Сочувствующий душегуб

- Что происходит? - голос Чонгука звонко и одиноко прокатился по пустому подъезду словно со дна колодца. Когда он выбежал из участка за Джин, закат уже прокрадывался сквозь плотный занавес серого неба, а на парковке был только старый сторож, взахлеб собачившийся с коряво припарковавшимся напротив пожарного выхода незнакомцем. По всей видимости это и был напарник мерзкого Кима. Но разбираться в этом Чону было не интересно. Всю дорогу его отвлекал запах. Он все еще мог ощущать на грудках своей рубашки тошнотворную вонь нахального альфы, пока машина плавно шуршала мелкими камешками на подъезде к обычному серому каменному зданию, а город вокруг погружался в глубокий вечер, размазываясь неоновыми отсветами вывесок по стеклу. Подъезд встретил его мертвой тишиной и неприветливым холодком, чудны́м образом пробиравшимся под коленки и по спине добегавшему до подмышек. Обычная тяжелая стальная дверь неприветливо смотрела на него глухим глазком, а звонок как всегда не работал. Спустя несколько ударов в дверь Чону было ясно - так просто ему до Хе Джин не достучаться. А спустя ещё пару настойчивых пинков, где-то между скрежетом железных листов ему послышался сопливый всхлип. - Джин, если ты не ответишь, я вышибу дверь. А если не получится вынести - обоссу. Ответа не последовало и Чонгук, верный своему слову, чуть отойдя, влетел в дверь плечом. Грохот, разлетевшийся по подъезду напомнил, вероятно, всем жителям дома о совсем недавнем сносе соседнего здания, но никаких изменений ни в положении, ни в прочности двери не произошло. После третьей его попытки из-за двери раздалось слегка подрагивающее: - Проваливай - А я уже было ширинку расстегнул, - грубый гундосящий ответ Чонгука не задел. - Проваливай. - Ты ж не попугай, чего заладила. Уйду, когда объяснишь, что стряслось, - прислонившись лбом к двери, Чонгук тихонько пошкрябывал пол носком ботинка. - Ничего. - Не держи меня за идиота, Ли Хе Джин! Просто объясни, что происходит! В чем дело?! - вновь повышая тон, возопил он. - Я же сказала - ничего! Зачем ты вообще приперся?! Проваливай! - Я "приперся", потому что ты ведёшь себя как контуженный овощ, вот почему! И я ещё раз повторяю, я не уйду пока ты нормально не объяснишь, что не так! Я- тут он с силой дёрнул за ручку двери и неприступный стальной заслон, с подозрительным треском в районе основания ручки, отворился. - Ты что совсем с головой не дружишь, ты её не заперла?! - сбитый с толку и смущенный собственной неуклюжестью, он напал на нее, наверное, по привычке, но, найдя наконец гневным взглядом хозяйку квартиры, свернувшуюся в комок в углу прихожей, тут же забыл о двери и всех своих претензиях. Тихо перешагнув пару небрежно сброшенных ботинок и скомкавшийся коврик, Чон приземлился на корточки рядом с ней. - И это ты называешь "ничего не случилось"? - его осторожное движение рукой в ее сторону заставило Джин немного вздрогнуть и напрячься. Но ладонь Чонгука все же коснулась ее предплечья. - Я ничего не могу - Чего ты не можешь? - туповато спросил Чон. Его холодные пальцы слегка коснулись раскрасневшейся щеки, когда он убирал прядь растрёпанных волос с женского лица, заставив Джин встрепенуться и поднять уязвленный взгляд красных глаз прямо в упор на его. - Выметайся - Прекрати, все здесь, включая подсматривающего в глазок соседа, понимают, что я никуда не уйду. По крайней мере не пока ты в таком состоянии. На словах о соседе Джин автоматически повернулась к слегка приоткрытой двери. - В лифте родился? - тихо пробухтела она в нос. - Чья бы корова мычала, - парировал Чон, но все же поднялся закрыть за собой дверь. Ещё с полминуты они снова сидели в тишине, он осторожно всматриваясь в женскую фигуру перед собой, она - уставившись в никуда. - Почему ты вдруг такой весь дружелюбный и терпеливый? Он ответил не сразу. - Просто я очень устал. Совсем недавно я понял, что злость занимает невероятное количество сил. Хотя умения ее сдерживать пока не прибавилось. Но я работаю над этим, видишь, - он развел руками, а затем, снова вернув их на колени, продолжил, - то что происходило последние полторы недели... Я чувствую, что либо упаду без сил, либо свихнусь и перестреляю полгорода. - Ненавижу, - тихо прошептала она, не сводя покрасневших глаз с захлопнувшейся двери. Чонгук замер не в силах пошевелиться - страх сковал его костлявыми, цепкими когтями. Одно лишь слово, глупое слово, но такое ядовитое, такое жестокое, обоюдоострое, почти осязаемо разъедающее кожу в тех местах, где он недавно касался нее. - ..Кого? - он старался не подать виду, не выдать дрожь, тряхнувшую его тело, но голос предал Чонгука и простое местоимение сломалось с треском битого стекла. - Все это и... Себя, - почти тем же голосом, но тихо, как говорят только тайны, ответила Джин и Чону действительно показалось что он слышал дребезг. Должно быть это было в его голове. - О чем ты? - язык еле ворочался во рту, словно тот был полон солёной горькой воды, заливавшей горло и лёгкие и мешавшей дышать. Казалось, ему было бы легче, назови она его имя. - Ненавижу, - внезапно повторила она с нажимом, а затем вдруг вскинулась, с силой зажмурив воспалённые глаза, вцепилась кулачками в растрепанные волосы и затараторила, - Ненавижу, ненавижу, ненавижуненавижуненавижуненавижу!! Омерзительно! - Джин, - Чонгука не отпускал почти животный страх и каждое слово получалось какое-то изломанное. Он говорил сипло и тихо, как она прежде, не способный найти сил хотя бы прочистить горло, - что ты несешь, Джин? - Я слабая, отвратительно слабая, беспомощная и бесполезная. Я не могу ничего! - голос ее набирал высоту, щеки горели нездоровым румянцем и дыхание было порывистым - к горлу ее подступала истерика. - Джин, это просто глупо, ты чуть ли не единственная омега в участке, еще и девушка, - это не каждому под силу, - пытался урезонить ее Чонгук, но Джин уже не слушала. - Ты ни черта не понимаешь или понимаешь но,- ах, черт! Черт! Чертчертчерт! Ты ведь сам, сам сказал! Ты сказал "слабое звено"! Это ты не хотел брать меня на задержания, ты настаивал на моем отстранении, ты- - Потому что я волнуюсь за тебя! - он оборвал ее на полуслове, обхватив трепещущие щеки холодными ладонями, его руки на маленькой голове казались чудовищно огромными. Но Джин тут же вырвалась, выбивая из груди напарника горький, почти болезненный выдох. - Я взрослый человек, я твой напарник, равноправный коллега, Чонгук! Я должна это делать, это моя работа! А ты не должен обо мне переживать или заботиться, ты должен мне доверять! - Доверять?! Ах доверять? Да я-то тебе доверяю, дорогой ты мой напарник! - язвительно скривился Чонгук, отпрянув назад, чтобы снова впериться взглядом - на этот раз ядовитым и задетым - в ее глаза, - Вот только ты постоянно шепчешься со своей беттой-подружкой о наших делах, забывая рассказать о зацепке другой мне! Мне, который ведет с тобой дело! Мне - твоему равноправному напарнику! - Он просто мой друг и опытный коп, конечно я обсуждаю такие вещи с ним! Советуюсь! Он хотя бы способен адекватно воспринимать информацию и рационально подходить к делу! - Так значит, я истеричка? - Ты - альфач! - Прекрасно, вот и разобрались, - злобно протянул Чонгук, медленно поднимаясь и разгибая колени до хруста, - только вот знаешь что? Это нихрена не секрет и не новость, это у меня профайле, в паспорте, свидетельстве о рождении и даже в правах прописано! Таким уж родился, ничего не попишешь! - Ты просто оправдываешь свое поведение этой буквой! Доктор Мин и даже инспектор вполне справляются со своими эмоциями, а ты просто вонючий эгоист! Вонючий эгоист и баран как этот хренов сержант Ким! - Брааво, браво, Джин, молодец. Потрясающе! Ты жалуешься на предрассудки и сексизм, а сама только что буквально назвала меня "ноющей сучкой". Феноменально двойные стандарты! Джин вскочила на ноги и со всей силы толкнула его в грудь, прижимая к стене. Ярость и ослепляющая духота от того, что он снова перевирает ее слова, безумно мешались в крови почти перекрывая доступ к кислороду. - Нет уж! Нет. Уж! Я лишь сказала, что ты уцепился за оправдание "нам альфам тяжело подавлять эмоции" и в хвост и в гриву пользуешься этим дерьмом! Ты не просто ноющая сучка, ты - избалованная, уверенная в себе и эгоистичная дрянь! Повисла тишина. Между ними были плевые сантиметры, но казалось, что воздух заполняющий это расстояние плотнее и холоднее стальной двери, разделявшей их каких-то десять минут назад. - Ты поэтому просила перевод? - тихо, словно боясь услышать ответ на свой вопрос, прошептал Чонгук, - два месяца назад. Ошарашенная, Джин чуть отстранилась, бегая непонимающим взглядом по его лицу. - Ты знал? - оглушенная внезапным осознанием, прошептала она, - Откуда? Он уныло усмехнулся, чуть пожимая плечами и посмотрел ей в лицо. - Я не дурак, Джин. Хотя бы это ты должна оставить моему чувству собственного достоинства. Вина острым уколом скользнула в выражении ее лица и она потупила взор, не выдержав его открытого взгляда и опуская глаза к своим рукам. Джин и сама не заметила, когда ухватилась за полы его черного пиджака. - Я- я... Я правда- - Я слышал твой разговор с Кимом. Он был не слишком удивлен твоим рапортом, кажется. Не знаю сам, почему не влетел в ту же секунду в кабинет. - Прости... Она не могла найти других слов. Да и оправдываться было бесполезно, он все знал и все понял верно, бессмысленно было отпираться. - Почему? - Ты... ты- - Значит, из-за меня? - Нет. Нет, не совсем, просто ты... ты похож... ты напомнил мне... ты похож на кое-кого. Кого-то, кого я бы не хотела вспоминать. Меня это испугало, я стала видеть в тебе его и-... - Почему передумала? - Хосок сказал что я просто бегу от проблем. И еще. Ты - не он. И ты не виноват. Просто я трусиха. На самом деле дело было даже не в этом, я просто не справлялась, но оправдывалась этим. Ты был прав. Ты был прав все время, каждый раз, я, это все я, я, я, я, только я. Если бы не я, ты бы взял его тогда, на складе. Если бы не я, не ранили бы дока, если бы не я- - Это не так, Джин, как ты не понимаешь?! Как ты можешь не понимать, как ты важна! Если бы не ты, мы бы не нашли ту зацепку, если бы не ты, Мин не стал бы с нами работать, если бы не ты, мы бы и не догадывались о существовании этого чертово склада! Все это благодаря тебе, Джин! - Но это все бесполезно, если я не в состоянии дать отпор! Я не в состоянии дать отпор этому гаду Киму, не в состоянии удержать дело, не в состоянии задержать преступника у меня под носом, не в состоянии даже противостоять тебе! Каждый раз эта слабость, этот животный, тупой и мерзкий страх, это раболепский инстинкт избежать твоего недовольства и гнева! Я ничего не могу поделать - я боюсь тебя! Непроизвольно ломаюсь, стоит тебе лишь зарычать или оскалиться, мне так страшно! Просто потому, что ты - альфа! Просто потому, что не могу побороть инстинкты, просто потому, что я - добыча! Мерзкое, жалкое, слабое, безвольное пресмыкающееся, каждый месяц превращающийся в похотливый кусок мяса. - Джин, никто не совершенен, черт, неужели ты считаешь что лучше быть таким как я? - Каким таким? Способным постоять за себя? Способным выдержать любой натиск и не подвластным чужим феромонам?! - Да как ты не видишь, как не поймешь?! Я ненавижу это, я не контролирую себя! Я как тупое животное, только и могу что рычать и махать кулаками! Вся эта дурь, вся жестокость - все мерзость, которая лезет из меня каждый раз, особенно когда кто-то просто касается тебя! Мне регулярно хочется свернуть шею Хосоку, я думал, что перегрызу глотку Киму за то, что вырядил тебя в одежду, так сильно воняющую им! И я знаю, знаю, у меня нет никакого права, никакого! Я не должен, но я, я... Я - он задохнулся на полуслове, отчаянно хватаясь дрожащими руками за ее локти, словно боясь что сейчас она отвернется и снова уйдет, словно его слова могут все разрушить, словно она - его последний глоток воздуха, - Я не могу остановиться. Не могу заставить себя перестать метить тебя при любом подвернувшимся случае, не могу дать тебе свободу, на которую ты имеешь полное право. Я знаю, что ты мне не принадлежишь, ни одна песчинка тебя, но твой запах раздирает мне лёгкие, меня трясет, мне просто сносит крышу, если тебя нет рядом, если ты с кем-то ещё. И каждый раз когда ты напоминаешь мне моё место - это словно ты швыряешь в меня огромный булыжник, будто спинываешь меня с высоченной скалы. Мне хочется выть и я готов в ногах у тебя ползать, только бы ты была со мной нежна. Он остановился всматриваясь в ее глаза. Никто из них не знал сколько они молчали, никто не понял, когда её щеки усеяли блеклые дрожащие полосы соленых слез. Его руки, трепетно сжимавшие ее еще подрагивающие плечи, скользнули к крохотному лицу, и грубоватые большие пальцы ласково растирали пощипывающие кожу слезы. А затем Чонгук договорил: - Но раз за разом я огрызаюсь и рявкаю на тебя в страхе, что однажды ты окончательно меня прижмешь к своему каблуку, так и не подарив единственное, что мне так необходимо. Все это время Джин не могла ни вымолвить ни слова, ни отвести глаз от него: перед ней был он, прежний он, те же чуть выдающиеся вперед зубы, тот же шрам на левой щеке... Но он ли это был? Тот Чонгук что и две недели назад? Измученные глаза, легкая щетина, морщинки на переносице, лицо бледнее и как будто старше, взъерошенные волосы, дрожащие руки, ссутуленные плечи. Он был перед ней раскрытый, уязвимый как никогда, честный и ... что-то еще было новое, что это? Что за чувство, сдавившее грудь? Сострадание? Жалость? Грудь так тяжело поднимается для нового глотка воздуха, у него так же? Так больно... Словно асфиксия раз через раз, вдох через вдох, и сердце сбивается с и без того рваного ритма, заставляя снова кусать почти кровоточащие губы. И пальцы, его холодные грубые пальцы, застывшие в нежном движении на ее лице. - Тогда на складе, я- он снова осекся, теряясь в ее глазах, сжимая ее крепче, - ты была-.. И я, я ничего, ничего не мог сделать, мне никогда, Джин, за всю мою жизнь, мне не было так страшно. И что-то как будто порвалось, лопнуло. Тот склад, тот животный ужас, парализующий на месте, все еще ноющий синяк на шее, ранение доктора, отстранение и Чонгук, то резкий, то заботливый, то злой, то нежный, - все это ураган, водоворот, перемешавшиеся воспоминания, образы и страхи, месиво чувств, так громко кричащих и спорящих друг с другом. Она словно рассыпалась на кусочки, падая в его объятия, рыдая как ребенок, отчаянно и истошно, оставляя в горьких жгучих слезах всю тяжесть, весь яд, все невыносимое бремя этих злополучных дней. А затем... Может, в тот момент, когда его горящие трясущиеся руки трепетно сжали ее щеки, или когда ее искусанные губы коснулись его обветрившихся, холодных, одним лёгким касанием прожигая до самого сердца, или когда они разделили дыхание на двоих, вливая друг в друга сладкий яд мгновенно парализующий и разрывающийся фейерверком где-то внизу живота. Или, может, когда сквозь смазанные выдохи и набат трепещущего сердца ему послышалось "люблю" в сбитом шепоте. Но лишь мгновение - и они в объятиях друг друга. И больше ничего нет. Нет ни сомнений, ни убийств, ни ранений, ни страха, ни угрозы. Только одно - они.