди как будто расцвел ядовитый колючий цветок. Подойдя ко мне почти вплотную, Майкл навис надо мной. В другой ситуации я бы побоялась того, что видела в его глазах, но сейчас меня его злость совершенно не пугала. Я наслаждалась ею, ощущая ее обжигающее тепло в ауре Майкла. Раз Майкл мог позволить такое себе, почему я не могла? — Я трансмутировал сразу же, как услышал тебя, — сердито сказал он. Я протестующе покачала головой. — Нет, не сразу, ты… Он перебил меня: — Я просто не стал останавливать тебя. Меня как будто парализовало. Это неправда. Майкл не мог так поступить со мной. — Так ты видел?.. — сипло произнесла я плохо слушающимися губами. — Я видел, как ты начала колдовать, — кивнул он. — Видел, как в небе образовался гигантский сверкающий смерч размером со штат Канзас, а потом… В глазах у меня потемнело. Размахнувшись, я со всей силы влепила ему звонкую пощечину. Глядя на моментально появившееся алое пятно на его щеке, я жалела, что у меня не получилось свалить Майкла с ног. Ему должно быть больно. Так же больно, как было мне, когда я претворяла это страшное заклинание в жизнь. Он мог избавить меня от этой боли, но предпочел просто равнодушно наблюдать за мной. Чем он отличается от Питера, которого совершенно не волновала моя судьба? Наверное, глядя, как я кричу, слившись с энергией, Майкл смеялся. Ему ведь всегда весело. Окончательно потеряв самообладание, я налетела на Майкла, начав наносить удары по его груди в жгучем желании добраться до ледяного сердца, чтобы остановить его чертово биение. — Мэллори! — воскликнул он хмуро. — Так было нужно! Слышишь?! — Майкл схватил меня за запястья и сильно их сжал. — Так было нужно! — Кому?! — закричала я во все горло. — Кому, черт бы тебя побрал?! — Тебе! — бросил он в ответ. — Мне был нужен только ты! От переизбытка чувств меня заколотило. Ненависть к Майклу сковала мой язык. Извернувшись, я высвободила одну руку и ударила его по лицу, и удар пришелся по губам. Майкл дернулся и поморщился, а затем сгреб меня в охапку и притянул к себе, зажимая в своих стальных объятиях. Ощутив горячее дыхание на своей макушке, я забилась в его руках, ругаясь и шипя, стараясь лягнуть его, укусить, расцарапать, выместить на нем все свое разочарование и отчаяние. А Майкл, казалось, совсем не замечал моей ярости. Он лишь крепче прижимал меня к своему телу, причиняя боль пальцами, грубо впившимися в мою кожу. Сотрясаясь в припадке бешенства и перестав соображать, я продолжала извиваться в его руках, не понимая, чего теперь хотела: то ли растерзать его, то ли вырваться. Я не могла дышать, я задыхалась, но не давала себе остановиться ни на секунду, чтобы заглотнуть немного воздуха. — Мир жесток, Мэллори, и люди в нем тоже жестокие, — тихие напряженные слова донеслись до меня, словно издалека. — Ты должна уметь постоять за себя сама. Ты должна уметь защищать себя. Те, кто готов помочь тебе, не всегда смогут прийти. Я не всегда смогу прийти. Нельзя надеяться на других. Только на себя! Тяжело выдохнув, я замерла, уткнувшись лбом в его грудь. А затем снова ударила его по плечам. — А если бы я не смогла? — сквозь зубы процедила я. — Если бы ты не смогла, я бы вмешался, — холодно сказал Майкл. — Но я знал, что ты сможешь. И не стал ничего делать именно потому, что ты сама не знала об этом. Ты очень сильная, Мэллори, но совсем не умеешь управлять своей силой и подчинять ее. И это дает твоим врагам оружие против тебя, дает им шанс сломить и раздавить тебя. Я не хотела его слушать. Мне было тошно. Снова его ударив, я попробовала отстраниться, но Майкл не дал мне отступить от себя ни на шаг. — Ты как-то сказала мне, что разберешься со своими обидчиками сама, — проговорил он, касаясь моего уха своими губами. — Не мешать тебе — единственное, чем я мог действительно помочь, чтобы ты сдержала данное себе слово. И ты справилась. Это сделало тебя сильнее и лучше. Закалило тебя и дало понять, что ты способна на большее, чем бесславно ждать помощи. Когда я просила его не вмешиваться в мои дела с колдунами, я имела в виду совсем не это. Одно дело дать мне самой разобраться с насмешками и совсем другое стоять в стороне, когда мне угрожают смертью. Почувствовав, как к глазам подступают злые слезы, я крепко зажмурилась и вцепилась пальцами в его предплечья, намереваясь разодрать их ногтями в кровь, но вместо этого прижалась к нему лишь ближе. — Ты должна была пройти через это одна, — проговорил он. — Ты должна была доказать самой себе, что ты можешь спасти себя сама. Его ладони заскользили вверх по моим рукам, плечам, шее и зарылись в волосы. Запрокинув мне голову, он заставил меня посмотреть на него. Майкл был очень бледен. Он показался мне больным и одержимым; глаза его блестели лихорадочным, фанатичным блеском и отражали тот же яростный огонь, что он сам распалил в моей груди. Мурашки пробежали по моему телу. Сердце с небывалой силой принялось разгонять по венам кровь. — Я горжусь тобой, Мэллори, — зашептал Майкл. — То, что ты сделала, было невероятно. Это было прекрасно… — он перевел взгляд на мои губы. — Ты была прекрасна… — в его голосе зазвучало благоговение. Я почувствовала, как во мне снова закипает гнев. Я ведь нравлюсь ему именно такой — безумной, неистовой, дикой. Он не хочет видеть меня иной. Его восхищает все, что выходит за рамки нормальности. Раз за разом он толкает меня вперед и под его влиянием я становлюсь совершенно другим человеком. Он не делает меня сильнее. Он ломает меня. Лепит по своему подобию. Может быть, он и впрямь руководствовался благими намерениями, когда не вмешивался в мое колдовство, но это не оправдание. Его ни капли не мучила совесть за собственное равнодушие. Он холодный, бесчувственный и безжалостный. В тот момент, когда я молила его о помощи, думала о нем и скучала по нему, он находился совсем рядом со мной и просто смотрел на меня как на подопытную крысу, забавляясь и ожидая, пока я найду выход из этого лабиринта. Я считала его другим, не таким как остальные колдуны, а он оказался таким же. Хотя, нет, даже хуже — те мерзавцы толком и не скрывали своей истинной сути. Поднявшаяся во мне злоба скрутила мне внутренности. Я желала ему смерти. Долгой и мучительной смерти. Мне казалось, что все мои эмоции написаны на лице. Я не пыталась и не хотела их скрывать. Майкл все отлично видел, не мог не видеть, но его заботили лишь свои чувства; на мои он совсем не обращал внимания. Глядя на меня пристально и вожделенно, Майкл наклонился ко мне. Я ощутила его размеренное дыхание на своих губах и исходящее от него тепло. И задрожала еще сильнее. Этого не будет. Никогда. Отвернувшись от Майкла, я уперлась руками в его грудь, чувствуя, как гулко стучит его сердце. Я попробовала отойти от него, но он не дал мне сдвинуться с места. Положив ладонь мне на затылок, он притянул меня за волосы к своему лицу и впился в мой рот жадным, требовательным поцелуем с такой силой, что губам стало больно. Я возмущенно ахнула и ударила Майкла кулаками в грудь, стараясь оттолкнуть подальше от себя, но у меня опять ничего не вышло, и он лишь сильнее прижался к моему рту. Удерживая и не отпуская, Майкл насильно раздвинул мои губы своими и проникнул языком внутрь, ошарашивая и выбивая меня из колеи своим натиском. На несколько секунд я словно выпала из реальности, а когда вернулась, то поняла, что отвечаю на поцелуй с каким-то безнадежным отчаянием. Он не должен был целовать меня. Не после сегодняшнего. Не после того, как он своим признанием сделал мне больнее, чем сделали те люди. И я. Я не должна была целовать его в ответ, отдавая ему назад всю свою злость и принимая его непростительную грубость. Я ненавидела его. Ненавидела так же сильно, как и пленилась им. И это заставляло меня задыхаться в потоке неконтролируемой ярости и давиться своей постыдной слабостью перед ним. Я понимала, что он не остановится. Он продолжит переделывать меня и пользоваться мной. А я позволю ему это, потому что от этого помрачения и наваждения мне некуда было деться. Майкл засел глубоко в моей голове и отравил собой мои мысли, подавляя и обезоруживая меня осознанием собственной зависимости от него. Я не знала, как мне бороться с самой собой. Я хотела целовать Майкла. Я хотела, чтобы он целовал меня. Захлебываясь в охвативших меня эмоциях, разрешая ему терзать мои губы, я цеплялась дрожащими пальцами за его футболку, уговаривая себя прекратить все это, потому что событий для одной ночи было слишком много и сменяли они друг друга слишком быстро. Но все равно не отстранялась. Даже не пыталась. Просто не могла. Лишь распалялась сильнее, отвечая все более увлеченно и страстно. Но стоило мне поглубже забраться языком в его рот, как Майкл сам прервал поцелуй и пытливо посмотрел на меня. Зачаровано глядя на него, я поняла, что теперь все зависит от моего выбора. Хотя Майкл и подвел меня к этой черте, но пересечь ее не заставляет. Я могу освободиться из его объятий и оставить за собой статус невинной жертвы. И на этот раз он даст мне уйти. Вот только уйти выше моих сил. Может быть, потому что выбора никакого и нет. Он был сделан еще тогда, когда я согласилась на предложение Корделии. Я закрепила это решение, позволив Майклу коснуться своей руки на уроке предвидения. Это было неотвратимо и предопределено. Это судьба, а от нее не убежишь, как бы ты не старался. И понимание этого все изменило. Не выдержав, я прильнула губами к его губам. Обняв Майкла за шею, я прижалась к нему и почувствовала, как его руки принялись нагло блуждать по моему телу: по плечам, груди, бедрам. Разрешая целовать себя развязно, влажно, горячо, я кусала его губы и упивалась их вкусом, ощущая, как воздух испаряется из легких. Задыхаясь, я содрогнулась от невыносимо сладкой муки, смея дышать только его дыханием, которого на двоих попросту не хватало. Намотав мои волосы на кулак, он слегка отклонил меня назад и заскользил языком по шее, оставляя на ней дразнящие поцелуи. Едва удерживаясь на ногах, я тихо застонала. Его запах обволок мое сознание. Быстрые удары его сердца о грудную клетку, вторящие моему, заставили мир перед глазами поплыть. Мне стало плевать на все: на то, что он сделал, и на то, что он еще сделает; важным было лишь это роковое мгновение, больше похожее на чудесный кошмарный сон. Майкл нужен мне. Все еще нужен. Поддавшись порыву, я ухватилась за его футболку и потянула Майкла вниз. Почувствовав под собой прохладную землю, я подалась вперед к опустившемуся передо мной на колени Майклу и стащила с него футболку, отбрасывая ее куда-то в темноту. Не веря, что это наконец-то происходит наяву, я лихорадочно провела ладонями по мускулистому торсу, ощущая его пьянящее тепло. Майкл приподнял мой подбородок и снова припал к губам, раскрывая их и лаская мой язык своим, изучая мой рот и скользя по нёбу. Исступленно целуя Майкла и отзываясь на каждое его прикосновение, я противоречила снедавшей меня ненависти и ярости, но ничего не могла с собой поделать. Не обрывая поцелуй, он опустил меня на спину, и я почувствовала, как его ладонь рванула бретель с плеча, обнажая мою грудь. Бессознательно зарывшись в мягкие, вьющиеся пряди руками, я притянула Майкла к себе ближе, желая ощутить на себе жар его кожи, как будто бы бьющий меня током. Словно через завесу до меня донесся звук расстегиваемой ширинки. Приспустив свои джинсы и задрав мне сарафан до талии, он властно раздвинул коленом мои ноги. Не тратя время на белье, Майкл отодвинул трусики в сторону и медленно вошел в меня, навалившись всем своим весом. Оторвавшись от его губ, я громко вскрикнула. Золотистые волосы упали ему на лицо, но я все равно увидела его потемневшие глаза, плотоядно смотрящие на меня. Не разрывая зрительный контакт, он вышел из меня и снова толкнулся вперед, на этот раз сильнее и быстрее. Подавшись бедрами ему навстречу, подхватывая темп, я зашипела, чувствуя, как по кровеносным сосудам растекается расплавленный металл. Все вокруг поблекло, оставив в этом мире только нас с Майклом. Он больше не целовал и не ласкал. Его движения стали частыми, резкими и грубыми. Сладостная боль, смешанная с животным наслаждением, сделала мое тело чувствительным, вынуждая меня кусать свои губы и сдавленно кричать от каждого толчка. В какой-то момент он вошел так глубоко, скручивая мне мышцы и чуть ли не раздирая меня изнутри, что я вонзила ногти ему в плечи и провела ими по его покрывшейся испариной спине, царапая кожу в кровь и срывая с его губ яростный стон. Схватив мои запястья, Майкл с силой прижал их к земле и задвигался еще интенсивнее, наполняя меня и забирая надо мной контроль. Низ живота свело от напряжения. Внутри словно разгорелось пламя, сжигая меня заживо и превращая в пепел. Мне показалось, я что умираю. И, безусловно, такая смерть была бы лучшей из смертей. Электрическая судорога пронеслась по позвоночнику. Забившись под ним в экстазе, я как будто провалилась в пропасть, почувствовав удовольствие, пронзившее тело насквозь. Балансируя на грани сознания, я ощутила, как Майкл, словно желая продлить мою агонию, толкнулся в меня несколько раз жестко и полностью, до ярких вспышек перед глазами. Замерев, он откинул голову назад и рвано выдохнул в воздух, изливаясь глубоко внутри моего тела. Хватка на запястьях стала невыносимой. Я слабо дернулась, чувствуя, как сокращаются мышцы и приятно пульсирует между ног. Кончив с протяжным стоном, Майкл перекатился с меня в сторону и откинулся на спину, тяжело дыша. Устало посмотрев на начавшее сереть небо, я подумала о том, что это было спонтанно, глупо и немыслимо, но вне всяких сомнений потрясающе. Я не испытывала никаких сожалений. Совершенно. Имей я возможность отмотать время назад, то все бы повторила вновь, а потом еще пару раз. Будучи по натуре довольно робкой и стеснительной девушкой, я и в сексе была такой же, но сегодняшняя ночь затмила все немногочисленные предыдущие ночи и показала мне, какой я могу смелой и раскрепощенной. Это пугало и приводило в восторг одновременно, наводя на мысль, что не все перемены, заставляющие меня ощущать себя другой, ужасны и нестерпимы. Эта храбрая Мэллори вызывала у меня невольную симпатию. Однако это не отменяло того, что все случившееся — фатальная ошибка. Но почему тогда эта ошибка казалась таким верным шагом? Впрочем, это ничего не значит. Я не перейду на сторону Майкла, а он не откажется от своих замыслов. Я и дальше буду пытаться узнать его секреты, чтобы рассказать о них Ковену. Несмотря на сомнения, я верила словам Корделии насчет апокалипсиса. Произошедшее между нами — просто секс. Ни больше, ни меньше. Но я никогда не забуду об этой близости. Стараясь не смотреть на лежащего рядом со мной Майкла, я медленно села и оправила свой сарафан, приводя его в порядок. Белоснежная ткань превратилась в грязную, измазанную землей мятую тряпку. Я тихо вздохнула, подумав, что мой жуткий и красноречивый вид наверняка вызовет в школе вопросы, которых бы мне очень хотелось избежать. Безусловно я расскажу и покаюсь Зои насчет инцидента с колдунами и смиренно выслушаю все, что она скажет о сотворенном мною колдовстве, а скажет она много; вытерплю все ее злые и справедливые слова, но о моей связи с Майклом она не узнает. Я не признаюсь. Я ни за что не признаюсь. Это — только мое. Боковым зрением я заметила, как Майкл поднялся на ноги. Не удержавшись, я поглядела на него, но он не смотрел на меня, молча принявшись искать свою футболку. Я могла ощущать, как он старательно подбирал слова, чтобы начать разговор. И, похоже, у него совсем ничего не выходило. Возможно, потому что и сказать нечего было. Мне вдруг стало дурно и как-то паршиво. Я почувствовала себя опустошенной и потерянной. На сердце снова появилась тяжесть. Наверное, для него эта случайная близость тоже ничего не значила. Что же, это правильно. Так и должно быть. Когда Майкл отвернулся от меня, нагибаясь за найденной футболкой, я порывисто вскочила и направилась в сторону видневшейся за деревьями громоздкой садовой фигуры. — Мэллори, подожди! — сердито произнес он. — Мэллори! Не оглядываясь, я продолжила идти, игнорируя слова Майкла. Я сделаю вид, что ничего не случилось. Словно это был очередной сон. Почему нет? О смерти священника мы молчали, притворяясь, что его убил кто-то другой. Разве эта ситуация чем-то отличалась? Услышав за спиной поспешные шаги и хруст сухих веток под его ногами, я ускорилась, ощущая что-то близкое к панике. Я не хотела ничего обсуждать. Я боялась услышать, что он наконец скажет. Я боялась сама говорить. Так что я сделала единственное, что пришло мне на ум — трансмутировала в пустой и темный коридор школы Готорна, прилегающий к моей комнате. Хотя изначально и намеревалась оказаться внутри нее. Впрочем, я рисковала застрять в стене, будучи толком необученной этому Чуду, поэтому небольшая промашка не играла особой роли, хотя и могла выдать меня с потрохами, так как никто не знал о моем владении трансмутацией. В коридоре царила полнейшая тишина. Видимо, ученики и учителя или спали, или до сих пор не успели вернуться из города. Даже обслуживающий персонал нигде не шумел. Я обрадовалась — никто не заметит моей грязной одежды, хотя это и озадачивало отсутствием шумихи из-за устроенного мною бедлама на озере. Оказавшись у двери, ведущей в мою комнату, я почувствовала, как уверенные пальцы крепко сомкнулись вокруг моего запястья. Потянув за руку, Майкл решительно развернул меня к себе, останавливая. Как он смог трансмутировать за мной следом? Это невозможно сделать, если не знать заранее о точке назначения. Не осмеливаясь встретиться с ним взглядом, я смотрела на пол, на лестничные перила, на его футболку, которую он успел надеть, куда угодно, но только не в глаза. — Отпусти, — пробормотала я. — Нет, — отрывисто проговорил он. Судя по его тону, он злился на мою неудавшуюся попытку побега. Но разве он сам не тяготился предстоящим разговором? И вообще, о чем тут можно говорить? Желая научить меня пользоваться силой, он проигнорировал мою мольбу о помощи, от чего до сих пор неприятно жгло в груди, а затем мы занимались сексом прямо на голой земле. Вот и вся история. Что еще добавить? Нечего, совсем нечего. Я попятилась в сторону, стараясь высвободить свою руку из его пальцев, но он лишь сильнее сжал ее, не давая мне отстраниться. — Я знаю, о чем ты думаешь, Мэллори, — сказал Майкл. — Мне не нужно даже залезать в твою голову, чтобы услышать, как твои мысли кричат на меня. Ты собираешься вести себя так, словно ничего не было. Но ты забыла спросить, хочу ли я этого, — он глубоко вздохнул. — Тебе страшно задать такой вопрос, и потому я отвечу на него сам: я не хочу. — Тогда чего ты хочешь? — Тебя. Вздрогнув, я посмотрела на него. Лучше бы он произнес что-то другое. Нечто плохое и злое. От одного этого слова мне стало лишь хуже, потому что оно рождало в душе глупые мечты и надежды, которые я не могла себе позволить. Я не нашлась, что ему ответить, и потому просто молчала. С каждым ударом сердца я ощущала нарастающее между нами напряжение, которое не давало мне сдвинуться ни на шаг в сторону, буквально пригвоздив меня к месту. Словно желая подбодрить, Майкл погладил меня по запястью подушечкой большого пальца, и от этого нежного прикосновения мне стало больно. Я поглядела вниз, досадуя, что у меня получилось излечиться, но не избавиться от синяков, оставленных корнями. — Мне нужно привести себя в порядок перед встречей с Зои, — пробормотала я тихо. — Я должна рассказать ей о произошедшем на озере. — Я поговорю с Ариэлем Августусом и скажу ему, что этот беспорядок моих рук дело, — Майкл согласно кивнул, — но, Мэллори, ты не… Обида и злость во мне встрепенулись. Я перебила его: — Тебе не пришлось бы снова лгать, — я скривилась, вспоминая тот ужас, — если бы ты сразу мне помог и не дал мне колдовать, и… Он бросил на меня такой взгляд, что я утратила дар речи, так и не договорив то ядовитое, что вертелось на языке. На мгновение мне показалось, что Майкл намеревается сказать что-то резкое, но вместо этого он сдержался, хотя, судя по его виду, далось ему это очень нелегко. Майкл стоял почти вплотную ко мне, но при этом был столь далеким для меня, что сердце разрывалось от его равнодушного пренебрежения. Я не знала, как мне достучаться до Майкла. Его не пронимала моя боль. Она его раздражала. Он считал, что тема уже закрыта и обсуждать ее не хотел. Как он может обнадеживать меня, говоря, что хочет меня, но при этом совсем не слышать и даже не пытаться понять, что я чувствую? Почему он смотрит на меня, как на глупого, капризного ребенка? В горле у меня образовался увесистый ком. Мне захотелось расплакаться. Я быстро заморгала, прогоняя подступившие слезы, и поглядела в сторону, надеясь, что Майкл ничего не заметил. Но, наверное, от Майкла все-таки не укрылось мое шаткое состояние, потому что какое-то время он безмолвно смотрел на меня, задумавшись о чем-то своем, а потом заговорил тихим, ласковым тоном: — Когда-то давно бабушка прочитала мне сказку о том, как маленькая овечка попала в логово волков. Я недоуменно уставилась на него. Не обратив на мое удивление никакого внимания, он притянул мою руку ближе к себе и приложил свою ладонь к следам на запястье. — Она очень понравилась вожаку стаи, но, несмотря на то, что в ее груди билось такое же смелое и отчаянное сердце, как и у него, — продолжал Майкл, — она все равно оставалась овечкой, которую другие волки отказывались принимать. Воздух словно наэлектризовался и зазвенел. Сила Майкла завертелась вокруг нас бесцветным вихрем. Кожу на запястье легко закололо. Майкл чуть нахмурился, и мне стало ясно, что он не исцелял меня, а забирал эту боль себе. — Вожак всегда старался защищать овечку, когда находился рядом, но, поскольку он был самым большим и сильным, на нем лежала забота обо всей волчьей стае и ему приходилось то и дело уходить в лес на охоту. И он не мог взять с собой овечку, — Майкл покачал головой. Следы буквально на глазах начали стремительно бледнеть, а затем совсем пропали, как будто их никогда и не было. Переведя взгляд на другую руку, а затем покосившись на свои ноги, я нашла их девственно чистыми, поняв, что все страшные отметины, украсившие мое тело, исчезли подобно миражу. — И вот однажды, вернувшись с охоты, он увидел, что от овечки остались только обглоданные кости, — Майкл нехорошо улыбнулся. — Вожак, конечно же, перегрыз глотку каждому волку в своей теперь уже бывшей стае, но овечку это не спасло… как и не спасло вожака, ведь он остался совсем один, — Майкл сделал паузу, а потом мягко добавил: — Я не хочу потерять тебя, Мэллори. Его слова смутили меня. Это была всего лишь детская сказка, но для меня она прозвучала неожиданной исповедью, отозвавшейся оглушительным эхом в моем быстро колотящемся сердце. Я не могла отвести от Майкла изумленного взгляда, уловив в его глазах то напряженное и вопрошающее выражение, что уже не в первый раз за все время нашего знакомства проступало сквозь его излюбленную маску извечного спокойствия. Несмотря на то, что Майкл старался придать себе невозмутимый вид, я кожей ощущала его откровенное нетерпение, заставляющее меня нервничать еще сильнее. Не справившись с накатившим на меня волнением, я обхватила себя руками. — Скажи мне, — разорвал возникшую тишину Майкл, — что я не потеряю тебя. По всем законам логики мне нужно было бы ответить, что своим бездействием он наоборот потерял меня и случившийся после всего этого секс являлся лишь средством снятия напряжения, но суть в том, что это неправда, и мы оба знали об этом. Об этом говорили все те поцелуи, что я вернула ему, мое прерывистое дыхание, которое мне до сих пор не удавалось успокоить, то странное молчание, что я все никак не могла нарушить. Но я по-прежнему сомневалась, и Майкл это почувствовал, потому что в его глазах появилась мольба. Протянув ко мне руку, он прикоснулся к моей щеке, погладив ее тыльной стороной ладони. Этот нежный жест не обманул меня. Майкл не раскаивался и не собирался извиняться. Волк не просит прощения у овцы перед тем, как сожрать ее. Даже если он — вожак стаи, а овца ему нравится, волк все равно будет смотреть на нее как на добычу. — Скажи мне это, Мэллори, — попросил Майкл, прижимая меня к двери. «Скажи, что разрешаешь съесть себя», — именно так это прозвучало. Он взял мое лицо в руки, легко защекотав его своим дыханием. Его глаза были так близко, что мне показалось, что я просто-напросто утону в них. Они отражали столько всего, что я растерялась еще сильнее: они искали, ждали, взвешивали. Они ласкали меня взглядом. Обещали и заманивали. — Майкл… — прошептала я ему в губы. — Майкл, я не… ты… я… Путаные мысли в голове не желали складываться в слова, а слова — в предложения. — Скажи, Мэллори, — повторил он тихо, произнося мое имя таким соблазняющим и дразнящим тоном, что мне стало больно, потому что невзирая ни на что, мне хотелось больше: больше прикосновений, больше поцелуев, больше тепла. Я хотела снова стать его частью. Я хотела опять почувствовать его. Я хотела, чтобы никакие секреты не стояли между нами. Я хотела, чтобы видение Корделии оказалось неправдой. Я так сильно всего этого хотела, что была готова вонзить кинжал себе в грудь, лишь бы знать точно, что между нами ничего и никогда не будет возможно. Все во мне смешалось. Стало ирреальным и непостижимым. Моя злость на Майкла поредела, но никуда не делась, и теперь под ней угадывалось презрение. Презрение к самой себе за то, что, совершив одну ошибку, сейчас я стремилась совершить следующую. Мне было гадко от себя, своих чувств и желаний. Нормальный человек не должен хотеть того, кто обманул его ожидания. Он не должен забывать о гордости и закрывать на все глаза. Но рядом с Майклом я сходила с ума. Он сводил меня с ума. Борясь с желанием податься вперед, обнять и поцеловать его, я думала о том, что, возможно, будущее изменится, если я смогу забраться в его мысли так же глубоко, как он забрался в мои. В этом случае у меня получится все исправить и остановить конец света, переманив Майкла на свою сторону. Хотя есть большая вероятность, что у меня ничего не выйдет, и эта наивная попытка будет стоить мне разбитого сердца и потери жалких остатков самоуважения — ведь Майкл играет со мной, не может не играть, ему важно узнать, кто я, и наверняка все это — способ найти ответ на свой старый вопрос. Колдуны добивались этого ответа силой, Майкл — лаской. Но как бы там ни было, Майкл будет принадлежать мне. Пускай недолго, но он будет моим, только моим. И совершенно неважно, что с ним мне плохо — без него еще хуже и вообще невозможно. Я вдруг ощутила себя совсем беспомощной. Я словно превратилась в героиню из его жуткой и печальной сказки. Она ведь могла спастись — ей просто следовало уйти от волка. Но она этого не сделала. Ее чувства к волку оказались сильнее инстинкта самосохранения. Глупая овечка. — Ты не потеряешь меня, — слова вырвались сами собой. Моя битва с самой собой была проиграна, давно проиграна, и потому я больше не видела смысла продолжать бороться с этим искушением. Я не собиралась отказываться от того, что приготовила для меня судьба, даже если это означало продать душу самому Дьяволу за то, чтобы провести с Майклом чуть больше времени вместе. Словно закрепляя сказанное и клеймя меня, Майкл сначала коснулся моих губ невинным, почти целомудренным поцелуем, а затем приник ко мне снова, и снова, и снова, проводя языком по ряду зубов и посасывая губы. И я перестала себя мучить, отвечая на поцелуй и обнимая Майкла за талию. Ощутив, как бугрятся его мышцы под моими ладонями, я прижалась к нему плотнее, словно стремясь вобрать его тело в себя, чтобы быть еще ближе. Обрывки бессвязных мыслей покинули мою голову, сделав разум блаженно пустым. Малодушно сбегая от ждущих меня проблем и последствий в настоящем, я утрачивала власть над собой, чувствуя, как мое тело уже привычно реагирует на все его действия. Поцелуй был долгим и медленным. Майкл как будто пробовал меня на вкус, испивая и растягивая удовольствие. Его нежность оказалась извращенной, жестокой пыткой. Она заставляла меня дрожать и забываться. Она порабощала и подчиняла. Меня никто и никогда так не целовал. Ни один мужчина не внушал мне таких мощных эмоций, начисто лишающих рассудка и сил к сопротивлению. Еще ничей поцелуй не превращал меня в безвольное, бесхребетное существо, алчущее о том, чтобы он не прекращался и длился, длился, длился. Когда Майкл спустил поцелуи ниже, касаясь своими губами моей шеи и плеч, я запустила пальцы ему волосы, окунаясь с головой в те эмоции, что мне дарил его язык, скользя по яремной вене, и его руки, двигающиеся вниз по моей спине, легко поглаживая ее. Дыхание у меня затруднилось. Внизу живота вновь начало тянуть. Остановившись на ягодицах, Майкл нежно провел по ним ладонями и крепко сжал их, притягивая меня к своему паху и говоря тем самым, что мы еще не закончили друг с другом. Я уже собиралась плюнуть на все и утянуть Майкла в свою комнату, но прежде чем смогла нашарить ладонью дверную ручку, он выпрямился и зашептал мне на ухо: — Мистер Бэрроу идет сюда, — он положил руки на мои локти. — И, пожалуй, мне на самом деле уже пора пойти и переговорить с мистером Августусом. Но ты не должна ни о чем рассказывать Зои — вообще ни о чем. А если она сама спросит, ты скажешь, что ничего не знаешь. — Что? — я удивилась. — Почему? — Потому что ты не хочешь снова выслушивать ее упреки и крики, — произнес он нетерпеливо. — Запомни: это сделал я. Не ты. Тебя вообще не было на озере в тот момент. Ты ушла спать до того, как я пришел туда. Ты ничего не видела и не слышала. Где-то вдалеке, на первом этаже, раздались шаркающие шаги. Я расслышала сухой тихий кашель. Майкл попытался отстраниться, но я не позволила ему этого, вцепившись в его футболку мертвой хваткой. — Но Эрик и его друзья… — пролепетала я, практически соприкасаясь с ним губами. — Они… — Я изменил их воспоминания. Они не помнят, что сделали с тобой, но зато помнят, как в пьяном угаре попытались убить меня. Я дернулась словно от удара, глядя на него, как громом пораженная. Майкл не просто изменил их воспоминания — он лишил меня желаемого возмездия. Теперь мне нечего предъявить им. На моем теле не осталось даже следов от корней. — Иначе никак, Мэллори, — кивнул Майкл. — Твое имя не должно всплыть в этой истории. Я была вынуждена признать, что в его словах был здравый и значимый смысл, но это не облегчило испытываемое мною негодование из-за того, что он решил все сам и наперекор моему желанию. Поскольку я не успела самостоятельно открыть дверь, Майкл сам распахнул ее и мягко подтолкнул меня внутрь, напоследок поцеловав меня в лоб. Затем, больше ничего не говоря, он развернулся и быстро прошел дальше по коридору. Захлопнув дверь, я прошла вглубь комнаты и села на постель. «Я со всем разберусь, — прозвучал в моей голове голос Майкла. — Я обещаю тебе». Я поглядела на висящее на стене зеркало, увидев в нем лохматую девушку в грязном сарафане с опухшими от поцелуев губами. Лихорадочный румянец украсил ее щеки, а глаза сияли. На этот раз она не казалась незнакомкой. Она определенно была мной.