С чего ты взял?

Клиенты с прежней работы не ходили к Тэхёну в кафе. Кофе им, вероятно, варили секретарши. Пожалуй, и снять шлюху, и забежать за своим американо могли только мальчики-мажоры. Кстати, у стойки и в постели они вели себя одинаково: не стесняясь обсуждали качество оказанных услуг — типа атмосфера в заведении не очень, потому что из кухни пахнет едой (а чем должно пахнуть в кафе — мертвечиной?), а ты стой и улыбайся, слушая всё это. Впрочем, те конкретные богатые детишки, которые заходили к Тэхёну повыпендриваться перед своими девушками хорошим вкусом, были ему с прежних времён незнакомы. Тут у него были одни «постоянники», там другие. Два множества «случайные клиенты» тоже между собой не пересекались. Клиенты с той работы не закупались в недорогих супермаркетах. Они не стаптывали свои драгоценные ноги об асфальт улиц. Но они, блин, тоже состояли из воды на восемьдесят процентов, хотя, если б кто спросил Тэхёна, лучше б они высохли. Потребляли они, естественно, воду в самых дорогих стеклянных бутылках. Тэхён глядел на такую бутылку в руке клиента с тоскливой безнадежностью, как смотрят на падающую чашку: не успеешь подхватить, осколки вот-вот разлетятся по полу кухни. Они с Чонгуком шли за грёбаным мороженым, а этот топал по парковке магазина к своей машине, помахивая единственной покупочкой. Пить, видите ли, захотел. Такая жажда, такая жажда, что только в их с Чонгуком ближайший магаз зарулить. Клиент заметил его, перестроил свою траекторию и двинулся наперерез. Тэхён слабо понадеялся, что по пути какая-нибудь тачка на парковке его собьёт. Но не судьба, — поздно подхватывать чашку, она упала давным-давно, и осколки разлетелись по всей жизни. — Привет, малыш. Тэхён не стал здороваться. Была бы его воля, кто-нибудь из них троих тут же исчез бы, неважно кто, можно было даже разыграть очерёдность исчезновения в камень-ножницы-бумагу. На всякий случай он выпустил руку Чонгука, вдруг тот захочет испариться сам. — Не могу тебе дозвониться. — Сменил номер. — Дай новый? — Клиент полез за мобильником в карман. — Нет. Разговор был окончен, и тут до Чонгука дошло. — Его? — только и спросил Чонгук. О чёрт. — Нет, — Тэхён схватил его за обе руки. Он не был уверен, насколько всерьёз сам Чонгук принимал их любимый мем, но у того в глазах начинали опасно мигать красные лампочки. Надо было убрать возможный труп из его поля зрения, и Тэхён прорычал, что первое пришло в голову: — Мой парень — боксёр и жутко ревнивый. А ну слюби отсюда, пока я его держу. Клиент удалился с оглядкой, пробормотав «ну пока, малыш», и Тэхён заторопился, не выпуская Чонгуковых рук: — Этот был ничем не хуже других. Ты не сможешь убить их всех. А я не хочу, чтобы моя вторая подушка оказалась сегодня вечером в полиции, у меня план с ней спать. Чонгук смотрел с замешательством, будто спрашивая: «Неужели ты не хочешь, чтобы я его?..» Но этот был всё-таки хуже других: он не мог не пнуть напоследок за своё позорное отступление. Проезжая мимо них к выезду с парковки, он опустил стекло и крикнул: — А твоему ревнивому парню нормально со шлюхой? — засмеялся и поднял стекло. Тэхён был очень терпеливый. Ещё со школы, когда о нём за глаза, а позже и в глаза говорили гадости, которые в основном были правдой. Но тогда рядом с ним не было человека, которому нельзя было слышать эти гадости, в смысле, правду. Тэхён с первой встречи с Чонгуком делал вид, что он немножечко лучше, чем есть на самом деле. Немножечко не считается. И при этом он всегда прямо называл себя этим именем, так что он Чонгуку не врал! Да Тэхён и сам собирался ему сказать, и очень скоро. «У меня есть обстоятельства, несовместимые с жизнью с тобой». Но зачем уж так-то? Тэхён был очень крепкий снаружи и очень хрупкий внутри. Внешняя оболочка стояла целёхонькая, без единой морщинки, пока внутри с грохотом рушились перекрытия. Все перегородки, за которыми он прятался от гадкой правды; все заботливо возведённые стены, которыми он отгораживался от слов в свой адрес, рассыпáлись в кирпично-цементную пыль. И в пустоте громким эхом отскакивало от всех поверхностей мерзкое название, которое Тэхён давно приучил себя выговаривать чётко и с улыбкой. Шлюха. Он первый выпустил руки Чонгука. К горлу подкатила тошнота, во рту стало сóлоно. Выблевать из себя весь этот строительный мусор, выкашлять эту кличку. Тэхён отошёл к урне, наклонился, и его вывернуло. На глазах у Чонгука, ну и плевать. Ох, и на руках у Чонгука — тот подхватил сзади. А когда Тэхён наконец выпрямился, то обнял за плечи. В глазах ни отсвета красных лампочек, только внимание и беспокойство. — Пойдём домой. Если это вирус, то тебе всё равно нельзя мороженое. Вирус, боже. Домой. Мороженое. Какой-то параллельный мир. Ты поблевал от отвращения к себе, потому что встретил клиента, под которого ложился за деньги, а тебе вот такому предлагают выбрать между «домом» и «мороженым». Небось ещё собираются лечить парацетамолом, как в рекламных роликах. А ты хочешь выбрать всё, дом-мороженое-одеялко из рекламы, и ещё чтобы шею шарфом замотали, но ни на что не имеешь права. Хотя бы потому что ни хрена не болен. — Это неизлечимо, Гуки. — Голос после рвоты был такой, будто Тэхён наелся наждачной бумаги. — Я с этим живу. Чонгук глянул дико «у тебя СПИД что ли, а ты мне не сказал», но Тэхён покачал головой. Иногда Чонгук соображал довольно быстро. Как в тот раз «кого мне убить» — вспомнилось некстати. — Тэ, не слушай эту сволочь. Ты не шлюха. Кому ты веришь, мне или ему? — Себе — есть такой вариант? — Да, если только ты не говоришь себе, что шлюха. Это неправда. — Ну, как бы, я долго ею был… — Ты никогда не был. Это оскорбление. И мы с тобой не педики, а геи. А ты работал проститутом, а не шлюхой. Тэхёна всё сильнее отвлекала от спора рука на плече. Чонгук был так близко, что должен был чувствовать запах блевотины. Тэхён попытался высвободиться. — Отодвинься, от меня разит как из помойки. — Всё нормально. «Твоему ревнивому парню нормально…? — Всё нормально». «Кому ты веришь, мне или ему?» Тэхён поверил не столько словам, сколько руке на плече. — Гуки. — Что? — Тогда мне шоколадное?..