Биологический императив

Сухость во рту. Распространенными причинами были: старение, обезвоживание, химио- или радиотерапия, побочные эффекты от множества лекарств… и нервы. Нервы, нервы — вот что это было, когда Ангела возилась с папками, которые держала на боку, нервно перебирая пальцами уголки страниц, переминаясь с ноги на ногу, пока спускалась на лифте все ниже и ниже в недра «Overwatch». Она облизнула свои сухие губы и поблагодарила Бога, когда остальные в лифте вышли на более ранних этажах, и никто не последовал за ней в лабораторный комплекс исследований. Никто никогда не приходил сюда, даже она редко бывала здесь. Доктор О’Доран не отчитывалась перед ней, ее назначили в отдел исследований и разработок, и она услышала бы общий отчет о том, какой прогресс О’Доран может или не может сделать в текущих проектах на встречах раз в два месяца. У нее никогда не было причин спускаться. Кроме того, Мойра О’Доран вызывает тревогу. Она всегда была вежлива с ней и со всеми в «Overwatch». Хотя она и никогда не вела себя неподобающе, но что-то в ее холодном, расчетливом поведении заставило Ангелу остановиться с самого начала, то, как О’Доран всегда оценивала ее, оценивала каждое слово и каждое движение. Ее талант делал ее не менее пугающей; Ангела слышала о генетике до того, как приехала в «Overwatch», и, честно говоря, она была ошарашена, что кого-то подобного можно нанять. Ангела пыталась оставаться объективной. Само исследование доктора О’Доран было захватывающим. Оно было новым, ее методология была разумной, и применение было далеко идущим и могло помочь миллионам людей во всем мире, страдающим от генетически связанных болезней. Это может стать концом Болезни Тея Сакса, концом муковисцидоза, концом нескольких видов рака, если им удастся выделить нужные SNP. Гемофилия, Ниман-Пик, талассемия — все это могло бы стать делом прошлого, если бы исследования Мойры были доведены до возможного завершения. Как ни глупо было признаваться себе в этом, Циглер испытала трепет, когда прочитала исследование О’Доран, ее по-настоящему взволновало то, что эта женщина так много сделала для помощи людям. Но затем появился раздел для обсуждения, и в ходе обсуждения будущих применений и возможных областей для дальнейших исследований стало ясно, что интерес О’Доран к лечению генетических заболеваний является скорее средством для достижения цели. Нет, она стремилась сделать больше. Речь шла не о лечении, а об изменении. Хотя ее видение никогда не было полностью сформулировано ни в одной из ее статей, Ангела понимала, что раз Мойра не изложила это на бумаге, то это, вероятно, лучше и не знать. К счастью, у Циглер было очень мало причин для общения с О’Доран. Хотя ее исследования несли медицинский характер, она была назначена на исследование и разработку, и какую пользу они могли бы получить от исследований друг друга, облегчался доступом к общим ресурсам в базе данных Overwatch. Нет, она очень мало знала… что бы там ни делала О’Доран, слава Богу, что так и остается. Ангела вышла из лифта, и в длинном тусклом коридоре подвального лабораторного комплекса не было слышно ни звука, кроме глухого стука ее высоких каблуков на совершенно чистом полу. Она знала, что О’Доран обычно работала одна, что особенно важно для этой встречи. На самом деле, не встречи, доктор О’Доран даже не ожидала ее. Она подумала о более неформальной обстановке, но запаниковала при мысли о том, что генетик будет расспрашивать ее о характере встречи. Поэтому она решила «просто заскочить поболтать». По правде говоря, в последнюю минуту ей захотелось отступить, уйти, ее нервы взяли верх. Она снова облизнула пересохшие губы. Она очень долго об этом думала. Не о том, чтобы вовлечь О’Доран, которая до недавнего времени была просто не добавлена в уравнение, а обо всем этом. Она решила, что это необходимо, что это нужно сделать обязательно, но у нее всегда были сомнения. С опытом, который О’Доран может принести, возможно, ее проблемы можно было бы отодвинуть в сторону или решить. Мойра О’Доран может оказаться недостающей частью этой головоломки. В генетических лабораториях были установлены защитные шторы, горел тусклый свет. Дойдя до двери, Ангела на мгновение замерла, пытаясь выровнять дыхание, собрать немного слюны, чтобы наконец заговорить. Выпрямившись, она нажала маленькую кнопку вызова на клавиатуре двери. Прошло несколько мгновений, прежде чем отозвался голос, искаженный небольшим динамиком: — Да? Кто это? — Доктор О’Доран? — Ангела на мгновение запнулась, обретя дар речи, — доктор О’Доран? Это Ангела Циглер, у вас есть минутка поговорить со мной? Раздраженное ворчание. — Если речь идет о бюджете лаборатории, я включила обоснование для каждого расхода на втором листе рабочей книги. — Н-нет, — Ангела покачала головой на говорящего, который не мог ее видеть, ее голос стал немного тише, когда она призналась в этом себе и О’Доран, — Это по личному вопросу. Тишина. Что она там делает? Длительное молчание. Доктор О’Доран все еще рассматривает ее просьбу, или она просто решила полностью игнорировать Ангелу и вернуться к своей работе? Ангела чуть не потеряла самообладание и решила повернуться, чтобы уйти, когда раздался небольшой стук, и дверь открылась. Ангела осторожно вошла в лабораторию. Она была здесь раньше, до того, как О’Доран приехала в «Overwatch», поэтому она была знакома с общим планом лабораторий. Фактически, большинство лабораторий были просто точными копиями; в каждой лаборатории было свое специальное оборудование для любой работы, но шкафы, столешницы, защитные душевые кабинки, раковины для промывки пробирок, противопожарные одеяла и утилизация стекла находились в одних и тех же местах в каждой лаборатории. Так было безопаснее, и это помогло Ангеле чувствовать себя менее чужой в этой лаборатории, несмотря на тот факт, что О’Доран, очевидно, обставила ее для себя. В лаборатории царил полный беспорядок. Тот случай, когда человек, который его сделал, может найти в нем что угодно, но не другие люди. Хорошо, что Мойра работает одна, иначе она довела бы любого лаборанта до безумия. Книги и периодические издания беспорядочно громоздились на скамьях по всей лаборатории (благополучно вдали от газовых подключений, с облегчением заметила Ангела), использованная стеклянная посуда, отчаянно нуждавшаяся в «Алконокс», заполняла три глубокие раковины вдоль ближней стены, а поперек лотков с инструментами, выстроившихся в ряд на центральной скамье, был ряд клеток, в каждой из которых сидел один кролик. Некоторые смотрели на нее, когда дверь открылась, некоторые нет. О’Доран тоже. Она сидела на табурете спиной к двери в дальнем конце комнаты, недалеко от выключателя интеркома и дверного замка. В лаборатории было совсем темно, и маленькая настольная лампа, стоявшая рядом с ней, излучала теплый свет, который освещал ее и отбрасывал тень на приближающуюся Ангелу. — Доктор О’Доран, извините, что прерываю, — сказала Ангела, когда ее пятки стукнулись о полированный, запечатанный бетонный пол. Генетик пренебрежительно махнула рукой, согнула страницу с текстом, который она читала, и закрыла книгу, повернувшись лицом к Ангеле. Это обезоруживало всякий раз, когда О’Доран смотрела на нее. Ангела иногда задавалась вопросом, была ли гетерохромия причиной ее интереса к генетике. Когда-нибудь, возможно, она спросит. Но дело было не только в странных глазах, но и в том, что взгляд О’Доран всегда оценивал ее, оценивал, как животное, пытающееся определить, представляешь ли ты угрозу… или являешься ли ты добычей. Ангела вздрогнула в прохладной лаборатории, но сохранила приятную улыбку. Табурет, на котором сидела О’Доран, был одним из моделей, которые можно было раскручивать вверх или вниз, и она раскрутила так, чтобы ее длинные ноги не были стеснены под лабораторным столом, и поэтому даже сидя, она казалась выше Ангелы, особенно когда она выпрямилась, повернувшись. Она ухмыльнулась: — Что привело тебя в шахты, Ангела? В лаборатории было прохладно, поэтому у Ангелы мурашки побежали по коже, когда она услышала, что ее зовут по имени, чего Мойра никогда не делала на двухмесячных обзорных совещаниях. Это был первый раз? Ангела была совершенно уверена в этом. Но разве это и не первый раз, когда они говорили один на один, вот так? Гусиная кожа не уходила. Ангела слегка покачала головой: — Шахты? — Я слышала, что кое-кто из рекрутов наверху стал называть это место Шахтами Мойры, — сказала она с легким смешком, указывая на саму лабораторию. На этот раз она улыбнулась еще шире, и Ангела сама не смогла удержаться от смешка. — А, понятно, — улыбка стала легче, во рту не так пересохло. Она никогда не слышала, чтобы О’Доран шутила, и хотя эта была не ее шутка, Ангелу успокаивало то, что она поделилась ею с ней. Но первое, тема для этой встречи. Она снова порылась в папках. Они не относились к делу, она просто принесла их на случай, если ей нужно что-то сделать своими руками, чтобы она не начала ими хрустеть: — Ну, я… Я надеялся на вашу профессиональную помощь в личном деле, — Ангела понятия не имела, как объяснить такое почти незнакомцу, и взгляд О’Доран был не менее пронзительным, даже в паре с очаровательной улыбкой. Ангела инстинктивно огляделась. — Кролики не очень-то разговорчивы и не любят сплетничать, — заверила она Ангелу, — но, если вам будет удобнее, у меня есть кабинет. Да, у нее есть кабинет. Это было частью плана лаборатории по умолчанию, центральный кабинет, присоединенный к двум разделенным лабораториям для частной и настольной работы. В случае Ангелы, это также было центром некоторого кушеточного-силового сна. Похоже, и у О’Доран. Ангела последовала в кабинет, главное отличие собственного кабинета от этого состояло в том, что ее кушетка была намного, намного длиннее и сделана из темно-коричневой кожи. Она выглядела удобной, дополненной подушкой и зеленым стеганым одеялом, которое Мойра быстро сгребла и положила на край стола. — Люминесцентные лампы шумят, — все, что она сказала в объяснении, включив серию небольших настольных ламп по всей комнате вместо верхнего света, и Ангеле понравилась такая идея. Гул света в ее собственном кабинете иногда оглушал тихими ночами. Она всегда предпочитала музыку, но, возможно, ей стоит купить несколько ламп. Она осторожно присела на диван, немного запинаясь, когда опустилась на него. Он был мягкий. Она задавалась вопросом, как часто О’Доран возвращалась в свою квартиру. Она сложила колени и разгладила юбку, затем положила файлы на колени и посмотрела на них, несмотря на их неуместность. Приятно было хоть чем-то занять руки и глаза. О’Доран прошла за столом и наклонилась, и Ангела услышала звук стекла. Когда Мойра выпрямился, она поставила на стол два старомодных стакана и подняла толстую зеленую бутылку. — Выпить? Она уже наливала себе, когда Ангела сказала: — Да, пожалуйста. Обычно она не пьет в рабочее время, но что-нибудь, что успокоить нервы, не помешало бы. Отступать было уже слишком поздно… — Морозилка очищена, поэтому у меня сейчас нет льда, извините. Послышался тихий щелчок, вероятно, Ангела задела один из маленьких холодильников за своим столом. Мойра налила в каждый стакан изрядное количество спиртного — достаточно, чтобы Ангела подняла бровь, но не настолько, чтобы жаловаться на эту встречу — и протянула ей один. Ангела с благодарным кивком взяла свой стакан, и, когда О’Доран отошла, чтобы сесть за стол, Ангела обнаружила, что у нее был необычный вкус в виски. Она сделала приличный глоток и поставила стакан на стопку бумаг на коленях. Доктор О’Доран села за стол, и Ангела почувствовала себя так, словно она была в кабинете директора, когда попала под оценивающий взгляд старшей женщины. О’Доран сделала большой и медленный глоток из своего бокала, не сводя глаз с Циглер. Она ждала, когда Ангела заговорит. Ангела прочистила горло и облизнула губы, во рту у нее снова невероятно пересохло даже после того, как она выпила: — Я… прежде чем я перейду к деталям, я хотела бы попросить вас быть сдержанней, доктор О’Доран. Это дело… очень личное. О’Доран кивнула в знак согласия и сделала движение рукой, означающее, чтобы она продолжала. Ангела глубоко вздохнула. Пожалуй, самый простой способ сделать хоть что-то — это быстро все высказать: — Я — женщина тридцати семи лет, которая редко уходит с работы, и у которой не было настоящего свидания в течение трех лет. Что бы там О’Доран ни ожидала услышать, это явно не то, что хотелось бы, и она, подавившись смешком, откинулась на спинку стула. Она издала слабый звук извинения и на мгновение прикрыла рот рукой, но когда она убрала ее, у нее была веселая улыбка. — Я… начинаю понимать. И, по-вашему, какую профессиональную помощь я могу вам предложить по этому вопросу, Ангела? Ангела почувствовала, что краснеет. О нет, она же не подумала, что Ангела имела в виду свидание, не так ли? О нет-нет, это было нехорошо. Ладно, остальная часть правды, пока все не сошло с рельсов. Все сразу. Ангела посмотрела на свой напиток, нервно объясняя: — Я всегда хотела ту жизнь, которая у меня есть сейчас, но… Я всегда хотела иметь ребенка. Я думала, что просто буду жить дальше и когда-нибудь это случится и у меня появятся дети, но это, похоже, не происходит, а время уходит, — она остановилась на мгновение, чтобы посмотреть на реакцию О’Доран. Ее веселая улыбка сменилась спокойным созерцанием, и когда она увидела, что Ангела смотрит на нее, она жестом попросила ее продолжать. — Я поняла, что если это и должно произойти, мне стоит сделать это самостоятельно. Я изучила это, ммм… на счет помощи благодаря донорству. Но чем больше я узнавала и анализировала свою собственную ситуацию, тем больше я понимала, что мое окно, возможно, уже закрыто. — Вы ещё очень молоды, чтобы уже вступать в менопаузу, — ответила она прямо, хотя, конечно, они обе это и так понимали. Ангела кивнула, радуясь тому, что О’Доран вступила с ней в этот разговор, вместо того чтобы смеяться над ней, насмехаться над ней, отворачиваться от нее. — Да, для меня еще не слишком поздно, но чем старше я становлюсь, тем меньше вероятность того, что беременность пройдет без осложнений. Мне нужно сделать это в ближайшее время, если я вообще это сделаю. По крайней мере, я не могу сидеть и ждать… чего-то другого. О’Доран кивнула, нахмурилась. Они сидели, молча глядя друг на друга, несколько мгновений, прежде чем женщина наконец сказала: — Я слабо понимаю причем тут я. И вот она, просьба, с которой она пришла. Ангела сделала еще один глоток, затем продолжила: — Я хочу сложить колоду в свою пользу, чтобы быть уверенной, что время, которое у меня есть, не потрачено впустую, — она подняла руку и начала поднимать пальцы, подсчитывая аспекты своего плана, — Я могу принимать лекарства от бесплодия, убедиться, что я здорова, выбрать здорового донора, — она ​​подняла последний палец, глядя сквозь руку на О’Доран, — но вы можете пойти еще дальше, не так ли? Если дать образец, вы можете модифицировать его на клеточном уровне, увеличить шансы на оплодотворение? О’Доран задумалась лишь на мгновение, прежде чем кивнуть. — Да, подобное уже делали раньше, я полагаю, что это не стоит многих усилий, — она ухмыльнулась, откинувшись на спинку стула. — С другой стороны, большинство людей счастливы просто продолжая трахаться, пока это не сработает, — она некоторое время смотрела на Ангелу, прежде чем добавить, — Но думаю, этот вариант нам не подходит. Ангела покраснела, никогда за миллион лет она не ожидала, что будет пить и говорить с доктором О’Доран о «трахе». Она сделала еще один глоток, прежде чем нервно улыбнуться: — Нет, нет, это исключено, — после паузы, — так… вы можете мне помочь? Откинувшись на спинку стула, О’Доран положила длинные ноги на стол и скрестила их. Ангела завидовала этой легкости, тогда как сама сидела, напряженная и нервная. Старшая женщина поднесла стакан к теплому свету ламп и смотрела, как жидкость плещется, явно что-то обдумывая. Ангела собиралась спросить, но Мойра наклонила голову назад и допила остатки, положив его на стол с характерным звуком и своим собственным довольным вздохом. — Да, я думаю, что могу помочь вам, но сначала мне нужно разобраться с этим, я не очень разбираюсь в подобных процедурах. Фертильность* — не моя область знаний. Ангела широко улыбнулась, она наклонилась вперед, счастливо кивая. — Да, конечно, я понимаю. Большое спасибо, доктор О’Доран, вы не представляете, как я ценю это. — Мммммм, — продолжала О’Доран с каменным выражением лица, — хотя, полагаю, у нас в запасе нет вечность. Какие сроки вы планируете на это, Ангела? Мурашки. — Я не предполагала, что вы скажете «да», мне все еще нужно просмотреть базу данных на предмет подходящего донора и... — Ангела колебалась, но подтолкнула себя, уверяя, что это была медицинская и академическая дискуссия, между профессионалами, предпринимающими усилия — учитывая мой собственный цикл, у меня не будет овуляции еще три недели. Доктор О’Доран кивнула и поднялась. Ангела инстинктивно встала, понимая, что ей пора уходить. — Менее чем через три недели. Я прочитаю соответствующую литературу и посмотрю процедуры. Дайте мне знать, если что-нибудь произойдет за это время, — она улыбнулась Ангеле, проходя рядом. Они подошли к двери лаборатории, и внутри Ангелы прокатилась волна тепла. Возможно, алкоголь. (Она должна отказаться от этого в ближайшее время.) — Спасибо, доктор О’Доран, это так много значит для меня, — искренне сказала Ангела. Она боролась с непреодолимым желанием обнять высокую женщину и вместо этого протянула руку. Профессионалы. Медицинская процедура. Коллеги по работе. Наука. Ничего более. — Мойра, — поправила ее О’Доран, протянув прохладную ладонь и с улыбкой пожала руку. — Мойра, — тихо сказала Ангела, и ей понравилось, как она произносит имя, — тогда я поговорю с тобой позже, Мойра. Ангела постаралась не поддаваться желанию улыбнуться от волнения, пока двери лифта не закрылись и она не отправилась в свой отдел.