«что с тобой?»
Тэхён Чонгука не щадил: «перетрахался, не могу сидеть» «играй лёжа», — отправил Чонгук, мысленно добавив несколько смайликов, бивших себя головой об стол, а Тэхёна — об стену. «лёжа до клавы не достаю» Чонгук до клавиатуры дотягивался в любом положении. «не хочешь играть так и скажи», — набрал он, потом стёр. «настолько хороший был секс, да?» — набрал, потом стёр. Надо было придумать, как убить вечер. Чонгук уже настроился на «Овервотч» с Тэхёном, и ничего другого на ум не приходило. Спросить его? Это же он виноват, что Чонгуку нечем заняться!«что ты делаешь?»
«пытаюсь уснуть» Тэхёна стало жалко: ему сейчас так же скучно, как и Чонгуку, только он в придачу ещё и не может сидеть, если не соврал. Интересно, а ходить он может? До магазина дойдёт в случае чего?«тебе может что-то нужно?»
«у тебя обезбол есть?» О чёрт.«скажи адрес»
«я пошутил»«адрес говори»
«только если у тебя есть кеторолак»«ага, давай»
Чонгук понятия не имел, где взять обезболивающее поздно вечером без рецепта. Он решил, что отведёт Тэхёна в клинику. Надо только добраться до места и убедиться, что Тэхён не пошутил. Ей-богу, пусть он пошутил. Пока ехал, пришло сообщение с паролем от цифрового замка: «если буду спать когда ты придёшь просто оставь таблетки и сваливай ОК?» Квартирка-студия оказалась маленькой и самой обычной. Не гнездо разврата. Ни надувных фаллосов под потолком, ничего. Правда, у кровати горел один только ночник, и, возможно, во тьме что-то этакое пряталось. Тэхён лежал ничком под одеялом. Не спал. И сразу понял, что Чонгук с пустыми руками. (Вообще-то нет, но неудобно было вытаскивать прихваченный из дома парацетамол — обсмеют.) — Нахера ты припёрся? — К врачу тебя отвезу. — Тогда ни одного раунда в «Овервотч» с тобой больше никогда не сыграю, — слишком отчётливо для больного проговорил Тэхён. Можно было пожертвовать ради Тэхёнова здоровья, но тот смотрел так, словно собирался Чонгука ещё и возненавидеть. К такой жертве Чонгук был не готов. — Ладно, как тебе помочь? Тэхён кусал губы: — Ты когда-нибудь… представлял себе… что пальцы в меня засовываешь? — Что? ЧТО??? — Сегодня у тебя есть шанс. — У тебя крыша поехала? Мне тебя везти не в обычную больницу, а в дурку? — Там… намазать надо. Не хочешь — не заставляю. — А ты мог без подстёбывания попросить? Где мазь? Мазь была в аптечке в ванной. Чонгук долго мыл руки. Хорошо, что ногти вчера подстриг. Когда вернулся в комнату, Тэхён по-прежнему лежал под одеялом. Надо было с него это одеяло снять. И пижаму, если он в ней. Чонгук медлил. — Если будешь так стесняться, тебе никогда никто не даст, и ты помрёшь от недотраха. — Если будешь так стебаться — я тебе не помогу, и ты помрёшь от геморроя! — Чонгук рванул одеяло на себя. Тэхён был без пижамы, совсем-совсем голый, но Чонгук не успел по этому поводу ахнуть, потому что Тэхён был весь в синяках. Весь. Живого места не было. — У тебя от отёков есть? — Чонгук пытался говорить спокойно. — Или этой же мазать? — Нет, есть специальная. В аптечке. Хорошо, что был повод выйти на минуту из комнаты и сморгнуть слёзы. Обнажённый Тэхён был красивый, Чонгук успел увидеть. Но он… не так хотел. Чонгук решил сначала обработать синяки. Он старался максимально аккуратно, но Тэхён всё равно шипел сквозь зубы и задерживал дыхание. Кое-где была запёкшаяся кровь. — Перекись? Ватные тампоны? Пластырь? — В аптечке. Ещё одна минутная передышка. Какого хрена, Тэ. — Перевернёшься на спину? — Зачем? — Спереди ведь тоже есть? — Там я сам уже намазал. Синяки и кровоподтёки кончились, осталось самое трудное. Чонгук боялся туда смотреть, боялся там трогать, он хотел, чтобы ничего этого не было и всё оказалось дурным сном. — Я буду орать, — предупредил Тэхён. Так, сначала стереть засохшую кровь перекисью. Теперь нанести мазь на пальцы. Почти как смазка, но Чонгук… не так хотел. — Раздвинь ноги. Как будто осторожно растягиваешь партнёра, ничего сложного, только нельзя сильно разводить пальцы. Тэхён не орал, он вжал лицо в подушку. Ффух, вымыть руки. И лицо. И укрыть Тэхёна — он так и лежал без одеяла. — За мной долг, отдам, когда поправлюсь. — Какого хрена, Тэ? — не выдержал Чонгук. Имя, которым он про себя называл Тэхёна, само вырвалось. — Что, после такого не прикоснёшься ко мне? Расхотел? — Ты мой друг, иди нахер со своими долгами. — Я сходил уже… неудачно. Чонгук сел на кровать: — Что случилось-то? — Ничего. Кто бы сомневался. Когда ничего не случается, то обязательно лежишь потом весь в синяках не в состоянии пошевелиться. — Бросай эту работу, Тэ. — Как тут бросить, если у меня персональный медбрат такой симпатичный. Когда-то Чонгук готов был отдать что угодно за то, чтобы Тэхён с ним пофлиртовал и назвал его симпатичным. Сейчас он отдал бы что угодно, чтобы вот этого ничего не было. — Тебе, наверное, будет неудобно сегодня спать не одному? — Ты ляг, а там посмотрим. Вон туда, на край, но чтобы я дотянулся. Чонгук послушно лёг, Тэхён взял его руку в свою. Некоторое время они молча смотрели друг на друга в свете ночника. — Хочешь поговорить? — наконец спросил Чонгук. — Расскажи мне что-нибудь. Чонгуку ничего не пришло в голову, кроме: — Моя мама, когда у меня были ушибы, говорила: «У кошки болИ, у собачки болИ, а у нашего Гуки не болИ»… У кошки боли, у собачки боли, а у нашего Тэ не боли. Тэхён отвернул голову от Чонгука. Было не слышно, как он дышал, но спина поднималась и опускалась как-то неровно. Зря Чонгук про кошку и собачку. Может, у Тэхёна когда-то было домашнее животное, и ему тяжело об этом вспоминать? Мама ещё дула на больное место и целовала синяки и ранки, но это было бы немного слишком. Чонгук, не выпуская из ладони чужую руку, стал гладить её большим пальцем: — У нашего Тэ не боли… У нашего Тэ не боли. Он так и не понял, кто первый уснул.