С чего ты взял?

Они ничего не обговорили перед тем, как с разбегу нырнуть в отношения: кто сколько денег вносит в бюджет, кто что делает по дому. Чонгук мог тянуть расходы и сам (хотя Тэ немного вкладывался), мог сам выполнять домашние обязанности (хотя Тэхёна можно было впрячь, только нужно было напоминать), но его гораздо больше волновал вопрос, который было непонятно как задать. «Слушай, тебя не затруднит, кстати, хранить мне верность? Это всё, спасибо, больше никаких условий». Дело осложнялось тем, что сам Тэ мог запросто сморозить: «Если тебе мало секса, ты можешь добрать с другими». Чонгук всегда отнекивался, но как самому ограничить того, кто предоставляет столько свободы? Нет, Тэхён никак не проявлял влечение к другим мужчинам (и женщинам), но Чонгук всё равно ревновал — и ненавидел себя за это. Нет, он был уверен, что Тэхён не причинил бы ему боль нарочно, но всякое бывает. Бывают свободные отношения. Бывают люди, которые не считают измену существенной. Бывают такие, для кого секс не значит ничего, и из-за этого факта они готовы раздавать его другим просто так. И что хуже всего, влюблённость с первого взгляда тоже бывает. Дело ещё больше осложнялось тем, что Тэ врал. Чонгук не пытался его поймать, но порой натыкался на несовпадения в Тэхёновой небрежной лжи, и они кололи, как шероховатости плохо отёсанной доски: «Я сегодня съезжу к себе, надо найти кое-что», а позже вечером: «Ну, нашёл? — Что?» Не проводить же расследование — наверняка какая-нибудь ерунда. Но эта заноза, которую вовремя не вынули, сидела внутри и понемногу воспалялась. Тэхён сам говорил о себе: «Я вру». Ну, уговаривал себя Чонгук, это он так общается с миром — врёт. Но было обидно, что и Чонгуку — тоже. Заноза потихоньку гноилась. И Тэ улыбался всем: посетителям кафе, продавцам в магазинах, соседям около лифта. Его улыбка гасла только наедине с Чонгуком, когда он позволял себе быть собой. Чуть усталое выражение лица с опущенными вниз уголками рта было для Чонгука не менее драгоценным, чем та маленькая улыбка, которую иногда удавалось увидеть, хотя Тэхён её застенчиво прятал… но не мог бы он, пожалуйста, улыбаться всему остальному миру не так ярко? Завести разговор неожиданно помог человек, которого Чонгук даже не назвал бы «своим бывшим». Ну, знаете, как это бывает, когда вы однажды оказались на одной тусовке, вы оба геи, и ты думаешь, а вдруг у вас что-то получится, но после первой же ночи становится ясно — нет, и не потому что он курит, а потому что без спросу взял твоё любимое блюдечко под пепельницу. Вы расстаетесь с облегчением (и с небольшим сожалением о том, что опять не судьба), но оттого что вы однажды переспали, тактильность, которая бывает между любовниками, навсегда остаётся с вами… с одним из вас, для которого границы всё равно что не проведены. Эта самая не судьба имела привычку трогать Чонгука, когда они изредка пересекались: лезть пальцами в волосы и лохматить их, мимоходом оглаживать бедро («Ого, ты всё ещё качаешься?»), шлёпать по заднице… Посмотреть со стороны — то ли один парень клеится к другому, то ли просто не умеет застёгивать на своих мыслях ширинку. Вот Тэхён со стороны и посмотрел. — Я могу переночевать в своей квартире, — как бы между прочим бросил он, когда Чонгук подошёл к нему в очередной раз за вечер. Чонгук сперва даже не сообразил, в чём дело. Тэ давно не выражал желания спать один. — Почему? — Ну… тебе посвободней будет. Что за бред! «Поодинокей» Чонгуку будет. — Что ты имеешь в виду? — Ну… тот чел подбивал клинья к тебе, ты вроде не пресекал, — пожал плечами Тэхён. — Я подумал, вдруг тебе сегодня площадь нужна. Чонгуку стало стыдно: он-то привык не видеть в этом ничего такого, но если бы какой-нибудь козёл лапал Тэ похожим образом, то вопрос «кого мне убить» решился бы сам собой. И ещё — это было сказано слишком безразлично даже для Тэ. Он что, ревновал? Правда ревновал? — Нет, — твёрдо ответил Чонгук. Ревность от человека, который всегда казался равнодушным к этой стороне жизни, это лестно, но душевное равновесие Тэхёна дороже. — Хочешь втроём? — не понял Тэхён. — Хочу вдвоём. — Вы в спальне, а я на диване? — Стало видно, что спокойствие, с которым Тэ вёл диалог, давалось ему с усилием. У него было всегда так: чем ему было труднее, тем шире он растягивал рот. — С тобой! Тэхён перестал улыбаться — хороший знак. Чонгук поспешил дальше: — Он мне вообще никто. Ладно, это была не совсем правда. Чонгук гордился тем, что он-то никогда не врал. Ради честности пришлось уточнить: — Мы пробовали один раз, до того как я встретил тебя, и у нас ничего не вышло. Он просто липучка. И вот она, неуверенная улыбка. Не убегай от глаз, пожалуйста. Чонгук попытался удержать её поцелуем, не страстным, а простым улыбкозакрепляющим. И вот сюда, в уголок рта ещё. И она не исчезла! Чонгук чувствовал себя слишком виноватым, чтобы оставаться на тусовке, так что они отправились домой рано и трезвые. По дороге Тэ, видимо, думал свою всегдашнюю дурацкую мысль. Он вдруг спросил: — Тебе, может, не хватает чего-то в постели? Положив руку на сердце, Чонгуку не то чтобы не хватало, но… Тэхён, как ни странно, был очень консервативным в сексе. Даже застенчивым. Так, он до сих пор не разрешил «найти его простату». Чаще всего они просто дрочили друг другу. Чонгук не позволял себе просить о том, что Тэхёну не нравилось, но была одна вещь, про которую Тэ не упоминал, что не любит, и Чонгук решился её озвучить: — Хочешь побыть сверху? Тэ сперва не понял: — Я же и так всегда сверху?.. — Нет, в прямом смысле. Физически. Вид у Тэхёна стал прифигевший. — Ты пробовал так? Тебе понравилось? — спросил Чонгук. — Не особо. — Но ты кончил? — Ну да, — ответил Тэхён с выражением «а что было делать?» — Не хочешь… со мной? Тэ посмотрел искоса: — Если я откажусь, ты себе ёбаря найдёшь? — Нет, конечно. — Ты сам-то раньше?.. — Э-э, один раз. — И как? — Ну, я кончил. — Чонгук, в отличие от Тэхёна, считал, что «понравилось» и «кончил» — синонимы. Тэ поглядывал на него сбоку: — Зачем тебе это? — Хочу тебе отдаться. Чтобы ты взял меня. Хочу стать твоим. — Гуки, — медленно, словно разъясняя дорогу пьяному, начал Тэхён. — Я могу, если тебе там было как-то особенно офигенно и ты хочешь испытать этот кайф снова, хотя не обещаю, что у меня получится дать его тебе. Но эта фигня не сделает тебя моим. Потому что если бы это было так, то я сам уже лет десять принадлежал бы не себе, а хрен знает кому, сечёшь, да? Когда Тэ успел стать таким умным? Если дело касалось отношений, у него была такая каша в голове, что Чонгук всегда считал себя мудрее, а тут вон как вышло. — Я хочу, чтобы ты считал меня своим, — попытался объяснить он. — И если ты видишь рядом со мной навязчивого типа, то говорил бы не «минуточку, сейчас освобожу вам помещение», а «отвали от моего парня». И, — Чонгук глубоко вдохнул, — чтобы я сам тоже мог так говорить в подобной ситуации. — А, ну окей. Всё, ты мой. Вот так просто оказалось стать Тэхёновым по дороге домой в неоновом свете вывесок. — А ты? — А я твой, — сказал Тэхён с выражением «ты глупый, что ли?» — Давно уже. Ты не заметил? — И мы не изменяем друг другу? — обрадованно спросил Чонгук. — Если ты специально не попросишь. Можешь меня ревновать. «Я и так». — Ты тоже. Тэхён промолчал. — Попробуй произнести «Отвали от моего парня». — Что за тренинг? — хмыкнул Тэ. — Не можешь? — Гуки, у тебя всё через секс! Да мне плевать, с кем ты трахаешься. Мне не плевать, с кем ты… ну, как бы, засыпаешь и просыпаешься. Давай так: я ни с кем не трахаюсь, кроме тебя, а ты ни с кем не спишь, кроме меня. Договор был какой-то кривой (если его перевернуть, то выходило, что Чонгуку можно с другими парнями, а Тэхёну… с другими подушками?), но Тэ смотрел ему в глаза абсолютно серьёзно, и Чонгук протянул руку, чтобы скрепить: — Договорились. Маленькую улыбку всегда можно было отличить по тому, как Тэхён прикладывал усилия, чтобы уголки рта не ползли вверх, и от этого она неуверенно дёргалась. На улице нельзя было целоваться, но Чонгук попытался передать через рукопожатие: «Не убегай от глаз, пожалуйста». И, ура, она засветилась ровным светом, как разгоревшаяся лампочка! Тэхёнова ладонь в ответ тоже кое-что передала: своим теплом исцелила ранки от заноз, одела Чонгукову руку в защитную перчатку, в которой не страшно трогать неоструганное дерево. Да хоть гладить. Любимые же доски. Всё от этого человека — любимое. Пусть хранит свои секреты, не жалко. А если опять занозишься, в любой момент можно снова взяться за руку, которая всё залечит — теперь, когда уже точно «я твой, а ты мой».