С чего ты взял?

Чонгук случайно встретил на улице их старшего друга. Тот, как обычно, спросил: — У вас с Тэхёном всё в порядке? У них с Тэхёном всё было отлично! Настолько, что почти сиропно. Как на картине под названием «Проснись», где один голый парень будит другого от сна поцелуем в щёку, и всё в таких… постельных тонах. Вообще-то искусство — это было по части Тэхёна. Это он подсовывал Чонгуку под нос свой телефон с очередной порцией шедевров: — Глянь, как круто! Чонгук глубокомысленно мычал. А что тут скажешь членораздельного? Но недавно он сам наткнулся в интернете на искусство. Художник был хоть и современный, но понятный — не такой, как эти телефонные подборки. Чонгук тут же подписался на него и показал Тэхёну: — Глянь, как круто. Тэхён оценил совсем не то, что ожидал Чонгук: — Да, круто, что он это выставляет. А, Португалия? В Корее у него бы этот номер не прошёл. Обычно Тэхён говорил что-то про настроение. Про то, какие чувства возникают внутри: что от картины хочется смеяться, или спрятаться, или резать и крушить. Чонгук надеялся, что он и тут скажет. У него самого вот эти произведения с обнажёнными мужчинами вызывали сильные чувства. Внутри. Ниже пояса. Про свои ощущения Тэхён ничего не сказал, но внимательно поглядел на Чонгука и спросил: — Ты хочешь что-то попробовать из того, что тут нарисовано? Переодевание? Или чтобы мы губы накрасили? — А ты сам? — сделал попытку Чонгук. — Тебе какая больше всего нравится? — М-м, я подумаю. Они больше к этому не возвращались, но Чонгук не сомневался, какую именно выбрал бы Тэхён. Тот всегда спал так долго, как только мог, и любил объятья. А на картине «Проснись» как раз один парень лежал с закрытыми глазами, а второй не лез без спросу на него, а прикасался губами тихонько, и это было очень-очень похоже на все их ýтра. Горя желанием похвастаться, насколько у них всё хорошо, Чонгук позвал их старшего друга зайти к ним домой — да и Тэхён будет рад встрече. Первое, что они увидели, когда разулись в прихожей и заглянули в комнату, — сияющая задница. Тэхён стоял посреди комнаты в одной рубашке — полуголым, но не на ту половину, на которую принято в обществе. Он оглянулся через плечо: — Гуки, ты не брал мои трусы? — увидел, что Чонгук не один, и нисколько не смутился: — О, хён, привет, а я труселя не могу найти. Чонгук постарался сделать лицо «а что такого, все так ходят». — Ты, кхм, в стирке смотрел? — А, точно! Вчера ж вечером стирал! Он так и направился мимо них в ванную. Рубашка чуть липла к телу, мокрые пряди заострились иголочками, но что там волосы! Задница притягивала взгляд. Она у Тэхёна была не плоская, как у самогó Чонгука, а идеально округлая, и сáмого сладкого карамельного цвета, и как раз под ладонь по размеру — а сейчас влажная кожа немного блестела в свете ламп. Пока хён в кухне заваривал на всех лапшу, Чонгук выглядывал в коридор — и увидел, что из ванной Тэхён вышел тоже полуголым. По-прежнему не на ту половину, на которую надо. — Я вчера забыл бельё в стиралке, прикинь! Всё мокрое. — Надень другие. — Чонгук старался лишний раз не опускать взгляд. Потому что не время же. — Другие в корзине для грязного. Ты сам говорил белое с чёрным в барабан вместе не класть. — Да хоть какие, у нас же гости! — А что, ещё кто-то пришёл? — завертел головой Тэхён. — У нас хён! — Чего он там не видел. — Ничего он там не видел! Он натурал! — Так тем более. Ну всё, всё, одеваюсь. Тэхён натянул домашние штаны. На голое тело. Сидя за едой рядом с Чонгуком, он тянулся через стол то за одним, то за другим, и слишком короткая рубашка на поясе задиралась, а резинка штанов сползала низко-низко, и становилась видна треугольная тень, почти ложбинка, ещё чуть-чуть и… Ладонью бы скользнуть туда. Чонгук знал, что полоска кожи на спине прохладная, а там, ниже, горячо, но хотелось убедиться. Он бросал взгляды на спину Тэхёна чаще, чем на стол. Сам-то он был в белье, и оно вреза́лось уже даже болезненно. Догадливый хён попрощался и ушёл сразу после ужина, и Чонгук остался наедине с Тэхёном в домашних штанах на голое тело. Но лезть без спросу было нельзя. Это была их всегдашняя игра в постели: Чонгук просил разрешения, а Тэхён позволял. Или не позволял. Скручивал пружину напряжения как можно более туго, чтобы она распрямилась и выстрелила. — Чем теперь займёмся? — не удержался Чонгук, едва за хёном закрылась дверь. Надо было уступить ход партнёру по игре, но он не смог утерпеть. — Поможешь развесить бельё? — как ни в чём не бывало спросил Тэхён. Сдерживать руки — как преодолевать силу притяжения магнита. Легче, когда руки заняты развешиванием мокрых вещей на сушилку на балконе. Ткань Тэхёновых домашних штанов была мягкая, но швы, наверное, немного натирали. Мои ладони мягче, разреши мне. Когда Тэхён нагибался, тонкий материал обнимал голую кожу. Мои пальцы тоже так могут, позволь мне. — Спасибо, что помог, — сказал Тэхён. — Это ж моя стирка, ты не должен был. — Пожалуйста, — сипло ответил Чонгук. Не делал следующий ход. Ждал. — Мне тоже… помочь тебе? — Да, пожалуйста. Тэхён развернулся к открытой оконной створке застеклённого балкона и облокотился там. — Иди сюда, — буднично сказал он. Чонгук подошёл в один шаг, едва сушилку не обрушил. — Хочешь снять их с меня? Чонгук вместо ответа вжался пахом в обтянутые мягкой тканью ягодицы. Руками до особого разрешения было нельзя, но вот так — не запрещено. — Очень хочешь? Чонгук хотел так сильно, что мог бы трахнуть Тэхёна через ткань. Когда-то давно, до того, как они всё это начали, такая игра показалась бы смешной и стыдной, но сейчас — нет. Сейчас он сказал бы спасибо за то, что так разрешили. — Руки мне на пояс положи, но вниз не опускай. Кожа под руками была прохладная, как он и думал… как он и мечтал. Чонгук дошёл уже до того состояния, когда тело делает что-то само по себе. Руки на талии Тэхёна сжимались почти рефлекторно, губы помимо воли искали любимые завитки на шее. Тереться пахом через одежду было лишь самую малость неудобно и больно. Он уже и не тёрся — он толкался, бёдра двигались взад-вперёд. Тело само искало способ облегчить невыносимое горение и унять огонь. И как выстрел с мгновенной отдачей в пах: — Можешь снять их с меня. Голый Тэхён, он под руками такой, такой! Заласкать бы его так, чтобы пальцы болели от усталости. Чем больше трогаешь, тем больше хочется. Трогаешь руками, а губы зудят поцеловать. А в ложбинке пальцы находят то, чего там быть не должно — но дух захватывает оттого, что оно там есть. Пробка. Тэхён готовился! И вторым выстрелом, контрольным: — Можешь всё. Это значит — можешь путаться в одежде, стаскивая своё бельё. Можешь потянуть пробку, размазывая смазку, которая с неё капает. Можешь толкнуться членом в горячую тесноту. — Быстро нельзя, пока я не скажу. Медленно — это правильно: кто-то с улицы мог обратить внимание на то, что два парня на балконе не просто стоят один за спиной другого. Но самое большое удовольствие было уже так близко, что казалось — одним рывком догонишь. А ускоряться не разрешили. Медленно. Хорошо. Медленно. Чонгук уткнулся мокрым лбом между лопаток. Спина двигалась — Тэхён тяжело дышал. Он тоже хотел, ему тоже было приятно — эта мысль разгоняла по телу сладость, и Чонгук стал понемногу делиться этой сладостью, сдерживаясь, не позволяя себе сорваться. Медленно. Томительно. — Теперь давай, — хрипло сказал Тэхён. После этого Чонгуку хватило одного толчка. Наслаждение накатило волной, подхватило, закачало, и он вцепился зубами в плечо, чтобы не слышно было с улицы. — Этот твой художник ничё такой, — сказал Тэхён после того, как они привели себя в порядок. — С чего ты вдруг вспомнил? — Ты же просил выбрать картину для ролевой игры, ну я и выбрал. Тот рисунок с голой задницей. А ты не понял? Я белую рубашку специально надел, думал, ты догадаешься. — Да? — поразился Чонгук. — Я не для ролевой игры спросил! Просто хотел узнать, нравится ли тебе хоть одна из них. Я думал, ты «Проснись» назовёшь. — Это та, где типа «просыпайся, сейчас трахаться будем»? В твоём духе. Она твоя любимая, да? А я что-то подумал, что тебе зайдёт с голым задом. Ну ошибся, бывает. — Ты не ошибся! Просто… получается, ты пытался угадать, какая мне понравится? А я — какая тебе. — Ага, мы с тобой два придурка, которые оба зациклены на том, что может понравиться другому. Но мне было прикольно играть в художников в постели. Давай в другой раз в кого-нибудь из моих будем. — Будем играть в постели в чёрный квадрат? — А что, кстати, у одного перца из той же школы, что и чёрный квадрат, короче, забыл, как его звали, есть, где белый круг, и в него врывается красный клин. Можем в следующий раз в это поиграть.