Summer heat, will you drain your blood from me into lawns and limpid pools Where your kiss was young and cruel. Cut by cut and play by play — it will always be this way summer love. (Raised By Swans — Longer Shadows, Shorter Days)
— Повтори, Мэллори, что ты сделала? — напряженно переспросила меня Зои. Она пришла позвать меня на завтрак и совсем не ожидала, что я приглашу ее внутрь своей комнаты и огорошу информацией о снятии запрета. Она бы в любом случае все узнала, поэтому я рассудила, что пускай лучше ей станет об этом известно именно от меня, а не от кого-то еще. — Я помогла Майклу Лэнгдону вернуть свои силы и регенерировать, — покорно повторила я, глядя на Зои снизу вверх. Девушка стояла напротив изножья моей кровати, на краю которой я сидела, сложив руки на колени, как маленький ребенок. Уголок ее рта подергивался, а в глазах застыло взволнованное непонимание. Казалось, она никак не могла поверить услышанному и сейчас всячески старалась его осмыслить. Молчание затягивалось, что только накаляло напряжение, делая его все более осязаемым и томительным. Чувствуя себя крайне неуютно под ее немигающим взглядом, я откашлялась и произнесла: — Ты сама хотела, чтобы я подружилась с Майклом, — я покосилась на кровать, устланную золотисто-зеленым покрывалом. — Глупо было упустить возможность подобраться к нему поближе. Эти слова можно было воспринимать вполне буквально. Вчерашний нежный поцелуй постепенно перерос в чувственное, непреодолимое желание. Мы занялись сексом и перепачкали кровью белые простыни, не в силах немного подождать или хотя бы дойти до душа. Все произошедшее можно было бы списать на лихорадочный эротический сон, но красноречивые синяки и кровоподтеки на моем теле подтверждали обратное, и потому сегодня мне пришлось надеть платье с воротником-стойкой и длинными рукавами, чтобы скрыть оставленные Майклом метки. Мне следовало бы стыдиться воспоминаний о том, что мы делали друг с другом в постели, но подаренные им ощущения перекрывали собой все, заставляя предвкушать нашу следующую встречу. В тот момент все казалось таким простым и легким: были лишь два человека, нашедшие наслаждение друг в друге и охваченные необузданной, первобытной страстью, и никаких лишних слов, вопросов и страхов. Я разрешила себе представить, что он влюблен в меня по-настоящему, а не сочетает приятное с полезным, чтобы узнать, кто я такая. Я забыла о том, что мне надлежало сделать так же. Не желая, чтобы кому-либо стало известно о наших отношениях, я запретила Майклу показывать, что нас связывает нечто покрепче дружбы. Окружающие бы вряд ли оценили подобный союз, и я не хотела никакого повышенного внимания и осуждения со стороны Зои и Коко. К моему удивлению и облегчению, Майкл отнесся к моей просьбе достаточно спокойно, никак не демонстрируя, что моя затея ему не нравится, хотя у меня и возникло ощущение, что он счел ее просто призывом усложнить уровень той игры, что мы вели с ним с самого начала, притворяясь и обманывая остальных. И вот теперь, глядя на бледное лицо Зои, мне становилось все более неловко. В Ковене у меня было много хороших подруг, но Зои была одной из лучших. Она всегда помогала мне и поддерживала меня во всем. Я хотела, чтобы она продолжала думать обо мне, как и прежде, а не считала презренным предателем, о чем явственно свидетельствовали ее глаза, заставлявшие меня чувствовать себя виноватой и мерзкой. Возможно, сейчас был самый подходящий момент, чтобы все-таки отказаться от моей затеи утаить об отношениях с Майклом и поведать ей всю правду о нас с ним. Может быть, мне действительно следовало наконец облегчить свою совесть. А потом жить с осознанием того, что Зои знает, какая я низкая и двуличная лгунья и убийца. Нельзя было сказать, что я никогда не порывалась покаяться в совершенном, но Зои своей верой и надеждой в меня постоянно сводила все мои попытки признаться к нулю. Я не могла своей правдой сделать ей больно, заявив, что настоящий вершитель зла в этой проклятой школе сидит прямо перед ней. И раз уж обстоятельства так причудливо сложились, я на самом деле надеялась, что возникшая связь с Майклом будет способствовать завершению моего задания. Мне не терпелось развеять миф об апокалипсисе и сообщить Ковену, что будущему ничего не грозит. Связав себя ложью и молчанием, я собиралась продолжать хранить свои тайны, не желая, чтобы Зои или кто-то еще помешал мне закончить начатое и самой разобраться с тем, кто такой Майкл. — Почему ты сперва не спросила меня, что я думаю об этой идее? — проговорила Зои, так крепко сжав кулаки, что у нее побелели костяшки пальцев. — Почему действовала самостоятельно? — Я… Она перебила меня: — Ведь если бы ты это сделала, я бы сказала тебе, что нельзя помогать Майклу Лэнгдону! — воскликнула она горько. — Я бы сказала, что он должен остаться бессильным, пока мы выясняем, кем он является. Майкл сам дал нам оружие против него, а ты… ты все испортила, Мэллори. Я беспомощно пожала плечами. — Но я… — Ты не только лишила мир шанса на спасение, но и снова подставила нас под удар! Как мне сказать совету, что одна из ведьм пошла против его воли? Как мне им объяснить небывалое могущество этой ведьмы? — Ничего им не говори, — произнесла я нервно. — Пускай думают, что он сам смог обойти запрет. Зои нахмурилась. Нездоровый румянец выступил на ее щеках. — Это невозможно провернуть без совмещения женского и мужского начала. Я резко поднялась с кровати и подошла к девушке. — Ты скажешь им, что в заклинании была допущена ошибка, — я заглянула ей в глаза. — Несмотря на то, что основой заклинания был взят «мертвый огонь», оно совсем новое и неизученное, и никто в совете не может быть уверен, что свойства и признаки у него будут те же. Обвини совет в пособничестве и потребуй повторного проведения ритуала. — Они не глупцы, Мэллори, — фыркнула Зои негодующе. — Не нужно считать себя умнее их. Они поймут, что… Я покачала головой. — Они ничего не поймут, потому что ты первая поднимешь переполох. — И Майкл согласится на повторный ритуал? — поинтересовалась она скептично. — Вряд ли, — признала я, вспомнив, как яростно он вчера ударил кулаком по полу, — но эта ложь не только спасет нас от разоблачения, но и продемонстрирует Майклу, что мы открыты для диалога и сотрудничества, — я взяла Зои за руки. — Пожалуйста, позволь мне доказать тебе, что я не зря помогла ему. Я обязательно узнаю, кто он, но только дай мне еще немного времени. Зои вздохнула. — Я не знаю… Я сжала ее пальцы. — Ты всегда верила в меня, Зои, — пролепетала я заискивающе, — и я прошу тебя снова это сделать. Мне не нравилось манипулировать ее доверием и давить на нашу дружбу, но это был единственный способ решить проблему с советом и Ковеном. Я была во многом в долгу перед Зои и оплатить этот долг могла лишь через правду о Майкле, а для этого необходимо было закончить эпопею с местью. Вздохнув, Зои согласно кивнула мне. Она опустила взгляд в пол и вдруг показалась мне очень несчастной, что только усилило испытываемое мною чувство стыда. Своими словами и действиями я приперла ее к стенке, лишив какого-либо другого выбора, кроме как сделать по-моему. Зои придется солгать совету, ведь если не нанести упреждающий удар, это может скомпрометировать и Ковен, и нашу миссию. Мои ладони по-прежнему сжимали ее тонкие пальцы, и, глядя на них, я дала себе слово, что во что бы ни стало оправдаю доверие Зои.***
Когда я описывала свой план Зои, то была уверена в том, что ее ждут определенные трудности. Но все разрешилось самым неожиданным образом. Бравируя тем, что Майкл уже понес наказание, совет освободил его от применения нового ритуала, решив на этот раз замять дело по корню. Это вызвало бурю негодования у Зои, и она даже не притворялась, когда начала настаивать исправить «допущенную ошибку», что только способствовало закреплению информации о необязательном участии ведьмы в отмене заклинания. Новость о снятии запрета не оставила равнодушной и Коко, которой мы с Зои ничего не рассказали, посчитав, что ее длинный язык разрушит придуманную мною ложь. Ее злость перестала быть прикрытой, и Коко больше не давала себе труда выбирать выражения, продолжая изливать ярость в круге таких же ненавистников Майкла Лэнгдона за его спиной. Я больше не пыталась достучаться до нее и как-то усмирить. Если ей нравилось быть злобной стервой, я не собиралась бороться с ее гадким поведением, в котором она находила утешение, оплакивая сожженных друзей. В свою очередь Майкл во всю наслаждался возникшей ситуацией с ропщущими на него колдунами, относясь к ней как к своеобразной охоте, где он выступал в качестве охотника, следящего за беспечной добычей, которая забыла, кому принадлежит лес. Ему нравилось подначивать людей и орудовать своим языком как саблей, чтобы подавить этот бессмысленный локальный бунт. На одном завтраке, когда Коко нацепила на себя слишком откровенное платье, он улыбнулся и сказал ей: «Ты сегодня выглядишь просто огонь. Как бы мне теперь не сгореть в этом пламени», специально подобрав двусмысленные слова, чтобы позлить девушку и посмотреть, как покраснеет ее лицо. На уроке пирокинеза, когда Брайан перекидывал из руки в руку небольшой огненный шар, Майкл совершенно невинно обратился к нему: «Если ты продолжишь в том же духе, то сам сгоришь». Эти слова погрузили класс в гробовую тишину, которую незамедлительно прорезал испуганный крик Брайана — искры от шара попали на рукав его пиджака и воспламенили его. Майкл лишь развел руками: «Я же говорил». Там, где намеки не помогали, Майкл не стеснялся использовать свой статус Альфы, желая побыстрее разобраться со злыми языками. Признав себя зависимыми от Майкла и его силы, обещавшей потеснить Верховную, учителя никак ему не препятствовали, а Зои тактично не вмешивалась, наблюдая за всем со стороны. Таким образом, Майкл заставил одного особо рьяного своего ненавистника покинуть школу Готорна на неопределенный срок, а Эндрю не повезло стать жертвой жестокой огненной иллюзии, после которой тот наконец прекратил перемывать Майклу кости. — Ты перегибаешь палку, — сказала я после того, как он поделился со мной содержимым этой иллюзии, где Эндрю оказался заперт в горящем доме. — Так ты не заставишь их тебя полюбить. Мы лежали на моей кровати в виде буквы «Т», и я рассеянно перебирала левой рукой волосы Майкла, чья голова покоилась на моем животе. Правую мою ладонь Майкл прижимал к своей груди, задумчиво глядя в потолок. — Мне не нужна их любовь, — возразил он, поморщившись. — Мне нужно, чтобы они подчинялись. — Слова настоящего тирана, — посетовала я, наматывая на пальцы непослушные шелковые пряди. Майкл цокнул языком. — И это говорит мне та невинная и милая девушка, что внушила страх всей школе, когда использовала силу ловца снов. Глядя на его строгий профиль, я фыркнула, но все-таки не смогла сдержать невольную улыбку. Когда я только рассказала ему эту историю, она привела его в детский восторг. Именно мой ловец снов натолкнул Майкла на идею напугать Эндрю с помощью иллюзии. Но все-таки он переусердствовал там, где следовало быть гибче. — Я воздействовала на их подсознание через такую тонкую материю как сны, поэтому в конечном итоге никто из них не понял, что произошло, — пояснила я со вздохом. — А ты действуешь слишком грубо. Какое-то время Майкл молчал, обдумывая услышанное, а потом поинтересовался: — Что ты чувствовала, когда глядела на их кошмары? — он повернул голову ко мне. — Что ощущала, когда они умирали и страдали на твоих глазах? Мои пальцы замерли в его волосах. Я смутилась и покосилась на свою ладонь, которую сжимал Майкл. — Это… — я замялась. — Это было приятно. Очень приятно. После месяца насмешек подобная расправа над колдунами на самом деле являлась чем-то потрясающим, несмотря на то, что признать это оказалось почему-то совестно и стыдно. Словно прочитав мои мысли, Майкл ободряюще улыбнулся мне и удовлетворенно кивнул. — Не нужно этого стесняться, — произнес он. — Мне тоже нравится смотреть, как все они сейчас платят за проявленную глупость, — он поднес к своему лицу мою руку и легко поцеловал ее, одним этим жестом избавляя меня от ощущения неловкости. — Так или иначе, но мы оба использовали страх, Мэллори, и, вот увидишь, он и здесь сработает, как нужно. Он как в воду глядел. Остальные и впрямь быстро сообразили, чем чревата вражда с Майклом Лэнгдоном и потому они больше не осмеливались задевать его самолюбие, решив оставить свое недовольство при себе. Медленно, но верно, мир в школе Готорна восстанавливался, будучи вытесненным своеобразным насилием, которым Майкл тотчас пользовался, стоило ему уловить хотя бы один косой взгляд. Даже Коко перестала плести против него интриги, ограничиваясь одним лишь невнятным бухтением. — Я хочу домой, Мэллори, — поделилась она со мной как-то. — Теперь тут так страшно. Коко уже некоторое время сидела рядом со мной в библиотеке, что-то записывая в ежедневник. Последний час мы с ней не разговаривали, и я даже забыла о ее присутствии. — Что тебя пугает? — спросила я, отрывая взгляд от книги с названием «Пикатрикс», содержимое которой завораживало своей мерзостью. — Все, — лаконично ответила она, а потом, подумав, добавила: — Когда я смотрю на Майкла, мне кажется, он хочет убить меня. Когда я смотрю на мистера Августуса, мне кажется, он готов позволить Майклу это сделать. Иногда мне снятся сны, что я сама горю на возмездном костре рядом с Эриком, как будто Вселенная предупреждает меня о грядущей опасности. Поджав губы, я покачала головой, не зная, стоило ли сказать Коко, что она сама была виновата в том, что Майкл не питал к ней добрых чувств и потому нередко глядел с презрением. Впрочем, нужно было отдать ему должное: он пытался лишний раз не выказывать его, чувствуя, что такое его поведение расстраивает меня. — И даже новости, — продолжала девушка. — Те люди угрожают нам, но вместо того, чтобы вернуться домой, мы торчим здесь и ожидаем чуда. Я нахмурилась и побарабанила пальцами по столу. — Ты же понимаешь… Она перебила меня: — Да, я понимаю, — сварливо ответила Коко. — Майкл ничего не говорит и не вызывает у тебя никаких подозрений, но… — она кивнула на беззвучный телевизор, на экране которого шли «60 минут». — Все это… Мне очень страшно… Ситуация в большом мире на самом деле становилась все более патовой, закручиваясь лишь сильнее. Зои оказалась права, когда утверждала, что смерч случился совсем не вовремя. Слоган некого Билли Трумена «Мы требуем свободы» постоянно мелькал по телевидению, служа новоявленному кандидату в президенты отличной рекламой и визитной карточкой. Вся его предвыборная кампания была построена на обмусоливании темы колдунов и ведьм, и заверении защитить американский народ после избрания в Белый Дом. Дебаты с его участием зачастую провоцировали волнения в обществе, большинство из которых заканчивались массовыми беспорядками на улицах. Поддерживая Билли Трумена, люди требовали организовать комиссию, чей обязанностью стал бы ожесточенный контроль за одаренными силой. Некоторые предлагали даже распространить на нас электронный надзор, обязывающий носить что-то в духе отслеживающего браслета, как у заключенных по УДО. Теперь Корделия очень часто мелькала в различных шоу, объясняя произошедшее и всячески прикрывая тылы. Плотный слой тонального крема и неизменная улыбка на лице не могли скрыть явного недосыпа и стресса, отягченных слабостью из-за моего подступающего восхождения. Корделия выглядела больной и слабой. Она как будто постарела на пару десятков лет. Мне нужно было бы уже давно взять мобильник и позвонить ей, хотя бы для того, чтобы узнать, как она себя чувствует, но мой телефон продолжал лежать на прикроватной тумбочке, ожидая, когда я наберусь смелости позвонить домой. Находя странным, что она сама ни разу не пыталась связаться со мной за все время моего пребывания в школе Готорна, я трусливо считала, что раз она этого не делала, значит, так было необходимо, и мне не стоило навязываться и следовало сосредоточиться на Майкле. И тут я честно старалась, хотя и с большими оговорками. Каждую ночь Майкл трансмутировал в мою комнату, где дурманящие поцелуи чередовались с рваными выдохами и невнятным шепотом, пока отведенные нам часы стремительно таяли, будучи сотворенными из порочного удовольствия. Чувствуя, как Майкл двигается во мне, стискивая мои груди и жадно впиваясь губами в мое горло, я молилась о том, чтобы ночь длилась как можно дольше, подарив мне еще немного времени в его объятиях. Всех этих ночных обрывочных встреч было мало, чертовски мало. И не только мне одной. Однажды, воспользовавшись переменой между уроками, Майкл дождался, пока класс опустеет, и усадил меня прямо на стол, устроившись между моих раздвинутых бедер. Не слушая возмущенных причитаний, он заткнул мой рот поцелуем и взял меня на этом гребаном столе, совершенно не боясь, что нас увидят вернувшиеся с перекура ученики. Безотчетно обхватив его ногами, я и сама перестала бояться разоблачения, задыхаясь от подступающего оргазма. Мне было неважно, что будет, если нас заметят. Какая-то часть меня даже хотела этого. Рядом с Майклом я становилась смелой и безрассудной. Но если в сексе Майкл был открыт передо мной как на ладони, предпочитая заниматься им много и часто, то своими секретами он все еще не собирался делиться, отгородившись от меня незримой преградой. Он никогда не проводил со мной целую ночь. Как правило, Майкл уходил незадолго до рассвета, говоря, что его ждут дела, которые он не может отложить на потом. Не выдерживая подобного, я раз за разом спрашивала его, куда он трансмутирует, но все мои вопросы оставались, как и всегда, без ответов. В отличие от Майкла, я не умела трансмутировать следом за кем-то, и потому мне приходилось мучиться незнанием, одиноко лежа в постели и прижимая к себе подушку. Для нас двоих все изменилось, но при этом многие вещи были неизменными. Уступив желанию Майкла расширить мои навыки и способности путем проведения совместных занятий, мы много времени проводили в библиотеке, выискивая в гримуарах самые интересные заклинания и ритуалы, зачастую оказывающимися очень сложными, своеобразными и немного пугающими из-за их причастности к некромантии. Несмотря на данное себе обещание больше никогда не притрагиваться к таким книгам, я все-таки пролистывала их, хотя и избегала раздела, направленного на причинении какого-либо вреда окружающим. Среди найденных нами заклятий было много того, чего Майкл и сам не умел, и потому он обрабатывал их наравне со мной. Затем полученная информация вела нас в подвальные помещения, заговоренные руны которых развязывали нам руки, позволяя использовать свои силы на полную, при этом не тратя драгоценное время на начертание защитных символов. Таким образом, мы смогли ненадолго призвать дух Фредди Меркьюри и пообщаться с ним, что мне никак не удавалось сделать на спиритизме у мистера Бэрроу. Углубленное изучение ясности позволило нам острее чувствовать энергетические поля людей и их колебания, загодя предупреждая о том, кто спускается к нам в подвал и в каком настроении. Но в больший восторг меня привел новый навык экстрасенсорного целительства, осуществляемого мысленным усилием, когда нанесенные Майклом самому себе порезы затягивались, благодаря одному моему желанию, опережая его природную регенерацию. Впрочем, способность эмпатии мне тоже понравилась, хотя начатый урок моментально закончился спонтанным сексом из-за испытываемого Майклом возбуждения в момент, когда я его коснулась. Однако, несмотря на колоссальные успехи, большинство светлых и темных чудес все равно не поддавалась моей силе. Например, мне так и не удалось самостоятельно создать своего двойника или оживить свои рисунки. В книгах такое обуславливалось недостатком могущества, что смущало меня, заставляя невольно вспоминать об устроенном мной смерче. Я не знала наверняка, что послужило тогда столь ярым всплеском силы: гнев и отчаяние, день летнего солнцестояния или слабость Корделии. Но теперь то могущество затаилось, и потому я все чаще использовала непостижимую силу Майкла, впуская его в свою голову и разрешая ему направлять меня, когда я оказывалась в тупике. Иногда я отвечала ему тем же и разделяла с ним собственную силу и разум, что помогало мне лучше понять принцип колдовства. Со всем этим разделением наших сил я желала не только получше изучить молодого человека, но и соответствовать ему. Мне было немного удивительно и завидно наблюдать за тем, как легко все давалось Майклу, делая его все смелее и безрассуднее в исследовании наиболее серьезных заклятий, затрагивающих весь спектр колдовской силы. Я хотела быть как он. И даже сейчас, искоса поглядывая на Майкла, стоящего спиной ко мне, я невольно поражалась его энтузиазму и умениям, хотя, казалось бы, давно следовало привыкнуть к ним и уже принимать, как его неотделимую часть. — Если яблоко упадет на пол, получишь приз, — сказал мне Майкл, взмахивая руками и накладывая чары на двустворчатые двери, чтобы никто не мог попасть внутрь огромного зала со множеством спортивных матов, бетонных колонн и тренировочных стенок на цокольном этаже, где мы собирались испробовать новое заклинание. Это заклинание сотворения астральной проекции совершенно случайно попалось мне на глаза, и я бы пролистнула страницу дальше, но Майкла оно заинтересовало влиянием духовного мира на физический, и молодой человек решил, что нам стоило обратить на него особое внимание. — Какой? — спросила я, с любопытством наблюдая за тем, как руны на стенах зала вспыхивают ярко-оранжевым светом, а затем гаснут, снова становясь едва заметными завитками и знаками. Суть этого занятия состояла в том, что я должна была выйти в астрал и попытаться сдвинуть с места лежащее на столе красное яблоко, воздействуя на него своим эфирным телом. Для такого случая мы с Майклом специально заговорили зелье, что должно было помочь мне погрузиться в состояние транса, необходимого для выхода в астрал. В гримуаре говорилось, что такой трюк нужно проворачивать на грани сна и яви, но я сомневалась, что в первый раз у меня получится расслабиться и сосредоточиться одновременно без вспомогательных средств или ловца снов. Потому я даже переоделась в серый спортивный костюм с кроссовками, желая дать своему физическому телу максимальный комфорт. Впрочем, Майкл тоже сменил строгий костюм на джинсы с голубой футболкой, на которой был изображен щит Капитана Америки, намереваясь выйти в астрал после меня. — Как насчет поцелуя? — обернувшись, он подмигнул мне, вызывая у меня ироничную улыбку. — Нет, этого добра у меня навалом, — я демонстративно закатила глаза, а потом серьезно добавила: — Если яблоко упадет на пол, ты разрешишь мне погадать тебе на Таро. Напряженное выражение застыло на его лице. Он недовольно поджал губы и быстро подошел к столу, усеянному различными вспомогательными вещами, среди которых были склянки, свечи и толстый фолиант в коричневой обложке. Майкл никогда не позволял мне брать в руки колоду карт, чтобы хоть как-то охарактеризовать его прошлое, настоящее и будущее, сведения о которых он тщательно оберегал от меня. Да и на уроках он тоже предпочитал гадать другим, нежели самому становиться объектом подобного исследования. С каждым днем я узнавала молодого человека все лучше, но все еще не знала, каков он на самом деле. Гадание бы не дало мне необходимых прямых ответов, но я надеялась получить хотя бы намек, уцепившись за который я смогла бы распутать тот загадочный клубок, представляющий собой личность Майкла Лэнгдона. Он поднял со стола маленькую глиняную чашу с зельем и принялся перекатывать ее в ладонях. — Хорошо, — помедлив, согласился он. — Но, если ты этого не сможешь, — развернувшись, Майкл направился ко мне, — то навсегда выбросишь эту идею с гаданием из своей головы. — Договорились, — кивнула я, радуясь его сговорчивости. Я совсем не ожидала того, что он пойдет мне навстречу, но, видимо, мальчишеский азарт и желание избавиться от любых упоминаний о Таро сделали свое дело. Приняв из рук Майкла чашу, я пробормотала над ней слова из гримуара и не спеша выпила содержимое, ощущая во рту пряный привкус кориандра. В груди появилось приятное тепло, начавшее распространяться по всему телу. Я порывисто выдохнула и отдала опустевшую чашу назад. Окинув меня задумчивым взглядом, Майкл отошел к столу, поставил на него чашу и зажег благовония, от терпкого запаха которых у меня застучало в висках. Мне вдруг резко стало как-то дурно. В конечностях появилась болезненная слабость. С трудом подняв руку, я смахнула со лба испарину и, не сводя глаз со спины Майкла, опустилась на упругий мат. Испытываемое ранее тепло стремительно превращалось в изнуряющий жар. Все начало расплываться перед глазами. Зелье должно было ввести в меня полусонное состояние, но вместо этого, я чувствовала себя жутко пьяной и безвольной. — Майкл, — тихо позвала я. Стены зала завертелись вокруг меня по часовой стрелке. Перетекая друг в друга, цвета смешивались, вызывая легкую тошноту. Покачав головой, я закрыла глаза, а когда открыла, то увидела над собой расписной купол церкви святого отца Николаса. Мне хотелось спросить Майкла, какого черта мы снова находимся в этом злополучном месте, но не смогла издать ни звука и вновь закрыла глаза. Запах благовоний стал концентрированным и удушающим. Слабость в теле сделала мои руки и ноги неподъемными и неуклюжими. Когда я снова открыла глаза, то церковь исчезла, преобразившись в цветочное бескрайнее поле. Время словно растянулось, а потом сжалось, как пружина. Способность связно мыслить покинула меня. Я не знала, что должна делать и что со мной происходит. — Ты в порядке? — спросил Майкл, стоя рядом со мной на коленях. От неожиданности я испуганно моргнула, и поле превратилось в просторный зал, слабо освещенный свечами, где на стенах замысловато танцевали продолговатые тени. Я даже не заметила, как Майкл подошел ко мне. У меня не получалось вспомнить, как произносятся слова. Прошла целая вечность, прежде чем я наконец промямлила: — Мне жарко. Все происходило словно в тумане. Слепо глядя на Майкла широко раскрытыми глазами, я чувствовала, как его руки принялись уверенно расстегивать на мне спортивную куртку и стягивать ее с меня. Майкл шептал что-то успокаивающее, но я не понимала ничего, словно он говорил со мной на незнакомом мне языке. Когда он откинул мою куртку в сторону, и я осталась в одной белой майке, дышать стало легче. Протянув ко мне руку, Майкл надавил на мое плечо, вынуждая меня улечься на спину. Распластавшись перед ним, я рассеянно следила за тем, как он, склонившись надо мной, ласково убирает с моего потного лица налипшие пряди, а затем разглаживает пальцами мои волосы. Сознание терялось в невнятном шепоте и нежных прикосновениях. Веки начали тяжелеть, и перед глазами потемнело. В теле появилась небывалая легкость. Все звуки стихли, а тепло ладони Майкла растаяло, как далекое воспоминание. Я стояла перед столом и задумчиво смотрела на большое красное яблоко. Мысль о том, что оно должно упасть на пол, зудела в моей голове назойливой мухой. Я не знала, откуда эта мысль взялась, но зато знала, что это необходимо сделать, потому что… Почему? Этого я тоже не знала. Просто не помнила. До меня вдруг дошло, что я совсем ничего не помню. Даже своего имени. В памяти всплывал только смазанный мужской образ, заставивший что-то в груди радостно и взволнованно встрепенуться. Мысленно ухватившись за него, я старалась вспомнить, что все это означает, но от этого стало очень больно, и я поспешно перевела взгляд с яблока на другие предметы, лежащие на столе, моментально отступая от попытки узнать о смысле происходящего. Глиняная чаша и тлеющие благовония меня мало волновали, но раскрытая книга вызывала интерес своими геометрическими символами, светящимися бледно-голубым светом в полумраке, что показалось мне довольно странным. Впрочем, самым главным сейчас было яблоко, а потом уже книга и моя память. Я намеревалась просто смахнуть его на пол, но, когда коснулась его ладонью, она прошла сквозь плод, словно яблоко было неплотным и фантомным. Нахмурившись, я взмахнула рукой и ударила по яблоку, но оно не сдвинулось ни на миллиметр. Очередной провал рассердил меня. Я принялась касаться всего, что находилось на столе, но по-настоящему ни к чему не смогла притронуться, несмотря на все свои старания. Зарычав как разъяренная кошка, я досадливо обернулась назад и застыла как вкопанная, увидев спящую на мате девушку, русые пряди которой перебирал некий человек, хотя человеком его можно было назвать с большой натяжкой, скорее — человекоподобным существом. Кожа существа была светло-серой. Вьющиеся волосы свисали ржавыми грязными патлами. На отвратительном, уродливом лице причудливым узором расползались паутинки капилляров, а в зеницах запавших глаз зияла чернота, излучавшая лютый голод, словно существо одним взглядом хотело поглотить душу лежащей перед ним девушки. Своими руками с длинными острыми ногтями оно любовно касалось ее лица и шеи, издавая змеиное шипение, от которого у меня побежали мурашки по спине. Словно почувствовав мой взгляд, существо повернуло голову в мою сторону. Тонкие губы изогнулись в широкой улыбке, обнажив огромные зубы. Шипение стало громче. Испугавшись, я глухо вскрикнула и попятилась назад, тут же натыкаясь на стол и ненароком сдвигая его с места. Практически все свечи разом потухли. Книга свалилась мне под ноги с оглушительным хлопком, осколки чаши незамедлительно усеяли пол, а яблоко быстро покатилось к стоящему на коленях существу. Немного помедлив, оно взяло его в руку и, поднявшись, направилось ко мне. Не дожидаясь, пока оно окажется рядом со мной, я развернулась и бросилась к дверям, принявшись бить по ним в яростном желании выбраться наружу. Но как бы я не пыталась распахнуть их, ничего не получалось — лишь оранжевые знаки загорались на каждый мой удар. Услышав тяжелое дыхание позади себя, я порывисто обернулась и уперлась спиной в двери. Существо стояло почти вплотную ко мне, и вблизи оно выглядело еще более уродливым и ужасающим. Я вжалась в двери сильнее, совсем не обращая внимания на больно жгущие мою спину символы. Существо вдруг взяло меня за руку и вложило в нее яблоко, смыкая на нем мои пальцы. Ладони у него были ледяными, и оно само казалось мне смертью. Кивнув на яблоко, существо прошипело: — Вкуси. Его был голос жутким, но одновременно почему-то безумно соблазнительным и подавляющим волю. Я затрясла головой, тщетно пытаясь устоять перед этим повелительным тоном. Существо повторило приказ более низким голосом. Опустив на яблоко обескураженный взгляд, я поднесла его к своему рту и надкусила, ощущая его божественной сладостью на языке. Проглотив кусочек, я крепче сжала яблоко, которое буквально на глазах принялось съеживаться и гнить. Когда от него осталась лишь черная зловонная масса, закишевшая мелкими белыми червями, я пронзительно завопила во все горло. Оранжевые знаки резко вспыхнули по всему периметру зала, ослепляя меня своим светом. — Мэллори! Распахнув глаза, я забилась в руках Майкла, не переставая кричать. — Мэллори! Тише! — он сжал мои запястья, вжимая их в мат. — Успокойся! — Не трогай меня! Не трогай! Не трогай! Ощущая себя в ловушке, я принялась извиваться, стремясь вырваться из его железной хватки. Но он продолжал удерживать меня, и от того мне становилось лишь страшнее. Я снова закричала, и Майкл, перекинув через мое тело одну ногу, навис надо мной сверху. — Ты в безопасности! Слышишь?! — громко сказал Майкл, глядя на меня растерянно и встревоженно. — Все хорошо! Ты в порядке! — Не трогай меня! — взвыла я не своим голосом, прикладывая все силы, чтобы лягнуть Майкла коленом и заставить отпустить меня. — Не надо! Не трогай! Пожалуйста, не трогай! Воздуха не хватало. Задыхаясь, я крепко зажмурилась. — Посмотри на меня! — попросил Майкл, сильно встряхивая меня. — Это я! Это я! Это я! Майкл! Слышишь?! — Нет! Нет! Нет! — брыкаясь, прохрипела я. — Я все знаю! Ты — монстр! Хватка на запястьях стала сильнее. Майкл тяжело дышал. — Мэллори, — сдержанно произнес он, — о чем ты говоришь? Он и теперь собирался меня обманывать? Даже после того, как я узнала о его настоящем облике? Облизнув сухие губы, я глубоко вздохнула и посмотрела в его глаза, в которых застыло недоумение. Лицо Майкла вновь стало таким же красивым и невинным, как и раньше, но я хорошо помнила то, что я видела, находясь в астрале. Зелье явно было приготовлено или заговорено неправильно, но эта ошибка помогла мне узреть вещи в их истинном свете. — Почему ты называешь меня монстром? — спросил Майкл. — Что ты видела? Я резко дернулась — безуспешно. — Я видела тебя, — голос у меня дрожал. — Ты напугал меня. — Как? Что я сделал? — Твое лицо… — неразборчиво, с опаской, ответила я. — Яблоко… ты отдал мне… яблоко… Майкл кивнул куда-то налево. — То яблоко? Я скосила взгляд в указанную сторону и вздрогнула, увидев, что стол находился на своем старом месте, как и все предметы на нем, включая пресловутое яблоко. Оно по-прежнему было сочным, блестящим и красным. И определенно нетронутым гниением. Словно громом пораженная, я смотрела на стол, не мигая и не шевелясь. Я не верила своим глазам. Я отказывалась им верить. Поняв, что моя истерика стихла, Майкл отпустил мои запястья, чем я не преминула воспользоваться, оттолкнув его от себя и поспешно отползая от молодого человека, глядящего на меня со смесью обиды и непонимания. — Это иллюзия, — сказала я нервно. — На самом деле там ничего нет. Встав на ноги, я обхватила себя за плечи, внимательно следя за каждым движением Майкла. Мне казалось, что он предпримет новую попытку прикоснуться ко мне. — Если это иллюзия, — Майкл сел на мат, всем своим видом показывая, что он не собирается снова ловить меня, — то ты легко ее развеешь. Он говорил правду. Несмотря на то, что он был очень сильным колдуном, не существовало такой иллюзии, которая бы не поддалась заклятию рассеивания. Не прекращая настороженно поглядывать на Майкла, охваченная паникой, я быстро преодолела расстояние до стола и принялась водить руками над его поверхностью, призывая свою силу и бормоча под нос слова на латыни, которые меня заставили заучить наизусть еще в академии мисс Робишо, пояснив, что оно являлось одним из самых фундаментальных в колдовстве. Когда я закончила, ничего не изменилось. Яблоко осталось яблоком. На нем не проявился даже след от моего укуса. Подумав, что тут опять затесалась ошибка, я снова проговорила слова заклятия. Сипло шепча, я повторяла их вновь и вновь, вновь и вновь. Руки у меня двигались над столом все быстрее, повинуясь струящейся вокруг меня энергии. В какой-то момент я перестала считать, сколько раз уже озвучила вслух заклятие. У меня не получалось остановиться. Я боялась останавливаться. Но мне пришлось, когда ладонь Майкла легла на мой локоть и чуть его сжала. У Майкла ладони всегда были теплыми, даже горячими, что шло вразрез с тем жутким существом, чье прикосновение отдавало арктическим холодом. Поежившись, я отступила от него, вынуждая убрать от меня руку. — Ничего не получается, — произнесла я сдавленно, глядя на яблоко. Моя сила шептала, что все в этом зале было настоящим. Моя интуиция же говорила о том, что увиденное мною мне не приснилось. А чему верить я по-прежнему не знала. — Это плохо? — помедлив, спросил Майкл. Я неуверенно пожала плечами. Неизменно оберегая свои секреты, Майкл отказывался делиться со мной даже незначительными мелочами о своей жизни, заставляя меня думать, что кроме силы и страсти нас мало, что связывало. Это рождало в моей душе невообразимое смятение, которое я всегда старательно игнорировала, убеждая себя в том, что нет ничего странного в его внутренней замкнутости. Надеясь на лучшее, я никогда не забывала о словах Корделии о затаенной в Майкле угрозе, нехотя перебирая варианты, кем он в итоге мог оказаться, но ни в одном из всех моих самых страшных предположений, он не походил на мало напоминающее человека существо, от которого исходила мощная смертоносная аура, обещавшая уничтожить все вокруг. Нижняя губа у меня задрожала. Я судорожно заглотнула ртом воздух, думая о том, как легко я впустила Майкла в свою голову и постель, даже не догадываясь о том, что по уши влюбилась в монстра. Я ведь не ошибалась, да? Тот монстр — Майкл? Но почему тогда яблоко спокойно лежало на столе, будучи нетронутым? Почему вообще все эти вещи на столе находились на своих местах, где мы их и оставили перед моим выходом в астрал? А те мои видения после принятого зелья? Это были галлюцинации? Или мы действительно перемещались в пространстве? Но это невозможно. Все это — невозможно. Поддавшись порыву, я схватила яблоко и поднесла его к губам Майкла. — Вкуси, — пробормотала я, не отводя глаз от его лица, и повторила: — Вкуси. Он изучающе смотрел на меня. Едва ли он что-то понимал. Я ощущала его беспокойство, но не позволяла себе довериться этому взгляду, поражающим своей искренностью. Чувствуя, как меня начинает снедать дрожь, я держала яблоко у его лица до тех пор, пока он не вонзил зубы в сочную мякоть. Капля прозрачного сока скатилась вниз по моему запястью. Глубоко вздохнув, я отняла яблоко и уставилась на надкусанный плод. Ничего не менялось и не появлялось. Слизнув с запястья сладкий сок, я не нашла в нем никаких странностей. В своей руке я держала самое обычное свежее яблоко. Если бы Майкл был тем монстром, это бы уже давно открылось мне. Ведь я не единожды использовала силу Майкла и залезала в его голову на уроках. Ничто и никогда не указывало на то, что он — не человек. Наверное, это действительно зелье сыграло со мной злую шутку. Да, верно, иного и быть не могло. Но все же, с другой стороны, Майкл — лучший в колдовстве; что если он нашел в каком-нибудь гримуаре заклинание, не дающее распознать иллюзию, сделав ее настоящей в полном смысле этого слова? Сомнения накинулись на меня с новой силой. Хаотичные мысли рвали мой разум на части. Увиденное в астрале потрясло меня до глубины души, и теперь мой рассудок сходил с ума, парализуя тело и измучивая сердце. Я нуждалась хотя бы в каких-то ответах. Мне была необходима надежда. Мои пальцы разжались. Яблоко закатилось под стол. Я вернула взгляд к Майклу. — Ты сказал, что я смогу погадать тебе, если яблоко упадет на пол, — проговорила я неестественно ровным голосом. — Оно упало. Выражение его лица моментально ужесточилось. В глазах появился искаженный гневом металлический блеск. — Это нечестно, — напряженно пожурил меня Майкл, прищурившись. — Ты сам говорил, что мои враги не будут поступать со мной честно. Он действительно такое произнес на одном из наших занятий, когда мы изучали боевое заклинание по пирокинезу, и Майкл запустил в меня целую очередь раскаленных шариков, заставляя увертываться от них с помощью трансмутации. — Разве я твой враг? — спросил он, вскидывая голову. Я поежилась. — Не знаю. Выпрямившись, Майкл нахмурился, рассматривая меня настороженно и недовольно. Он видел, что я на взводе, но не знал, что со мной происходит и что он должен делать. Его раздражало мое беспокойное поведение и злили мои слова. Он явно испытал сильное желание послать меня к черту, потому что я вздумала менять установленные им правила в нашем общении, наступая ему самому на горло. Но вместо этого он взял меня за руку и потащил назад к мату, не обращая внимания на мою вялую попытку избавиться от его ладони. — Доставай колоду, — бросил он холодно и вытолкнул меня на середину мата. Майкл вел себя очень грубо, но мне было плевать. Он давал мне зеленый свет на гадание, которое я не могла провести без его согласия. Каждый раз, когда я раскладывала карты у себя в комнате, они излагали какую-то нелепицу, отказываясь помочь, словно они боялись говорить со мной на языке толкования. Бухнувшись на колени, я быстро опустила правую руку в мат и вытащила из-под своей подушки, находящейся в комнате наверху, заряженные моей энергией карты Таро. Наблюдая за усаживающимся напротив меня Майклом, я хорошенько перетасовала колоду и протянула пухлую, потрепанную стопку ему, прося тем самым снять ее. Когда он это сделал, я вытащила первую карту и положила ее в центр. Перевернутые «Влюбленные». Впившись взглядом в карту, я замешкалась. Мы никогда не разговаривали о наших отношениях. Не желая, чтобы Майкл знал все наверняка, я молчала о своих чувствах, которые с каждым прожитым днем все сильнее охватывали мое сердце, заставляя его изнывать от неопределенности. Иногда мне казалось, что Майкл тоже влюблен в меня, а иногда, что он просто притворяется. День за днем я неустанно искала однозначный ответ в его глазах, словах, жестах, но так и не могла найти, а теперь он лежал прямо передо мной — самый честный и правдивый. Не выдержав, я потянулась за следующей картой. Сейчас я не хотела об этом думать. — Нет-нет, — покачал головой Майкл. — Я хочу послушать. Вдруг что-то новое услышу. Волна страха отступила. Я смущенно подняла на него взгляд, ощущая, как горят кончики ушей. Ему и без меня было ясно, что это означало. Не говоря уже о том, что он сам с легкостью мог растолковать всевозможные комбинации, не прибегая к моим комментариям. Но своей просьбой я рассердила Майкла, и он не постеснялся воспользоваться возможностью подколоть меня. — В твоем настоящем, — я замялась, — есть человек… — Девушка, — поправил меня Майкл. Я снова поглядела на карту, где были изображены обнаженные мужчина и женщина, над головами которых висел ангел с луком. — В твоем настоящем есть девушка, которая тебе нравится и… Майкл опять перебил меня: — Эта карта символизирует сильные эмоции. — Хорошо, — терпеливо согласилась я. — Эта девушка тебе очень нравится, но из-за нее ты на перепутье. Она постоянно… заставляет тебя выбирать, — я облизала сухие губы. — Перевернутое положение карты говорит о том, что тебе нелегко с ней. Немного помолчав, Майкл произнес: — Продолжай. Я вытащила вторую карту и даже не удивилась тому, что это оказалось «Колесо Фортуны». — В тебе есть задатки лидера: ты умеешь вдохновлять людей и вести их за собой. Но ты не видишь своей конечной цели, и потому относишься ко всему, как к игре, что в сочетании с перевернутыми «Влюбленными» делает каждый сделанный тобой выбор фатальным. Майкл ничего не ответил, и я потянула третью карту, но вместо одной вытащила сразу две слипшиеся карты. — «Солнце» уверяет, что ты доволен своей жизнью… — я покрутила в ладонях обе карты разъединяя их. — Перед тобой открыты многие двери… Эти перспективы манят тебя, — я аккуратно положила карты рядом с предыдущими. — А «Тройка жезлов» добавляет, что ты находишься на вершине своих талантов и навыков. Твоя звезда ярко сияет в небе, приближая тебя к пониманию своего жизненного призвания. Пока карты не говорили ничего нового. То, что Майкл считал себя будущим Верховным и стремился занять трон, я и так знала. Вспоминая о его любви быть во всем первым и чудесной способности не думать о последствиях и условностях, я бы сказала, что мысленно он уже давно видит себя во главе колдунов и ведьм, и от того не считает должным лишний раз спрашивать чужого мнения и совета касательно своих поспешных решений. Пару мгновений я внимательно рассматривала изображения мальчика на белой лошади и путешественника, глядящего на море, а потом, собравшись с силами, проговорила: — Твое прошлое… — тихо начала я и резко замолчала, гипнотизируя колоду взглядом. Я так сильно стремилась узнать хоть что-то из его старой жизни, что теперь мне стало страшно найти через это гадание подтверждение тому, что я узрела не так давно, оказавшись в астрале. Возможно, следующие три карты подарят необходимое мне спокойствие, а, возможно, намекнут на присутствие в моей жизни вселенского зла, что носило предо мной ангельскую маску. Желаемая полуправда имела все шансы принести мне небывалые страдания, но отказаться от нее, как ни парадоксально, означало снова продолжаться мучиться неведением. Медленно закрыв и открыв глаза, я выудила карту и расстроенно опустила на мат перевернутую «Смерть». Начало для гадания о прошлом было обескураживающим, но небезнадежным. Лишь две других карты скажут, насколько сильно влияла «Смерть» на былую жизнь. Никак не прокомментировав эту карту, я вытащила новую и дрожащей рукой положила «Башню» около «Смерти». Я знала, что Майкл внимательно смотрит на меня, но не поднимала на него взгляд. Просто не могла заставить себя этого сделать. — Ну так что там с моим прошлым? — спросил Майкл ехидно, а когда я не ответила, не менее саркастичным тоном добавил: — Дорогая, я не слышу твоего голоса. Быстро заморгав, я еле слышно пробормотала: — Твоя жизнь началась со смерти. Майкл резко ударил ладонью по мату. В возникшей тишине этот хлопок прозвучал оглушающе. Вздрогнув, я невольно вжала голову в плечи. — Погромче, пожалуйста, — попросил он, не скрывая испытываемой злости. — Не хочу пропустить ни слова. — Твоя жизнь началась со смерти! — воскликнула я, по-прежнему не решаясь встретиться с Майклом взглядом. — Кто-то умер и… — Не кто-то, а мать, — произнес он и хмуро пояснил: — Моя мать умерла при родах. Растерявшись, я посмотрела на Майкла. Я была совершенно сбита с толку. — Но ты говорил мне… — я запнулась. — Тогда… ты сказал мне, что в день летнего солнцестояния находился вместе со своей матерью… со всей своей семьей… Майкл цокнул языком. — Верно, — согласился он. — Я был со своей приемной матерью и новой семьей, — он сцепил ладони в замок и кивнул на карты: — Так что да. Для меня все началось со смерти моей родной матери, — это прозвучало как выговор. — Мне жаль, — неловко вымолвила я. Он поморщился, словно от зубной боли. Брови его сошлись к переносице. — Не стоит. Она была холодной, равнодушной сукой, — яростные нотки проскользнули в его голосе. — Вечно делала вид, что меня не существует и всячески выражала мне свое презрение. Его слова напомнили мне о моей матери. Ее тоже сложно было назвать матерью года. Хотя, кто знает? Может быть, для кого-то она ею и смогла стать. Досадливо вздохнув, я уже собиралась вернуться к гаданию, как вдруг до меня дошел смысл сказанного Майклом. Я чуть не подскочила с места. — Как это возможно? — спросила я растерянно. — Она же умерла при родах! — Ну и что? — Майкл пожал плечами. — Разве с мертвыми нельзя общаться? Я нахмурилась: — Выходит, ты разговаривал с ее духом? — Да, — его лицо помрачнело. — Мы не смогли найти общий язык. Духи умерших вообще редко бывали дружелюбными. Как правило, их расстраивало отсутствие искры жизни, и потому они всячески проявляли враждебность к тем, кто ее все еще имел. Стоило только вспомнить, какой бедлам устроил нам Фредди Меркьюри после нескольких заданных ему вопросов о его творчестве. — А твой отец?.. — спросила я аккуратно, опасаясь, что Майкл откажется ответить. — Он не был плохим отцом, но он и не был хорошим. Он был никаким, — Майкл усмехнулся и неожиданно добавил: — Моим воспитанием занималась бабушка. Она стала для меня всем: матерью, отцом, лучшим другом. Она была чудесным человеком. Мы очень хорошо жили вместе, пока она не умерла. Наши судьбы с Майклом оказались на удивление сильно похожи. Нам обоим не повезло с родителями, и мы оба в конечном итоге остались на попечении кровных родственников. — И ее смерть все радикально изменила, — я постучала пальцем по «Башне». Карта, известная в древности, как «Дом Дьявола, откуда был изгнан Бог» прямо заявляла о том, что жизнь Майкла в то время претерпевала тяжелые времена. Все разваливалось и превращалось в обломки, не выдерживая давления тех сил, с которыми невозможно было совладать. Им можно было лишь подчиниться. — Весьма логично, — фыркнул Майкл. — Да. Гибель родного человека не могла не вызвать перемен, — согласилась я. — Но «Башня» — карта преобразований, и идет она в связке со «Смертью», а это подразумевает, что эти перемены сказались на тебе не просто плохо, а по-настоящему ужасно и чудовищно. Были сожжены все надежды и снесены основы прежних воззрений на мир. Вся жизненная философия пошатнулась, а принципы разрушились. Ты был… — я запнулось, подбирая нужное слово, — уничтожен, и затем ты начал… нести разрушения сам… Наступило долгое молчание. Томясь мучительным ожиданием, я тщетно старалась унять дрожь в кончиках пальцев, затравленно глядя на Майкла, глаза которого стали такими пустыми и холодными, что впору было замерзнуть. — Не понимаю, что ты, черт возьми, хочешь от меня услышать? — наконец произнес Майкл. — Что я плохой человек? Хорошо. Я плохой человек, Мэллори. На моей совести много дурных поступков. Я издевался над незнакомыми людьми, обижал близких и имел много ни к чему не обязывающих связей. Мне доводилось причинять боль, а потом убивать. И знаешь что? Все это мне очень даже нравилось. Это было необходимой частью моего самопознания. Мог бы я остановиться? Конечно мог. Почему я этого не сделал? Ну, было бы здорово, если бы твои карты ответили на этот вопрос, потому что у меня ответа нет. Нельзя было сказать, что я ни о чем таком не догадывалась. Стоило лишь вспомнить о той удивительной легкости, с которой Майкл предложил мне устроить самосуд над священником. Тогда он искренне считал, что это необходимо сделать, сразу отодвигая в сторону более мягкие методы. И даже сейчас он рассказывал о своих старых грехах с какой-то обезоруживающей честностью, преподнося все само собой разумеющимся, хотя «Башня» указывала на то, что деяния Майкла были страшными, беспощадными и немыслимыми. — Я не сожалею о своем прошлом, — продолжал Майкл. — Я не оглядываюсь назад и не посыпаю голову пеплом. Просто — зачем? Позади остались только призраки и неприятные воспоминания. Больше там ничего нет. И пускай мой путь был тернистым и кровавым, но он сделал меня Альфой и привел сюда. Он привел меня к тебе. Мне постоянно снились кошмары, в которых убитые мною люди хотели убить меня. У них никогда не было лиц — только призрачные фигуры и жуткие голоса. Обычно я стояла перед ними на коленях, а мои запястья больно сжимали крепкие корни с острыми шипами. Просыпаясь посреди ночи и прижимаясь к успокаивающему меня Майклу, я сожалела о том, что была вынуждена забрать те невинные жизни. Мои преступления меня терзали и заставляли ненавидеть саму себя, а Майкла, похоже, его собственные совсем не трогали. — Ты не можешь оправдывать содеянное зло таким образом, — просипела я тихо. — И уж тем более ты не можешь прикрываться… чувствами ко мне, — я скривилась. — Это омерзительно и… безбожно. Глаза Майкла нехорошо сверкнули. — Почему нет? — спросил он. — Разве ты не оправдываешь свои скверные поступки именно так? «Я хотела сохранить свое доброе имя», «я спасала жизни других людей», «я мстила за себя». У нас обоих были свои причины для совершенного зла. Но вот только почему ты осуждаешь меня за мое прошлое, в то время, как я ни слова не сказал насчет твоего настоящего? Я сострадал тебе, — в его словах засквозил яд. — Именно ты, дорогая, должна бы лучше всех меня понимать, потому что ты мало чем отличаешься от меня. Но вместо этого сейчас смотришь на меня, как на отморозка из-за того, что я сказал тебе правду. Я не укрывался лживыми фразами и не притворялся невинным, хотя мог бы навешать тебе лапши на уши о том, что карты на этот раз легли неверно, — он махнул рукой в сторону «Башни». — Так что же тебе так сильно не нравится? Что тебя так разочаровывает? То, что я оказался не милым мальчиком и не благородным рыцарем? Но ведь это ты уже давно знала, не так ли? Ковен отправил тебя следить за мной и копать под меня, заранее предупредив о том, какой я злобный ублюдок. А потом ты в этом и сама убедилась после того, как добровольно пошла со мной убивать. Так скажи мне, что изменилось теперь?! — Ничего не изменилось! — закричала я громко. — В том-то и дело, что ничего не изменилось! В сказанном им было слишком много правды. И эта правда, словно ржавчина, разъедала меня изнутри. Несмотря ни на что, я на самом деле возлагала на Майкла надежды и ожидала от него нечто большего, желая, чтобы все предполагаемое плохое оказалось злой выдумкой, забывая о том, что мои руки покрыты такой же алой кровью, как и его. А теперь он вернул меня с небес на землю, буквально ткнув носом в то, что я дура, которая отчаянно отрицала очевидное, засев в воздушном замке. Я не знала, что страшило меня сильнее: его откровенность или собственная глупость, из-за которой хотелось рвать на себе волосы. Майкл видел меня насквозь и ощущал мой страх. И, может быть, только поэтому пугающая меня смесь из ярости и горечи в его глазах поутихла, снова превратившись в сдерживаемое недовольство, что не могло полностью исчезнуть из-за этого гнетущего разговора. — Наше прошлое не определяет нас, — сухо проговорил Майкл, — как и наше настоящее просто диктует нам свои условия, которые мы либо принимаем, либо отвергаем, — он пожал плечами и указал на колоду: — Тяни уже следующую карту. Посмотрев на аккуратную стопку, я почувствовала себя отвратительно. Это гадание обернулось чем-то неправильным и предвзятым. Я получила подтверждение тому, что Майкл небезгрешен, но его последующие нелогично справедливые слова задели меня за живое и заставили ощущать ненормальную вину перед ним за то, что я вынудила его раскрыться, а потом укорила его за это. Он еще никогда не был так честен и искренен со мной, предпочитая увиливать от моих вопросов с помощью нескончаемых шуток и красноречивого молчания. И теперь я не понимала, чем все это обещало закончиться, потому что я признавала его правоту, находя в ней отголоски своих мыслей, которые мне не хотелось слушать. Ведь если я послушаю себя через его слова, то закрою на все глаза и буду сознательно игнорировать эту его правду. Я судорожно вздохнула и медленно вытащила карту с изображением женщины, сидящей на мягком троне со скипетром в руке. — Наверное, это твоя приемная мать, — измученно произнесла я и положила «Императрицу» слева от «Смерти». — Властная зрелая женщина, оказавшая тебе покровительство и поддержку. Она сыграла важную роль в твоей жизни, направляя тебя и помогая во всех начинаниях. Под ее влиянием ты стал тем, кто сейчас сидит рядом со мной, поэтому твоя связь с ней крепка, как ни с кем другим в этом мире. — Ее зовут Мириам, и она замечательная, — кивнул Майкл. — Она очень добрый и отзывчивый человек. Она спасла меня от жалкого прозябания, вытащила из грязи и придала моей жизни новый смысл. По его интонации я поняла, что он действительно так считал, хотя карты обрисовывали его мать весьма неоднозначно, добавляя ей циничный и повелительный характер, что делало ее главенствующей в их отношениях. — Ты бы ей понравилась, — внезапно добавил Майкл, чем сильно смутил меня. Я отвела взгляд на свои ладони, лежащие на коленях. Хотела бы я сказать ему то же самое о своей родне и ведьмах из Ковена. — Твоя новая семья… — проговорила я неловко. — Она большая? На мгновение Майкл задумался, словно взвешивая все «за» и «против», а потом неохотно произнес: — Да. У меня есть братья и сестры, — он прищурился. — Почему бы нам не поговорить о тебе? Может быть, теперь ты расскажешь мне о своем прошлом? Это был не первый раз, когда он задавал мне подобный вопрос. Как правило, я отделывалась сухими фактами и не углублялась в детали, не желая вспоминать те неприятные события. — Я тебе уже рассказывала, — отмахнулась я. — Моя жизнь всегда была обычной и скучной. — Мне кажется, ты лукавишь. — Тебе и впрямь кажется. Холод в голубых глазах стал осязаемым. Ему не понравился мой ответ. — Ты поделилась со мной лишь общими данными, — терпеливо возразил он. — И это до сих пор больше того, что я знаю о тебе. Майкл промолчал. Внутри появилась ноющая тоска. Я посмотрела на карту «Влюбленных», думая о том, что не одному Майклу тяжело в этих отношениях, где никто не доверял друг другу до конца, несмотря на пережитое вместе. И пускай его прямолинейность покоробила меня, но я ощущала, что он первым сделал мне шаг навстречу, как будто бы намереваясь стать еще ближе и добиться такой же откровенности от меня. Это определенно было прогрессом, хотя и осложнило ситуацию между нами еще больше. Гадание даровало мне некоторые ответы о его прошлом, но не сняло камня с моей души, сделав его лишь увесистей. Однако мне пришлось признать, что мои опасения насчет монстра во плоти совсем исчезли, будучи похороненными под теми глубокими чувствами, что «Императрица» питала к своему приемному сыну. Я сомневалась, что эта женщина могла бы любить настоящее чудовище, и это скрашивало общую картину о его старой жизни, показывая, что не все в ней было черным и унылым. Среди этих хмурых туч имелся тонкий луч света. Но оставалось еще будущее. То прекрасное, где мы с Майклом были вместе. То страшное, где горела планета. Как и всегда, гадание не развеет туман грядущего, но зато оно выявит наличие добра и зла в нем. А это уже то немногое, что было способно придать мне сил встретиться лицом к лицу с чужими демонами. Намереваясь скорее покончить с гаданием, я потянулась рукой к колоде и сразу выложила на мат три карты: «Шут», «Девятка Пентаклей», «Мир». — На этот раз не так легко, да? — хмыкнул Майкл, разминая шею ладонью. Напрягшись от злорадного выражения, появившегося на его лице, я почувствовала сильный прилив злости. Мне захотелось швырнуть в него оставшиеся карты, что я сжимала в своей руке, лишь бы сбить с Майкла спесь. Я не имела никакого права на это чувство, при том, что я сама растрясла осиный улей. Но я злилась. Меня охватило звериное бешенство. Я отлично понимала, что за своим гадким ехидством Майкл скрывал обиду и досаду. Подобное поведение было своего рода защитной реакцией, норовящей обидеть меня так же, как я расстроила и разозлила его. Но это раздражало. Это безумно раздражало. — Но и не так сложно! — огрызнулась я. — Тебе выпали весьма счастливые карты! Очень скоро ты окажешься на перекрестке жизненных дорог, каждая из которых будет по-своему тяжелой и опасной; но какой бы путь ты не выбрал, ты найдешь свою судьбу и обретешь желаемое, что принесет покой твоей душе. — Звучит совсем неплохо, — он сказал это таким скучающим тоном, как будто предсказание было ему известно заранее. — Однако ты не выглядишь довольной, Мэллори, как будто ты ждала чего-то иного. Хотел бы я знать, чего именно. Неужели чего-то ужасного? Или все-таки наоборот? Может быть, пышную свадьбу с розовощеким младенцем? Гнев улетучился в мгновение ока. У меня возникло чувство, что он ударил ножом в мою грудь, а потом повернул рукоятку на девяносто градусов. Я ведь действительно иногда думала о нашем совместном будущем. Не о свадьбе с детьми, конечно, но о жизни без всяких тайн и секретов, где мы бы больше не скрывали наши отношения. Я отчаянно желала этого для нас. Меня тяготило вынужденное притворство перед остальными, где я не могла взять Майкла за руку. Я не могла себе позволить даже лишнюю улыбку в его сторону. Ничего ему не ответив, чувствуя, как глаза щиплет от подступающих слез, я начала собирать лежащие на мате карты, которые буквально посмеялись надо мной, обрисовав будущее Майкла самыми нейтральными красками. Там будет и плохое, и хорошее. Никаких намеков на апокалипсис. Впрочем, их отсутствие не обещало, что конец света не случится. По сути все это гадание оказалось пустым и ненужным. Оно лишь рассорило нас с Майклом. Я зря его затеяла. Спрятав колоду в карман штанов, я порывисто схватила с мата свою куртку и встала на ноги, намереваясь вернуться к себе комнату. Не поднимаясь, Майкл взял меня за руку, вынуждая остановиться перед ним. — Мэллори… Я угрюмо посмотрела ему в глаза, с удивлением разглядев в них что-то похожее на надежду. Наверное, он раскаивался за свою грубость, но это не делало возникшую ситуацию легче. — Мне нужно подумать, — пробормотала я. — Ну, там, составить список гостей на свадьбу и выбрать торт… Майкл поморщился. — Перестань, — он сжал мою ладонь. — Не надо. Я отвела взгляд на проступавшее в полумраке яблоко под столом и повторила: — Мне нужно подумать. Немного помедлив, он отпустил мою руку. Когда я подошла к дверям, Майкл громко сказал: — Мы не можем исправить прошлое, Мэллори, но мы можем попытаться изменить будущее. Он не знал, чего я боялась, но все равно давал мне шанс уцепиться за эти слова, чтобы найти в них слабое утешение. Это было так же благородно, как и бессмысленно, потому что растерянность во мне росла, и я сама не знала, как должна думать и поступать теперь. Не оборачиваясь, я сняла защитные чары с дверей и вышла из зала, ощущая на себе полный разочарования взгляд Майкла.