С чего ты взял?

Когда Тэхён переодевался не сексуально, а по-домашнему деловито, Чонгук всё равно любил смотреть. И однажды заметил на руке маленькую круглую ссадину. Раньше её там не было. — Что это? — Голос был спокойным, и сердце тоже, потому что Чонгук ещё только начал догадываться, чем это может быть. — Ничего. Чонгук ждал, и Тэхён недовольно закончил: — Курил, задумался, по рассеянности ткнул сигаретой в руку. Это было странно, потому что Тэ в последнее время сократил эту свою привычку до минимума. Изредка его одежда и волосы ещё пахли сигаретами, но чаще нет. Когда Чонгук, обнимая, чувствовал сладкий аромат без примеси табака, то всякий раз шептал на ухо: «Ты вкусно пахнешь». Зная неуклюжие попытки Тэхёна ему угодить — со стороны Чонгука это настойчивое «вкусно» было манипуляцией. Но её можно было оправдать перед самим собой пользой для Тэхёнова здоровья. Ожог был слишком круглым для того, кто случайно задел и сразу отдёрнул. Или не ожог вовсе? У многих носителей именно с бляшек начинается. — Ты обработал? — Чонгук постарался, чтобы голос не дёргался и сердце тоже. — Сейчас пластырем заклею. На мне быстро заживает. Чонгук вспомнил недавнюю красноту на любимом тонком запястье — «обжёгся паром на работе». Посмотрел — точно, там уже сошло. — Будь осторожнее, а то тебя ожоги любят. — Ожоги и ты. — Я болючий? — пошутил Чонгук, чтобы отогнать лишние мысли. — А то! Когда тебя нет рядом, то ты у меня всё время болишь и чешешься. У самого Чонгука болело и чесалось красное пятнышко на Тэхёновой руке. Как ненавязчиво намекнуть на то, что «если у тебя СПИД, ты можешь мне признаться, я никогда тебя не брошу»? Надо бы погуглить, какого диаметра саркома Капоши, но слишком страшно. На помощь пришёл сам Тэхён совершенно неожиданным образом. На него была возложена стирка, и он не глядя загрузил всю Чонгукову одежду в барабан («у тебя всё равно всё одного цвета»), а одна из чёрных толстовок полиняла и испортила футболку. Тэ ведь не знал, что это была нарядная футболка. Потому что единственная жёлтая. Извиняться он не стал, но увидев, что Чонгук огорчён, предложил после того, как они вдвоём закончили развешивать вещи на сушилку: — Примирительный отсос? — Нет. — Пусть помучается. Футболку правда было жалко. — Тогда… примирительная откровенность? О, ради такого можно засунуть в машинку все белые вещи с чёрными на сто градусов и на полторы тысячи оборотов! Чонгук потащил его на диван, усадил, уселся рядом, приготовился. Тэхён предупредил: — Я отвечу на один вопрос. У Чонгука было много вопросов — все, копившиеся с момента их знакомства, — но он не колебался: — Скажи правду про тот красный кружок на руке. В этом не было никакого смысла, потому что они вместе получили результаты (отрицательные), но когда речь идёт о жизни любимого человека, смысл отступает перед иррациональным страхом. И Тэхёнов взгляд в сторону укрепил Чонгука в худших подозрениях. — Окей, — вздохнул Тэхён, не глядя на него. — Я сделал это нарочно. — Что? — не поверил Чонгук. Он ждал правды, но другой. А нарочно заразиться ВИЧ — разве такое бывает? — Что-что, ожог. — Зачем? — Привычка. Со школы осталась. — Ты в детстве курил? — Чонгук хотел спросить другое, но слишком растерялся. Правда оказалась не той. — Я ж рассказывал. — Тэхён скорчил свою фирменную гримасу «уголки рта вверх». — Я был плохим мальчиком. Курил и трахался. — Ты не виноват, — быстро сказал Чонгук. — Ни в том, ни в другом. Тебе не повезло. Фирменная гримаса дала трещину. Чонгук поскорее протянул руки: — Ты можешь плакать, иди сюда. Наверное, это было слишком прямолинейно, потому что Тэхён буркнул: — Сейчас мне не хочется, придурок. Чонгук поспешил прикинуться, что ничего такого не имел в виду: — А зачем ты специально прижигал в детстве руку? — Ну, как тебе объяснить… Помнишь, в нашу годовщину ты просил у меня прощения? Представь, что я бы тебя не простил. Что бы ты тогда делал? Чонгук и сам думал об этом. Это было бы ужасно, но надежда умирает последней, поэтому: — Пытался бы искупить. — Хм, ну вот, это как такой способ искупить. Тебе он не покатит, но у меня работает. — В чём ты виноват? — Ну мало ли… — Договаривай, — серьёзно сказал Чонгук. Может, есть шанс узнать, зачем Тэ изредка ездит к себе в квартиру. Что скрывается за «мало ли»? — Тебе не понравится. У Чонгука упало сердце, но он мужественно сказал: — Я не буду тебя осуждать, что бы там ни было. — И не будешь смеяться? Кто вообще смеётся, когда ему больно? Тэхён — может быть, но уж не Чонгук точно. — Не буду. — Ну блин, как объяснить-то… А, ты не поймёшь. Сеанс откровенности закончился. Он был с таймером, время вышло, — сказал Тэхён, но с дивана не встал, только немного отодвинулся, подтянул к себе колени и обхватил их. — Я же понял про искупление? Значит, и это пойму. — Чонгук готов был хвататься за что угодно, лишь бы расцепить эти руки. Хорошо хоть Тэ не уткнулся в ноги лицом, а упёрся подбородком в колено. — Ладно, это, ну. Помнишь наш прошлый раз? Тэхён, который не стесняясь произносил слова «секс», «перепих» и их более грубые синонимы, тут выразился так, что Чонгук не сразу сообразил, о чём речь. — Когда у тебя не получилось? Слушай, у всех бывает, я же тебе говорил! — Нет, я. Блин. Я правда не люблю это. — Секс? Или то, что у тебя не встал? Или… себя? — Ты обещал не смеяться, помнишь? Я не люблю спускать. Смешно? — Нет. — Ни капельки не было смешно. Тэхён заговорил быстро, будто пытаясь оправдаться: — В кино в этих сценах не показывают рожи мужиков — знаешь почему? Они жуткие. Не, у тебя не жуткое лицо, просто очень серьёзное. А вот мой… первый мужчина. У него было выражение, как будто он в этот момент может меня убить. Я всегда боялся, а потом такой: «Фух, пронесло». А в другой раз снова: «А вдруг сегодня? Фух, опять пронесло». Смешно? До слёз. Чонгук покачал головой. Тэхёна не пронесло. Ни сегодня, ни в другой раз. — И в борделе считалось, что кончить при клиенте — позорище. Мы ржали над ними, передразнивали, как они пыхтят и орут. Это было то единственное, в чём мы были выше их, как бы, да? И ладно, раз у нас аттракцион неслыханной честности, я, короче, когда у меня впервые случилось не во сне, я был подростком, оттирал пятно соуса со школьных брюк, поленился их снять. Сама эта фигня в первый раз ни фига не была приятной. Это было — ай! И всё. Как чихнул. Но я чувствовал себя так отвратно, будто облился грязью с головы до ног. Будто у меня мокрое и липкое не на ширинке, а внутри, понимаешь? Я потом, когда дрочил, иногда даже не спускал. Останавливался. А если спускал, то жёг себя сигаретами, чтобы выжечь эту грязь. Как бы искупление, ты же понял про искупление? — Я понял, — выговорил Чонгук. — Но почему ты после того раза? У тебя же не получилось. — Но я хотел. Мы ж тогда договорились, что я буду сверху. Я собирался тебя… победить. — «Победить»? — Ну, я в детстве думал, что секс — это вроде игры, где один — победитель, а второй — лузер. Я когда потом узнал, что оба могут выиграть в одном раунде, сначала не поверил, потому что, ну, это ж типа против правил, как если оба шахматиста одновременно победят. Знаешь, я даже у себя в голове придумывал параллельный мир, где люди вместо секса резались бы в шахматы или в видеоигры. У них бы в спальнях шахматные доски стояли или экраны с приставками. И вообще везде, не только в спальнях, а то мало ли где припрёт поиграться. Смешно? Всё ещё не было смешно. Всё ещё до слёз было. Маленький Тэхён, который изобретал себе вселенную без секса. Который отчаянно фантазировал про другой вариант развития событий — невозможный для него самого. — А потом, когда один клиент захотел, чтобы я его «победил», я так офигел! Надо было отказаться, но там как раз срок платы за жильё, неважно. Это было такое себе. Не супер. Я спустил, но… Потому что, блин. Короче, когда проигрываешь, то не считается, а я, ну. Потом ещё один такой клиент был, постоянник, так я после того, как он кончал, сам выходил в ванную и делал вид, что помогаю себе рукой. А потом ты появился со своим «кончай, сука, кончай». Ладно, без «сука», ты у нас всегда был сука вежливый. Ну, и я взял и перепридумал, что если ты не смотришь мне в лицо в этот момент, то не считается. — Не считается что? — Что я такой, — сказал Тэхён, опустив подбородок между колен. — Ну типа хорошие мальчики не трахаются. Не, тебя это не касается, ты всегда был хорошим. А если с детства такой, то приходится выкручиваться, чтобы не быть хуже всех. Ну, я и придумал себе, что когда трахался, но не спускал, то не считается. Как будто я не шлюха. Это самое смешное, да? Мне просто поздняк метаться было, поезд ушёл. Я же говорил, ты не поймёшь. — Я понимаю, — сказал Чонгук, часто моргая, чтобы сморгнуть своё понимание. — Ты хороший. Иди сюда. Тугой клубок держался не очень крепко — удалось раскрыть с первого раза. — Я же сказал, не хочу сейчас, придурок, — пробурчал Тэхён. Но всё-таки обхватил Чонгука руками и ногами.