Сочувствующий душегуб

То что произошло было неожиданно для Джин. Все ее мысли в последнее время вращались вокруг дела и ее собственных сомнений и переживаний, и поступки Чонгука в свете последних событий она лишь воспринимала как есть, реагируя без размышлений, не пытаясь их анализировать или гадать о его мотивах. Он сбивал ее с толку, вводил в ступор, но вдуматься у Джин не было ни сил, ни времени. А теперь, после всех тех слов, у нее уже не было шанса игнорировать обнажившиеся мысли и чувства напарника. Все перевернулось с ног на голову, и смятение собственных ее чувств мешалось с теплотой и безумной, трепещущей нежностью его губ. Вся ночь в до безумия жарких, прожигающих до костей руках Чонгука летела и мчалась как карусель. Не было никаких мыслей, было одно только чувство, эйфорическое и щекочущее внизу живота, трепещущее по ниточкам нерв вдоль позвоночника. Воспоминания были обрывочные: скомканный, слишком откровенный для них, разговор в прихожей, его странные, сбивающие с толку слова, его взгляд, поцелуй... а затем мешанина из рук, губ, языков, сбитый с полки горшок гортензии, порванная одежда, простыни и снова руки, губы, плечи, темнота и тепло. А потом пустота и холод. POV Ли Хе Джин Я снова проснулась из-за сквозняка. Было не по себе. Я еще ничего не помнила, только всем телом ощущала пропажу тепла, мягкого, безопасного и необходимого. Мерзкий, сковывающий холод ходил по квартире, слабым ветром лизал пятки и проползал под одеяло, обхватывая склизкими объятиями грудь и горло. А потом я открыла глаза и вместе с резким, но тусклым пасмурным светом нового дня в сознание врезались смятые простыни и воспоминания о прошедшей ночи. Его здесь уже не было. Комната не дышала, тишина пожирала воздух в лёгких, и покачивающиеся шторы невесомым касанием напоминали о кошмарах, которую неделю не дававших выспаться: о ледяных пальцах, об игле, о застывших, потянутых мутной пеленой, глазах омег, о яде, кровавых язвах на месте метки, изможденных, измученных агонией телах, и о знакомом шраме на щеке. Было похоже на то утро, когда приснился первый кошмар. То утро, когда она вымокла под дождем, поговорила с Намом, а потом чуть не умерла. Приподнявшись на локтях и окинув комнату взглядом, я не смогла сдержать усмешки. Ну надо же, какая я, оказывается, простая. Еще хуже, чем думала. Хотя теперь я вообще не думала. Все самое важное было кристально ясно - Чон Чонгук не счел нужным оставаться ни ради "продолжения", ни ради объяснения произошедшего. И это само по себе было лучшим объяснением. Детали не играли роли, что там его побудило, что он думал или почему не разбудил и даже не написал записку - все это было не важно. Мы переспали и он ушел. Вот и все что было теперь известно и правдиво. Я сама вздрогнула, когда услышала пронзительный, высокий смех, не сразу понимая, что этот надрывный, ломающийся голос - мой. Секунду я удивленно глотала воздух, а затем разразилась оглушительным хохотом, сгибаясь пополам и падая на постель. Не помню, когда последний раз смеялась так, взахлеб, надсадно. Сама не заметила когда хохот превратился во всхлипы и остервенелые рыдания, зарывшись в подушки и вцепившись в собственные волосы, будто бы это могло хоть чуточку отрезвить или облегчить осознание, я, как жалкий, неуравновешенный подросток, вжималась в кровать и выла, выла, выла что есть мочи. Смех все еще прорывался сквозь ничтожные всхлипы и нытье, пугая меня саму и, наверняка, слышавших все соседей. Пожалуй, на их месте я бы вызвала санитаров. Его запах еще не выветрился, он был повсюду в кровати и на мне, путая мысли и чувства, мясорубкой пережевывая все внутренности. День назад я думала, что это предел, что у меня уже не осталось сил, что я устала и больше не смогу. Что я бесполезна, бессильна и беспомощна. Но теперь я знала, что до конца тогда было еще так далеко. Вот теперь, думала я, я на краю, на самом глубоком дне и давление нового дня просто раздавит меня. В ту минуту я подвинула подушку и моя рука случайно наткнулась на спрятанный под ней глок. Это были лишь несколько мгновений, страшных и безумных, но я достала пистолет и отрешенно уставилась на оружие в своих руках. Я не думала ни о чем, только держала в немеющих руках пистолет, не сводя опухших расфокусированных глаз с глока. А затем щелкнула предохранителем. Клик тугого курка прозвучал как оглушительный удар гильотины о плаху, и пистолет тут же выпал из моих рук. Только теперь они задрожали, и я ощутила жуткий холод и дикий, животный страх от осознания, что я чуть было не сделала. Лицо, стянутое высохшими слезами, перекосило, и я почувствовала, как к горлу подкатывает рвота. Спустя пятнадцать минут я стояла у маленького зеркала в ванной. Выглядела жутко. Впрочем, представительный вид мне не требовался, я только шла забрать свои вещи и получить псевдоназначение - чтобы не мешала настоящим, способным вести дело, детективам работать. За десять минут я помылась, оделась, взяла табельное оружие, на случай если его все-таки потребуют сдать, значок и пропуск и вышла из дома. Конец POV Ли Хе Джин. - Ты опоздала, - приветствие Хосока показалось Джин не слишком дружелюбным, но она только неопределенно пожала плечами и выдавила неразборчивое "доброе утро" в ответ. Но друг не ответил. Они дошли вместе до ее рабочего стола и Джин, не обращая внимания на Чона, начала перебирать бумаги у себя на столе. С минуту он молча сверлил ее взглядом, непривычно серьезно нахмурив лицо, а затем внезапно сказал: - От тебя воняет Чонгуком. - Хе Джин вздрогнула от того, как жестко и безапелляционно, почти безжалостно прозвучали эти слова, - Что произошло? - Все в порядке. - Ты понимаешь что это самая тупая ложь, какую ты могла выдать? - Хосок потихоньку вскипал, - от тебя не просто пахнет, и даже не воняет, нет, от тебя пасет Чоном. И любому взрослому человеку на ум придет только одна очевидная причина, так что если только ты не- - Мы переспали. - не дожидаясь продолжения фразы, она подняла жесткий взгляд на друга, - Мы переспали вчера ночью. - Ч-чего? - Хосок был так ошарашен что, казалось, подрастерял весь свой суровый пыл отеческой строгости, - Вы с ним? Вчера? Ты сейчас серьезно?? - Сам же сказал, что любому взрослому понятно чем мы занимались, - угрюмо ответила Джин, возвращаясь к разбросанным по столу документам и с остервенением сгребая очередную порцию бумаги в нескладную кучу. - Но.. Черт возьми! Вы- вы так себя - Все как обычно, Хосок. Такое случается. Это не означает ни конец света, ни скорую свадьбу, просто переспали и переспали. - Да ты шутишь что ли?! Джин ты от альф шарахаешься сколько я тебя знаю и тут вдруг- - Я ни от кого не шарахаюсь! Я способна за себя постоять! - гнев выдавал в ней уверенность в обратном и она это знала. - Я не о том говорю, Джин, за эти несколько лет ты даже не смотрела в сторону альфы с малейшим намеком на сексуальный интерес. А теперь ты так просто переспала с напарником, Чон мать его Чонгуком, с которым вы обычно грызетесь как две бешеные псины, и говоришь мне что "это ничего не значит"? Ты за кого меня держишь?! - Хосок, чего ты сейчас от меня хочешь услышать? Да, я держусь подальше от альф, потому знаю, чем это может быть чревато. Да, вчера я была не в себе. Да, я поддалась эмоциям и совершила ошибку и теперь, проснувшись в пустой постели, осознала её. К сожалению, не своевременно. "чревато"? это чем же... - Я не... Он что, просто ушел? - не веря в подобную чушь дернул рыжей головой Хосок. Нет, этого быть не могло. Он видел, как Чонгук смотрел на Джин. Вся его агрессия - очевидная ревность, грубость - неумело скрываемые смущение и влечение, попытки доказать свои независимость и безразличие при том, что тот оказался буквально обмотан вокруг пальчика Джин. Чон был влюблен в нее, это было ясно как день и абсолютно не вязалось с таким раскладом. Конечно кузен у него тот еще козлина, но чтобы так... - Да, просто ушел. - Нет, я не понимаю. Это просто.. тупо, я не понимаю, какого хрена он ушел и не- - Что непонятного, Хосок! - грубо оборвала Хосока Джин, отбросив бумаги в другой угол стола. На мгновение ему показалось, что в глазах ее стоят слезы, - Это была ошибка, может, он осознал это раньше, а может, знал с самого начала. Не важно. Все кончено и никогда не повторится, вопрос закрыт. Хосок все еще не понимал, как это могло случиться. Может, идиот просто испугался? Или, может, его резко куда-то вызвали? Но не похоже что здесь, в участке, он был сильно кому-то нужен. Причин могло быть много, но все их опровергало одно - его поведение. Чон Чонгук, мрачный и злобный, почти так же, как когда только вернулся с обыска злосчастного склада, носился по офису и со страдальческой гримасой, как магнит с противоположным полюсом, шарахался от стола Джин. Хосок обернулся в поисках Чонгука, словно хотел проверить, не привиделось ли ему скверное настроение кузена, и тут же столкнулся с ним взглядом. Глаза Чона буравили его так, что рука Хосока чуть было не дернулась к кобуре. - Не нужно, - вдруг подала голос, тихий и уставший, Джин, - я не хочу этого. Оставим его в покое, чтобы и он оставил нас. После этого дела меня в любом случае либо переведут, либо просто назначат другому напарнику. Ну, или понизят. - Все будет в порядке, - опуская руки на плечи черного женского пиджака, отозвался Хосок, - тебя, конечно, не понизят. Ты хороший коп. - Я провалилась... во всем, Хо, - чуть мотнув головой выдохнула она и зарылась длинными пальцами в волосы, - все, все обвалилось как несуразная пирамидка из детских кубиков. Все это так нелепо... - Все будет хорошо, - только повторил Хосок, приобнимая ее и устраивая все еще слегка пахнущий табаком подбородок где-то на макушке. В общей суматохе участка их странный, печальный краткий разговор не замечали, но и самим им чужие бестолковые мысли или разговоры были безразличны. Холодный, сырой из-за только остановившегося ливня, сквозняк гулял по полу и звонко ухал в коридорах, но не он заставил Хе Джин поежиться. Язвительный, мрачный, такой не похожий сам на себя, голос раздался в нескольких метрах от них, заставляя рой мурашек пробежаться по спине. - Милуетесь, - злобно протянул почти нараспев Чонгук, не сводя каких-то диких, черных глаз с двоюродного брата и напарницы, без пяти минут бывшей. Испуганные внезапным желчным замечанием Чона, они оба застыли, малость отодвинувшись друг от друга и почти симметрично повернув к тому головы, - А ты молодец, Хе Джин, быстрая. Зачем ограничиваться одним перепихоном, если можно организовать сразу еще? Может даже не один, а? Парочку, троечку? - Чонгук, - отчего-то его имя у Хе Джин вышло неуверенно, скомкано и хрипло, - что ты- - Не знал, что ты так "популярна", - но он не собирался останавливаться или выслушивать её "оправдания", - тебе стоит лучше рекламировать свои услуги, знал бы я раньше о такой приятной опции партнерства с омегой вроде тебя - непременно воспользовался бы, знаешь, - он мерзенько выгнул бровь, сгибая пальцы в неоднозначном жесте и не теряя покореженного оскала. - О чем т- Хосок! - Джин, ошарашенная поведением напарника, еле успела вовремя среагировать и перехватить рванувшегося к брату Хосока, - Не надо, Хо! Пожалуйста, не надо! - Ммм, ну и как она тебе? Лично я бы не назвал ее крышесносной, но знаешь, я не слишком привередлив. Ну, а ты-то ведь наверняка давно её трахаешь, приноровился небось, а? - Закрой хлебальник, Чонгук - проревел Хосок, обращая к их троице несколько встревоженных взглядов. Но он не мог. Мерзость за мерзостью валились из его рта как желто-зеленый гной из раны. Он не должен был, но хотел, так хотел этого. Хотел сказать ей все, назвать вещи своими именами. Хотел показать - она для него не больше, чем он для нее, он не проиграл. Нет, он не жалкий волокущийся мальчишка. У него есть гордость и она не задета её "игрой". Он не будет бегать за ней и потакать её интрижкам, он не будет мальчиком на ночь. И этого он не мог тоже. Он так и не смог сказать ей это в лицо, посмотреть в глаза. Все это время он смотрел только на Хосока, на его играющие желваки, сжатые до предела кулаки и выдвинувшуюся от гнева челюсть. Только эта ярость - отражение его жалких потуг сохранить чувство собственного достоинства, и безумный гнев на разбивающий сердце обман давали найти силы продолжать эту бессмысленную ахинею. - Не знал, что ты такой чувствительный. Собственник в постели? Ну, брат, ты не должен винить других в блядстве своей потаскухи, знаешь? - Чонгук сам не знал, успел ли он договорить самые, пожалуй, омерзительные слова, когда-либо относившиеся к Джин. В тоже мгновение в его и без того перекошенное от желчи лицо врезался кулак Хосока. - О Господи! - Я нахрен прикончу тебя, - разъяренный, весь красный, почти под цвет своих волос, старший Чон увернулся от рук пытавшейся их остановить Хе Джин и ловко, предупреждая ответный удар альфы, припечатал того еще одним ударом в лицо, - Ты, кусок дерьма, давно мне на нервы действовал, но на этот раз я тебя размажу, и никакой устав мн- - Остановитесь! - Смотри какой благородный! - снося старшего, проорал, теряя остатки напускной холодности, Чонгук и со всей дури врезал тому в живот, - Каково это, знать что я трахал твою сучку? - НЕТ, ХВАТИТ! - вопли Джин, до этого тонувшие в их собственных криках и злобе, отвлек обоих Чонов лишь на секунду, но её Хе Джин хватило на то чтобы мертвой хваткой вцепиться в Хосока и, стиснув его грудь, оттащить на несколько сантиметров от Чонгука. Словно очнувшись, остальные наблюдавшие тут же ринулись на подмогу разнимать кузенов. Но многих усилий не потребовалось. Внезапно уставившись на Хосока и Хе Джин, Чон застыл, обхваченный несколькими парами мускулистых рук полицейских: Джин, приобнимая друга дрожащими руками, перепуганно осматривала старшего Чона и осматривала пару мелких ссадин, оставшихся на его руках и лице. Этого зрелища Чонгуку хватило чтобы, кажется, окончательно обезуметь от злобы, от накрывавших с головой мерзких, больно царапавших легкие, чувств и в тоже время успокоиться. Здесь ему больше не было места. Он рявкнул "Пусти" кому-то справа от себя и, вырвав руки и плечи из плена, не оборачиваясь вылетел из участка, не замечая на себе испуганный и побитый взгляд Хе Джин. Никто так и не произнес ни слова. Вся комната утопала в запахе злобы альфы, еле скрываемой ревности и чего-то еще, очень горького и резкого, так что дышать было трудно. - Пойдем в лазарет, - выдохнул, почти не раскрывая рта, Хосок. - Тебе плохо? - Нет... тебе нужно подышать... другим воздухом. - он и тихо и неторопливо добавил, - Нам нужно. В тишине небольшой каморки оборудованной под комнату отдыха и медпомощи, где перегорела лампочка и единственным источником света был свет коридорный, просачивавшийся из открытой двери, она обработала Чону руку и пару ссадин на лице. В остальном, как сказал Хосок, все было в порядке (да и это "просто царапина да синяк"). Запах спирта, резкий и едкий, отрезвлял и прояснял мысли. Но эти трезвость и ясность не давали ни утешения, ни решения, и они просто сидели и молчали, устало опустив плечи, его рука все еще в ее, тихонько согревая кончики холодных пальцев. - Поехали к Юнги, - не поднимая глаз, наконец нарушил тишину Хосок, - я обещал его навестить и он... будет рад тебе. Она подняла голову, но на усталом лице с подсмазавшимся, скрывающим фиолетовые, ало-синие кровоподтеки макияжем, не было никакого выражения. Джин так и не сказала ничего, только кивнула, промычав что-то неразборчивое и, тяжело вдохнув, устало закрыла лицо руками.