Сердце тьмы

You're dripping like a saturated sunrise You're spilling like an overflowing sink You're ripped at every edge but you're a masterpiece And now you're tearing through the pages and the ink (Halsey — Colors (Stripped)

Стоя посреди толпы и крепко сжимая в левой руке черный кружевной зонтик, я неотрывно смотрела на трех колдунов, чьи тела были привязаны к длинным столбам, находящимся на расстоянии нескольких метров друг от друга. Их опухшие лица блестели от слез, а во ртах виднелись кляпы, не позволявшие им закричать и зарыдать в голос. Вокруг каждого столба были сложены дрова, густо облитые смолой, терпкий запах которой кружил мне голову. Утреннее солнце уже вовсю припекало, а сильные порывы ветра то и дело всколыхивали песок на погребальной площадке квадратной формы. Сегодня здесь собралась вся школа Готорна. Никто не издавал ни звука, но многие плакали, скорбя о печальной участи своих друзей и сердито поглядывая на стоящего справа от меня Майкла, которого, казалось, совсем не задевало всеобщее негодование. Его отрешенный взгляд был устремлен на столбы, и мысленно он витал где-то очень далеко. Я же вспоминала о той боли, что эти «невинные люди» мне причинили. На мгновение я словно переместилась в прошлое и снова почувствовала грубую хватку корней на своих запястьях и привкус собственной крови на зубах. В ушах зазвучал злорадный мужской смех и мой пронзительный крик, полный отчаяния и страха. Все эти неприятные воспоминания и ощущения были столь натуральными и отчетливыми, что я не удержалась и покосилась на свою руку, державшую зонтик, дабы убедиться, что со мной все в порядке, и я свободна. Никаких корней. Никаких следов. Никакой боли. Я снова перевела взгляд на осужденных босых колдунов, облаченных в белые развевающиеся одеяния. Их ведь специально одели так невинно, желая показать, что они — жертвы, и решение забрать их жизни претит совету, вынужденному вынести именно такой вердикт. По словам Зои, в кабинете мистера Августуса все эти дни шли жаркие споры. Несмотря на щекотливость ситуации, Эрику и Терри хотели сохранить жизни в виду того, что они являлись сильными колдунами с хорошим потенциалом в колдовстве. К тому же, отец Эрика занимал далеко не последнюю должность в ООН, а кузен Терри был щедрым спонсором школы Готорна. Потеря таких важных членов общины грозила не только сокращением численности и без того небольшого количества колдунов, но и новыми проблемами с их родственниками. Совет предлагал просто наказать их и отдать на заклание жизнь одного Питера, не способного похвастаться ни силой, ни связями, но, к удивлению Зои, в игру вступил Майкл Лэнгдон, отказавшись удовлетвориться малой кровью. Он потребовал не просто сжечь всех напавших на него людей. Он потребовал придать их «мертвому огню». Я никогда не изучала некромантию, но знала, что «мертвый огонь» подразумевал под собой запрет на перерождение и считался одним из самых страшных ритуалов в оккультизме. Желая узнать об этом поподробнее, весь вчерашний день я провела в библиотеке, читая книгу за книгу и поражаясь изощренности Майкла. Он не просто намеревался запереть их в аду навечно — он обрекал их гореть вечно, не зная покоя и передышки. Это было все равно, что убивать раз за разом их души, которые не могли умереть окончательно. Зои сказала, что такому жестокому наказанию уже много десятилетий никто не подвергался, так как считалось, что и одной смерти достаточно для искупления грехов. Однако Майкл так не считал. Использовав свой статус Альфы, он добился применения «мертвого огня», что не могло не ужаснуть ни совет, ни всю его общину. Но не меня. Я желала им подобной мучительной участи. Я желала получить долгожданное возмездие. Этим утром я надела свое самое любимое черное платье до колен из невесомого шелка и лаковые туфли на тонком каблуке, а волосы уложила спиралевидными волнами, закрепив боковые пряди небрежным узлом на затылке. Для Коко это событие являлось казнью, для меня — праздником, и потому я собиралась насладиться их смертью — точно так же, как они наслаждались моими страданиями, глядя, как я плачу, стоя на коленях перед ними, а для этого мне было необходимо выглядеть именно так — роскошно и излишне нарядно. Когда Зои тактично намекнула, что мой внешний вид не соответствует случаю, я притворилась, что ничего не поняла. Эти ублюдки почти убили меня, и я имела полное право вырядиться как угодно на их похороны. Да хоть в клоунский костюм! И плевать, как бы это выглядело в глазах остальных. Находящаяся слева от меня Коко некрасиво всхлипывала, размазывая по щекам слезы и тушь. Ее лицо и шея пошли неравномерными свекольными пятнами. Я ощущала, что девушка готовилась вот-вот разразиться рыданиями. Она до последнего надеялась, что ее друзья избегут наказания, и все это — дурная шутка, и сейчас ее терзало подлинное горе. А вот Зои, спокойно стоящая рядом с Ариэлем Августусом, Джоном Генри Муром и Болдуином Пеннипакером перед столбами, совсем не выглядела расстроенной, разве что немного удивленной и мрачной. Ей тоже не нравились эти колдуны, но такой смерти она им не желала, и теперь ее раздирали противоречия. Все присутствующие напряженно ждали начала церемонии сожжения. По настроению начавшей роптать толпы я отчетливо понимала — Майклу никогда не забудут и не простят «мертвый огонь». Майкла и раньше не любили, теперь же его ненавидели, и главное — боялись еще сильнее. Но он был их Альфой, и им приходилось мириться с его волей, проглатывая рвущиеся с языка проклятия. Мы с Майклом не виделись до сегодняшнего утра. Когда я подошла к нему в вестибюле школы, нам не дали перекинуться ни словом, а когда похоронная процессия двинулась длинной колонной к погребальной площадке, Коко и Эндрю оттеснили меня от молодого человека, не дав даже спросить, как у него дела. Можно было бы попробовать связаться с ним ментально, но Майкл выглядел таким отстраненным и апатичным, что я постеснялась вламываться в его мысли. Вот и сейчас я стояла подле Майкла, не смея ни коснуться его, ни поговорить с ним. Я могла лишь искоса поглядывать на него, подмечая то, что ускользнуло от моего взора раньше: его глаза лихорадочно блестели, а кожа была совсем бледной. Обильная испарина покрыла его бесстрастное лицо, на которое налипли пряди волос, а губы были плотно поджатыми. Опустив взгляд ниже, я заметила, что его ладонь сотрясалась мелкой дрожью, выдавая бивший Майкла озноб. Я вдруг вспомнила, как по пути сюда мне показалось, что Майкл как-то странно и скованно двигается, словно размышляя над каждым своим шагом и жестом. И теперь, рассматривая его, мне стало ясно, что мое зрение меня не обмануло, и Майкл действительно был не здоров. Немного помешкав, я взяла его за потную ладонь и легко сжала дрожащие пальцы. Мне хотелось, чтобы он сжал мои пальцы в ответ, показывая таким движением, что он снова мысленно со мной, но вместо этого он внезапно вздрогнул всем телом и поморщился. Испугавшись его неожиданной реакции, я смущенно отдернула от него руку. Майкл наконец посмотрел на меня, но я уже не смотрела на него. Все мое внимание было сосредоточено на моей ладони, измазанной ослепительно красной кровью, больше похожей на пролитую гуашь. «На этот раз не смог отделаться только цветочками», — пошутил в моей голове усталый голос Майкла. Сердце у меня забилось как неистовое. Затаив дыхание, я рассматривала алые разводы. Ненависть и гнев, сжиравшие меня все эти дни, исчезли. Мне стало здорово не по себе. Казалось, дрожь Майкла передалась мне — теперь моя ладонь подрагивала. Мне никак не удавалось отвести от нее пораженного взгляда. Когда я узнала от Зои о «мертвом огне», то позволила себе расслабиться насчет Майкла, решив, что он сумел избежать какого-либо наказания, но, выходит, его все-таки наказали. Притом, наказали жестоко и больно. Совет не мог отдать приказ убить Майкла — статус Альфы дарил ему жизнь, но заплатить они его заставили. И он заплатил. Вместо меня. Опять. Зои мне ничего об этом не говорила. Как представитель Ковена, она не могла не знать о наказании Майкла. Так почему же она промолчала? Внезапно все происходящее перестало мне нравиться. Я почувствовала себя отвратительно и гадко в своем красивом платье. Не было ничего хорошего и светлого в этой беспощадной мести. Их вечные муки не сотрут мне страшные воспоминания и не уймут мою душевную боль. Они не облегчат страдания Майкла и не вернут из мертвых убитых мною людей. Они ничего не изменят. Никакой это не праздник. Это и впрямь лютая казнь. Возможно, если бы я не попросила Майкла о подобном возмездии, он бы не настаивал на «мертвом огне», и тогда смог бы избежать боли и всеобщего порицания. Это все моя вина. Ему плохо из-за меня. Во рту пересохло, и я облизала сухие губы. Прерывисто дыша, я судорожно соображала, что могу предпринять. Мне никак нельзя было прибегать к дару целителя прямо здесь на площадке — колдуны наверняка заметят, и это породит ненужные вопросы. В последнее время я только и делала, что совершала безрассудные поступки, но помочь Майклу в данный момент — слишком рисковая затея. И увести его отсюда невозможно — присутствие Майкла на сожжении было обязательным. Он осудил колдунов и потому обязан смотреть на их смерть до победного конца. Но ведь он твердо и уверенно стоит на ногах, значит не все так плохо, верно? Он сможет потерпеть еще немного. Нам обоим придется подождать. Я подняла на Майкла растерянный взгляд. Я так много хотела сказать ему, но не находила подходящих слов. Я даже не могла заставить себя обратиться к нему ментально, чтобы просто пообещать исцелить его после церемонии. Не говоря уже о том, чтобы его коснуться — вдруг бы я снова сделала ему больно? Оставалось лишь смотреть ему в глаза, надеясь, что он почувствует и поймет, как сильно мне жаль, что он пострадал из-за меня. — Сегодня мы собрались здесь, чтобы поприветствовать смерть, — донесся до меня властный голос Джона Генри Мура, вышедшего вперед. По толпе прошелся недовольный тихий гул. Напряжение повисло в воздухе. Я удивилась. Этот инструктор школы Готорна обычно предпочитал занимать пассивную позицию, не вмешиваясь ни во что и не вступая в какие-либо дискуссии. Он был единственным из четырех колдунов-руководителей, кто открыто проявлял к Майклу нетерпимость и враждебность, истоки которой Зои всячески старалась выяснить. Правда, пока безуспешно. — Смерть — естественная часть нашего пути и ее нужно встречать с почтением, как гостя, которого мы ждали весь долгий день жизни, — приподняв руку, произнес инструктор убеждающим тоном. — Смерть — начало и конец, вопрос и ответ, цена и расплата. Колдуны в толпе подобрались, словно готовясь к атаке. Остро ощущая их общее нестабильное энергетическое поле, подобное бунтующему морю, я внутренне сжалась, боясь лишний раз шевельнуться, как будто одно мое движение могло снять с этих людей незримые оковы, что удерживали их от попытки разорвать Майкла на части. Даже аура Коко излучала столь мощную волну гнева, что у меня невольно сперло дыхание от ее негативных эмоций. — Но сегодня она придет к нам, как требовательный судья, чтобы спросить за совершенные преступления, — мистер Мур угрюмо кивнул. — Сегодня смерть не будет милосердна, — его голос дрогнул, как будто ему было больно говорить. — Когда огонь костра остывает, остается пепел, ибо из пепла мы все пришли и пеплом станем, чтобы очиститься от преступлений для нового начала. Но не сегодня. Сегодняшний конец не принесет этим душам ни облегчения, ни искупления. Огонь не утихнет в пепле — он будет гореть вечность. Словно желая оградить свое тело от пока еще не разожженного пламени, я бессознательно прижала окровавленную ладонь к своей груди. Весь жуткий смысл происходящего накрыл меня с головой. До этой минуты я и подумать не могла, что мое желание отомстить обернется против меня, распространяясь морозом по коже. Я по-прежнему хотела их смерти, но уже не была уверена, что готова принять «мертвый огонь» и тем более насладиться чужими муками. У меня даже мелькнула обескураживающая мысль попросить Майкла вмешаться в церемонию с целью отменить «мертвый огонь». Но я этого не сделала. На моем лице не дернулся ни один мускул. Замерев на месте, я просто молча слушала речь мистера Мура, мрачно понимая, что уже поздно для обратного шага и напускного благородства, которого я не могла и не собиралась себе позволять. Да и в любом случае, Майкл бы не согласился — об этом свидетельствовал весь его насупленный вид. И даже не из-за меня или причиненной ему боли, а просто потому, что Альфа не должен сдавать назад и прощать такие вещи — это послабление показало бы, что он — никчемный и безвольный лидер, не способный следовать до конца собственным решениям. — И я хочу предостеречь: смерть придет ко всем, — мне казалось, мистер Мур смотрел прямо мне в глаза, словно бы заглядывая в душу и отлично понимая, кто на самом деле являлся виновником всего происходящего. — К слабейшим и могущественнейшим из нас, к боящимся и не испытывающим перед ней страха. Волосы у меня на затылке встали дыбом. Я так сильно сжала зонтик, что заболело запястье. — Даже к тому, кто верит, что он выше смерти. Брошенный в толпу намек не укрылся от Майкла. Молодой человек выпрямился, и как будто бы стал еще выше ростом. Направленный на мистера Мура взгляд был холодным и убийственным. Я заметила, как из его крепко стиснутого кулака проступила кровь и закапала на твердый песок. — Смерть придет, — мистер Мур обращался к своим людям, но я знала, что сказанное предназначались Майклу. — И уповайте на то, чтобы она не принесла с собой огонь. Сердце у меня оборвалось. Мои губы задрожали. Я быстро заморгала, чтобы прогнать подступившие слезы. Я боялась того, что сулили эти слова, прозвучавшие как древнее проклятье. Я не знала, как мне защитить от него себя и Майкла. Завершив свою речь, мистер Мур вернулся к стоящим позади него людям, уступив свое место Ариэлю Августусу, который тут же махнул рукой, подзывая к себе рыжеволосого мальчика лет пятнадцати. В руках тот держал полыхающий факел. Беспомощно наблюдая, как ректор школы Готорна принимает факел, я порывисто заглотнула воздух в легкие, едва удерживаясь от того, чтобы не попятиться назад и не убежать сломя голову подальше отсюда. Мистер Августус обернулся на Зои, что-то тихо ей сказав. Она кивнула ему, а затем взяла за руки мистера Мура и мистера Пеннипакера, образовывая с ними треугольник. Судя по всему, они начали колдовать над «мертвым огнем», сливая энергию воедино для претворения ритуала в жизнь. Из прочитанных накануне книг я знала, что для этого нужно было начертить козьей кровью под осужденным человеком определенные символы и заговорить их на латыни, а потом наполнить очищающий огонь энергией, содержащей женское и мужское начало. Ветер резко стих. Повисла неестественная тишина, прерываемая лишь жалобным мычанием осужденных. Раскаленный донельзя воздух наэлектризовался, став плотным и тяжелым. Высоко в небе что-то громыхнуло зеленой вспышкой. Повеяло режущим холодом. — Да будет так, — громко сказал мистер Августус и поднес факел к куче дров, окружающей Эрика. Зои, мистер Мур и мистер Пеннипакер продолжали беззвучно шевелить губами. Толпа молчала, мрачно наблюдая, как Ариэль Августус поджигает дрова у ног Терри и Питера. Треугольник распался. Вокруг шестов взметнулось ярко-зеленое пламя. Коко расплакалась и спрятала лицо в своих ладонях. Брайан неподалеку от меня отвернулся. Я почувствовала прелый запах паленых волос. Меня замутило, и я опустила голову, страшась смотреть вперед. Истошный вопль ударил мне в грудь. Кто это закричал? Питер? Не желая знать ответ, я крепко зажмурилась, жалея, что не могу зажать уши. Зонтик в моей руке затрясся. Я ошибалась, когда считала, что смогу выдержать церемонию сожжения. Я не могла. На этот раз это был не кошмарный сон, навеянный ловцом снов, где все ощущалось некой игрой. Все происходило взаправду. Мне стало очень страшно. Я получила то, что хотела. Но это не принесло мне никакого удовлетворения. Только боль. Снова боль. К первому вопящему голосу присоединился второй, а затем и третий. От костра пошел запах жареного мяса. Я всхлипнула. Мне вдруг захотелось самой закричать. «Не нужно отводить взгляд и закрывать глаза, — сердитый голос Майкла возник в моей голове. — Посмотри на них, Мэллори!» Я никак не отреагировала, охваченная ужасом. Я вспоминала о том, как упивалась мечтами об этом моменте. Теперь же я только и могла, что бояться. Мне стало противно от самой себя и своей трусости. Майкл взял меня за руку, переплетая наши пальцы. Его мокрая от крови ладонь сильно дрожала, но голос в моей голове по-прежнему был твердым: «Они издевались над тобой, а потом хотели убить тебя». Он сжал мою ладонь так крепко, что мне стало больно. Я попыталась высвободить руку, но он сжал ее еще крепче. Я подумала, еще немного, и он сломает мне кости, раскрошив их в пыль. «Из-за них погибли невинные люди. Из-за них погибла Люси». Колдуны на шестах продолжали орать и стенать. Я слышала, как люди в толпе негромко переговариваются. Кто-то начал горько плакать. Я закусила губу. «Ты не должна забывать об этом, Мэллори! — рявкнул Майкл, заставляя меня вздрогнуть. — Не смей забывать! Не смей бояться! Не смей быть слабой! Никогда! Слышишь?! Больше никогда!» Руку свело невыносимо болезненной судорогой. Наверняка после железной хватки Майкла мне были обеспечены синяки. Но это не имело совершенно никакого значения. Он был прав. Я вновь позволила страху вскружить себе голову и притупить мои воспоминания. Я разрешила жалости одержать надо мной верх. А эти люди ее не заслужили. Они заслужили «мертвый огонь». Испытываемая боль привела меня в чувство и придала мне сил. Выпрямившись, я посмотрела вперед. Пламя жадно лизало тела, обгладывая обугливающуюся кожу, которая успела потрескаться и начала расползаться. Их выжженные огнем лица превратились в кровавые маски. Белки глаз почернели. Теперь колдуны визжали, не переставая. Намертво привязанные к шестам, одержимые паникой, они дергались во все стороны, стараясь вырваться из багряной ловушки. Зои согнулась пополам. Ее затошнило. Мистер Пеннипакер подскочил к ней, чтобы попридержать лезущие ей в лицо длинные русые волосы. Он что-то успокаивающе заговорил Зои, и она слабо кивнула, ухватившись за него одной рукой. «Я вернул им память», — вдруг признался Майкл. Не сводя взгляда с Эрика, как Майкл того и хотел, я спросила: «Зачем ты это сделал?» Крик Эрика перестал походить на человеческий. Через горящую плоть на его правой ноге я разглядела проступившую берцовую кость. Это было омерзительно. Но я запретила себе отворачиваться. Я по-прежнему испытывала страх, но уже не так сильно. Теперь он поддавался контролю. Как будто Майкл впитывал его в себя подобно черной дыре. Мистер Мур скрестил руки на груди. Ариэль Августус поморщился. Его лицо приобрело землистый оттенок. «Они должны знать, почему они на самом деле тут, — хватка ослабла; Майкл нежно погладил костяшки моих пальцев. — Только так отмщение будет полным». Слова напоминали камешки, брошенные в пруд и пустившие круги по водной глади. Они задели что-то глубоко сокрытое в моей душе, привнося в нее ненормальный, странный покой. Сегодня Майкл преподнес мне жуткий, дьявольский подарок, который должен был напугать меня еще сильнее и отвратить от молодого человека, разрушив окутывающий его магнетический флёр, но ничего подобного не случилось. Темная часть меня довольствовалась полученным подарком. Держа Майкла за руку и ощущая эту нездоровую близость, больше напоминающую самое настоящее безумие, я чувствовала себя цельной. Как будто до появления Майкла в моей жизни мне чего-то не хватало, а теперь он дал мне недостающий фрагмент. Я посмотрела ему в глаза и увидела в их глубине те же эмоции, что испытывала сама. Уцепившись за всевозможные оправдания, я проигнорировала тихий внутренний голос, шепнувший мне о таящейся в усталых голубых глазах опасности. Я отказалась выслушать его справедливые замечания, охваченная вожделенным умиротворением. Я открыто признавала перед собой, что все, что я делала и чувствовала, было совершенно неправильным, но меня это ничуть не волновало. Впервые за все эти тревожные и одинокие дни мне стало действительно спокойно. Вопли начали затихать, а затем окончательно смолкли. Пламя продолжало терзать обгорелые тела, словно жадный и не насытившийся зверь. Тошнотворный запах повис ядовитым облаком. Я рассеянно подумала, что все закончилось, а потом поймала себя на мысли, что, нет, не закончилось, где-то там, в аду, души Эрика, Терри и Питера все еще мучились, терзаясь в огне, который никогда для них не погаснет. Эта мысль была неприятной и чудовищной, и я поспешно отогнала ее от себя, сконцентрировавшись на болезненном виде Майкла, который внезапно пошатнулся, чем моментально пробил брешь в моем необъяснимом спокойствии. Новая порция горячей липкой крови опалила мои пальцы, закапав на песок тонкой струйкой. Напрягшись, я повернулась к Майклу всем корпусом, не зная, куда мне деть чертов зонтик, чтобы помочь молодому человеку удержаться на ногах, потому что одной моей руки явно было недостаточно, чтобы послужить ему необходимой опорой. Я уже намеревалась бросить зонтик на землю, как Майкл отпустил меня и провел рукой по черной ткани пиджака, вытирая о нее кровь. Мне показалось, он побледнел еще сильнее. Губы у него стали синими. — Майкл!.. — прошептала я сипло, протягивая к нему ладонь и не решаясь дотронуться. Совершенно ничего не понимая, я так и замерла напротив него с нелепо вытянутой окровавленной рукой. Что с ним сделали? Что с ним происходит? Боковым зрением я заметила, как толпа начала рассасываться — церемония закончилась. Больше людей здесь ничего не держало. Всем было пора возвращаться в реальную жизнь, где сожжение колдунов обещало стать зловещим предостережением, а «мертвый огонь» — снова старой сказкой, покрытой забвением за давностью десятилетий. За моей спиной Коко дернула меня за рукав платья. — Пошли, Мэллори, — напряженно сказала она. Я не видела ее лица, но аура девушки подсказала мне о том, что она находилась на грани истерики и сейчас едва сдерживалась от нового приступа слез, черпая силу в неприкрытой злости, направленной на Майкла. Мне стало противно от ее горя и сопереживания таким гнилым людям, как те сожженные колдуны. Не оглядываясь на Коко, я презрительно процедила: — Ты иди, — я опустила руку и сжала ее в кулак, не желая, чтобы она увидела кровь. — Потом поговорим. — Мэллори!.. — воскликнула она недовольно. — Ты должна… Я резко повернулась к ней, загораживая собой Майкла. — Я же сказала тебе, — прошипела я, — что мы потом поговорим! Нахмурившись, она обиженно поджала губы. Ее карие глаза метали молнии. Какое-то время Коко молча смотрела на меня, а затем бросила уничижительный взгляд через мое плечо на Майкла, который сразу же отвела обратно ко мне. — Да плевать, — кивнула она. — Неважно. Не дожидаясь от меня никакого ответа, Коко быстро засеменила в сторону видневшейся вдалеке садовой спиралевидной фигуры. Не давая себе труда обойти идущих вместе с ней других людей, она шла напролом, расталкивая их локтями и вынуждая тех негодующе шикать на нее. Глядя суетливой девушке вслед, я нахмурилась. Меня раздражало ее поведение, которое с каждым днем становилось все невыносимее. Ведомая своими симпатиями, она не желала допускать мысли, что ее друзья сами первыми начали все это, и предпочитала изливать свой несправедливый гнев на Майкла за его спиной, находя в этом процессе отдушину. Ее больше не заботила миссия Ковена, возложенная на меня. Она хотела, чтобы я ненавидела Майкла вместе с ней. Намереваясь закопать правду на глубине двух метров, я не могла ей ничего объяснить и тем самым прекратить ее нападки на Майкла, которые обещали вскоре стать совсем явными и прямолинейными, и потому ощущала, как отчуждение между нами лишь возрастает и крепнет, что удручало меня еще сильнее. — Ты можешь нас трансмутировать? — тихо спросила я Майкла, обернувшись назад. Он покачал головой. — Нет. — А они об этом знают? — я кивнула на столбы, у которых до сих пор стояла Зои в компании трех колдунов. Они о чем-то разговаривали, то и дело поглядывая на Майкла. — Да. Я вздохнула. Это означало, что я не могла сама перенести нас, и других вариантов кроме как вернуться в школу пешком не было. Словно прочитав мои мысли, Майкл кивнул мне и направился к садовой фигуре, вливаясь в возвращающуюся домой толпу. Я устремилась за ним, следя за его движениями пристально и неотрывно. Майкл выглядел слишком паршиво, и я боялась, что в какой-то момент молодой человек попросту упадет на землю. Но он не упал. Он шел медленно, но уверенно. Не решаясь первой нарушить молчание и заговорить в присутствии окружающих нас колдунов, я разглядывала его бледный строгий профиль и окровавленные ладони, успокаивая себя тем, что кровь больше не орошала песок своими алыми каплями. Заметив, что я смотрю на него, Майкл ободряюще улыбнулся мне, но улыбка вышла такой жалкой и вымученной, что у меня не получилось ответить на нее. Я была вне себя от беспокойства. Когда мы наконец подошли ко входу в школу, Майкл двигался уже совсем медленно, понурив голову. Он начал спотыкаться и избегать моего взгляда. На мое очередное предложение ухватиться за меня он снова ответил отказом. Но стоило нам вдвоем очутиться на безлюдном втором этаже, ведущем в личные комнаты учеников и учителей, как Майкл был вынужден опереться на мое плечо, чтобы удержать равновесие. Выронив сложенный зонтик, я порывисто обняла Майкла одной рукой за талию, чувствуя, как ткань платья стремительно пропитывается его кровью и потом. Видимо, от моего прикосновения ему стало больно, потому что из его рта вырвалось некрасивое ругательство. Но он не отстранился. Преодолеть оставшиеся тридцать метров до его комнаты оказалось очень сложно. Майкл перенес большую часть веса на меня, и шли мы еле-еле. Часы, висящие, внизу, в библиотеке, глухо пробили двенадцать раз, известив нас о том, что наступил полдень. Откуда-то до меня донесся тихий плач. Буквально вломившись внутрь довольно просторной комнаты Майкла, я захлопнула дверь с помощью телекинеза, подивившись наличию горящего камина. Тусклое пламя позволило разглядеть огромную кровать с белым постельным бельем, письменный стол, заваленный пергаментами, книгами, различными склянками и глиняной посудой, используемой для уроков по составлению зелий и снадобий, бежевый платяной шкаф и ноутбук, забытый на мягком кресле. Майкл отошел от меня, на ходу стягивая с себя пиджак. Он бросил его на пол, а сам уселся на край кровати. При таком плохом освещении его лицо казалось белым как лист бумаги. Глаза ввалились, а волосы казались мокрыми, словно он только что вышел из душа. — Рубашку тоже снимай, — сказала я, подходя к нему ближе и становясь между его ног. Я хотела увидеть, как именно его наказали. Мне на физическом уровне необходимо было это узнать. Смотря на меня снизу вверх, Майкл произнес с легким смешком: — Извини, дорогая, я немного не в форме. Вспыхнув, я насупилась и на мгновение опустила взгляд на его по-прежнему дрожащие ладони. Наверное, на смертном одре Майкл тоже будет шутить и флиртовать. Что-то в этом мире неизменно. И это хорошо. Неуверенно протянув к нему руки, я начала расстегивать черные блестящие пуговицы на его рубашке, ощущая, как Майкл разглядывает меня. Я старалась двигаться медленно и невесомо, но он все-таки поморщился, когда я едва коснулась его груди. Закусив губу, я потянула с него насквозь пропитанную кровью рубашку и невольно вздрогнула, поняв, что ткань намертво присохла к спине. Снимать ее пришлось вместе с кусками кожи. На Майкле места живого не оставили. Он был весь покрыт вздутыми полосными порезами, как будто его пытались освежевать. Раны вновь начали обильно кровоточить. Тихо застонав, он поморщился от боли. В глазах у него появились слезы. — Я помогу тебе, — прошептала я еле слышно. — Я все исправлю. Он тяжело выдохнул. — Ты не сможешь, — возразил Майкл. — Никто не сможет. Целительство всегда было тем, что мне давалось с необычайной легкостью. Я не сомневалось в том, что у меня все получится. Мне доводилось воскрешать мертвых, и раны Майкла по сравнению со смертью казались совсем простыми и детскими, хотя и не менее страшными. — Мне говорили, что я особенная, — пробормотала я. Он ничего не ответил. Лишь уголки его губ дернулись вверх, а затем снова превратились в прямую линию. Нежно убрав прилипшие ко лбу золотистые пряди, я положила руки ему на голову и закрыла глаза. Единственное, чего я хотела — чтобы Майкл был здоров и цел. Он принял это суровое наказание вместо меня. Он добился правосудия ради меня. На церемонии сожжения он помог мне прийти в себя и встретиться со своим страхом лицом к лицу. И теперь я собиралась вернуть ему часть той силы, что он сам отдал мне. Я направила в него поток энергии, ощущая его в кончиках пальцев приятным теплом. Я представила, как кровь Майкла свертывается, раны затягиваются и боль растворяется, становясь туманным воспоминанием. Я продолжала вливать в него свою силу, воображая ее сияющим светом, пока не поняла, что все закончилось. Открыв глаза, я увидела, что порезы исчезли. Не осталось даже следов. Только кровавые разводы на коже. Майкл, не мигая, смотрел на меня. Затравленное выражение в его глазах уступило место восхищению. Он вдруг широко улыбнулся мне. Давно сдерживаемые слезы обожгли мое лицо. Погладив Майкла по щеке, я всхлипнула, чувствуя себя невообразимо счастливой. Теперь он в порядке. Ему больше не было больно. Неожиданно Майкл напрягся и нахмурился. Его улыбка погасла, а тело вновь начала сотрясать крупная дрожь. Как будто в замедленной съемке я наблюдала за тем, как он падает с кровати на пол, а кожа на его спине лопается, словно от ударов невидимого кнута. Ахнув, я опустилась на колени рядом с ним, не понимая, почему мое лечение обратилось вспять. Приподнявшись на четвереньки, Майкл громко вскрикнул. Глаза у него стали бешеными. Ноздри широко раздувались на залитом слезами лице. Когда на лопатке появилась новая рваная рана, он яростно ударил кулаком об пол, оставляя на нем большое красное пятно. — Что это? Проклятье? Порча? — пролепетала я, глядя на увеличивающуюся под Майклом кровавую лужу. — Скажи мне, что они с тобой сделали? Тяжело дыша, Майкл опустил голову. Волосы упали ему на лицо, скрывая его от меня. Костяшки его пальцев побелели. — Заклятие «мертвого огня» можно использовать… не только… — слова давались ему с большим трудом, — по прямому назначению… На мгновение я онемела. Во мне вспыхнула ярость, столь сильная и дикая, что перед глазами появилась красная пелена, затмившая мне разум. — Выходит, — свирепо выплюнула я, — ты будешь истекать кровью вечно? На его плече выступила очередная рана. Несколько капель его крови попали на мою щеку, опалив ее своим жаром. Майкл зашипел как гремучая змея. — Нет, — голос у него был жутким. — До моего восхождения. Колдуны считали Майкла Альфой. Ведьмы думали, что он — нечто иное, а преемница Верховной — я. Проведя с Майклом бок о бок около месяца, у меня самой по-прежнему не было ответа касательно его истинной сущности. Но как бы там ни было, даже если Майклу и суждено стать Верховным, до этого момента могут пройти годы и десятилетия, прежде чем Корделия умрет и уступит свой трон. И что же? Он должен страдать все это время, корчась от боли на полу? Не жить, а существовать? — Значит, никакой лазейки нет, — проговорил Майкл медленно. — Твое колдовство здесь бессильно, как и мое, — признал он и добавил: — Досадно. Я не могла перестать пялиться на кровавую лужу. Мои мысли разбегались. Некромантия была искусством взаимодействия с миром мертвых, а сила Майкла, в отличие от моей, имела совсем темные истоки. Она помогла ему спуститься за моими сестрами в ад и вернуть их домой, и уже только это делало Майкла самым сильным колдуном из всех ныне живущих. Так почему такому могущественному человеку не удавалось противостоять «мертвому огню»? Да и как у совета вообще получилось наложить на Майкла заклинание? Это ведь невозможно, если только… Я моргнула. Меня резко бросило в пот. — Ты дал им разрешение на наложение заклинания и пустил их в свою голову, — вырвалось у меня, — поэтому твоя сила не работает! Майкл невесело хмыкнул. — Пять очков за сообразительность, Мэллори. Я проигнорировала его откровенную издевку. — Ты не должен был соглашаться на это. — Нельзя требовать применения «мертвого огня» к другим людям и избежать его самому. Мне свело скулы. Я чувствовала его боль на своем языке. — В таком случае стоило вообще отказаться от «мертвого огня», — произнесла я напряженно, отирая тыльной стороной ладони слезы со своего лица. Майкл осторожно уселся на полу. Кровавая лужа очертила его ноги. — И дать им спокойно умереть? — ссутулившись, он запустил правую руку в волосы, ненароком пачкая их в крови. — Ну уж нет. Из раны на его предплечье закапала кровь. Я мрачно проследила взглядом, как одинокая капля скатилась вниз, разбившись об пол причудливой кляксой. — Если бы ты отказался от этой затеи, то сейчас бы не мучился. — Если бы я отказался от этой затеи, — фыркнув, Майкл кивнул мне, — это бы не принесло тебе радости. Боже мой, «радости»? Он серьезно? — А ты думаешь, видеть тебя таким мне радостно? — мне не удалось сдержать горечь в голосе. — Думаешь, мне нравится смотреть, как ты страдаешь? Майкл пожал плечами. — Я думаю, цель оправдывает средства. Я устало вздохнула. — Ты ошибаешься, — у меня не хватало сил, чтобы даже злиться на него за это безрассудство. — Ты так сильно ошибаешься. — Я жив, Мэллори, — терпеливо ответил Майкл. — А раз я до сих пор жив, то выход из этой ситуации есть. Не нужно расстраиваться и жалеть о том, о чем не жалею я. Будь у меня возможность все переиграть, я бы поступил так же. Я доволен тем, что убил их именно так, и мне плевать на их души — совершенно. И ты… — Майкл вдруг осекся и неуклюже закончил: — Теперь все будет хорошо. Как все будет хорошо, если ему плохо? И если из-за этого плохо и мне тоже? — Лучше страдать, чем жалеть, да? — прошептала я. Майкл покачал головой. — Ты совсем меня не слышишь. — Это ты не слышишь себя, — я поджала губы. Поднявшись на ноги, я принялась мерить шагами комнату. Мне не нравилось, что моя маниакальная жажда возмездия вылилась в его беззаветную жертвенность, в которой было мало присущей Майклу рациональности. Любой человек на его месте отступил бы от «мертвого огня», узнав, что ему придется пройти через то же самое, но Майкл этого не сделал. Он пошел до конца, вопреки логике и здравому смыслу. И теперь сидел на полу в луже собственной крови, корчась от боли. Его сомнительный триумф имел слишком горький привкус. Я не знала, как мне излечить Майкла. Мой исцеляющий свет оказался бессилен и принес ему лишь минутное облегчение. Но все же заклятие было срочным, а значит и обратимым, что подразумевало наличие способа его отмены без какой-либо угрозы для жизни Верховной. Оставалось только найти его — самое малое, что я могла сделать для Майкла. Рассеянно осматривая вещи в комнате молодого человека, я перебирала в памяти все случаи, когда моя сила исцеляла и воскрешала людей и животных. В каждом из них основой был свет — желание прогнать боль и смерть. Но это заклятие строилось на некромантии, которая не несла в себе никакого возрождения и преобразования. Ее сутью была исключительно отрицательная энергия. И, возможно, глупо было бороться с ней с помощью света, когда она не признавала в нем достойного противника, полностью отвергая его концепцию. А всем известно, что врага нужно побеждать его же оружием. Я остановилась у письменного стола и задумчиво пробежалась пальцами по корешку толстой зеленой книги, а затем очертила округлый контур небольшой глиняной пиалы, используемой, как правило, для расталкивания различных зерен и трав на уроках. Мой взгляд упал на железный ритуальный нож с простой, но изящной рукоятью. Помедлив, я взяла его в руку и сжала, ощущая накопленную в нем мощную мужскую энергетику. В тех гримуарах, что вчера попались мне на глаза, ритуал «мертвого огня» не описывался детально — только общие принципы. Если бы я захотела провести его, то, конечно, бы не смогла, но полученных сведений вполне хватало, чтобы в целом понимать, каким образом работает это черное колдовство. Мне не нужно излечивать Майкла. Мне нужно помочь ему самому разрушить связующий его запрет. На этот раз, свет — не ответ. Ответ — тьма. Его тьма. Глубоко вздохнув, я обернулась к Майклу. — Ты прав, — сказала я, — выход из этой ситуации есть. — И, судя по всему, весьма кардинальный, — он кивнул на мою ладонь, в которой был зажат нож. — Хочешь прирезать меня, чтобы не мучился? Несмотря на то, что Майкл явно бодрился, он показался мне совсем больным — намного хуже, чем был до этого. Мне не хотелось думать, что причиной тому стало мое бесполезное колдовство. — Нет. Но твою идею я возьму про запас, — ответила я ему таким же саркастичным тоном, маскируя за ним свое беспокойство. — Где у тебя свечи? — В коробке под столом. Вложив нож за пояс платья, я принялась за дело. Сначала я взмахнула рукой и сдвинула кровать в дальний угол комнаты, освобождая место для проведения ритуала. Не обращая внимания на недоумевающего Майкла, я вытащила из коробки семнадцать свечей, расположила их кругом вокруг молодого человека и зажгла их с помощью пирокинеза. Встав перед Майклом на колени, я положила рядом с собой глиняную пиалу, а потом опустила руки в кровавую лужу и начала тщательно очерчивать на полу большую пятиугольную фигуру, стараясь, чтобы ее вершины соприкасались с горящими свечами. Обводя раз за разом пересекающие друг друга прямые линии, я бормотала себе под нос слова защиты на латыни. Обычно для ритуалов и заклятий использовали козлиную кровь, но за неимением оной выбирать не приходилось. К тому же, я искренне считала, что так даже лучше: кровь столь сильного колдуна как Майкл должна была послужить отличным проводником и якорем, что не даст мне застрять на другой стороне нашего мира. Потому я и заговаривала нарисованную мною пентаграмму — лучший оберег из возможных. Покончив с фигурой, я вытащила из-за пояса нож и резко полоснула им себя по левой руке, глубоко рассекая кожу на запястье. Кисть пронзила острая боль. Из глаз хлынули слезы. Тихо ахнув, я уронила нож на пол — прямо на середину пентаграммы, но не прекратила шептать заклинания. Не давая себе времени смаковать боль, я схватила пиалу и держала ее на весу, пока она не наполнилась моей кровью, призванной установить дополнительный канал связи между мной и Майклом. Затем я начала рисовать символы, но уже вокруг пентаграммы, добавляя новые колдовские завитки и руны. Малейшая ошибка в таких знаках могла дорого стоить, поэтому я все делала и произносила в строгой последовательности, не желая оставлять брешь в защите и тем самым превращать ее в ловушку. Изучение колдовских рун никогда не было моим любимым предметом. Я знала лишь базовые символы и теперь сожалела о своем безалаберном отношении к этому предмету. Стоило внимательнее слушать Корделию и мистера Броуди, и тогда, возможно, мне не было так страшно что-то напутать. Волосы упали мне на лицо. Не поднимая головы, я заправила выбившиеся из прически пряди за уши, скользнув окровавленными пальцами по мокрым щекам. Левая рука как будто горела огнем. Но я по-прежнему не останавливалась, полностью сосредоточенная на своем занятии. Майкл молчал. Будучи лучшим на изучении рун, он определенно знал, что я вырисовывала защитные символы, поэтому сохранял гробовое молчание, чтобы не сбить мое чтение заклинания. Я совсем не смотрела на него, но ощущала его удивление, касающееся меня легким покалыванием по коже. Наверное, он и представить не мог, что я собралась сделать. И в своей растерянности он не был одинок. Я сама себе изумлялась, не до конца осознавая на что именно подписывалась. Я ведь даже не спросила его, что он думает насчет моей сумасбродной идеи — я просто действовала, подстегиваемая его болезненным видом. Я не нуждалась в одобрении Майкла, успокаивая себя тем, что у него по сути и не было особого выбора: если ритуал «мертвого огня» требовал совмещения женского и мужского начала, то и его отмена выставляла те же условия, а кроме меня желающих ему помочь ведьм не имелось. И вряд ли бы они появились. Не до восхождения так точно, и далеко не факт, что после него. Перед глазами поплыло. Поморщившись, я мотнула головой, смахивая белое марево и злясь на себя, что переусердствовала с ножом и теперь сама истекала кровью, заливая ею свое платье. — Что бы не случилось, ты не должен выходить из круга или стирать символы, — проговорила я, завершив подготовку к ритуалу, — иначе может произойти нечто плохое. Что угодно могло пойти не так. Преобразовывать эмоции в энергию и самой становиться уничтожающей силой совершенно не то, что обращаться к некромантии и приоткрывать завесу мира мертвых в попытке оборвать ту веревку, что сковывала Майкла, ограничивая его возможности. Я могла лишь надеяться, что в случае неудачи все останется, как есть, а не обернется смертью и забвением. — Это черная магия, Мэллори, — устало промямлил Майкл плохо слушающимся языком. — А ты не ведьма вуду или Мисти Дэй, чтобы справиться с ней. Что же, он обо всем догадался. Ну да ладно. — И все-таки я попробую. — Ты не обязана это делать. Я отставила пиалу в сторону и положила обе ладони на холодный пол. — Я знаю, — пробормотала я и закрыла глаза. — Потому и делаю. Воскресив в своей памяти библиотеку школы Готорна, я представила себе стеллаж, на верхней полке которого хранился древний толстый гримуар в черной кожаной обложке. Он содержал в себе описание налаживание контакта с другой стороной. И без него не стоило и пытаться что-то делать. Мне не пришлось долго ждать. В один момент пол под моими ладонями стал липким и вязким. Я погрузила в него руки, а затем почувствовала в своих пальцах тяжелую книгу. Резко выдернув свою находку на поверхность, я аккуратно раскрыла ее на нужной странице и положила перед собой. Не отрывая взгляда от мелких блеклых строчек, я взяла Майкла за руки и крепко их сжала. — Не отпускай меня, — проговорила я и смущенно спросила: — Обещаешь? Он ничего не ответил, словно не слышал моих слов. Стушевавшись, я неуверенно подняла на него взгляд. Он испытующе смотрел на меня. У меня перехватило дыхание. Я поняла, что Майкл не ожидал от меня ничего такого. Он был не просто удивлен. Я смогла поразить его. Но почему? Он же не мог все это время думать, что я буду сидеть сложа руки и позволю ему так жить? Неужели он не чувствовал, что нужен мне здесь, рядом со мной, такой же, как и прежде? — Никогда, — наконец сказал Майкл. Проглотив подступивший к горлу комок, я слабо улыбнулась ему и снова вернулась к книге, принявшись читать вслух, тихо, нараспев, незнакомые слова. Комната начала наполняться потусторонними звуками и шорохами. Огоньки свечей негодующе заплясали. Сила во мне забурлила. Я сжала ладони Майкла крепче, черпая в этом движении необходимое мне спокойствие. Он вздрогнул, но своих рук не отнял — лишь задышал глубже и медленнее. Слова заклинания напоминали собой прекрасную, но жуткую песню, проходящую через мое тело легкими волнами. Сознание туманилось. Мне стало сложнее концентрироваться на буквах. Отдаленные звуки превратились в тысячи человеческих голосов, шепчущих заклинание одновременно со мной. Странное ощущение единения крепко во мне. Меня ждали. Меня звали. Меня хотели. Запрокинув голову, я изогнулась в спине, чувствуя, как по позвоночнику проносятся приятные мурашки. Мне стало очень жарко, и по шее ручьем потек пот. Руки у меня задрожали. Или это были руки Майкла? Песня зазвучала громче. Поддавшись голосам, я разрешила им петь моими губами, впадая в состояние сильного эмоционального возбуждения. Кажется, именно это имеют в виду, когда говорят о религиозном экстазе. Дыша тяжело и прерывисто, я теряла связь со своим телом, и мне это нравилось. Я словно парила в воздухе. А затем жуткий холод коснулся моего затылка. Свечи и огонь в камине погасли. Комната погрузилась в непроглядный мрак. Выпрямившись, я испуганно замолчала, но песня не закончилась. Теперь слова произносили невидимые люди, чьи ледяные цепкие ладони заскользили по моему телу, легко царапая меня ногтями по коже. Они ощупывали мои плечи, груди, живот. Их движения были по-своему ласковы, но настойчивы. Невероятно желанны. Они дотрагивались до меня как фанатики касаются священной реликвии — с подобострастием, становящимся с каждой секундой все порочнее и смелее. Почувствовав обжигающий морозом поцелуй в шею, я поняла, что очень скоро их прикосновения покажутся мне болезненными, удушающими и смертоносными. Очутившись за завесой мира мертвых, я была окружена заблудшими душами, что тянулись ко мне как к свету. Они радовались моему теплу, сердцебиению и живому дыханию — тому, чего у них уже не будет. Но это ненадолго. Радость сразу же обернется ненавистью, как только и они об этом вспомнят. Они пожелают погасить мой свет и не дать мне вернуться назад. Не тратя сил на то, чтобы отогнать от себя эти души и защититься, я сконцентрировалась на руках, что все еще послушно сжимали мои ладони, утопая в темноте. Слепо глядя вперед, я воззвала к своей силе, приветствуя ее и умоляя помочь мне, и направила поток энергии в Майкла, стремясь дать ему возможность бороться моей мощью, призванной ослабить запрет с двух сторон. Кости резко заломило. Пальцы свело от напряжения. Я почувствовала, как мое тело наполняется болью, словно я меняла свою силу на боль Майкла. Внезапно на ум мне пришло воспоминание о церкви, когда Майкл забирал мою боль, чтобы спасти меня. А теперь я сама делала нечто подобное для него. Круг замкнулся. Древняя змея поглотила свой хвост. Я увеличила напор силы, выпуская наружу все свое могущество. Темнота стала жидкой и холодной как ртуть. Песня стремительно теряла свое очарование, громыхая в моей голове зловещим предостережением. Острые ногти принялись неприятно обдирать мою кожу, словно желая разодрать меня в клочья. Несмотря на все мои старания, ничего не выходило. Мне следовало возвращаться. Продолжая вливать в Майкла энергию, я рисковала застрять здесь навсегда, но все-таки медлила, требуя от него большей боли. Песня резко стихла. Души отступили от меня. — Идешь в обход правил, ведьма, — интимный шепот коснулся моего уха, и я ощутила, как грубые руки обхватывают меня со спины, прижимая к чьему-то твердому животу. — Разве тебя не учили, что все имеет свою цену? Во мне не было страха. Боль вытеснила его. Меня даже не волновало, кто обнимает меня, нежно поглаживая мои плечи и одаривая пряным запахом благовоний. — Чего ты хочешь? — спросила я едва слышно. — Раньше я бы сказал, что хочу получить твою бессмертную душу, конечно же, — засмеялся голос. — Но тут ситуация особая: на твою душу уже претендуют и не мне с ним тягаться. — О чем ты? — я не могла постичь смысл его слов. Голос снова зашелся в заливистом смехе. — Твой мир ждут большие перемены, ведьма, — доверительно сообщил он. — И когда они наступят, я хочу сохранить свое уютное, тепленькое местечко. Так что замолви за Папу Легбу словечко перед Майклом Лэнгдоном. Для моего замутненного болью разума сказанное казалось бредом сумасшедшего. Находясь на грани сознания, я не могла решить, снится ли мне это все или нет. Слишком уж сильно это походило на кошмар, от которого мне нестерпимо захотелось проснуться. Я была в смятении. Мне пришлось призвать всю свою силу воли, чтобы не отпустить руки Майкла, служащие мне единственным воспоминанием о реальности в этой жуткой темноте, сгущавшейся вокруг меня все плотнее. — Ну, что скажешь? — Папа Легба сжал мои плечи, утыкиваясь лбом мне в основание шеи. Мне стало неприятно. Меня передернуло. — Не думаю, что теперь это будет возможно, — голос Майкла излучал холод. Майкл потянул меня за руки к себе, и Папа Легба что-то зло прошипел. Голоса разорвали тишину, издавая такие страшные стоны и вопли, что волосы на затылке у меня встали дыбом. Я услышала утробный смех, а затем все вокруг взорвалось миллиардами разноцветных искр. Темнота исчезла. Тусклое пламя безмятежно горящих свечей ослепило меня. Испуганно вскрикнув, я упала на грудь Майкла, сбивая его своим весом на измазанный кровью пол. Не решаясь слезть с него, я задрожала и крепче вцепилась в молодого человека, боясь снова оказаться на другой стороне. Чувствуя, как Майкл принялся успокаивающе гладить мои волосы, я пообещала себе, что больше никогда не притронусь к книгам по некромантии. Папа Легба был прав: черная магия требовала баснословной цены. Мне несказанно повезло отделаться испугом, а не потерей своей души. Кусая губы и теряясь в сомнениях, я не знала, как мне произнести вслух вопрос о том, что имел в виду Папа Легба. Он говорил об апокалипсисе? Поэтому хотел преференцию у Майкла? Неужели видение Корделии — правда? Раз хранитель ада боялся грядущих перемен? И моя душа… Кто на нее претендовал? Майкл? Зачем? Вопросы множились в моей голове, но я не озвучивала ни один из них. Я просто лежала на Майкле, восстанавливая дыхание и сердцебиение. В прикосновениях Майкла чувствовалась нежность, и от нее у меня кружилась голова. Все знаки и люди вокруг говорили мне о том, что Майкл был чудовищем, намеревавшимся уничтожить наш мир. Но это чудовище вырвало меня из лап Папы Легбы, а теперь ласкало и утешало, согревая своей энергией, в которой не ощущалось никакого зла. У Майкла имелось слишком много секретов и еще больше пороков. Он уверенно обманывал одних, легко убивал вторых и спокойно смотрел, как страдали третьи. Но Майкл являлся единственным человеком на Земле, кто знал, что я сделала в церкви и на озере. Он был тем, кто понял и принял меня, несмотря на то, что я сама скрывала правду от него о себе. Так если он - чудовище, то, кто тогда я? Сегодня я пролила свою кровь за Майкла и рискнула жизнью ради него, но теперь меня мучила и угнетала неизвестность. Однако я совсем не жалела о своем поступке. Я поступила правильно. Иначе и не могло быть. Скосив взгляд на свою левую руку, я заметила, что рана на запястье пропала. До меня вдруг дошло, что я больше не ощущала никакой боли. Но это не означало, что Майкл тоже ничего не ощущал. Я поспешно перекатилась с него на пол и внимательно оглядела его тело. Поняв, что порезов больше нет, я облегченно выдохнула. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась я. Пентаграмма под нами смазалась, превратившись в гигантское красное пятно. Сильно и тошнотворно пахло металлом. Майкл встал на колени рядом со мной. Он был весь перемазан кровью. Наверное, я выглядела не лучше. — Отлично, — произнес он и добавил: — Ты спасла меня. Несмотря на жуткий вид, Майкл казался мне совсем иным. Он словно сиял жизненной силой. — А ты меня… — прошептала я. Он бережно дотронулся до моей щеки и провел по ней тыльной стороной ладони. Встретившись с ним взглядом, я затаила дыхание, увидев в его глазах что-то необъяснимое и пугающее, но безумно манящее. Я не могла противостоять самой себе. Меня тянуло к Майклу, как магнитом, и я не знала, как мне избавиться от этого ощущения, обнажавшего все мои нервы, и вообще хотела ли я этого. Подавшись ко мне навстречу, Майкл поцеловал один уголок моего рта, потом другой, а затем коснулся губами моих губ. Отвечая на поцелуй и углубляя его, я обняла Майкла, растворяясь в волне ощущений, что дарил его язык, нежно переплетаясь с моим. Этот поцелуй был сладким. Самым сладким из всех. И даже привкус крови во рту не мог заглушить эту сладость.