«привет, хён»
«привет» Не спит! Или это Тэхён его разбудил? Неважно, надо воспользоваться.«можно позвонить тебе»
Чонгуков хён перезвонил сам: — Что случилось? — Ничего, — бодренько ответил Тэхён. — Мы с тобой не виделись с моего дня рождения, и я хотел узнать, как у тебя дела. В два часа ночи. — Тэхён-а! Ну-ка рассказывай. Н-да, врать Тэхён тоже с Чонгуком разучился. Ладно. — Ты случайно не знаешь, как удостовериться в том, что кто-то кого-то разлюбил? — Что между вами произошло? — Ничего. — Тогда почему ты думаешь, что он тебя разлюбил? Можно было бы сказать, что интерес чисто научный, по поводу недавно просмотренной дорамы. Если бы удалось вспомнить название хоть одного слезливого фильма — но вспоминалка, как назло, отключилась. Тэхён бухнул по чесноку: — Он не разрешил себя обнять, когда мы ложились спать. Якобы жарко. Н-да, звучало по-дурацки. Хён же был не в курсе. Вряд ли Чонгук посвятил его в то, что он вторая подушка. Хён уточнил на полном серьёзе: — А в комнате было жарко? — Ну, пол был включён. — А ещё что-то… странное между вами было? — Ну, он не писал мне целый день. — А ты ему? — Я был на работе. Обычно он мне пишет, а я отвечаю, — оправдался Тэхён. Точно, надо было самому отправить сообщение. Может, Чонгуку надоело, что Тэхён редко начинает чатиться первым, и он выразил обиду таким способом? — Но он тоже был занят сегодня? — Ну да, вроде. — Тэхён-а, — начал хён. — Обычно «жарко» значит «жарко». Чаще всего именно так. Я не знаю, что происходило между вами сегодня, но когда мы виделись в прошлый раз, он тебя любил, это было заметно. — Угу, — сказал Тэхён. Прошлый раз был давно. Две недели назад. — Это могло быть неудачным совпадением. Он мог не подумать о твоих чувствах в тот момент. Он мог вообще не ожидать, что ты это так воспримешь. — Он знает, что я не могу уснуть без этого, — признался Тэхён. Выставил себя ещё бóльшим дураком. Хён пропустил мимо ушей. — Послушай. Он живой человек. Он может устать, он может быть занят, ему может быть жарко. Всё это не влияет на его любовь к тебе. Если он случайно что-то сделал и ошибся, это не значит, что он тебя не любит. Любить — это не только обнимать. Понимаешь? — Угу, — сказал Тэхён. На самом деле было совершенно непонятно. Всего лишь закинутая рука. Она не тяжёлая! Для Гуки это такая же мелочь, как для Тэхёна — ему подрочить. Тэхён даже согласен не прижиматься всем телом. Но почему руку-то нельзя? — Спроси его завтра? Расскажи ему, что ты чувствуешь. Тэхён угукнул только из уважения, но про себя решил, что говорить не станет, а посмотрит на завтрашний расклад. Поблагодарил и отключился. Может, так быстро и не разлюбляют. Надо было спросить, за какой срок это в норме происходит. Он вернулся в спальню, забрался в кровать и придвинулся так, чтобы чувствовать чужое тепло, но не касаться. И уснул. Наверное, благодаря «он тебя любил, это было заметно». Хороший у них с Чонгуком всё-таки хён. Утром они почему-то оказались вплотную, и Тэхёнова рука лежала поперёк тёплого тела. Чонгук сбил одеяло, но её — не сбросил. Он не выключил сразу будильник в телефоне, как делал каждый день, чтобы дать Тэхёну поспать, хотя там и так было поставлено на вибро, и они лежали вдвоём и слушали жужжание. Чонгук не отталкивал, но что-то было не так. Слишком тёплый. Горячий. — Твою мать! — вырвалось у Тэхёна. Лоб! Лоб был горячённый. Глаза закрыты. Спит. Или без сознания. Тэхён рывком сел в кровати. Спустил ноги на пол. Растолкать, чтобы проверить, что именно спит, а не без сознания? Или дать поспать и во сне набраться сил? Тэхён привык лечить только себя самого, а с Чонгуком вообще разбаловался. С ним можно было болеть и при этом знать, что о тебе позаботятся: ты лежи, лежи, вот тебе попить, вот тебе поесть, вот тебе лекарство, чего ещё хочешь? «У кошки болИ, у собачки болИ»? Вот, пожалуйста! Он представлял, что надо делать, но всё равно тыкался туда-сюда. Пошёл в ванную за аптечкой, на полпути свернул на кухню, чтобы налить Гуки воды, потом решил на всякий случай проверить Гуки, как он там лежит, а в спальне вспомнил, что сам ещё толком не одет, но вместо того чтобы одеться, направился за лекарством со стаканом воды в руке. Мысли бусинами раскатывались по квартире. Нужен ещё этот, как его, куриный супчик. Его всегда дают больным. Надо кому-то позвонить узнать рецепт. Позвонить, точно. Насчёт работы. Тэхён набрал сменщицу: — Я знаю, что поздно, но ты могла бы поменяться, когда тебе удобно, на любой день и выйти вместо меня? — Выйти сегодня? — догадалась сменщица. — Да-да. — Что стряслось? — Мой парень заболел. — Что-то серьёзное? — Температура. И он не просыпается. — В каком смысле не просыпается? — Ну спит! — Тэхёну хотелось плакать от того, что ситуация настолько ужасна, а сменщица не понимает. Гуки каждое утро вставал по будильнику, а сегодня нет! — Сколько? — Сколько спит? Всю ночь и всё утро. — Нет, температура сколько? Чёрт, Тэхён ещё не мерял. А назвать наобум страшно: скажешь, что тридцать восемь, а температура из-за этого до тридцати восьми и подскочит. — Высокая. Погоди, я измерю и точно скажу. — Не надо, я же не врач. Тебе повезло, у меня как раз одна пара отменилась, а на другой не отмечают посещение. Ты вовремя позвонил, ещё чуть-чуть, и я не успела бы к открытию приехать. Но может, тебе самому сегодня легче будет поработать? Отвлечёшься, а то ты, кажется, от волнения немного не в себе. А он поспит и к вечеру, ну максимум завтра, будет в порядке. — Зато я сварю ему бульон! — заявил Тэхён. На самом деле было очень страшно: вдруг что-то случится, пока Гуки будет один? — Молодец, — похвалила сменщица. После этого уже неудобно было спрашивать у неё, как этот самый бульон варят. Ну, значит, ютьюб. Дóма, конечно, не было сырой курицы… или как правильно — свежей курицы? Короче, никакой не было. И вообще мысли после звонка снова покатились по полу во все стороны. Куда-то он поставил стакан с водой. Нет, сначала дать лекарство. Нет, сначала одеться. Среди разбегающихся мыслей только одна никуда не девалась из головы ещё с прошлой ночи. Она была как нитка из катушки: тянешь — вытягивается, а поднять с пола за кончик не получается. «Это могло быть неудачным совпадением». Он вчера переживал «любит — не любит», а Гуки в это время уже болел! Гуки когда-то смог ради него отказаться от своего драгоценного секса, а он, Тэхён, вцепился в него как в самую настоящую подушку: «Не отдам, не отпущу, почему нельзя?» Придурок! В детстве, когда Тэхён был совсем наивняшкой, он думал, что любовь — это и есть прикосновения. Всякие, даже неприятные. Ради любви можно вытерпеть. Потом он немного поумнел, когда узнал, что его не любят и не полюбят никогда. Научился сам любить себя: обхватывать колени, растирать предплечья, сжимать плечи изо всех сил. Иногда можно было даже поласкать себя немного, хотя настоящая любовь была в других касаниях — не этих, не грязных. Пока был проститутом, тайком воровал объятия у клиентов. А когда сошёлся с Чонгуком, то своим глупым мозгом, отравленным ещё той детской тоской, понял так: любовь — это когда тебя обнимают бесплатно неизвестно за что. Объятия — это в любви как бы, ну, базовое. Признания на словах — может, и не враньё, но мало ли что! Другое дело — руки, не те, которые раздевают и лапают перед тем как поиметь, а те, которые просто так отдают тепло и заботу. Если это не любовь, то что она вообще такое? Но он всё равно старался как-то заслужить, потому что на халяву ничего не бывает. Весь мир работает по принципу «ты мне, я тебе». Тэхён расплачивался, как умел — но Чонгук всегда давал больше. А Тэхён с детства был очень практичным: он прятал в свою нору всё, что могло пригодиться. Пока дают, надо брать. Объятия тоже нужно было запасать, а то вдруг потом не будет. Ну, он и присосался к источнику питания, как будто Чонгук — аккумулятор. А Чонгук… «Он живой человек». Мысль-нитка пережимала, заставляя кровь приливать к лицу. Он живой человек. Он заболел. Тэхён попытался нанизать раскатившиеся бусины на «он заболел»: градусник… питьё… жаропонижающее. — Гуки, — осторожно потряс он за плечо. — Вот лекарство, прими, и вот вода, запей. Гуки открыл глаза. Уф, хорошо. И сразу закашлялся. А вот это плохо. Лицо красное, лоб мокрый. Потянулся к воде, и Тэхён одной рукой стал поддерживать стакан, а другой — влажный от пота затылок. Гуки без возражений проглотил лекарства — в аптечке нашлось и от кашля тоже. — У кошки температура, — сказал Тэхён, стирая ему пот со лба. — У собаки кашель. У нашего Гуки ни того ни другого. Лежи, лежи. — Мне… в туалет. — А, тогда давай. Я отведу тебя. Гуки хотел идти сам, даже слабо отталкивал руку, но при ходьбе его шатало. Такой беспомощный, что глазам становилось горячо — впервые за долгое время от сочувствия кому-то другому, кто не Тэхён. «Он может устать, он может быть занят, ему может быть жарко». А Гуки одним своим словом ещё и плеснул Тэхёну в глаза кислотой: — Прости. — Иди нахрен со своими извинениями, — сердито ответил Тэхён, смаргивая жжение. — Ты мой парень или кто? — Ну, сейчас я не очень… — Думаешь, я тебя только здорового люблю? Ты будешь моим парнем, даже если тебя парализует и ты будешь ходить не на унитаз, а под себя! Только живи. Даже без объятий. Гуки однажды сказал ему: «Живи, будь собой, мне достаточно». Так вот что, оказывается, это значило. Снова устроив Чонгука в кровати, Тэхён проверил, что всё необходимое — под рукой на тумбочке: лекарства, стакан с водой и телефон. Следующая бусина — курица. — Ты поспи, а я быстренько сгоняю в магаз. Если что, звони. Только смотри никуда не уходи. — Тупая шутка, но очень хотелось поднять всем настроение. Чонгук всегда с готовностью смеялся на любые приколы, но в этот раз не улыбнулся, а поглядел из кровати блестящими от лихорадки глазами и хрипло сказал: — Я люблю тебя. Мысль-нитка впилась до крови. «Любить — это не только обнимать». Тэхён всё-таки разревелся, когда обувался, и размазывал слёзы по щекам, пока сбегáл по лестнице. А выйдя из дома, поднял лицо вверх, к тем высшим силам, которые управляли приносящим удачу фонарём и защитными серёжками. Свою серёжку, кстати, Гуки носил не снимая, но она же с гарантией помогала только от венерических. — Я усёк, — сказал Тэхён. — Я не тупой, повторять два раза не надо. Сделайте теперь, чтобы он выздоровел. Можно без обнимашек. Можно — чтобы он меня не любил. Только пусть поправится. Пожалуйста. Высшим силам, в отличие от людей, нельзя врать — если дал обещание, надо держать. Но Тэхён же сказал «можно»: можно так, можно эдак. Это уж Чонгуку, а не ему решать. А его дело — предложить вечером, после того как Гуки выпил лекарство перед сном: — Хочешь спать один? Или я могу лечь на край, чтобы тебе не было жарко? — Ты заразишься. — Уже заразился, если было чем. — Тогда рядом. Мне не будет жарко. Это он сам, вот. Тэхён тут ни при чём. С его стороны всё было честно. Он даже не стал прижиматься к Чонгуку, только взял за руку. И высшие силы выполнили свою часть с выздоровлением — с их стороны тоже всё было честно. Не всё в мире вертится по принципу «ты мне, я тебе» — есть ещё любовь, которая просто так — но с высшими силами принцип как раз работает.